Текст книги "Привет, Джули!"

Я вытерла слезы, громко всхлипнула и наконец сказала:

– Спасибо, папочка… Спасибо.

Я повесила картину напротив кровати. Теперь это первое, что я вижу по утрам, и последнее, на что смотрю перед сном. Больше я не плачу. Но я по-прежнему вижу больше, чем просто дерево, – вижу все, что чувствовала на высоте.

И, кажется, именно в тот день мой взгляд на многие вещи стал меняться.

Ко-ко-ко

= Брайс =

Яйца меня пугают. Как и куры. Смейся сколько хочешь, друг мой, но я предельно серьезен. Этот страх у меня с шестого класса.

Тогда же случилась история со змеей. И братьями Бейкер.

Их зовут Мэтт и Майк, но я так и не понял, кто есть кто. Они никогда не расстаются. Они не близнецы, но выглядят и говорят практически одинаково. Оба – одноклассники Линетты. Видимо, то ли Мэтт, то ли Майк оставался на второй год, хотя сложно представить, что учителя вытерпели кого-то из них два года подряд. Ну, неважно. Именно братья Бейкер показали мне, как змея поедает яйцо. Конечно, сырое и вместе со скорлупой.

Я бы прекрасно прожил без этой информации, если бы не Линетта. Сестра втрескалась в старшеклассника, Скайлера Брауна. Он живет в нескольких кварталах от нас, и при любом удобном случае Линетта идет туда и тусуется с ним, пока он играет на барабанах. Ба-дум-тс. Спросите, при чем тут я? Итак, Скайлер и братья Джули основали группу. Назвали ее «Загадочный Ссыкун».

Мама пришла в ужас, когда это услышала:

– Что за родители разрешают детям играть в группе «Загадочный Ссыкун»? Какая мерзость! Отвратительно!

Линетта попыталась объяснить:

– Так в этом-то и суть, мам! В этом нет никакого смысла. Зато такое название выбесит старперов.

– Это ты меня так назвала, юная леди? – вспылила мама. – Получается, так, раз мне оно не понравилось!

Линетта только пожала плечами. Мама сама сделала выводы и не выдержала:

– Марш в свою комнату!

– За что? – огрызнулась сестра. – Я же ничего не сказала!

– Ты прекрасно знаешь за что! Иди подумай над своим поведением!

Линетту опять наказали. С тех пор каждый раз, когда она опаздывала к ужину больше чем на две минуты, мама гоняла меня к Скайлеру и заставляла тащить ее домой. Для Линетты это наверняка было унизительно, но мне приходилось куда хуже. Я все еще учился в началке, а «Загадочные Ссыкуны» – в старших классах. Они казались взрослыми и крутыми, их басы ревели на всю округу, а я был похож на зашуганного ученика воскресной школы.

Я так нервничал, что у меня срывался голос, когда я звал Линетту ужинать. Я буквально пищал. Со временем из названия группы исчезло слово «загадочный» и вся компания «Ссыкуна» ко мне привыкла. Они перестали на меня пялиться и обращались ко мне в духе «Эй, младшенький, заваливайся!» или «Эй, Брайси, хочешь струны подергать?». Так я и оказался в гараже Скайлера Брауна и стал свидетелем того, как удав глотает яйцо. Я уже видел его в спальне братьев Бейкер, так что сюрприз не удался. Они приберегли целое представление, чтобы меня напугать, но такого удовольствия я им не доставил. Это оказалось не так-то просто – вид глотающей яйцо змеи ужаснее, чем кажется. Удав распахнул пасть до гигантских размеров, взял яйцо и… буль! Оно покатилось по его горлу. Но это не все. После того как змея заглотила три яйца, то ли Мэтт, то ли Майк спросил:

– Ну, Брайс, как думаешь, как он их переварит?

Я пожал плечами и попытался ответить, не пища́:

– С помощью желудочного сока?

Он покачал головой и сказал доверительным тоном:

– Ему нужно дерево. Или чья-то нога. – Он ухмыльнулся: – Может, твоя подойдет?

Я попятился. Я представил, как это монстр пытается заглотить мою ногу:

– Н-нет!

Он засмеялся и указал на змею, ползущую по комнате:

– Ооо, ну вот. Он нашел кое-что получше – пианино!

