Текст книги "Легенды и предания о разбойниках, кладах и кладоискателях При– и Захоперского края"

Глава 10
На горизонте появляются калмыки

В моем повествовании нельзя не рассказать еще об одной народности позднего средневековья – калмыках. Что это был за народ, откуда он взялся на территории Всевеликого Войска Донского?

Заглянем в «Казачий словарь-справочник» (Сан-Ансельмо, Калифорния, США, 1968. Т. 2. С. 50–51): «Калмыки – народ монгольского племени, буддисты; до недавнего времени кочевые скотоводы; из них несколько десятков тысяч проживало в станицах Сальского округа; занимались хлебопашеством и скотоводством, выращивая ценные породы степной лошади и красного калмыцкого скота. Калмыки пришли из Азии и распространились по свободным северокаспийским равнинам в 1632 г. Через полвека они находились уже в подданстве русского царя. Во время Булавина калмыки были противниками восставших казаков и помогали «усмирению» мятежного Дона. От 1884 г. донские и астраханские калмыки уравнены с казаками в правах и обязанностях и подчинены войсковым правлениям. Они служили в полках совместно с казаками. В годы борьбы за Казачий Присуд многие из них пополнили партизанские отряды походного атамана П. X. Попова и потом вместе с казаками бились против красных, посылая своих всадников в полки Дзюнгарский и 3-й Калмыцкий. В 1920 г., отступая всем народом к Черному морю, они много пострадали от зверств победителей-большевиков. Часть из них оказалась в эмиграции, где они создали очаги калмыцкой культуры и построили на окраине г. Белграда первый в Европе буддийский храм.

Во время Второй мировой войны калмыки снова выступали отдельным корпусом против советской власти. После поражения Германии их выдали вместе с казаками Сталину: оставшиеся на родине подверглись новым репрессиям, а уцелевшие от выдачи в своем большинстве приняты в США, где живут обособленной религиозной и культурной жизнью».

Из 1 тома того же «Казачьего словаря-справочника» можно добавить следующее фрагменты: «В 1729 г. 18 июля донские калмыки переданы в ведение донского атамана и Войскового правления». (С. 204.)

«1799 г. Большая Дербетовская Калмыцкая Орда подчинена Донскому атаману». (С. 206.)

Считаю также уместным привести выдержки из книги профессора А. Н. Скрипова «На просторах Дикого поля»): «Калмыки были кочевниками. История калмыцкого народа начинается в начале XVI века из западной части Монголии. Они перешли в Сибирь, где летом 1608 г. входят добровольно в состав Русского государства. Весной 1633 г. начинают овладевать степями Поволжья и после упорной многолетней борьбы вытеснили оттуда и с левобережья Волги ногайских татар.

Правительство России видело, что калмыки являются большой силой, способной охранять рубежи Русского государства.

В 1661 г. в Черкасс прибыл от главного калмыцкого предводителя Дайчин-тайши посол Батарша Янгильдеев. Между казаками и калмыками был заключен договор о том, что калмыцкий народ готов своими войсками помогать донским казакам в борьбе с общим неприятелем.

В середине 60-х годов XVII века калмыки получают право кочевать по левому берегу Волги. Новый хан Дайчин, сын Хо-Урлюка (что пришел с территории Монголии) принимает русское подданство и заверяет царское правительство служить верой и правдой России.

И в последующие времена во всех войнах, в которых участвовала Россия (с татарами и шведами), везде участвовали калмыки».

