Текст книги "Ни слова о любви"

Сабина не без стыда вынуждена была признаться самой себе, что ее предположения о судьбе пана Кшиштофа оказались весьма далекими от действительности.

* * *

Была уже ночь. Сабина снова сидела в такси, но уже в варшавском. Возвращаясь из аэропорта домой, она не перекинулась с водителем ни словечком, если не считать необходимого указания адреса. В сумке завибрировал телефон, и напряжение, которое удалось было смягчить поездкой к морю, снова охватило Сабину. «Кто, черт подери, звонит в такое время и чего от меня опять надо?» Ничего хорошего она не ждала.

Звонила Люцина. Самая ужасная агентша в мире, как думала о ней в последнее время писательница. Агентша, бросившая свою подопечную на растерзание стае ошалевших гиен, которые безжалостно разрывали ее на части, – а Люцина даже не отвечала на телефонные звонки. Вместо помощи она утопила ее окончательно, подстроив то злополучное интервью с Анджеем. О да, Сабине есть что ей сказать!

– Чем обязана столь неожиданной чести? – ехидно начала Сабина, взяв трубку.

– Дорогая, да я же соскучилась по тебе безумно!

«Вот наглая обезьяна!» Сабина даже почувствовала что-то вроде восхищения такой дерзостью, но это чувство тут же сменилось гневом.

– Да? Жаль, что тебя ветром сдуло, когда ты действительно была нужна мне! – За всю свою карьеру Сабина не знала столь болезненного кризиса и совершенно не была к нему готова. Именно от Люцины она ожидала самой большой поддержки в этой ситуации. – Я в тебе разочаровалась, – чистосердечно призналась она.

– Сонечка, я ведь для того и звоню, чтобы перед тобой извиниться. Это и впрямь было нехорошо с моей стороны.

Сабина молчала.

– Но я о тебе не забыла, ты ведь это знаешь, да?

– И что же помешало тебе протянуть руку, когда я тонула во всей этой грязи? Тем более что это твоя прямейшая обязанность! За это я плачу тебе солидный процент!

– Соня, – торжественно произнесла Люцина, – ты мой лучший автор. Ты совершенно уникальна. Я никогда, никогда не хотела разочаровывать тебя.

– Однако тебе это удалось.

– Знаю, все это несколько удручает…

– Да уж, удручает, б**! – Сабина и не заметила, что таксист присматривается к ней в зеркальце заднего вида и слегка усмехается. – Я не желаю слушать твоих объяснений. – Она вдруг ощутила огромную усталость, полное бессилие. – Это все твоя вина. Если бы не ты и не твои дурацкие идеи, ничего бы не случилось. Я бы не стала посмешищем для всей Польши.

– Бедная моя Сонечка… Что ж, у тебя есть право чувствовать себя немножко разочарованной, – понимающе сказала Люцина. – Но дай мне кое-что рассказать. Я тебе не звонила, потому что у меня была куча работы. Понимаешь, я ковала железо, пока горячо.

Сабине стало дурно, когда она попыталась себе представить, что именно Люси могла иметь в виду.

– Я раздобыла для тебя два новых рекламных контракта. – Агентша сделала выразительную паузу, словно ожидала бури аплодисментов.

– Ты шутишь? Нет, этого не может быть! Не думаешь же ты, что теперь я буду…

– Говоришь, это все моя вина? – бесцеремонно перебила ее Люцина. – Так вот, дорогая, я не могу согласиться ни с одной частью этого утверждения: во-первых, не моя, во-вторых, никакая это не вина. И не думай, что я скромница, Орлеанская девственница. Не отрицаю, мои способности в пиаре выше средних – что есть, то есть. Но тебе, милочка, я скажу так: такого ивента,[8]8
  Термин пиар-менеджмента: от англ. event – событие.


[Закрыть] какой ты нам устроила, даже я не сумела бы выдумать! Соня, это было шедеврально! Ты чемпионка мира! И я не имела к этому ни малейшего отношения. Ты сделала все сама. Сама, моя Сонечка, такая пробивная и неотразимая Сонечка…

Сабина слышать не могла ее инфантильного щебета. Но в одном Люцина была права. Сумей она, Сабина, тогда взять себя в руки, нашумевшую передачу на «Пятом канале культуры» посмотрела бы всего горсточка телезрителей, да и те забыли бы об этой бессмысленной и никому не нужной дискуссии еще до окончания рекламного блока перед следующей программой. Действительно: в том, что случилось, она могла винить только себя. И это еще больше ее злило.