Пианино? Да что же это за чудовище? Как сестра может так спокойно находиться с ним в одной комнате? Я посмотрел на Линетту. Притворяется невозмутимой, но я ее знаю – она напугана до смерти.

Удав несколько раз обвился вокруг ножки пианино и замер, затем Мэтт или Майк поднял руки и объявил:

– Тсс! Тсс! Всем тихо! Сейчас начнется.

Змея задвигалась. Мы услышали, как внутри нее хрустят яйца.

– Какая мерзость! – воскликнула сестра.

– Во дает! – восхитились парни.

Майк и Мэтт улыбнулись друг другу и объявили:

– Ужин подан!

Я пытался сохранить хладнокровие, но с тех пор мне стали сниться кошмары о том, как эта чудовищная змеюка глотает яйца. Крыс. Кошек. И меня!

А затем начался настоящий кошмар.

Спустя пару недель после змеиного ужина на нашем крыльце появилась Джули. Что было у нее в руках? Коробка яиц. Она радостно подпрыгивала, словно вручала мне рождественский подарок:

– Привет, Брайс! Помнишь Эбби, Бонни, Клайда, Декстера, Юнис и Флоренс?

Я аж дар речи потерял. Кажется, оленей Санты звали как-то по-другому.

– Ну ты чего! Ты не помнишь моих кур? Я их вывела в прошлом году для конкурса проектов по естествознанию.

– Ах, да. Как я мог забыть.

– Они несут яйца! – Она впихнула коробку мне в руки. – Вот! Это тебе и твоей семье.

– Ой. Эм, спасибо! – поблагодарил я и закрыл дверь.

Раньше я любил яйца, особенно в виде омлета с беконом или ветчиной. Но даже если не брать в расчет эпизод со змеей, я знал, что эти яйца, как ни приготовишь, все равно получатся отвратительно. Их снесли куры, которых вывела Джули Бейкер в пятом классе.

Джули в своем репертуаре. На конкурсе она была в центре внимания, хотя весь ее проект сводился к наблюдению за яйцами. Друг мой, что в этом сложного? Берешь лампу, контейнер, обрывки газет, и все! Готово! Но Джули умудрилась расписать целый отчет, нарисовала схемы, графики, столбчатые и круговые диаграммы – и все про яйца! Еще и время рассчитала так, что цыплята вылупились в нужный вечер! Как это вообще возможно? Я сделал извергающийся вулкан. Старался от души, но все пялились только на птенцов. Я сам сходил посмотреть на них – абсолютно объективно заявляю, что это скучно. Вылупляются они за пять секунд, а потом пять минут просто лежат.

А еще я слышал, как она забалтывает судей. Представляете, у нее была указка! Не какой-то карандаш, а настоящая раздвижная указка, которой можно достать до дальнего конца инкубатора и ткнуть в одну из диаграмм, попутно рассказывая, как интересно было наблюдать за яйцами три недели кряду. Для полного успеха не хватало только костюма курицы. Уверен, если бы она до этого додумалась, то надела бы его.

Ну да ладно, я это пережил. Джули есть Джули, что с нее взять. Но вот, спустя год, я стою с коробкой домашних яиц и пытаюсь не поминать недобрым словом дурацкий проект, с которым она победила в конкурсе.

Мама высунулась в коридор и спросила:

– Дорогой, кто это был? Что в коробке? Яйца?

По выражению ее лица было понятно, что она жаждет омлета.

– Ага, но я буду хлопья, – ответил я и вручил маме коробку.

Она с улыбкой заглянула туда и воскликнула:

– Как здорово! А кто их принес?

– Джули. Это ее.

– Ее?

– Ну, это ее куры снесли.

– О, правда? – Улыбка начала сходить с маминого лица. – Я не знала, что она… разводит кур.

– А ты не помнишь конкурс? Вы с папой в прошлом году целый час наблюдали за тем, как они вылуплялись.

– Хм… а как узнать, что… внутри нет цыплят?

Я пожал плечами:

– Именно поэтому я выбираю хлопья.

В итоге все завтракали хлопьями, но говорили о яйцах. Папа считал, что с ними все в порядке – в детстве он ел фермерские яйца, и они были очень вкусные. Мама боялась, что разобьет одно, а внутри окажется мертвый птенец. Скоро разговор свелся к тому, какую роль во всем этом играет петух. Наконец, подключилась Линетта:

– Если бы у нее был петух, мы бы об этом знали. Да весь район бы знал.