Однако ни в том ни в другом источнике не упоминалось, что первоначально калмыки были мирным народом. Об этом, в частности, волгоградский историк С. И. Рябов в своей книге «История родного края» пишет так: «В середине XVII века перекочевали на правый берег Волги и на Дон калмыки, а в 1669/70 гг. появились их первые поселения и в бассейне Дона. В 1690 г. прикочевал к верховым казачьим городкам Батыр-Черкес со своим улусом, а несколько раньше – Сеид-Мурза со своими улусными людьми…»

«Небольшие отряды татар (азовцев, крымцев) да и калмыков постоянно нападали на казачьи поселения, жгли строения, посевы (хлебопашество только начало входить. – В. А.), убивали и угоняли людей и скот…»

«Зимой 1673–1674 гг. были подвергнуты нападению десятки казачьих городов. Так, у Сиротина Городка (что на Медведице. – В. А.) они отогнали 200 коней и 300 коров, у казаков Григорьевского городка (что на Хопре. – В. А.) — 210 коней и коров, у казаков Усть-Хопра – 315 коней и 1000 коров. В 1691 г. калмыки совершили набеги на верховые казачьи городки, разорили многие из них, и взяли в плен «многое число казаков», и отогнали всякого скоту тысяч с 20 и больше…»

В то же время выходцы из калмыков оседали и в городках, и в хуторах. «И несмотря на многочисленные указы и требования калмыцких феодалов не принимать у себя калмыцких выходцев, – пишет далее Рябов, – казаки не видели ни одного беглого. В середине 90-х годов XVII века калмыков, состоящих и несших казачью службу, насчитывалось около 600 человек…»

Подобного рода сведений очень много приводится в книге В. Н. Королева «Донские казачьи городки». Из нее можно сделать вывод, что калмыцким нападениям (сопровождавшимся угоном скота, лошадей, убийствами казаков) подверглись почти все городки по Хопру и его притоку Бузулуку, в частности: Остроухов, Кумылженский (Кумылженская), Усть-Едовлинский (потом Слащевская), Федосеев, Зотов, Серебрянский (после набега перестал существовать) и Усть-Бузулук.

Это документированные факты, и оспаривать их не приходится. Но те же источники умалчивают, были ли калмыки в нашем При– и Захоперском краях. И если были, то какую память – мирную или разбойничью – о себе оставили в народе?

Сразу скажем, что калмыки, так же, как турки и черкесы (о последних – следующая глава), в нашем крае ныне не живут. Отсутствуют песни, пословицы, легенды о кладах, более того, никто из старожилов – с кем мне приходилось беседовать на эту тему – почти ничего о калмыках не знает и затрудняется сказать, кто же они были в прошлом – разбойным, оседлым или кочевым народом?

Только проанализировав собранный мною печатный и изустный материал тех же старожилов, я все же пришел к выводу, что калмыки побывали в нашем крае. Иначе чем можно объяснить найденные мною печатные источники, встречающиеся географические названия различных мест и некоторые намеки, явно тяготеющие к калмыцкому происхождению.

Начнем с литературных источников. О том, что в Хоперском округе и, в частности, Алексеевском районе калмыки кочевали даже в первой половине XIX века, говорится в статье Н. Бичехвоста «Ст-ца Алексеевская» («Казачий круг». 1995. 23 марта. № 12): «Бравый хорунжий ст-цы Алексеевской Андреев после 1815 г. облюбовал местечко на Черной речке и на свой страх и риск заложил там хутор. Вокруг расстилалась дикая, нетронутая человеком степь да кочевали калмыки. Они и подарили ему на новоселье отару в 30 овец…»

В вышеприведенной статье Н. В. Мыльцева «Как возник Кумылженский городок» есть такие строки: «Первое местоположение Кумылженского городка было очень удобным во многих житейских делах: дремучий лес укрывал их от разбойничьих шаек татар, калмыков и другой вольницы…»

Перейдем к географическим названиям. В Захоперье сохранилось немало топонимов с упоминанием о калмыках или явно калмыцкого происхождения. Так, возле хутора Остроухова (Кумылженский р-н), на правом берегу Хопра был х. Дундуков. О названии хутора мне известно две легенды.

Первая. В одной районной газете я вычитал, что название хутора будто бы произошло от фамилии калмыцкого хана Дундукаев.

