Текст книги "Судьбы людские. Воспоминания"

Фотография семьи, которую Николай взял на фронт

Не успев всё сделать по дому, его призвали с первого дня на Великую Отечественную войну. В тот день он с приятелем рыбу ловил на реке Люта – был выходной день. Придя домой, его ждало такое страшное известие – война. Положив в левый карман фотографию семьи, попрощался и отправился в военкомат. Через три дня артиллерийский полк, в котором находился и рядовой Николай Григорьев, занял оборону на подступах к Ленинграду и защищал блокадный Ленинград до его освобождения. Получил медаль «За оборону Ленинграда».

Когда фашисты стали отступать, он принимал участие в освобождении и нашего района. Находясь недалеко от своей семьи, сумел на сутки отпроситься, чтобы встретиться с родными. И это ему удалось. Когда в полку погиб повар, к солдатам обратилось начальство с просьбой, кто может стать поваром. Кто-то должен кормить солдат. Подумав, Николай согласился. Он был уже весь седой не по возрасту, его все стали называть не по имени, а «Наш Седой». Он очень заботился, чтобы солдаты были сыты при любых трудностях, за это был награжден медалью «За отвагу». В кратком изложении боевого подвига и заслуг написано так: «С 30 января по 10 февраля 1945 года батарея участвовала в расширении плацдарма на западном берегу реки Висла. Работая поваром батареи, тов. Григорьев, несмотря на трудные условия и артиллерийско– минометный огонь противника, своевременно обеспечивал личный состав батареи горячей и вкусной пищей. 9 февраля 1945 года, когда противник усиленно обстреливал переправу, товарищ Григорьев организовал доставку пищи личному составу постов предупреждения, несмотря на сильный артиллерийский и миномётный обстрел. За мужество, отвагу и трудолюбие, проявленные в боях с немецкими захватчиками, ходатайствую о награждении товарища Григорьева медалью „За отвагу“. Гвардии подполковник Уманец».

Рядовой Николай Григорьев возле полевой кухни

В звании гвардии рядовой на должности повара 3-го отдельного гвардейского разведывательного артиллерийского Краснознамённого дивизиона он дошёл до Берлина. Польша, штурм Варшавы, Берлинская операция – вот те места, где побывал Седой. Он пришёл в Берлин весной сорок пятого, чтобы покончить с фашизмом, принёсшим так много горя его Родине.

Пока Николай Григорьевич воевал, его жена и дети находились в совхозе «Вперёд». Деревня стала богатым и красивым посёлком. В ней были все учреждения, необходимые людям: магазин, детский сад, общественная баня, клуб, библиотека, начальная школа, партком, совхозная контора… Летом 1941 года кто-то дал клич, что всё государственное надо забрать людям, иначе достанется немцам. Так и сделали жители деревни – расхватали, что было в магазине и других учреждениях. Не участвовала в этом лишь семья Агафьи Петровны, её дети на всё смотрели со стороны.

Вскоре появились немцы. Они расползлись по всем домам, пришли и в дом Агафьи. Сразу же стали устраиваться, как у себя дома. Офицер зондерфюрер – как к нему обращались солдаты – забрал из комнаты железную кровать с блестящими шарами и поставил её в первой комнате-кухне у самого окна, видимо предполагал, что может быть налёт партизан, так в окно будет легче убежать. Солдаты устроились на полу на соломе. Забрали полированный стол, красивый диван и кресла утащили в комендатуру. Но недолго пришлось им пользоваться этой мебелью. Партизаны при первом же налете бросили гранату в окно комендатуры, и она разорвалась, уничтожив всю эту мебель.