Все согласились с этим доводом, только мама засомневалась:

– А вдруг ее петух просто не кукарекает? Есть же собаки, которые не лают.

– Ха, петух не кукарекает, – сказал папа так, словно ничего смешнее в жизни не слышал. Но тут он посмотрел на маму и понял, что безопаснее согласиться с существованием некукарекающих петухов. – Ну… я таких не встречал, но мало ли.

Линетта пожала плечами:

– Так спросите, в чем проблема. Мам, позвони миссис Бейкер.

– Хм, мне бы не хотелось спрашивать что-то в духе «Эти яйца точно нормальные?». Это как-то невежливо.

– Тогда спроси у Мэтта или у Майка, – предложил я Линетте.

Она зашипела:

– Заткнись.

– Что? Что не так-то?

– Ты разве не заметил, что я с ними больше не общаюсь, идиот?

– Линетта! – одернула ее мама. Как будто она первый раз слышит, как сестра меня обзывает.

– А что, это же правда! Как он мог не заметить?

– Дорогая, я как раз хотела у тебя об этом спросить. Что-то случилось?

Линетта встала, задвинула стул и, грубо ответив: «Как будто тебе не наплевать», ушла к себе.

– О боже. – Папа закатил глаза.

Мама извинилась и пошла за Линеттой. Когда мы остались вдвоем, папа спросил:

– Брайс, ну а ты сам почему не спросишь у Джули?

– Пап!

– Эй, это лишь невинный вопрос. Ничего страшного не случится.

– Но она же мне прочитает целую лекцию!

Папа изучающе посмотрел на меня и вдруг заявил:

– Мальчишки не должны так бояться девчонок.

– Я не боюсь ее!..

– Не похоже.

– Пап!

– Сынок, я серьезно. Побори страх и просто спроси у нее.

– Есть ли у них петух?

– Да. – Он встал, поставил тарелку в мойку и скомандовал: – Ну, мне пора на работу, а тебе – в школу. Вечером расскажешь про петуха.

Здорово. Просто замечательно. День еще не начался, а он уже испорчен.

В школе я рассказал обо всем Гаррету. Он пожал плечами и уточнил:

– Она же живет в доме напротив, так?

– Так, и что с того?

– Так загляни через забор.

– Предлагаешь шпионить?

– Ну да.

– Окей… а как понять, кто из них петух?

– Петухи… не знаю, покрупнее. И у них перьев больше.

– Перьев? Мне их посчитать что ли?

– Да нет же, дурень! А, еще мама говорит, что мужские особи умнее. – Он засмеялся и добавил: – Хотя в твоем случае не уверен.

– Спасибо, чувак. Очень ценные сведения.

– Короче, – подвел итог Гаррет, – петух больше, и у него перья более яркие и длинные, типа хвоста. Черные, красные или еще черт знает какие. А еще у петухов есть эти красные штуки на макушке. На резину похожи. И на шее тоже. Да и вообще по всей голове.

– Значит, нужно искать кого-то с большими перьями и красными штуками.

– Хм, если подумать, красные штуки и у куриц есть. Но они меньше.

Я вздохнул и собрался сказать: «Забей, проще уж спросить у Джули», но тут он предложил пойти со мной.

– Что, правда?

– Само собой, дружище.

После звонка мы сразу ринулись к дому Джули – рассчитывали быстро исполнить наш план и смыться до того, как она вернется. Мы даже рюкзаки не закинули домой. И вот, в половину четвертого мы наблюдали через забор за задним двором Бейкеров. Ужасно не хотелось этим заниматься, но секретная операция была необходима для вечернего отчета перед отцом.

Через забор можно было не заглядывать – сквозь него и так неплохо видно. Хотя все равно пришлось высунуть голову – вслед за Гарретом. Конечно, не ему же жить в этом районе.

На дворе был хаос. Ничего удивительного. Кусты растут как хотят, к одной стороне забора примыкает построенный тяп-ляп курятник из проволоки и досок, а еще нигде совсем нет травы – одна грязь.

Гаррет первым заметил пса, дремавшего на веранде между двух ветхих складных стульев. Он указал на собаку:

– Как думаешь, он нам помешает?

– Если и так, мы успеем смотаться! Где дурацкие куры?