– Ты просто гениальна. Такого количества упоминаний в масс-медиа не имел еще ни один писатель, никогда! – взволнованно продолжала Люцина. – Я проверяла! Понимаешь? Никто и никогда! – с триумфом в голосе повторила она.

– А не заметила ли ты, что при этом упоминались вовсе не мои книги?

– Да какая разница, зайчик? Это даже лучше: публикации на житейские темы продаются гораздо успешнее, чем рецензии. Я читала исследования, могу тебе отправить, если хочешь, это очень интересно, – уговаривала агентша.

– Люцина, давай закончим этот разговор. У меня уже нет сил. И знаешь что? Выбрось из головы всякие контракты и прочую ерунду. Я исчезаю. Перебираюсь поближе к морю. – Произнеся это, Сабина застала сама себя врасплох: она-то была уверена, что еще не приняла решения. – Книг про Амелию больше не будет. В кои-то веки я возьмусь писать что-нибудь приличное. – Она осознала, что стремление создать иной, настоящий роман в ней только усилилось, обретя новый мотив, более сильный, нежели все предыдущие: Сабина отчаянно желала доказать миру, что она не какая-нибудь туповатая бумагомарательница, выезжающая благодаря дешевым скандалам, – ведь именно такой ее теперь считали все. – Ничего уже не будет как прежде.

В трубке какое-то время молчали.

– Пусть будет так, как ты хочешь, Соня, – наконец отозвалась Люцина осторожно. – Я за тебя горой, что бы ты ни решила.

– Не хочу я с тобой говорить, – закончила Сабина.

Она немного стыдилась столь дешевой цитаты,[9]9
  Цитата из культового польского фильма «Псы» (1992): главный герой в исполнении Богуслава Линды произносит эту фразу по телефону, адресуя ее своей любовнице, которая его предала, – и тут же вешает трубку.


[Закрыть] но это была истинная правда.

Глава 5

Кофейня-шоколадница Веделя была, как обычно в это время дня, полна людей. Японские туристы, старушки с унизанными бриллиантами довоенных времен пальцами и завитыми волосами, студентки, претендующие на принадлежность к андеграунду исключительно из-за престижа самого андеграунда… И все, склонившись над чашками с теплым коричневым напитком, погружены в доверительные беседы.

Сабина долго боролась с собственными мыслями, но в конце концов уговорила себя, что вполне может встретиться с Анджеем здесь. Дело ведь было, как-никак, в том, чтобы впервые появиться в общественном месте – впервые с тех пор, как она невольно стала главной скандалисткой польской литературы. Показываться на людях Сабина очень боялась, но поездка к морю помогла ей понять, что пора наконец попытаться дать отпор буре, неожиданный удар которой сбил ее с ног. «Не дождетесь, сопливые засранцы, – мысленно говорила она своим интернет-преследователям, – я не сдамся! Буду жить нормальной жизнью, не позволю вам запугать меня!» Кроме того, увидеться с мужем она предпочитала на нейтральной территории, поэтому предложила встретиться в городе, но уступила в выборе кафе. На шоколаднице Веделя настоял Анджей, хотя Сабина недолюбливала и саму эту кафешку, и напитки, которые здесь подавали.

– Сабинка, я буду идти из телестудии, мне как раз по пути. Да и ты ведь знаешь, как я люблю их шоколад, – пояснил он жене по телефону так непринужденно, словно целью их встречи была самая обыкновенная болтовня.

Сабина пришла первой и отыскала более-менее укромное место в глубине зала. К счастью, клиентура этого кафе, по-видимому, не состояла из любителей бульварных сенсаций: появление писательницы, к ее величайшему облегчению, особенной реакции не вызвало. Анджей, как обычно, опоздал, а входя, нечаянно толкнул официантку с подносом. Заметив жену, он по привычке издалека окликнул ее по имени, что тут же пробудило интерес у остальных присутствующих. Сабине, настроенной изначально на мирные переговоры, кровь ударила в голову. «Что за кретин! Я его убью!»