В деревне появился барин, ставленник фашистов, который поселился в здании бывшего парткома. Он руководил сельхозработами, назначал жителей на участки работы. У Агафьи Петровны была медицинская справка о сердечном заболевании. Жена барина, увидев эту справку, сказала мужу, что эту женщину нельзя назначать на тяжёлые работы. И он, действительно, стал направлять её на более легкие участки: перебирать в гуртах картофель, сушить сено и укладывать его в стога и т. п. Но «лёгкая работа» выматывала все силы у женщины. Придя домой уже уставшая, она должна была выполнить уйму дел для себя и детей, постирать, помыть детей, сварить что-нибудь для них, обиходить скотину, вскопать землю на огороде, посадить картошку и овощи или убрать этот урожай, разработать участок под посевы зерновых, чтобы потом хоть немного сделать муки для хлеба. А если зерно уродилось, его надо было обмолотить, а потом на жерновах смолоть. А жернова каменные, их надо было крутить, чтобы получить муку. Это очень тяжёлый труд. Потом глухой ночью перешивала из старых вещей какие-нибудь платьица, кофточки, курточки для детей при очень тусклой самодельной коптилке, вязала варежки, носочки и другие вещи. Несколько вёдер воды для обихода животных, и для себя и для полива огорода следовало принести воды из реки Люта. Нести надо было эти вёдра с водой на крутую гору. На отдых не оставалось времени совсем. Кроме того надо было сходить в соседние деревни обменять на сшитые вещи зерна или муки. Ночью ли, зимой ли, в дождь или зимнюю вьюгу – идти надо – дети хотят кушать. А такая ходьба была очень опасной – из фашистского лагеря в партизанский край.

Иногда надо было сходить за грибами, за ягодами в лес, где скрывались партизаны – опять опасно. И вот пошли женщины за грибами в Шкваренский лес, а там грибов – уйма. Обрадовались женщины – пришли не напрасно. Агафья Петровна набрала полную большую заплечную корзину. Очень тяжело было, но надо было донести. А путь был длинный – несколько километров. Эта хрупкая женщина ради детей сумела выполнить задание, данное себе «Донести! Во что бы то ни стало». И донесла. На зиму были обеспечены грибами.

А зимой с саночками ходила по деревням в поисках зерна или муки. Еле нашла в родной деревне Узьмино у родственника Ивана мешок зерна. Возвращаясь ночью с этой добычей, она измучилась, вытаскивая в гору у реки Плотиченка санки с мешком. Доползала сама до верха, а санки её утаскивали обратно. И так несколько раз по скользкой горке. Но всё-таки она победила.

Однажды, когда фашисты все уехали в очередной раз грабить население деревень (изымать зерно, пожитки), вдруг открывается дверь в доме Агафьи Петровны и входят двое мужчин в советской военной одежде.

– Здравствуйте, хозяюшка. Пожалуйста, покормите нас, – произнёс один из них. Она чуть было сознание не потеряла. Ей хотелось броситься им на шею, расцеловать! Но она сдержала себя. «А вдруг это переодетые немцы. Почему зашли именно в её дом, не побоявшись немцев?» Она взяла большую миску, полную налила щей и поставила на стол.

– Простите, но у меня хлеба нет.

Быстро съев щи, они попросили добавки. Агафья вылила всё, что оставалось в горшке. Покончив со щами, солдаты поблагодарили хозяйку, попрощались и вышли. Агафья Петровна долго стояла в недоумении и ждала беды: «А вдруг прознают немцы?» Но беда миновала, никто, видимо, не донёс фашистам. Наступил день, когда стали молодёжь отправлять в Германию. Старшую дочь Агафьи то же назначили. С этим она мириться не стала, она в метрике дочери переправила дату рождения на годик моложе. Благодаря этому Капитолина осталась дома, хотя поправка в метрике была видна.

Был и такой случай. Агафья Петровна стояла в своём дворе, одетая в немудрёную одежду: на ногах поршни, на голове косынка, простенькое платье. Немец, подойдя к ней, сказал:

– Ты такая молодая, а у тебя нечего даже одеть. Я уходил на войну оставил своей жене несколько пар обуви. Ты уехать в Германию не хочешь?

Как ответить фашисту? Агафья подумала и тихо, но твёрдо ответила:

– Мне и здесь хорошо!

