Текст книги "Нежный тиран"

Вайолет Уинспир
Нежный тиран

Глава 1

Лаури чувствовала себя скорее взволнованной, чем уставшей. Долгожданное представление в балетной школе «Дарнелл» наконец состоялось, и теперь девушка, сгорая от нетерпения, спешила домой, чтобы рассказать все тете Пэт.

Тетушка слишком страдала от мучившего ее артрита, чтобы пойти на премьеру, но тем приятнее ей будет услышать, что на представлении присутствовал важный гость – главнейший импресарио континента синьор Максим ди Корте.

Каждому учащемуся школы было известно, почему столь занятой человек принял приглашение мадам Дарнелл.

Он приехал, чтобы увидеть Джулию Рэй, звезду и гордость всей школы, танцевавшую партию Одетты в «Лебедином озере». Лаури досталась роль Одиллии, Черного лебедя.

На мосту, рядом со старой мельницей, она сбавила шаг и остановилась. Ей вспомнилось, что весной сюда прилетают настоящие лебеди. Но сейчас деревья, окружавшие дорогу, были голы и мертвы, ведь зима еще не сдавала своих позиций. Лаури любила весну, любила, когда краснеют и набухают почки на ольхе, золотятся плакучие ивы.

Она пристально глядела в темную воду, вслушиваясь в одинокое щебетание какой-то пичуги. Этот путь до коттеджа занимал больше времени, но ей так хотелось развеяться после всей суматохи и напряжения балета. Лаури нравилось танцевать Одиллию, но она знала не хуже всех своих, соучениц, что если синьор ди Корте действительно высматривал среди них новую балерину для своей труппы, то он остановится на Джулии. В школе она опережала всех по технике и, помимо этого, имела ошеломляющую внешность.

А еще Лаури знала, что ее-то ошеломляющей назвать никак нельзя. Даже тете Пэт, обожавшей свою воспитанницу, приходилось признать, что очарование Лаури неуловимо.

Неуловимо и непостоянно. Зато оно излучало свет и отбрасывало тени красоты… красоты движения. «Свирель, все звуки которой сливаются в единую чарующую мелодию». Так оценивали Лаури на страницах местной газеты, но сама она считала иначе.

Эта семнадцатилетняя девушка с золотистыми кошачьими глазами была всегда настороженна и грациозна, как кошка.

Глаза у Лаури сверкали, как темные топазы; волосы она аккуратно зачесывала назад, и они свободно спадали с плеч. В лесах Даунхаллоу она любила оставаться один на один с птицами и белками; у воды, бегущей под этим старым каменным мостом, она становилась изящна и быстра, как рыбка – или как рябь на поверхности речки. Ее пронизывали восторг и одухотворение. Мечтательный эльф, исполненный чувств. Тростинка на ветру судьбы.

Она поежилась – и спустилась на грешную землю. Сколько можно витать в облаках? Уже смеркалось – как бы тетя Пэт не начала беспокоиться! Засунув руки в карманы вельветового жакета и не обращая внимания на стесняющий шаг длинный подол, Лаури заспешила к дому.

Ее тетя, вдова Пэт Доналдсон, отдала свои молодые годы балету, но ей никогда не хватало того, что превращает заурядных танцовщиц в настоящих прим. Однако Пэт удачно вышла замуж и направила всю свою энергию на Лаури, отдав девочку в первоклассную балетную школу. Она строила честолюбивые планы в отношении своей талантливой племянницы, в отличие от самой подопечной: лишенной тщеславия Лаури просто нравилось танцевать.

Коттедж в числе нескольких других располагался в полумиле от деревни, и Лаури сильно удивилась, увидев роскошную машину, припаркованную между их воротами и соседним домиком. Она с любопытством вгляделась в черный, сияющий корпус дорогого автомобиля. «Похоже, к соседям завернул знатный гость», – подумала девушка, сворачивая на дорожку, ведущую к входной двери.

– Я дома, тетя Пэт, – прощебетала она, не найдя тетушки в маленькой кухне.

– А вот и моя племянница Лаури, – послышался высокий голос тети Пэт из комнаты, которую они использовали лишь в особых случаях. – Дорогая, проходи в гостиную!

Таким голосом паук должен разговаривать с мухой, мысленно усмехнулась Лаури. Она недоумевала – кого же тетя могла принимать в гостиной? Миновав коридор, она заколебалась перед дверью, затем решительно толкнула ее и вошла.