– Наверное, в курятнике, – Гаррет поднял с земли камень и кинул в сооружение из фанеры и проволочной сетки.

Сначала мы услышали, как захлопало множество крыльев, а затем на улицу выскочила одна из кур. Мы даже издалека увидели, что у нее есть и перья, и красная штука.

– И? – Я повернулся к Гаррету. – Кто это? Петух?

Он пожал плечами:

– По-моему, нет.

– Как ты это понял?

Он снова пожал плечами:

– Мне так кажется.

Мы понаблюдали, как птица копошится в грязи. Я спросил:

– Кстати, кто такие несушки?

– Несушки?

– Ага. Ну вот есть петухи, есть куры, а еще есть несушки. Знаешь, кто это?

– Ну, кто-то из них? – Он указал на задний двор.

– А курицы тогда кто?

Он на меня посмотрел как на сумасшедшего:

– Ты о чем вообще?

– О курицах! Кто из них курицы?

Он отошел от меня и отметил:

– Чувак, у тебя уже крыша едет. Вон курица! – Он слез с забора, поднял еще камень и хотел было кинуть, но тут открылась дверь и во двор вышла Джули.

Мы пригнулись, уставились на нее сквозь дырки в заборе, и я пробормотал:

– И когда она успела вернуться?

– Когда ты размышлял о несушках, – пробурчал Гаррет и вдруг оживился: – Погоди-ка, все отлично! Смотри, у нее ведро. Наверное, вышла собрать яйца.

Сначала она посюсюкалась с облезлым псом: присела на корточки, взъерошила ему шерсть, погладила, обняла и проворковала: «Хороший мальчик!» Наконец она отпустила его, шикнула на напуганную Гарретом курицу и… начала петь. Как завопит: «Для меня светит соолнце пасмурным днеем. У меня в душе май, когда на улице хооолод. Спросишь, почему мне так хорошо? Мои девочки. Все из-за моих де-во-че-ек…[5]5
  Перевод незначительно измененного отрывка популярной песни My girl (1964) американской группы Temptations.


[Закрыть]» Она заглянула в курятник и начала ворковать:

– Привет, Фло! Добрый день, Бонни! Выходите, мои курочки!

В курятник зайти она не могла – он был слишком маленьким, скорее как загончик под навесом. Даже пес вряд ли бы туда влез. Но разве это остановит Джули Бейкер? Она встала на четвереньки и занырнула туда. Птицы завопили, засуетились и скоро заполонили двор, а нам было видно только торчащие из курятника грязнющие туфли Джули. Зато мы хорошо все слышали. Она заливалась:

– Мне не нужно ни денег, ни удачи, ни сла-а-вы. У меня есть все богатства, детка, которые можно желать. Спросишь, почему мне так хорошо? Мои девочки. Все из-за моих де-во-чек, моих девочек…

Я забыл про кур, их красные штуки и перья. Я смотрел на подошвы Джули Бейкер и размышлял. Как, черт возьми, человек может быть так счастлив, ковыряясь в ветхом курятнике и пачкая обувь в птичьем помете?

Гаррет вернул меня с небес на землю:

– Ты глянь, все курицы.

Я очнулся и оглядел птиц. Для начала я их посчитал. Одна-две-три-четыре-пять-шесть. Все на месте. О том, что их именно шесть, знали все. Рекорд школы, вся округа о нем наслышана. Как бы уточнить у Гаррета, что он имеет в виду? Да, они все курицы, то есть относятся к виду кур, но что это значит? Не хотелось, чтобы он опять меня отчитывал, но все еще непонятно. Я аккуратно спросил:

– То есть петухов нет?

– Совершенно верно.

– Как ты это понял?

Он пожал плечами:

– Петухи напыщенные.

– Значит, напыщенные. Ага.

– А еще ни у кого из этих нет длинных перьев, и штуки на головах маленькие. Да. Они точно курицы.

Вечером папа сразу перешел к делу:

– Ну, сынок, миссия выполнена? – спросил он, покоряя внушительную горку спагетти: бодро наматывая их на вилку.

Тоже принимаясь за макароны, я улыбнулся ему.

– Ага! – Я приосанился, чтобы более торжественно преподнести свои новости. – У нее только курицы.

Он отвлекся от спагетти:

– И?..

Кажется, что-то было не так, но я не мог понять, что именно. Не переставая улыбаться, я спросил:

– Что такое?