Муж принялся оправдываться за свое опоздание: ему необходимо было встретиться с каким-то вице-министром, который в этот день выступал на телевидении в политической передаче. У Анджея было к нему какое-то животрепещущее дело, и он хотел пообщаться с чиновником в неформальной обстановке.

– Ты встречаешься с вице-министром на телестудии, чтобы избежать свидетелей? – не удержалась от сарказма Сабина.

Порой она не могла понять, как вообще Анджею могли доверить более-менее ответственный пост. Впрочем, ответа ждать она не стала – жаль было тратить время на несущественные вопросы – и без обиняков перешла к сути.

– Анджей, я считаю, мы должны разрешить Руже уехать.

Муж, часто моргая, всматривался в ее лицо.

– Сабинка, мне кажется, на тебя что-то нашло в последнее время. Ты ведешь себя как минимум странно. И решения принимаешь непонятные…

Он говорил, а в Сабине все вскипало.

– Не тебе судить, как я себя веду. – От повышения голоса ее удержало только присутствие сидящих поблизости людей. Спору нет, это было несправедливо, но какую-то часть своей обиды за унижения после злополучного телевыступления она направила на Анджея: именно он, по ее мнению, утопил ее окончательно. И неважно, что сделал он это ненамеренно, – важно, что это было глупо, а терпимость к глупости у Сабины была исключительно низкая. – Между нами все кончено, я тебе уже сказала. У тебя нет права комментировать мои поступки.

Анджей подавился белым шоколадом с клюквой.

– Ну чего ты так, Сабинка… Ведь я… как раз об этом и говорю. Ты… как будто не ты…

– Наоборот. Я только начинаю быть собой.

Муж кивал, явно не веря в то, что слышал.

– Знаю, у тебя сейчас тяжелый момент. Но это пройдет, милая. Все утрясется. Это буря в стакане воды…

Его успокаивающий голос подействовал на Сабину, точно красная тряпка на быка.

– Последнее, чего я сейчас жду, – это чтобы ты утешал меня. Не для того мы встретились. Бракоразводный иск почти готов, я подаю его через несколько дней.

Сабина вовсе не собиралась так на него нападать, она действительно хотела спокойно поговорить насчет Ружи, обдумать вдвоем, как реагировать на ее планы. Но Анджей, как обычно, вывел ее из равновесия. Он был таким беспомощным, так ее раздражал… И чем большим тюфяком был он, тем стервознее становилась она. Он сам подставлялся.

У Анджея на лице было написано отчаяние человека, у которого тайфун только что с корнем вырвал дом.

– Сабинка, нет! – Его сдавленный крик снова привлек внимание сидящих за соседними столиками. – Ты не можешь так поступить!

Сабине показалось, что кто-то хочет исподтишка сфотографировать их телефоном, и передвинула стул так, чтобы сидеть спиной к залу.

– Анджей, пожалуйста, держи себя в руках. Не веди себя как баба. Неужели и впрямь обязательно делать из всего такую большущую драму?

У него трясся подбородок.

– Милая, как ты можешь? – едва выдавил он, прижимая руку к груди. – Хочешь меня убить? При моей-то мерцательной аритмии? Сердца в тебе нет, что ли? Неужто я уже ничего для тебя не значу?

– Анджей, прости, но я не понимаю твоего удивления. Подумай хоть минуту спокойно. Ты видишь для нас другой выход?

Сабина притворялась невозмутимой, хотя мужнина истерика была вовсе не тем, что она ожидала увидеть. Втайне она надеялась, что ему тоже все это уже надоело и что развод будет всего-навсего формальностью. Но, по-видимому, такой легкий выход из положения ей не светил. Анджея била дрожь.

Поправив шелковую шаль от «Эрме», мягко ниспадавшую с плеч, она приглушенным голосом произнесла:

– Пойми, я не вижу ни малейшего смысла в том, чтобы и дальше поддерживать видимость нашего брака. В этом нет ничего хорошего ни для меня, ни для тебя. Я уверена, если ты хорошенько подумаешь, то и сам со мной согласишься. – Помолчав минутку, она решила подойти к вопросу с другой стороны. – Тебе остается квартира на Хомичувке, мы разводимся по согласию сторон. Мой юрист уладит формальности. Я все беру на себя, тебе не нужно будет ни о чем беспокоиться. Тебе останется только поставить свою подпись, – примирительно улыбнулась она.