Сигарный дым смешивался в воздухе с ароматом кофе. Тетя Пэт сидела в кресле напротив мадам Дарнелл, а владелец сигары занимал лучшее место на диване. Облаченный в безупречный темно-серый костюм, здесь, в гостиной родного коттеджа, он казался в двадцать раз величественнее, чем в зале балетной школы, когда оценивал юных балерин, участвовавших в постановке «Лебединого озера».

Это синьор ди Корте, моя девочка, – более чем натянуто улыбнулась мадам. – Он желает поговорить с тобой. Со мной? – Лаури остолбенела перед ослепительным венецианцем, основателем и директором одного из лучших балетов мира. Боже! Она совсем растерялась под его пристальным взглядом, изучающим ее с головы до ног и словно проникающим внутрь. Магнетизирующие темные глаза, глубоко посаженные на худом надменном лице с романским носом, испугали Лаури. Гость поднялся, и оказалось, что он очень строен и высок. Девушка смешалась, не зная, что и подумать.

– Кажется, вы немного растеряны, мисс Гарнер. – Сильный акцент как нельзя лучше соответствовал необычной внешности знаменитого импресарио. – Можно спросить, что стало причиной столь сильного удивления?

– Ну… я никак не ожидала найти вас здесь, синьор. – Он не отводил от ее лица пытливого взгляда. Лаури показалось, что он слышит, как стучит ее сердце. – Я… я не могу понять, почему вы захотели поговорить со мной.

– Вы слишком скромны, синьорина. Садитесь, пожалуйста. – Не терпящим возражения жестом он указал на кресло и подвинул для себя стул, затем уселся напротив нее, скрестив длинные ноги в дорогих ботинках. Гость взял сигарету и затянулся, продолжая изучать лицо Лаури, ее огромные глаза и высокие скулы. – Меня заинтересовал ваш танец, – добавил он.

– Мой танец? – непонимающе переспросила Лаури. – Но мы все думали, что ваше внимание привлекла Джулия Рэй – она так хорошо танцует! – Лаури умоляюще перевела взгляд на свою тетю, затем на гостью. – Джулия – ваша звездная ученица, правда, мадам?

– Синьор ди Корте не разделяет моих взглядов, – пожала плечами мадам, всем своим видом показывая, что это пустая блажь.

– Правда? – Лаури не видела, что тетя Пэт выглядит самодовольно, как нахальный кот, слизнувший сливки с хозяйского блюдца.

Она снова повернулась к нахмурившемуся синьору ди Корте.

– Меня не интересуют внешность и положение в школе, – коротко бросил он. – Технического совершенства для меня еще не достаточно. Скажите мне, мисс Гарнер, вам нравится танцевать Одиллию?

– Да, синьор, – тихо пробормотала она.

– Вы бы не предпочли ей партию Одетты?

– Нет, – покачала головой Лаури. – Мне кажется, она менее выразительна.

– И менее страстна. – Его глаза были так проницательны, что ей захотелось спрятаться. – Я думаю, вы заметили, несмотря на свою молодость, что опытная балерина может изобразить на сцене любые эмоции. Возможно, вы не сознаете этого, но настоящая танцовщица должна обладать большим, нежели простой способностью с точностью автомата повторять механику танца.

Тут он насмешливо поклонился мадам Дарнелл и улыбнулся с таким шармом, что у Лаури перехватило дыхание.

– Танцор – что ножны для меча; сосуд, хранящий в себе огонь и вино. Мисс Гарнер, – его тон в один миг из бархатного превратился в железный, – почему на сцене вы вдруг срываетесь, ломая простейшие шаги? За сегодняшний вечер я дважды видел, как вы сфальшивили, словно ступали по раскаленным доскам. В чем дело?

Лаури недоуменно уставилась на него, затем неожиданно побледнела.

– Вы пришли сюда, чтобы посмеяться надо мной, синьор? – возмутилась она.

– Лаури! – строго взглянула на нее мадам Дарнелл. – Так не разговаривают с синьором ди Корте. Его советы бесценны для любой балерины.

– Моя дорогая, – застонала тетя Пэт. – Синьор ди Корте, вы должны простить мою племянницу – она всегда слишком болезненно воспринимала любую критику.

– Не беспокойтесь, синьора, я умею направлять эмоции и темперамент танцоров в нужное русло. – Импресарио исследовал бледное лицо Лаури ледяными глазами. – Che e stato signorina?[1]1
  Что случилось, синьорина? (ит.).