Он положил вилку и уставился на меня:

– Она так и сказала? Что у нее только курицы?

– Эм, не совсем.

– Так что же она сказала?

– Ну… вообще-то, ничего.

– В смысле?

– Я сходил и сам посмотрел. – Я преподнес это так, будто совершил подвиг, но не прокатило.

– Ты ее не спрашивал?

– Этого и не понадобилось. Гаррет знает много чего о курах, мы пошли к ним и сами посмотрели.

Линетта отвлеклась от поливания соусом своей крошечной порции спагетти, потянулась за солью и покосилась на меня:

– Ну и куриные мозги.

– Линетта! – воскликнула мама. – Не груби!

Сестра поставила солонку:

– Мам, он же шпионил. Вы не поняли, что ли? Они через забор подглядывали. Вы считаете, это нормально?

Мама повернулась ко мне:

– Брайс? Это правда?

Теперь на меня таращились все. Нужно было сохранить достоинство:

– А что здесь такого? Мне нужно было узнать про петуха, я и узнал!

– Ко-ко-ко! – поддразнила меня сестра.

Папа все еще не ел.

– И ты обнаружил, что все они… – он взвешивал каждое слово, – …курицы.

– Да.

Он вздохнул, наконец отправил в рот намотанные на вилку спагетти и бесконечно долго их жевал. У меня было чувство, словно я иду ко дну, но я не понимал из-за чего. Я попытался выкрутиться:

– Значит, цыплят там нет. Но вы как хотите, а я яйца есть не буду. Даже не притронусь к ним, и не просите.

Мама ела салат и переводила взгляд с меня на отца. Наверное, она ждала, что он похвалит меня за всю эту блистательную операцию. Но он молчал. Она прокашлялась и спросила:

– И почему же?

– Потому что там… ну… не знаю, как поприличнее сказать.

– Просто скажи, – резко одернул меня папа.

– Ну… там везде экскременты.

– Ой, фу! – воскликнула сестра, отложив вилку. – Ты имеешь в виду куриный помет?

– Ага. Там даже газона не видно. Одна грязь и помет. Курицы по всему этому ходят и клюют, а еще…

– Фу! Фу! – никак не могла успокоиться Линетта.

– Что? Это правда!

– Думаешь, я теперь смогу есть? – Она вскочила и вышла за дверь.

– Линетта! Тебе нужно хоть что-нибудь съесть! – закричала ей вдогонку мама.

– Нет уж! – огрызнулась сестра, вновь просунув голову в столовую: – И не думай, мама, что я вообще буду есть эти яйца! Слово «сальмонелла» тебе о чем-нибудь говорит?

Линетта ушла, а мама с тревогой спросила, повернувшись к папе:

– Сальмонелла? Думаешь, она у них может быть?

– Не знаю, Пэтси. Меня больше волнует, что наш сын трус!

– Трус? – удивилась она. – Рик, не говори так. Брайс не такой. Он прекрасный ребенок, и он…

– И он боится какой-то девчонки!

– Пап, я ее не боюсь, – встрял я. – Она просто меня бесит!

– Почему?

– Ты прекрасно знаешь! Тебя она бесит не меньше. У нее же шило в…

– Брайс, – прервал меня папа. – Я хотел, чтобы ты поборол страх, но ты ему поддался. Если бы ты был в нее влюблен – другое дело, хотя бы понятно. Но это! Это унизительно. Да, она болтливая, да, шебутная, и что с того? Заходишь, получаешь ответ на вопрос, уходишь. Взгляни страху в лицо, наконец!

– Рик… Рик, успокойся, – попыталась заступиться за меня мама. – Он же выяснил то, о чем ты его просил.

– Нет, не выяснил!

– Но почему?

– Он сказал, что все они курицы! Ну конечно, они все курицы! Вопрос был в том, сколько у нее несушек и сколько петухов.

Я почти слышал, как у меня в мозгу что-то щелкнуло. Ну какой же я придурок. Понятно, на чем он меня поймал. «Они все курицы». Та-дам! Гаррет вел себя как эксперт по курам, а на самом деле даже объяснять нормально не умеет. И чего я его послушал? Но уже поздно. Отец считает меня трусом.

Дальше он вдруг заявил, что я смогу исправить положение, если отнесу яйца обратно Бейкерам. Скажу, что мы их не едим, у нас аллергия, да что угодно.