Анджей разрыдался.

– Я не верю… После всего, что мы вместе… прошли… после стольких лет…

Сабина невольно закатила глаза. Открыв сумочку с неброским логотипом «Прада», она достала из нее упаковку одноразовых носовых платочков.

– Перестань нюни распускать, утрись, будь мужчиной… Хоть раз в жизни, – добавила она себе под нос.

После этих слов слезы у Анджея полились так, словно кто-то открыл кран. Сабина мысленно прокляла свой слишком уж острый язык. А ведь события последних недель должны были кое-чему ее научить.

Всхлипывания мужа перешли в рыдания. Проходившая мимо официантка внимательно посмотрела на них. Сабина, желая избежать очередного светского скандала, придвинулась к Анджею поближе и похлопала его по спине.

– Ну все, все.

Взглядом она дала понять официантке, что ситуация под контролем. Но как только девушка исчезла из поля зрения, тут же отодвинулась на безопасное расстояние и резко сменила тон:

– Немедленно успокойся! Тут даже говорить не о чем. Мы с тобой живем на разных планетах, Анджей, и это правда. Я считаю, что нужно привести в порядок и бумаги тоже. Это называется «легализация фактического положения вещей».

– А Ру… Ружа? О ней ты подумала?!

– Так ведь именно о ней мы и собирались поговорить. Да все никак не выходит, потому что ты устраиваешь сцены. Я много думала об этом, и мне кажется, что Нью-Йорк – вовсе не худший вариант для нее.

– Но быть дочерью разведенных родителей… – вскричал Анджей, пропуская мимо ушей тему Нью-Йорка. – Это же горе, это поставит на ней клеймо!

– Ты точно с луны упал, право слово! – Сабина ударила ладонью по столу, даже фарфор задребезжал. – Ей почти двадцать лет, и ее горе как раз в том, что мы до сих пор не разведены!

Анджей закрыл глаза руками.

– Успокойся, прошу тебя, давай все решим как взрослые люди. – Терпение у нее уже заканчивалось, и она во что бы то ни стало хотела, чтобы они наконец пришли хоть к какому-то решению. Достав из сумки кипу бумаг, Сабина продолжила: – Ладно, давай обо всем по порядку. Мы подаем иск о разводе по согласию сторон. Тебе остается квартира на Хомичувке плюс одна машина, плюс пенсионный полис, который я тебе оплачивала. – Она сосредоточенно просматривала бумаги. – Оплату образования и проживания Ружи я беру на себя, тебе остаются ее карманные расходы. – Она подняла глаза на мужа. – Ну как, согласен? По-моему, это честное предложение.

– Сабина, я покончу с собой. – Казалось, Анджей не в себе.

– Перестань молоть глупости! – Она почувствовала, как ее снова охватывает раздражение. – Сосредоточься, пожалуйста. Тебя устраивают эти условия? Я отправлю все это тебе по электронке, чтобы ты знал, из чего исходить.

Анджей тупо уставился на нее.

– У тебя… у тебя… кто-то есть? – простонал он.

– Ох, это превыше моих сил! – схватилась было за голову Сабина, но тут же опомнилась и сбавила тон. – Анджей, послушай внимательно: никого у меня нет и никого заводить я не собираюсь. Именно потому я и развожусь с тобой. Понимаешь? Я просто хочу начать жить в согласии с собой.

– Но ведь… У нас же и проблем-то особенных не было… Сама скажи… Что я такого сделал? Ведь все было как всегда…

– Вот именно. И больше я этого не выдержу. – Она надеялась, что до мужа наконец-то что-нибудь дойдет. – Люди меняются. Изменилась и я. Не могу я больше торчать в мертвой точке. Я задыхаюсь.

– Никогда я этого не пойму, никогда! – театрально воскликнул Анджей и резко встал из-за стола, зацепив при этом чашку с шоколадом, который полился прямо на сумку Сабины.