Вторую легенду мне рассказал уроженец х. Филин (Кумылженский р-н), а потом житель г. Михайловка Е. И. Чекменев: «В 30-х годах после армии я работал в ст-це Букановской весовщиком и парторгом, а потом продавцом в Слащевском КОГИЗе. Вот тогда-то от местных старожилов я узнал, что ниже х. Шилинского (вспомним, ссылаясь на А. Ильину и П. Шишкина, «…там был разбойный стан». – В. А.) был х. Дундуков (обоих хуторов ныне нет). В последнем всегда была переправа в разлив. Напротив так называемой Дундуковской ямы на Хопре, с правобережья вздымаются вверх три огромных Дундуковских бугра, похожих на верблюжьи горбы. С названиями бугров связано такое предание. Когда Петр I во время азовских походов спускался по Хопру к Дону, напротив этих бугров раскинули лагерь. Леса, говорят, тут, в хоперской пойме были страшенные, дремучие, непроходимые, но ниже бугров уже было Остроуховское поселение. Во время ночевки у Петра I кто-то из жителей поселения украл люльку (трубку). Обнаружив пропажу, царь сказал страже: «Не будем отсюда отплывать, будем тут «дундукать» до тех пор, пока не сыщется моя люлька. Если не найдется моя люлька, охранщики будут казнены на колу». Но неизвестный вор подслушал, или кто сказал ему об этом из-за жалости, чтобы не было казни, он подкинул люльку. С тех пор появившийся хутор стали называть Дундуков, яму на Хопре и бугры спроть нее – Дундуковскими, а нижележащее поселение-городок, возле которого было совершено воровство и где царь велел держать «ухо остро», – Остроухо вский».

Ко всему сказанному добавлю, ныне вряд ли кто помнит, что словом «дундук» казаки в прошлом презрительно называли калмыков. Да и х. Дундуков уже нет, Дундуковская яма сохранилась только в памяти последних старожилов, а Дундуковские горы сплошь и рядом ныне называют Кошав-горой.

В низовьях Едовли, в займище, возле бешеного озера находится музга Калмычка. По словам того же Е. И. Чекменева: «Название свое она будто бы получила оттого, что возле нее когда-то стояли или разбойничали калмыки».

Если старой хуторской дорогой ехать с х. Филинского на ст-цу Усть-Бузулукскую, то на горе, не доезжая Заичкина оврага, высится Солонцовский курган, а напротив (через дорогу-шлях) еще один, так называемый Калмыцкий курган. По словам Е. И. Чекменева: «Название оттого, что на этом кургане когда-то стояли калмыки».

Про эту же местность несколько иначе говорит житель х. Сомовский Филинского сельсовета К. Ф. Дегтярев: «На левобережье Второго (Лутковского) Лога, что с левой стороны впадает в Едовлю, есть балка Кузнечикова. Овраг в ней сложен из мелового известняка. Растительность дрянная, но есть родник. Возле балки – Солонцовский курган. По преданию, здесь жили калмыки – мастера кузнечного дела. Отсюда и название балки – Кузнечикова».

По сведениям В. В. Рвачева: «…с правой стороны Второго (Лутковского) Лога одна из ближайших к х. Скулябному ратек (выше Кривеньского байрака и Тоненькой балки) называется Калмыцкая балка».

Небезынтересны и сведения жителя х. Попов, бывшего сотрудника РОВД Константина Емельяновича Кравчука, 1939 г. р.

«Одно время (кажется, в 60-х годах) наше Захоперье относилось к Нехаевскому району. Один раз мы со своим тестем, кузнечинским старожилом Кругляковым Матвеем Никифоровичем, 1914 г. р., из районного центра Нехаево на своей машине ехали по грейдеру через Кругловку в сторону х. Рябовки. Я рулил. Не доезжая 6–7 км до перекрестка (дороги-свертка, идущего на Бузулук), тесть показал рукой в голую степь, раскинувшуюся с северо-западной стороны Рябовки, и говорит: «Ты видишь, вон курган насыпан?» Я посмотрел в том направлении и увидел, что примерно метрах в 500–800 от дороги, среди поля виднеется большой непаханный курган.