Дети были в основном предоставлены сами себе, воспитывала их улица, что знали передавали друг другу. Они, конечно, все трудились и имели свои обязанности. Примером для их действий были взрослые. Услышав, как взрослые развлекают друг друга неприличными частушками, быстро их запоминали и повторяли. Убегали за речку Люту в кусты, голосили во всю глотку эти похабные частушки, одновременно собирали там щавель на очередные щи для родителей, надеясь, что их никто не слышит. Дети Агафьи Петровны в этих забавах принимали активное участие. Они любили ходить на речку купаться. За день сколько партий детей пройдёт, столько младшая дочь Вера сходит выкупаться, иногда до синевы. С обрыва она бесстрашно прыгала в воду солдатиком до самого дна, оттуда вода выбрасывала её наверх. Ей так это нравилось, что готова была повторять без конца. А Толик любил купаться в проталинах ранней весной. Капитолина на своем окне часто собирала кукол в Ленинград за сахаром (так ездили взрослые). Она кусочки сахара клала в кукольный заплечный мешок и вешала его за спину кукле, которую отодвигала в какой– нибудь угол, будто она уехала в город. Утром кукла возвращалась с сахаром. Эту игру увидел брат Толя. Он вставал раненько утром, подходил к окну, развязывал мешочек на кукле и съедал сладости. Обнаружив исчезнувшее добро, Капитолина горько плакала от такой подлости. А когда ругали за это Толика, он говорил, что на куклу в дороге напали воры и отобрали эти сладости.

Изредка из деревни Узьмино приходил родной брат Агафьи – Фёдор Петрович помочь починить обувинки детям или что-нибудь подремонтировать в хозяйстве. Он сразу же брался за дело, дети окружали его и просили рассказать сказку. Он с удовольствием начинал:

– Жили-были мужик да баба. Мужика звали Николай, а бабу Агафья…

А дальше вся сказка состояла из жизни и событий их родителей и их самих. Детям очень нравились эти сказки. Они внимательно слушали и улыбались. В очередной раз дядя Федя начинал сказку с тех же слов, только события брал другие. Они на всю жизнь запомнили доброго сказочника дядю Федю.

Хотя на воспитание детей не оставалось времени, но Агафья Петровна следила за поведением детей, была строгой и, в то же время, очень ласковой. Она понимала, что про интимную жизнь взрослых дети узнали очень рано друг от друга. Мать замечала, что Капитолина, прежде чем лечь спать, подходила к окну, где обитали её куклы, укладывала их спать. Она укладывала куклу на куклу, покрывала их одеяльцем, а утром из спичечного коробка мастерила маленькую кроватку, куда помещала крошечную куколку – ребёнок родился значит. Верочка, однажды сидя на кухне, спросила мать:

– Откуда берутся дети?

Агафья Петровна опешила и пока собиралась с мыслями и открытым ртом, дочь произнесла:

– Да ладно, я знаю, мне девочки рассказывали.

И убежала. Агафья Петровна как настоящий психолог, аккуратно с ними беседовала на разные сложные темы. Очень заботилась об их здоровье, сама лечила их от воспаления лёгких, от цинги, от чесотки, других заболеваний, используя различные народные средства и свои способности, благодаря чему дети остались живы.

Страшным испытанием для неё было время отступления фашистской армии. Партизаны кое-кому сообщили, что немцы будут отступать и сжигать дома. Все стали закапывать своё имущество в землю. Она тоже выкопала ямку величиной с сундук, опустила туда его, а в сундук сложила вещи: подушки, одеяло, швейную машинку. Это и осталось на будущее житьё-бытьё. А шкаф, комод и кровать вытащила она прямо на улицу и положила в огороде открытыми на землю. Фашисты приказали собираться людям в центр деревни. Скот забрали ото всех, от Агафьи – породистую корову Шурку. Приближались холода, стояла мокрая знобкая осень. Агафья одела на детей тёпленькие вещи и на каждого заплечничек с вещами. Народу в центре деревни собралось много, всех построили в колонну, которая растянулась на километры. С обеих сторон колонны шагали патрули с винтовками и автоматами. Она вела детей Толю и Веру за руки, Капитолина шла самостоятельно, т.к. третьей руки у матери не было. Колонна по команде двинулась вперёд, все молчали, будто умерли. И вдруг женщина, ехавшая на телеге, всплеснув руками, закричала истошным голосом:

– АХТИ-ТОШНЕНЬКО. КАКОЙ УЖАС!