[Закрыть]

Лаури поняла, что он задал ей вопрос и ждет ответа, но она не знала ни слова по-итальянски.

– Я спросил вас, в чем дело, – перевел он. – Мне кажется, вы танцевали хуже, чем могли бы.

– Я… мне нужно еще много учиться синьор – Она засунула руки в карманы и отважно взглянула в его темные глаза. – Мадам подтвердит мои слова…

– Отчего же? Лаури танцует едва ли не с тех пор, как научилась ходить, – с гордостью перебила ее тетя Пэт. – Ее родители были танцорами высочайшего уровня, и на сцене их…

– Пожалуйста. – Лаури повернулась к тете с потемневшими от боли глазами. – Я уверена, что синьору ди Корте все это неинтересно, хотя я благодарна за его внимание к моей партии. Вы ведь знаете, тетя Пэт, что я чувствую на сцене…

– Вы хотели бы заниматься балетом профессионально? – неожиданно отчеканил гость.

– Моя тетя мечтает об этом, – нахмурилась Лаури, вдруг пожелав, чтобы синьор ди Корте как можно скорее исчез из ее жизни и чтобы в гостиной снова воцарились мир и спокойствие. Сейчас же атмосфера была так накалена, что нервы присутствующих могли сдать в любую минуту.

– И это серьезный довод? – удивился он. – Вы танцуете только из-за любви к тете, хотя вам это не нравится?

– Нельзя сказать, что мне не нравится балет, – запротестовала Лаури. – Я люблю танцевать!

– Значит, вы боитесь сцены, – тихо предположил он.

Девушка напряглась, внезапно почувствовав, что он сам опасается своей проницательности.

– Мои родители погибли во время пожара в театре, когда мне было пять лет, – вспыхнула она. – Любой скажет, что в таком возрасте дети ничего не понимают, но я хорошо все помню. Меня до сих пор мучают ночные кошмары – и страх перед сценой. Танцуя, я все время думаю об этом, вот почему мне не стоит идти в профессиональный балет.

После такого взрыва эмоций комната на некоторое время погрузилась в тишину. Испуганная тетя Пэт не знала, что сказать. Мадам Дарнелл передернула плечами, явно чувствуя неудобство складывающейся ситуации. Синьор ди Корте неторопливо поднялся и потушил окурок в стеклянной пепельнице.

– Будет очень обидно, синьорина, если вы позволите прошлому ломать ваше будущее. – В его низком голосе прозвучали нотки сожаления. – Я не явился бы сюда на ночь глядя только для того, чтобы раскритиковать или поощрить ученицу балетной школы. Я досаждаю вам потому, что хочу видеть вас в рядах своей труппы. Мне кажется, в вас есть столь необходимые для балерины поэтичность и воображение. Это дар Божий, который необходимо посвятить искусству, – вот чего я требую от всех своих танцоров. Вы чисты и свежи, но если отчаяние в вас говорит сильнее, чем желание работать, то вы ничем мне не поможете.

– Лаури, – тетя Пэт с трудом встала с кресла, опираясь на трость, – ты не можешь отказываться от столь заманчивого предложения. Я не разрешаю тебе!

– Ваша племянница сама должна сделать выбор, синьора. Это ее жизнь. Оставим Лауру одну. – С этими словами синьор ди Корте отвернул белоснежную манжету и взглянул на часы: – Сейчас я должен возвращаться в Лондон, чтобы сопровождать своих танцоров в Уэльс, а потом в Шотландию. Гастроли продлятся три недели. В конце месяца мы на несколько дней возвращаемся в столицу, и тогда я снова свяжусь с вами, мисс Гарнер. За это время вы обдумаете мое предложение?

Лаури взглянула на него, не в силах вымолвить ни слова. Она чувствовала, что перед ней человек, в силах которого заставить большинство людей делать все, что он захочет. Манеры и осанка синьора ди Корте свидетельствовали о его упрямстве и самоуверенности, однако девушка сомневалась в том, что он сможет сломить ее волю. Он оставляет последнее слово за ней – в конце концов, мир и без Лаури Гарнер полон многообещающих балерин, живущих только ради сцены.

У него действительно было из кого выбирать.