«Этот курган, – продолжал тесть, – называется Калмыцкий. В народе ходит разговор, что он называется так, потому что в нем захоронены калмыки». И в подтверждение этого тесть рассказал мне случай, свидетелем которого он был. «Однажды я с блинковским шофером Бочковым Владимиром Титовичем вот так же ехали с Нехаевки по этой же вот дороге и увидели у этого кургана одноконную кибитку, лошадь и человека 3–4. Мы подъехали к ним, разговорились: «Кто вы есть, что за люди?» Они сказали, что приехали из Калмыкии поминать своих предков, которые похоронены в этом кургане 200–250 лет назад. Историю захоронения они не рассказали (может, и сами не знали). Цел ли ныне тот курган или нет – не знаю, от себя лишь добавлю, что недалеко от него есть пруд – не знаю, как называется».

И наконец, последнее. В западном конце х. Ольховка, над левой стороной Едовли возвышается Калмыцкий бугор. На нем есть Калмыцкий курган (который, ссылаясь на М. Н. Круглякова, копал в 20-х гг. Г. С. Сиволобов). Почему бугор и курган так зовутся – никто не знает.

А что я имею в виду, сказав про сохранившиеся намеки, связанные с калмыками? Прежде всего это сведения уроженца х. Лутков, а ныне жителя х. Блинковский (оба в прошлом Федосеевская ст-ца, ныне Кумылженский р-н) Ефима Ивановича Луткова, 1909 г. р.: «Жившие у нас в х. Лутковском Храповы по родословной были калмыками».

Другой старожил И. В. Апраксин о возникновении своей (кстати, и моей) фамилии вспоминает такую притчу-предание, слышанную им от старых людей: «Будто бы давным-давно жила женщина-калмычка по имени Апраксея. У нее были дети, и если кто спрашивал, чьи они, отвечали Апраксеины».

Со временем фамилия эта немного видоизменилась и стала нынешней – Апраксин.

Кстати сказать, непосредственно в наших краях встречается фамилия Калмыков, но вот кто в действительности были их прапредками – носители этой фамилии и сами не знают.

Неизвестно также, каким путем проникли, остались и ныне бытуют в народе калмыцкий суп – шулюм, калмыцкий узел; красной масти скот называется не иначе, как калмыцкий.

Так что вопрос, кем были калмыки на территории нашего края в прошлом, остается открытым.

Все вышеприведенные сведения, я уверен, сохранились в памяти народа и в соседних с Кумылженским и Алексеевским районами местах. Собрать бы их, пока не поздно, – посильная и благородная задача всех, кому небезразлична история, кто хочет приоткрыть завесу над прошлым родного края.

Глава 11
Сыны Кавказа – черкесы. Легенды о черкесах

Собирая материал о древних и средневековых народах, оставивших свои следы на территории бывшего Хоперского округа и, в частности, Кумылженского и Алексеевского районов, я натолкнулся на следы пребывания на нашей казачьей земле одного из кавказских народов – черкесов. (Не следует путать со словом «черкасы», которым донские казаки называли украинских-запорожских казаков и с которыми дружили.)

«Позвольте, – скажет иной осведомленный читатель, – быть того не может: черкесы и Захоперский край? Какая связь? Какая историческая линия? Не фантазирует ли автор?»

Действительно, и я долгое время задавал себе подобные вопросы, терялся в догадках, не знал, к правде или к народной фантазии отнести эти сведения. Книг на тему «Черкесы и Захоперский край» я не видел. Эпиграфического материала (так же, как и памятников), т. е. соответствующих надписей, сделанных на камне, дереве, металле и других твердых предметах, я не встречал. Но с годами факты множились, гипотезы и предположения подтверждались историческим материалом, и я понял, что нет вымысла в словосочетании «Черкесы и Захоперский край». В моем распоряжении был изустный фольклор. Из старины до наших дней память донесла несколько легенд, в которых говорится, что в нашем Захоперском крае черкесы все же побывали. И что любопытно, пребывание их здесь связано со спрятанными кладами, сокровищами. Само слово «черкес» в народной памяти ассоциируется с понятиями «разбойник», «черт». Кстати, «черкесы» по-тюркски обозначает «головорезы».