На крик все повернулись в сторону деревни – деревня пылала общим костром. Все прощались со своим родным гнездом молча. По обочинам дороги грозно громыхали сапоги оккупантов. А люди всё шли и шли, казалось, дороги не было конца. Хотелось пить. И люди набирали с колеи грязную воду, и пили эту жижу. К Агафье Петровне подошёл сосед и сказал, что по возможности они будут убегать, пока нет вырубки леса. Она сильно расстроилась – как убежишь с тремя детьми.

– Капочка, вы с мальчиком Вовой постарайтесь сбежать самостоятельно, но вместе.

Но немцы заметили за ними неладное и приставили патруль. Их выручил молодой немец, который приходил попить молочка у Агафьи раньше, заняв разговорами патруль. А в это время они отстали и потом сбежали.

– Поторопитесь, скоро начнется вырубка, будет сложно убежать, – произнёс снова подошедший сосед. Колонна остановилась и долго не двигалась. Наступил вечер и вскоре ночь. Откуда ни возьмись во всё небо над дорогой нависла чёрная-пречёрная туча и люди оказались в тёмном туннеле – с боков лес, сверху туча. Когда колонна стала двигаться дальше, многие падали на бок прямо в гущу леса. И вот началась вырубка – надо торопиться пока темно. Лес теперь отступал на несколько метров от дороги.

– Доченька, как я тебя толкну, ты сразу беги в сторону и ложись лицом вниз, – сказала Агафья Верочке.

И вот она толкнула девочку, но та наткнулась на кучу песка. Мать срочно её отдернула, поставив на ноги. Идут дальше. Снова толкнула в непроглядную тьму Веру, и они втроём побежали по вырубке, сунулись лицом вниз и лежали так полчаса или час, ожидая в спину автоматную очередь. Стук сапог стал утихать и, наконец, всё стихло. Только в страхе громко стучали сердечки детей и матери.

– Теперь мы пойдём по лесу, чтобы не встретить немцев.

Вдруг услышали впереди разговор, прислушались, речь русская.

– Кто там? – спросила Агафья.

– Свои, – отозвались.

Так встретились люди, сбежавшие от фашистов, их односельчане. Уставшие с приключениями к утру добрались до своих жилищ, от которых остались одни трубы, возвышавшиеся как небоскрёбы. К ним нельзя было подходить, так как они могли обрушиться и задавить человека. Наступило ещё более тяжёлое время – где жить? что кушать? Была угроза, что немцы ещё могут возвратиться, т.к. они ещё были в Стругах Красных. На краю деревни остался один дом не сожжённый, в котором жили одни инвалиды, поражённые параличом и все во вшах. Вернувшиеся все ночевали на полу в этом доме и все заразились вшами. Вскоре люди обнаружили, что в соседней деревне Рожник остались целыми дома полицаев сбежавших с фашистами, и поселились в них по нескольку семей. Так семья Агафьи оказалась под крышей.

 
Поставьте памятник женщине тыла,
Она своим подвигом его заслужила.
Поставьте памятник хоть через несколько лет.
Хотя тех женщин почти уже нет.
 
 
Женщина тыла – великая сила!
Она повсюду мужчин заменила:
На заводах, в небе и поле.
Она о себе ведь совсем позабыла.
 
 
Ей надо было быть конём,
Пахать и сеять, и косить,
Мешки и брёвна на себе носить.
Пощады в горе не просить.
 
 
Женщина тыла днями за плугом ходила.
Урожай растила, дрова из лесу таскала —
Тепло детям давала,
Последнюю хлебную крошку им отдавала.
 
 
Примером своей жизни
Детей – будущих граждан страны воспитала.
А ночью шерстяные вещи вязала
И на фронт бойцам отправляла.
 
 
В минуты забвенья женщина тыла
Слезами обмыла ночную подушку,
В её горе подружку,
Сохранившая тайну от всех.
 
 
Поставим памятник женщине тыла.
Она эту память вполне заслужила.
Это же наши матери, жёны и сёстры
Подвиг в тылу ковали не просто.
 