На мягкой бежевой коже расплывалось темно-коричневое пятно. И мужчина, который еще секунду назад порывался бежать, застыл в нервной позе.

– Анджей, – процедила Сабина, – не хочу быть мелочной, но, черт побери, эта сумка стоит больше, чем ты получаешь в месяц!

Издалека ее настиг пытливый взгляд официантки. «Мамочки, что я болтаю! Не дай бог, кто-нибудь услышит, хоть бы и эта коза, которая непрестанно на нас таращится и, держу пари, узнала меня. Будет очередная серия скандальных заголовков, да еще и с моей цитатой, преподнесенной на блюдечке».

– Сабинка, прости, я так разнервничался! Я такой разиня! – И Анджей бросился оттирать пятно салфетками с такой горячностью, словно это должно было помочь ему снова завоевать сердце любимой супружницы.

– Оставь! – Сабина резко вырвала сумку у него из рук. – Пожалуйста, уходи, а не то я сойду с ума. Документы я тебе передам через юриста. – Она почти вытолкала его из кафе.

Когда сгорбленная фигура мужа исчезла за поворотом, Сабина глубоко вздохнула. «И почему это непременно должно быть так тяжело?» – подумала она, глядя при этом на испорченную сумку.

Она позвала официантку – ту самую, у которой ушки на макушке, – расплатилась по счету, избегая ее взгляда, и направилась к туалету. По дороге невольно принялась мысленно составлять биографию любопытной девчонки: «Старшая из семерых детей в семье бедных крестьян с Западного Поморья. Сбежала из родной деревни, где не было никаких перспектив, в райцентр. Жила в интернате, там ее обижали. Но нашелся учитель географии, который поверил в нее и сделал все, чтобы она поступила в вуз. И она поступила – на заочное обучение, на факультет географии института сельского хозяйства. Днем подрабатывает официанткой, по ночам стриптизершей…»

Смоченными водой бумажными салфетками Сабина вытерла с сумки почти весь шоколад, но коричневые разводы остались.

– Вот черт! – выругалась она себе под нос, не в силах избавиться от мысли: эти потеки на сумке – точно неустранимые следы после совместной жизни с Анджеем. – Ну да-а-а, дешевые метафоры – это моя специальность.

Сабина взглянула на себя в зеркало. Разговор с мужем оказался безрезультатным. Она до сих пор не сделала ни шагу вперед, хотя всем своим существом стремилась наконец сдвинуться с места.

* * *

Но было кое-что еще, что могло ей помочь. В этот день ее ждало очередное задание – тягостное, но неизбежное, если уж она собиралась начинать новую жизнь. Визит в банк. Дело примерно такое же приятное, как посещение дантиста и пломбирование каналов изъеденной кариесом «шестерки». Ну или как первая сессия у психотерапевта для пары на грани развода. Тем не менее Сабине необходимо было преодолеть свое нежелание и подать просьбу о предоставлении кредита. Она была абсолютно убеждена в правильности этого шага. Не хотела больше метаться в клетке – намеревалась выбраться на свободу. А свобода в ее голове прочно ассоциировалась с образом деревянного зеленого домика у моря.

Доходы ее были достаточно велики, вполне приличными были и сбережения на счету, но цена домика в Миколово была просто чудовищной. Сначала Сабина надеялась, что ей удастся встретиться с хозяевами и смягчить их сердца. Увы, маклер сказал, что шансов на это нет. Все полномочия для переговоров они предоставили ему, поскольку сами, как он выразился, не для того «отбашляли кучу бабок агентству, чтобы лично собачиться с покупателями», подавляющее большинство которых и не покупатели вовсе, а «смотрители», которые и сами не знают, чего хотят.

И Сабине не осталось ничего другого, как только согласиться с данным обстоятельством.

Однако Вселенная была против нее – и банк не стал исключением. К такому выводу она пришла, сидя в кресле в холле представительного, даже гнетущего своими масштабами здания. Черные и серые мраморные панели, огромные люстры, свисавшие с потолков, красное дерево и обшитая кожей мебель – все это напоминало писательнице фильм братьев Коэнов «Подручный Хадсакера» и изображенные в нем нравы бездушной корпорации пятидесятых годов.