В настоящее время мне известны четыре легенды, в которых упоминаются черкесы. Ареал распространения – в основном Едовля и ее окрестности.

Первая легенда записана мною в х. Филинский (в прошлом Федосеевская ст-ца, ныне Кумылженский р-н) от уроженца и жителя этого хутора – Виктора Чикова, 1947 г. р.

«Летом 1962 г. филинский старик Чекменев у себя на огороде нашел бронзовый пенал. В этом пенале лежал бумажный лист. На одной стороне листа на старославянском языке был написан текст. Вкратце смысл его таков. Выше садов, сбочь Ковалева прогона должен быть курган, обложенный камнем и толстым слоем дуба. При отступлении черкесы зарыли в нем посуду, бочки с вином, оружие, обмундирование. Вход находится с той стороны, откуда встает солнце, выход с противоположной стороны…»

О раскопках названного кургана рассказано во второй части, в шестой главе «По следам черкесской легенды».

Вторую легенду мне рассказал Т. У. Блинков. Место действия этой легенды – вышеупомянутый Лохматый курган (бугор), или Городище.

«В XIX веке с х. Лутковского служил в Грузии казак Ларивон Николаевич Швецов. Ему там встрелся черкес, которому было уже более ста лет. Узнав, что перед ним казак с Области Войска Донского, черкес спросил: «Если ты знаешь реку Хопер, то должен знать приток Едовлю, овраг Глухов?» Швецов ответил, что знает. Тогда черкес поведал следующее. «В этом овраге есть огромная яма (ныне она известна как Петрова яма. – В. А.), а возле нее – высокий бугор, который назывался Черкесское урочище. На нем некогда жили черкесы – джигиты, том числе и я». (Слово «джигиты» тоже кавказское, означающее ловкого, искусного в джигитовке наездника. – В. А.) Швецов сразу догадался, что он говорит про Петрову яму и Лохматый курган, или, как зовут его старожилы, Городище (интересно, что на одной из военных карт я прочел: «Урочище Лохматый курган». – В. А.). «Так вот, – продолжал черкес, – с полуночной (т. е. с северной) стороны на этом бугре рос огромный дуб в три обхвата. От этого дуба на растяжку человека с руками должна сохраниться впадина – это забитый нами подземный ход. В нем мы спрятали золотые слитки, завернутые в лошадиную шкуру, и золотого коня в натуральную величину – у нас он считался божеством и почитался. При Петре I нас потеснили с тех мест, вот почему нам пришлось все это спрятать. Надеялись вернуться во второй раз, но это нам не удалось, и все наши ценности так и остались в том бугре».

Вернувшись домой, Ларивон Швецов рассказал обо всем мне. Я хорошо знал Лохматый курган, так как возле него была наша наделенная земля. И однажды я осмотрел бугор. Никакого крупного дуба уже не было, толстый лес давно был сведен местными жителями. Все же после тщательных поисков с северной стороны, среди зарослей дубового молодняка я обнаружил какую-то впадину, которая при ударе в нее дрючком издавала звук, похожий на пустоту. Раскапывать в одиночку я не рискнул, собраться же многим ребятам не было никакой возможности – отвлекали хозяйственные дела; к тому же этот бугор был далеко от нашего хутора. И я не слышал, чтобы кто-нибудь что-либо находил в нем».

Третью легенду 16 июля 1982 г. поведал мне уроженец х. Подок, потом житель х. Рябов, Скулябный, Попов Петр Егорович Пономарев, 1906 г. р. Эта легенда распространялась в верховьях Едовли, в х. Рябов.

«От рябовской жительницы Мурзиной бабки я слышал такую быль-небыль, она же, в свою очередь, слышала ее от своего деда, который служил в Польше. Он рассказывал, что в х. Рябовом (в прошлом Зотовская ст-ца, ныне Алексеевский р-н), в сторону бывшего х. Малинова есть байрак Чечёры. В этом байраке (или окрестностях) росло два дуба. Возле них (или под ними) был вырыт погреб, по преданию, черкесами. В этом погребе был подвешен на цепях бочонок с награбленным золотом. В настоящее время этих дубов в байраке нет. Мурзина бабка умерла до колхозов лет 80–90, а ее правнук Мурзин Илья, 1906 г. р., живет в х. Рябовском».