Началось восстановление совхоза. Женщины пахали на себе, запрягшись по нескольку человек впереди плуга или сохи, сеяли зерно в землю, раскидывая его руками из повешенной спереди корзины. Пешком на себе приносили из других районов зерно, кур и другие необходимые совхозу вещи. Капитолина вместе с матерью трудилась наравне со взрослыми, а младшие – Толя и Вера, как старички, хозяйничали в огороде, дома варили пищу из травы, собирали у речки щавель, орехи, на поле – пупыши, лебеду, сладкую осочку, пололи и поливали грядки, заготавливали дрова. Работая в поле, Агафья Петровна увидела, как мальчик Витя бежит к ним и что-то кричит. Подбежав к ней, он ещё раз прокричал:

– Победа! Война кончилась!

– Что, что ты сказал? – произнесла Агафья, задохнувшись от известия. Он ещё раз повторил своё известие, зная, что муж у тёти Гани на войне. Она схватила ребёнка, к себе крепко прижала и поцеловала за такую дорогую весточку. Все побежали в деревню. Люди ликовали, не зная чем это всё кончится для каждого в отдельности. Но сейчас для всех была единая радость – война кончилась.

Фотография семьи, ок. 1945—1946 гг.

Агафья надеялась, что оставшееся на хуторе гумно послужит в дальнейшем строительству домика. Но случилась очередная беда. Наши солдаты, освобождая район и проходя мимо этой постройки, зашли погреться и отдохнуть. Разожгли внутри костёр, гумно сгорело. Последняя надежда на свой дом исчезла. Так продолжала семья Агафьи жить в чужом доме, который приобрели хозяева – дед Аркаш и баба Ольга. Они были ещё не старые, держали корову, а значит, им было что поесть. Баба Ольга, подоив корову, наливала горшок молока и ставила его в кладовке на полку Агафье, зная, что оно детям надо. Баба Ольга любила эту семью и говорила Агафье, что у неё дети хорошие, не балованные. Действительно было так. Даже в туалет ночью они ходили все вместе по команде матери, чтобы один раз открывать дверь и не беспокоить хозяев. Ютились они в кухне в одном уголке.

Как-то Агафья Петровна строгала ножом капусту, готовясь к зиме. Вдруг распахнулась дверь и «адъютант его превосходительства» вытянулся у открытой двери по стойке «смирно».

– Дверь-то закрой, холодно! – прикрикнул Толик.

– Тихо, – прошептал грозно адъютант.

В открытую дверь бодрым шагом вошёл человек, которого Агафья сразу узнала, в молодости видела на танцевальном пятачке в праздники. Тогда кто-нибудь истошно вскрикивал:

– Егоров22
  Егоров Тимофей Иванович (1907—1975), уроженец д. Зовка Узьминской волости. С октября 1943 по март 1944 г. – председатель 2-й Стругокрасненской оргтройки, с марта по декабрь 1944 г. – председатель Стругокрасненского райисполкома.


[Закрыть]!

Это значило, что приближается компания парней из другой деревни во главе с Егоровым, все обвешаны обрезами, ножами, наганами и другим оружием. Гуляющие быстренько разбегались, принимая их за бандитов. Они никого не избивали, но и себя в обиду не давали. Что это за люди были, толком никто не понимал. Войдя в дом, он сразу же узнал Агафью Петровну, хотя ранее видел её только со стороны. Сразу же подошёл к ней, отдал по-солдатски честь, приставив руку к виску и, щелкнув каблуками, протянул ей руку.

– Здравствуйте, Агафья Петровна! Как поживаете, в чём нуждаетесь, на что жалуетесь?

Агафья поспешно вытерла руку о передник и подала её гостю:

– Спасибо, живём помаленьку.

Егоров теперь возглавлял партизанскую тройку. Поговорив коротенько с Агафьей, он проследовал в соседнюю комнату к хозяину дома. Она недоумевала, он запомнил с далёкой молодости её имя и отчество и удостоил чести поздороваться.