Ее размышления прервал голос женщины в светлом костюме, приоткрывшей дверь одного из стеклянных боксов:

– Пани Черняк? Заходите, пожалуйста.

Взяв свои вещи, Сабина послушно прошла в указанное помещение.

Когда она переступила порог, служащая уже сидела за столом и набирала что-то на компьютере. Сабина растерялась.

– Простите? – робко подала голос она.

– Да. – Женщина даже не подняла глаз. – Садитесь.

Сабина села на стул напротив стола. Достала из сумки копии документов, сделанные заранее, как и было велено по телефону. Наступило долгое молчание. Слышен был лишь стук пальцев по компьютерным клавишам, по которым с нарастающей яростью колотила сотрудница банка.

Сабина выразительно откашлялась.

Василиск в униформе поднял голову и испепелил ее взглядом.

Да уж, не такого приема Сабина ожидала.

– Отличный денек сегодня, не так ли? – ни с того ни с сего выпалила служащая тоном взбешенного прапорщика.

– Да, вполне приятный, – согласилась изумленная Сабина.

– И вы, должно быть, собираетесь прогуляться, да? Солнышку порадоваться? Похоже, в этом году нам не так уж и много солнечных деньков осталось, – ехидно продолжала та, глядя на Сабину с нескрываемой ненавистью.

– Возможно, – шепотом ответила писательница, все более теряя уверенность в себе.

– Вам же не приходится сидеть взаперти по восемь часов в помещении без окон при искусственном освещении, верно? – Ярость сотрудницы банка нарастала.

– Не приходится… – подтвердила Сабина, вжимаясь в стул.

Снова настала тишина. Писательница ощущала, как волосы у нее медленно становятся дыбом. Она была заперта в стеклянной ловушке с женщиной, похожей на сумасшедшую, женщиной, которая, быть может, способна в любой момент достать из ящика стола канцелярский нож и перерезать клиентке сонную артерию.

Служащая поправила шейный платок с логотипом банка таким жестом, словно расслабляла виселичную петлю на собственной шее. Вдохнув несколько раз поглубже, она произнесла тоном, преисполненным мстительного удовлетворения:

– Решение относительно вашего кредита отрицательное.

– Что? Но как же так? – почти вскричала Сабина: она-то была уверена, что визит в банк – не более чем формальность.

– А вот так! – Видно было, что сообщать скверные новости доставляет чинуше неподдельную радость. – Наш банк, как ни странно, даже признал за вами право на кредит, но поручитель выразил несогласие. Они не хотят поручаться за ипотеку усадеб, а то, что вы хотите купить, согласно их классификации считается усадьбой. – В каждом ее слове звучало злобное торжество. – Итак, мы возвращаем вам бумаги и желаем удачи где-нибудь в другом месте. – Неискренне улыбнувшись, она протянула руку: – Прощайте!

Когда Сабина, все еще ошеломленная, вышла из банка, солнце как раз зашло за черную тучу, а ветер усилился почти до штормового.

– Сволочи! Чтоб их черт побрал! – прошипела писательница. Затем достала телефон и позвонила своему финансовому консультанту. – Пан Ярек? Это Сабина Черняк. Я только что из банка. К сожалению, отказ. Не знаю, как так вышло, вы ведь говорили, что проблем с кредитом быть не должно… Что? Да-да, жилье… – Какое-то время она молчала, слушая то, что говорил ей предприимчивый, но на этот раз не слишком эффективный в своих действиях молодой человек. – Ну что ж… признаюсь, я надеялась, что вы сумеете мне помочь, – закончила она разговор, от всего сердца злясь на всех представителей финансовой отрасли, какие только есть в этом мире.

Домик у моря должен был стать ее спасательным кругом, но ей хотелось сохранить и квартиру в Варшаве – как якорь, основание ее бытия, куда она сможет в любой момент вернуться, если жизнь в провинции разочарует. Однако реальность требовала игры ва-банк. Или Сабина остается здесь и продолжает сидеть по уши в болоте варшавского шоу-бизнеса, который после всего случившегося (она была в этом более чем уверена) никогда ее не простит, или бросается в омут неизвестного очертя голову, без страховки. Чтобы купить домик своей мечты, ей придется продать элитную квартиру на Жолибоже. Другого выхода не было.