– Не спрашивайте себя, почему я хочу сделать вас членом своей команды, – произнес он, словно читая ее мысли. – Постарайтесь понять, чего вы хотите на самом деле. И помните, что не все в нашей жизни является плодом случайности. А еще знайте, что уход от проблем – это не способ их решения.

Ослепительная улыбка импресарио несколько смягчила смысл сказанного. Лаури еще долго ощущала на себе его взгляд после того, как они с мадам Дарнелл покинули коттедж и уехали на черной блестящей машине. Этого человека было невозможно забыть, и многие дни он и его слова не шли у нее из головы.

– Ты не можешь отвергнуть его предложение, – раз за разом повторяла тетя Пэт. – Моя дорогая, второй такой возможности в твоей жизни уже не будет. Балетная труппа ди Корте известна во всем мире. Это честь – оказаться среди таких мастеров, как Лидия Андрея и Микаэль Лонца.

Был вечер, и Лаури расположилась на ковре перед камином, потягиваясь, как маленький котенок. Тетя Пэт сидела в своем любимом кресле-качалке с удобной спинкой.

– Лонца… – замечталась Лаури. – Его имя переводится как «пантера». Должно быть, это удивительно – видеть, как он танцует.

– У тебя есть шанс работать с ним в одной труппе, – вскинулась тетя. – Ты познакомишься с ним, может быть, даже станешь его партнершей.

Лаури разобрал смех:

– Дорогая, я окажусь там в лучшем случае в кордебалете. Лонца же – это гений. Знающие люди называют его богом танца, причисляя к великим. Шесть лет назад Максим ди Корте увидел, как Лонца танцует фламенко среди толпы мадридских цыган, отправил парня в балетную школу и только затем предложил ему контракт.

– Но ведь то же самое он теперь предлагает тебе! – Тетя Пэт непонимающе уставилась на Лаури. – Это предел мечтаний любого танцора, а ты вспоминаешь о ночных кошмарах, да еще перед лицом импресарио.

Ему не понравилось это, да? – Лаури обхватила колени, всматриваясь в огонь. – Его глаза горят, как это пламя. Нет, тетя Пэт, мне до уровня его танцоров высоко, как до звезд! Как посредственность вроде меня может войти в эту труппу? Кем я стану среди них – девочкой на побегушках?

– Ты говоришь сейчас странные вещи, моя дорогая. – Тетя Пэт удивленно рассматривала лицо своей ненаглядной племянницы, почти неузнаваемое в отсветах пламени: чувствительное, нервное, с искаженными, словно от боли, губами. – В свои лучшие годы я бы полжизни отдала за четверть твоего таланта! Можешь сколько угодно презрительно фыркать, но неужели ты думаешь, что такой человек, как синьор ди Корте, приехал бы сюда для разговора с тобой, если бы не увидел в тебе чего-то необыкновенного? Мыс тобой еще утрем нос мадам Дарнелл! Очевидно, ему и даром не нужна ее блистательная Рэй.

Лаури грустно улыбнулась:

– Все в школе знают, зачем он приезжал к нам. Люди считают, что он чего-то недоговаривает, если выбирает меня вместо Джулии. Знала бы ты, как она хороша!

– Зато у тебя, моя маленькая дикая кошечка, есть талант, – убежденно заявила тетя Пэт. – Синьор ди Корте назвал это поэтичностью и воображением. Ведь способность передать это в движении и есть истинная сущность балета! А бездарный танцор просто повторяет набор заученных движений. О, не возражай, Лаури, ты же знаешь, что он прав! Способности к танцу у тебя в крови – это навязчивая боязнь сцены заставляет тебя отступать.

– Да, – с дрожью в голосе вынуждена была согласиться Лаури. – Я – ученица балетной школы. Но мне никогда не подняться до профессионального уровня. Прости меня, тетя Пэт. Я знаю, как ты веришь в меня, но когда я выхожу на сцену, то начинаю совершать нелепые, грубые ошибки. Я… я теряю уверенность.

– Очень мило. – Тетя Пэт прижала к своим коленям темноволосую голову племянницы. – Думаешь, твоим родителям понравились бы такие разговоры? Они были настоящими профессионалами. Искусство всегда стояло для них на первом месте.

– Это убило их, – с горечью добавила Лаури. – Я слышала вой пожарных машин – наши окна выходили как раз на театр, – и эти сирены, тысячи сирен, никогда не утихнут в моей голове.