Весна 1945 года. Мужчины с войны возвращались домой. Поезд выстукивал колёсами секунды, всё ближе и ближе приближаясь к станции Струги Красные. В тамбуре стоял мужчина, ещё совсем молодой, но весь седой. Седой локон надо лбом облагораживал его лицо, добродушное и задумчивое. Возвращался с войны домой в солдатской форме с медалями на груди Николай Григорьевич. Он так волновался, что, казалось, сердце выпрыгнет из груди и помчится вперёд его самого. Уже мелькали родные ели, сосны, берёзки, под ветром приветливо помахивая своими ветвями. Проносились в памяти события военных лет. Вспомнилось, как он однажды тащил на передовую бачок с кашей, чтобы накормить своих однополчан. Вроде бы бой приутих, и он, засунув бачок с кашей в вещмешок, пополз по перелеску. Притихли автоматные и пулемётные очереди. Подползая к своим, Николай Григорьевич вдруг услышал где-то рядом автоматную очередь. Пули прошили вещмешок и бачок. Седой затаился, не двигался несколько секунд. Ещё один миг и он оказался у своих в траншее.

– О-о-о, каша приехала, – прошептали мужики.

– Седой, как ты пробрался?

– Да вот пробрался, – с неизменной приветливой улыбкой ответил он, – и каши вам притащил с особенной приправой. Будете есть, не обломайте зубы. Какой-то фашист вам прислал железную приправу. Так что осторожнее пробуйте.

– Ничего, если проглотим, вылезет как миленькая в целости и сохранности. Обратно пошлём им, но только без каши, – шутили солдаты.

Но снова память увлекла его к семье, к жене и детям. Фотокарточка, хранившаяся в кармане у сердца солдата, на которой вся семья была в сборе, тоже возвращалась. Наконец поезд затормозил и остановился. Он сказал проводнице: «до свидания» и пошёл в сторону бывшего посёлка Струги Красные. Посёлка как такового не было, фашисты его полностью уничтожили, осталась только дорога, выложенная камнями. Но жизнь продолжалась. Раздавались повсюду – как прекрасная музыка – звуки топора и молотка – люди строили свою жизнь заново. Было раннее утро. Свежий воздух входил в грудь, наполняя его энергией. Пройдя по дороге с километр, он увидел кучу брёвен, а на них сидел какой-то мужичок. Подойдя к нему, разговорились. Оказалось, мужчина не прочь был продать этот лес. Вскоре Николай Григорьевич стал обладателем бревен. Он уже представлял свой будущий дом, руки «чесались» и стремились к мирному труду. С радостным настроением он заторопился к жене, объявив ей, что он купил дом.

Не успев обласкать семью, Николай возвратился в Струги – надо скорее строить жильё, а то семья ютится в уголке чужого дома. Быстро устроился на работу на Полигоне в воинскую часть, где давали паёк – а это было очень важно. Надо было самому кормиться и хотелось семье что-нибудь послать. Но вышло не так, как он хотел. Пришлось весь паёк отдавать семье, которая его приютила. У них было много детей, и пока он садился за стол, на нём ничего не оставалось. Полуголодный, а то и очень голодный, он выходил из-за стола и шёл на работу. А по вечерам до поздней ночи рубил и строил дом. К весне сруб дома был готов, а у маленькой кухни покрыл крышу. В воинской части ему выделили на денёк автомобиль. Сразу же поехал за семьёй. Погрузив нищий скарб, отблагодарив хозяев, которые приютили его семью, отправились на новое место жительства. Приехав в Струги, Николай Григорьевич разгрузил пожитки, торжественно объявил:

Семья возле своего дома. Слева направо, сидят: Пелагея Петровна, Агафья Петровна; стоят: Капитолина, Вера, Анатолий, Николай Григорьевич

Работники Ремстройучастка. Второй справа – Николай Григорьевич

– Входите, это наш дом.

В углу этой крохотной кухни лежал подсохший мох. Николай Григорьевич подошёл к этой кучки мха, прилёг на него, свернулся в комочек, закрыл глаза и шёпотом произнёс

– Боже, какое счастье. Никто не знает!..

Вскоре он перешёл на работу в Ремстройучасток, где установил сам лесопилку и стал пилить лес для восстановления сожжённого и растерзанного фашистами района, для организаций и личных хозяйств.