Четвертая легенда записана мною в х. Ольховка (в прошлом Федосеевская ст-ца, ныне Кумылженский р-н) со слов уроженца и жителя этого хутора И. В. Апраксина. События, передаваемые легендой, происходили в верховьях Едовли, точнее, на окраине Федосеевского юрта и в соседней Ростовской области, х. Шумилинский, балка Гусынка.

Смысл этой легенды таков. Федосеевский казак Иван Петрович Попов в первой половине XIX века служил на Кавказе и там встретил черкеса, который поведал ему такую историю: «В вашей местности есть балка Гусынка, проходящая через Шумилинский хутор. Там, где растет куст (или кусты) ивы, была кузница. В этой кузнице закопан клад. Если копать, сперва обнаружится наковальня и молоток, а под ними лежит бочонок с золотом…»

О раскопках этого места смотри во второй главе второй части «Тайна балки Гусынка».

Между бывш. х. Дундуков и х. Остроуховский Хопер делает в пойме огромную, примерно 9-километровую петлю в виде разорванного канала с горловиной в 1 км. Местность в петле называется Зимовная Лука – здесь по преданию возник Остроуховский городок. Напротив петли, между Становой горой и Кошав-горой выходит барак, который так и называется: Выходной, представляющий собой разрез меловых гор, покрытый лесом.

Про Выходной барак в народе сохранились легенды, несколько из них мне рассказал весной 2010 года кумылженский житель Фирсов Юрий Иванович, 1967 г. р.

«От остроуховских дедов я слышал, что напротив Зимовной Луки есть Выходное место (замечу, что информатор в названии сделал ударение на первом слоге. – В. А.). Так, в частности, по словам Баева Алексея, когда он после войны, а точнее в 50-х годах, служил в армии, то к новоприбывшим в часть солдатам подошел офицер, по наружности нерусский, и спросил, есть ли кто с Волгоградской (до 1961 г. Сталинградской) области?» Потом спросил: «Кто с Кумылженского района? Кто с хутора Остроухова?» Баев отозвался и сказал, что он оттуда. Тогда офицер отвел его в сторону и спросил, знает ли он такое место – Выходной, Баев удивился, откуда он знает, ну и сказал, что знаю. Тот офицер рассказал ему про это место следующее. В старые времена, может, когда черкесы или ногайцы делали набеги, то там закопали какие-то награбленные сокровища. Может, за ними гнались и срочно надо было их куда-то деть. Там есть камни большие, которые указывают место ухорон.

Проверял ли Баев это место – я не знаю, и я на этом месте не был».

Другой остроуховский старожил – Беспалов Федор видел те камни, и, по его словам, они то исчезают в земле, то появляются опять. Он был там в прошлом году и видел, что это место размечено колышками и шнурами, а кто и для чего это сделал – он не знает.

Еще одну легенду я слышал если не от того же Беспалова Федора, а он слышал от своих предков. Будто бы на Выходной приезжал офицер откуда-то с России – с Пензы, что ль, приезжал специально проверять клад. Для этого искал людей, подпаивал и нанимал копать – у него была даже и нарисованная от руки карта. Как она к нему попала? Когда он служил на Кавказе, то встречался с местными жителями, и один знакомый черкес, умирая, рассказал офицеру про это место и что там зарыты сокровища. Видать, был у черкесов набег, и срочно пришлось их прятать, и спрятали в Выходном месте. Тот офицер копать копал, но ничего не нашел: точного места не знал.

Еще один остроуховский старик – Малахов слышал, что на Выходном, где закопаны сокровища, есть вход, закрытый закопанной плитой, а за нею якобы стоит самострел. Получается, что он охраняет сокровища.

А в х. Глушица старики тоже говорили, что на Кошавгоре (она рядом), точнее в пещере, зарыты сокровища, а в ней стоит самострел.