В разговор снова вклинилась мама:

– Рик, ты чему его учишь? Это же вранье! Раз уж мы решили их вернуть, может, стоит сказать правду?

– Какую? Что ты боишься заразиться сальмонеллой?

– Я? Как будто ты не боишься!

– Пэтси, дело не в этом. Я не хочу, чтобы наш сын был трусом!

– Зато ты научишь его врать?

– Хорошо. Тогда просто выбросим их. Но посмотрим, как ты, Брайс, будешь смотреть этой девчонке в глаза.

– Да, сэр.

– Вот и договорились.

Я был спасен на следующие восемь дней. А потом я снова увидел Джули на нашем крыльце, радостно подпрыгивающую с коробкой яиц в руках.

– Привет, Брайс! Вот, держи.

Я пытался, глядя ей в глаза, сказать: «Нет, спасибо», но она казалась такой счастливой, а я еще не проснулся настолько, чтобы бороться со страхом. Она впихнула коробку мне в руки, а я, как только зашел в дом, выкинул ее в мусорку. Я успел до того, как папа спустился завтракать.

Так продолжалось два года. Да, целых два года. Дошло до того, что это просто стало утренним ритуалом. Я высматривал Джули, чтобы открыть дверь до того, как она постучит или позвонит, а затем выкидывал коробку с яйцами до того, как папа спустится завтракать.

Но настал день, когда я все запорол. Джули какое-то время не приходила, после того как спилили ее дерево, но в то утро все же появилась. Конечно, она принесла яйца. Я, как обычно, взял их, и, как обычно, собрался выбросить. Ведро было полным, и коробка бы туда не влезла. Я положил ее сверху и понес мусор на улицу, чтобы выкинуть в контейнер. И угадайте, кто так и стоял статуей на нашем крыльце? Яичная королева.

Я чуть не уронил ведро и спросил:

– А ты чего все еще здесь?

– Я… не знаю. Задумалась просто.

– О чем? – Я был в отчаянии. Нужно ее отвлечь, чтобы она не увидела коробку.

Она оглянулась со смущенным видом. Со смущенным? Джули Бейкер? Такое вообще возможно? Тем не менее. У меня появилась прекрасная возможность прикрыть коробку размокшим журналом, так я и сделал. Потом я попытался рвануть к мусорному контейнеру, вот только Джули преградила мне путь. Серьезно: встала, расставив руки, как вратарь на воротах. Она заметила коробку:

– Что случилось? Они что, разбились?

Отлично. И почему я об этом не подумал?

– Да, Джули. Жаль, конечно.

Я думал только: «Господи, пожалуйста, пожалуйста, позволь мне добежать до мусорного контейнера». Но Бог, видимо, еще спал. Джули посмотрела на мусор и достала свою драгоценную коробку. Она увидела, что яйца целы, даже не треснули, и остолбенела. Я выбросил оставшийся мусор.

– Почему ты их выкинул? – спросила она не своим голосом – тихим, дрожащим.

Ну я и признался ей, что мы боимся сальмонеллы из-за того, что у нее во дворе грязь, но не хотели ранить ее чувства. Я будто перекладывал вину на нее, но чувствовал себя полным кретином. Кретином с куриными мозгами. И тут она сообщила, что другие соседи покупают ее яйца. За деньги. Пока до меня доходила эта невероятная новость, она уже все подсчитала в уме:

– Ты понимаешь, что я потеряла больше сотни долларов, принося их тебе?

Она повернулась и побежала прочь. Она плакала.

Да, никто не просил ее приносить яйца – я не говорил, что нам они нужны или что мы их любим. Но, глядя Джули вслед, я не мог перестать думать о том, что никогда не видел ее в слезах. Она не плакала, когда сломала руку, когда ее дразнили в школе, когда ее доставали братья. И даже когда спилили платан. То есть, наверное, она плакала, но я не видел. Она мне всегда казалась слишком сильной для такого.

Я пошел собираться в школу, чувствуя себя последним уродом на земле. Я тайком выкидывал яйца целых два года, обманывая и Джули, и отца. И кто же я тогда? Почему я просто не сказал: «Нет, спасибо, нам не нужно. Мы их не любим, не едим…» Или «Отдай змее». Да что угодно!

Я правда боялся ранить ее чувства или я все же боялся ее саму?