Трудился день и ночь, стараясь выполнить просьбы заказчиков, а заказчиков было много, все хотели быстрее построить дома. Упрашивали каждый день поработать его после окончания рабочего времени – вечерком, и он соглашался не считаясь с личным временем. С согласия начальника Ремстройучастка Попова Николай Григорьевич работал для личных хозяйств, за что его благодарили, угощали водкой или самогоном. За распиловку леса деньги отдавал начальнику, который на эти деньги приобретал для организации различное оборудование у случайных хозяев и организаций, без оформления документации естественно, т.к. негде ещё было приобрести формально. Один «праведник» стал следить за работой Николая в вечернее время и решил, что он присваивает деньги себе и донёс в прокуратуру. Николая арестовали и предъявили обвинение в присвоении денег в сумме 8 тысяч рублей – это огромная сумма по тем временам.

Суда ещё не было, а имущество, которого в доме вообще не было, уже описали. В качестве имущества забрали большого поросёнка. Состоялось первое заседание суда. Все свидетели показывали, что деньги отдавали ему. Начальник проходил по делу в качестве свидетеля. Он попросил суд отложить и пообещал предоставить на всю сумму документы на приобретение имущества. Так и сделали, но Николая Григорьевича снова поместили под стражу в камеру для дальнейшего расследования. Второе заседание отдали в Плюсский суд. Накануне заседания Николай увидел сон, будто сидит он на берегу речки, в ней течёт чистая-пречистая водичка, а в ней плавают живые рыбки. Посидев и посмотрев на воду и рыбок, он встал и видит, что у него испачканы немного в песочке штаны. Одним движением он отряхнул песок с брюк и пошёл домой. Днём состоялся суд. Агафья Петровна поехала на суд, не зная, чем всё закончится. Вечером дети увидели, что их родители возвращаются домой вместе радостные.

– Сон-то в руку, сбылся. Попов все документы предоставил на приобретение имущества для организации, и меня полностью оправдали, – рассказывал отец своим детям.

Всё закончилось благополучно. Только конфискованную свинью никто не удосужился возвратить. «Бог им судья», – решил Николай и не стал ходатайствовать о возврате свиньи, а начал жить и работать снова, помогая восстанавливать организациям и всем нуждающимся своё хозяйство.

Тяжёлые годы войны давали периодически о себе знать. Угнетали какие– то приступы. Врачи лечили ему желудок, но приступы повторялись. Положили на операцию. Знаменитый хирург Коптев33
  Коптев Иван Сергеевич (1894—1959) – с 1935 по 1941 и с 1948 по 1959 гг. – главный врач Стругокрасненской больницы.


[Закрыть] вдруг вошёл в операционную, куда уже был помещён Николай Григорьевич, с каким-то профессором медицины, только что приехавшим из Ленинграда. Он провёл рукой по животу и сказал:

– Это желчный пузырь, а не желудок.

Оказалось, что желчный пузырь был уже гнойный, и гной распространился по всему животу. Ещё в операционной Николай пришёл в себя, очнулся от наркоза и, когда на каталке его вывозили, он увидел, что вся семья ждёт результата у двери. Он сумел им улыбнуться и сказал:

– Всё в порядке.

Все были очень рады. Время шло, а шов не заживал, выделения всё текли и текли. Хирург Коптев каждый раз встречаясь с Николаем Григорьевичем предлагал ему сделать повторную операцию, иначе кончится плохо. Но нужно было кормить семью, продолжал ходить на работу. Случилось то, о чём предупреждал хирург – диагноз рак пищевода. Он плохо себя чувствовал, перестал есть – не проходила пища, только пил сладкую воду. Жена покупала ему шоколадки и просила:

– Съешь хоть шоколад, он сладкий, может горло пропустит.

Взяв шоколадку, он отправлялся за грибами. Лес он очень любил. Семья уговаривала его не ходить одному, может плохо кончиться. Он отвечал:

– Не случится. Зато будете меня всегда вспоминать, как я ходил за грибами для вас.