– Они замолчат, как только восхищенная аудитория впервые взорвется перед тобой аплодисментами. Тебе ведь хочется этого, Лаури? Слава, признание – вторая из самых ярких, но почти недоступных звезд человеческой жизни.

– А какая же первая? – с улыбкой спросила Лаури.

– Счастье в любви, моя дорогая.

– Оно так неуловимо? – Лаури подняла на тетю золотистые глаза. – Ты же поймала эту звезду, правда?

– Я поймала защиту, – тихо возразила та. – Мне было под тридцать, когда я вышла за Стенли, и к тому времени я знала, что мне никогда не подняться на вершину успеха. Он был похож на меня. С ним было легко и уютно.

«Легко и уютно», – вздохнула Лаури. Надежное тепло, но никак не пламя, вздымающееся к небесам, охватывающее все твое тело. – Девушка вздрогнула, снова представив себе жадные языки пламени, в который раз поглотившие ее мысли.

– Дорогая тетушка, – зашла она с другого конца, – в любом случае, как я оставлю тебя? Разве я могу уехать отсюда?

– Отпустить тебя, моя маленькая птичка, – значит разорвать себе сердце, но я и в мыслях не держу удержать тебя. Подумай, насколько ты вырастешь как балерина и как человек, пожив за границей. Лаури, ты должна принять предложение синьора ди Корте! Он обещал связаться с тобой в конце месяца.

– Он может забыть обо мне, – чуть ли не с надеждой предположила Лаури.

– Лаури, ты несносна! – Тетя Пэт легонько встряхнула племянницу за плечо. – Это не такой человек, чтобы по нескольку раз менять свои планы. Ты заметила, какой у него волевой подбородок?

– Да, воплощение упрямства, – рассмеялась Лаури. С ямочкой посередине, отчетливо вспомнила она, наклонившись, чтобы бросить в огонь новое полено.

На следующий день в классе к ней подошла Джулия Рэй. Джулия была поразительно красивой девушкой, однако в тот момент у нее на лице застыла недовольная гримаса.

– Даже если бы синьор ди Корте обратился ко мне, – высокомерно бросила она, – отец не разрешил бы мне уехать с ним. Он говорит, что я должна больше заниматься английским. В конце концов, Марго Фонтейн[2]2
  Фонтейн Марго (1919-1991) – знаменитая английская балерина, президент Королевской академии танца (с 1954 г .). (Здесь и далее примеч. ред.)


[Закрыть] – англичанка.

– Она изумительна, – улыбнулась Лаури. – Как бы то ни было, я пока не знаю, что мне делать. Ничего еще окончательно не решено.

– Ясно. – Синие глаза Джулии насмешливо скользнули по тонкому, осунувшемуся лицу Лаури. – Представляю, каково тебе придется среди всех этих экзальтированных иностранных танцоров. Говорят, после балетного сезона труппа останавливается в каком-то древнем палаццо в Венеции – но они же все оседают от сырости!

Лаури вытянула длинную ногу, сосредоточив на ней все внимание.

– Я тоже слышала, что все палаццо там понемногу уходят под воду, – согласилась она, – но мне кажется, это очень романтичное и красивое место. По моим подсчетам, семья ди Корте жила в родовом особняке веками.

– Трудновато тебе будет взять с собой тетушку, Лаури. – В голосе Джулии зазвучали ехидные нотки. – Бедняжке не перенести такую сырость – с ее-то здоровьем!

Лаури уже думала об этом, и состояние старушки стало главным доводом против ее присоединения к труппе ди Корте.

Месяц подходил к концу, и однажды тетя Пэт предприняла еще одну попытку вразумить племянницу.

Синьор ди Корте – не тот человек, с которым можно шутить, – заметила она.

– Я знаю, – кивнула Лаури. – Но тем не менее не могу представить себя в большом балете.

– Это все равно что стать членом большой семьи, – попробовала объяснить тетя Пэт, вспоминая молодость и любимую труппу. – Люди из балетного мира обладают качеством, которое нельзя описать словами. Они настолько уникальны, словно прилетели с другой планеты. Я уверена, ты подходишь для этой жизни. Ты из их числа, Лаури.

– Мне кажется, я потеряюсь среди них, – усмехнулась Лаури, снедаемая недобрыми предчувствиями. – Только посмотри на маэстро! Какие же тогда у него танцоры?

– Ты думаешь, синьор ди Корте никогда не нервничает? – Спокойствие голоса тети Пэт не вполне соответствовало выражению ее глаз, внимательно изучающих племянницу.