Вечером каждый раз семья с тревогой всматривалась в даль дороги, ожидая его с благополучным возвращением. Можно только удивляться, как больной, немощный и уже пожилой человек мог ходить целый день по лесу, голодный, да ещё таскать за спиной тяжёлую корзину с грибами! Ему хотелось хоть в последний момент сделать что-нибудь полезное для семьи. Жена старалась за ним ухаживать днём и ночью. На семидесятом году его не стало, он скончался в присутствии всех, на руках у дочери Веры. Агафья Петровна прожила без него ещё с десяток лет. Выросли дети ещё при их совместной жизни и определили свою судьбу.

Анатолий Давыдович

Анатолий окончил неполную среднюю школу в Стругах Красных, рано пошёл работать, стал классным столяром. Заработок отец от него не забирал, боясь его обидеть, чтобы не заподозрил что он не родной отец. Имея деньги и друзей, которые научили его пить водку раньше времени, стал очень рано алкоголиком. Когда пошёл в армию, его направили в офицерское училище. Но в стране провели сокращение армии, и весь его выпуск отправили по домам. Это ещё раз в его судьбе сыграло отрицательную роль. Вернувшись домой, он снова стал столяром и общался в компании тех же друзей. Женился на хорошей девушке Нине. Но она не выдержала его увлечения водкой, ушла от него. Он пил всё больше и больше. Родственникам предложили его отправить на лечение, что они и сделали. Всё равно алкоголь победил, он заболел раком. Сделал операцию, но напрасно, через два месяца в возрасте 55 лет он ушёл из жизни.

Капитолина Давыдовна

Дочь Капитолина выросла и стала красавицей. Поклонников было множество, но замуж вышла за нелюбимого, по причине, что он служил близко от дома, в Пскове. Так в 21 год она стала женой офицера, симпатичного, статного, кучерявого молодого человека. Но он оказался страшно ревнивым, постоянно придирался к ней по пустякам. Уезжая на учения, ему мерещилось, что жена изменяет, он делал пометки на пузырьках духов, если духов стало меньше – значит душилась и ходила на свидание, на подошвах туфлей делал пометки и если они стёрлись – значит ходила на свидание… Они вообще были разные люди. Но он её любил очень. Долго она мучилась с ним, не выдержала – развелась. Уговорил, снова зарегистрировались и снова развелись. Ни он, ни она не приобрели нового спутника. В трудные годы перестройки Михаил – муж Капитолины помогал бывшей своей жене и дочери материально, привозил им различные продукты. В последние дни его жизни и болезни дочь и бывшая жена взяли его к себе, но ненадолго, так как он вскоре умер. Капитолина пережила его на много лет, хотя перенесла инфаркт миокарда. Спутниками конца её жизни стали костыли, сильное ухудшение зрения и слуха. В старости за ней ухаживает дочь Светлана.

Младшая дочь Агафьи Петровны и Николая Григорьевича – Вера первый класс окончила при оккупации фашистов в совхозе «Вперёд» и этот курс повторила, как и все ученики, после ухода немцев. В 1946 году весной 26 мая в её день рождения она получила от отца замечательный подарок – её и всю семью он перевёз во вновь построенный дом в посёлок Струги Красные. Здесь она подружилась с хорошими девочками и приобрела подружек Трофимову Валю и её сестру Женю, Мостакову Люсю и других, они в будущем оказались её одноклассниками. Стругокрасненскую среднюю школу окончила успешно, после чего сразу же поступила в Псковский педагогический институт на физико-математический факультет. На вступительных экзаменах преподаватели сразу же отметили её хорошие знания по предметам. Её зачислили и в сильнейшую группу по иностранному языку, хотя немецкий язык она ненавидела. В общежитии дали комнату на троих девочек. Пожив немного у сестры, поселилась в общежитии. Материально было очень трудно, т.к. деньгами родители не могли помогать, давали с собой только домашние продукты. Готовить что-либо было невозможно, т.к. на всё общежитие была одна плита. С каждым днём она разочаровывалась в этом институте и, вдруг, приходит из дома письмо, что папа в тяжёлом состоянии – положили на операцию. Она решает, что помогать учиться ей теперь некому, что отныне за семью отвечать должна она. Директор института ей не поверила, только выругала за такое решение, ничего не порекомендовав ей. А сама она ещё мало соображала, даже не знала, что можно перейти на заочное отделение.