– Он сдерживает себя, – заявила Лаури. – Я… я чувствую, что он безжалостен. Он лепит людей по своему вкусу, заставляя их соглашаться на все, не важно, хотят они того или нет.

– Очень может быть, – сухо проговорила тетя Пэт. – Балет – это не то искусство, в котором можно смешать яркие краски и намалевать что-то на холсте. Он должен быть представлен на сцене, и результатом здесь является совершенство и единение тонов, форм и движения. Танцор – это глина, и, не имея другого сырья, кроме бесхитростных человеческих тел, синьор ди Корте лепит из них гениев до тех пор, пока они не входят в классические рамки настоящего балета. – Тетя Пэт со вздохом выпустила облачко сигаретного дыма. – Это тяжкий труд – быть директором балетной труппы. Самое важное для этой профессии – исключительное, наряду с напряженной работой мозга, умение вдохновлять артистов, работающих у него; внутренняя сила и обаяние, способные сдвинуть горы.

– Железная рука в бархатной перчатке, – легкомысленно охарактеризовала недавнего гостя Лаури. – Ты говоришь так, будто действительно хорошо его знаешь.

– Думаю, что ему подходит эта тяжелая работа. Хотя, я полагаю, тебе, малышка, он может показаться слишком светским.

– Я не малышка, – запротестовала Лаури.

– Моя дорогая, ты мудрее своих лет, – нежно согласилась тетя Пэт. – Но ты сама понимаешь, что иногда напоминаешь зернышко, которое отказывается расти. Ты, кажется, совсем не интересуешься мальчиками? Хоть бы раз пригласила кого-нибудь на чашку чая.

– С мальчиками хорошо танцевать, – беззаботно ответила Лаури. – После занятий мне с ними скучно.

– Люди, с которыми ты познакомишься в труппе ди Корте, не школьники, – многозначительно заметила тетя Пэт. – Надеюсь, ты не потеряешь голову, птенчик?

– Решение насчет труппы ди Корте подскажут мне боги и музы. – Смеющаяся Лаури одним движением вскочила на ноги. – Я сварю какао. М-м… думаю, я съем холодный сандвич на ужин. А ты?

– Уже ночь! Так я никогда не засну. – Тетя Пэт лениво обернулась, наблюдая, как юная племянница разрезает холодное жаркое, отправляя украдкой кусочки в рот. Девушка была худа как тростинка, с тонкими стройными ногами, как всегда, босыми. Ее роскошные черные волосы были небрежно перехвачены лентой. Фигура Лаури казалась скорее детской, чем женской.

Бесценная загадка для Пэт Доналдсон. Любимая, как дочь, талантливая и чувствительная. Наполовину фантазерка, наполовину зернышко, но в любом случае – ангел.

Они поужинали и отправились спать. Перед тем как лечь, тетя Пэт ласково прикоснулась к щеке Лаури.

– Когда придет время определять свое будущее, моя кошечка, вспомни слова синьора ди Корте. Будет очень жаль, моя дорогая, если ты позволишь печальному прошлому сломать то, что у тебя впереди.

Хорошо. – Поцеловав тетю и пожелав ей доброй ночи, Лаури поднялась в маленькую спальню с фигурными балками из темного дерева на старом потолке, белым покрывалом на узкой кровати и красными вытертыми паласами.

Она обвела взглядом белые свежевыкрашенные стены, увешанные вырезками из искусствоведческих журналов и театральными программками. Сев на кровать поджав ноги, она долго смотрела на большую черно-белую фотографию Микаэля Лонцы, державшего известную балерину Андрею. Черного лебедя, в па-де-де. Лаури заулыбалась, вспомнив себя танцующей Одиллию в паре с неловким мальчишкой.

«Какие же чувства можно испытывать, танцуя с таким партнером, как Лонца, – с „пантерой“, как его называют критики и балетоманы, – думала она. – Как божественно танцует этот смуглый красавец с раскосыми глазами и выступающими скулами!»

В ужасные дни русской революции его отец, известный адвокат, смог бежать в Румынию, где его спрятала влюбленная цыганская танцовщица. Вскоре они расстались, а когда цыганка умерла, ее сын Микаэль исколесил всю Европу.

«Он похож на иностранца», – рассмеялась про себя Лаури. Она нисколько не сомневалась в его таланте и давно мечтала увидеть его на сцене.