Текст книги "Чиновник для особых поручений"

От него за версту несло водкой и агрессией. Такие, всю жизнь страдая от чувства собственной второсортности, напившись, стремятся кого-то унизить, воображая, что сами от этого становятся выше и значительнее.

– Простите, это вы мне? – повернулся к нему Сосо.

– Нет! – зло рассмеявшись, хлопнул себя по коленям мастеровой. – Себе …твою мать!

Кровь бросилась в лицо горцу.

– Ты, не тронь мою мать, шакал!

– Ишь ты! – продолжал куражиться пьяный. – Вот и катись к своей матери! А то понаехали сюда на баб наших пялиться!

– Послушайте, господин! – вскочила со скамейки Бойкая. – Ведите себя прилично! А то я и полицию позову!

– Да пошла ты, свиристелка, – отмахнулся тот, продолжая наступать на Сосо. – Полицией она меня пугать будет!

Есть вещи, которые мужчина не должен спускать никогда и никому. Сосо, будучи подростком, попал под повозку, и с тех пор левая рука действовала плохо. Но разве от этого он перестал быть мужчиной?

– Извинись перед девушкой, ты, пьянь!

– Че-го-о? – издевательски протянул тот и потянулся раскрытой ладонью к лицу упрямого горца.

Жестокий удар в челюсть опрокинул дебошира навзничь.

– Эй, ребята, наших бьют! – услышал за спиной Сосо и увидел еще двоих мастеровых, бегущих к нему.

– Бегите! – закричали ему девушки.

Не мог он бежать. И не только потому, что прихрамывал. Он мужчина, а мужчины от опасности не бегают, они ее встречают. И Сосо, шагнув навстречу, ударил в лицо первого. Но тот только мотнул головой, как бык, и ударил в ответ так, что свет померк в глазах, а рот наполнился кровью.

– Бей его! – донеслось словно издалека, и на него градом посыпались тяжелые удары.

Сосо еще как-то умудрился привстать, и от точного удара в солнечное сплетение один из хулиганов, застонав, упал на колени. И вдруг все кончилось. Как в красном тумане, он увидел, что на его обидчиков напал какой-то мужчина лет тридцати. Вот это был мастер! От короткого удара в печень задира, начавший драку, согнулся с тяжким стоном, заваливаясь набок. Второй, не успев опомниться, взвился в воздух, и так плотно шлепнулся о землю, что остался лежать на спине, хватая ртом воздух. Третий, самый сообразительный, бросился наутек.

– Браво, Станислав! – воскликнула Тихоня.

Издалека послышалась трель полицейского свистка. Ну вот, только этого и не хватало…

– Можешь идти? – быстро повернулся к нему Станислав. – А то нет у меня желания с фараонами встречаться.

Сосо, не отвечая, бросился через газон и проезжую часть к проходным дворам. Нырнув под арку, он остановился, со стоном покачнувшись. Но взял себя в руки и осмотрел внешний вид. Да-а… В таком виде только до первого городового. Рукав пиджака почти начисто оторван, воротник рубашки свисает рядом с галстуком. И к тому же весь в пыли.

Сосо шутливо развел руками – мол, вот, извольте видеть. Переступив, он невольно поморщился – один из ударов пришелся по давней травме на ноге.

– Вы же хромаете! – Бойкая смотрела на него в упор синими глазами. – Я еще на бульваре заметила.

– Что с ногой? – прямо спросил Станислав.

– Да ерунда, – улыбнувшись, ответил революционер. – Нога когда-то сломана была. Сегодня ей опять досталось.

Тихоня смотрела на него, широко раскрыв глаза.

– А! – махнул рукой Сосо. – Да не волнуйтесь вы так, я вас прошу!

– В самом деле, – поддержал его Станислав. – Волноваться не будем. Так, девушки, бегите вперед и все организуйте. А мы пойдем не спеша.

Они и шли проходными дворами, где на веревках сушились юбки, рубахи да кальсоны. Узкими переулочками, где сопливая малышня беззаботно играла прямо на мостовой, не опасаясь попасть под пролетку или мчавшееся авто. Потом вновь вышли на широкую улицу, где гуляла чистая публика.

Сосо испытывал двойственное чувство. С одной стороны, это приключение пришлось как нельзя кстати. Когда идти совершенно некуда, хоть на какое-то время «сын человеческий» обретет место, где можно будет «приклонить голову». Учась в семинарии, он великолепно знал евангельские тексты и нередко пользовался ими, как метафорами. Про себя, естественно.

С другой – слишком уж кстати. Жандармы на такие «спектакли» большие мастера. Вполне может быть, что и пьяные мастеровые, и эта троица – просто статисты, разыгравшие фарс с единственной целью – втереться к нему в доверие.

«А что ты за птица такая, товарищ Коба, чтобы жандармы ради тебя трагедии Шекспира на улицах разыгрывали? – спросил он сам себя. – С тобой один разговор – беглый ссыльный? В кутузку!»

К тому же изменить все равно ничего уже нельзя.

«Цугцванг», – вспомнил он шахматный термин, очень точно отражающий положение дел.

И продолжал спокойно, чуть прихрамывая, шагать рядом со Станиславом. Тот, кстати сказать, на «подставного» не походил ничуть. Ни болтливости, ни назойливого общения. Сосо с ними встречался достаточно, чтобы понять, что его спаситель к ним – никаким боком. «Статисты» без устали рассказывают свои истории, стараясь разговорить собеседника. Чтобы тот, в ходе разговора, разоткровенничался и, может быть, сболтнул бы нечаянно что-нибудь лишнее.

Это проходило со многими, но только не с ним. Сосо был недоверчив. К тому же его аналитический ум очень быстро вылавливал в разговоре какую-нибудь неувязку или логическую нестыковку. А осознав ее, он мгновенно замыкался, используя любой благовидный предлог – сонливость, головную боль, да все что угодно. Правда, в глазах этого парня мелькнуло что-то, Сосо так и не понял, что? Интерес? Сочувствие? Или, вообще, человек свое что-то вспомнил?

«Господи, неужели это и есть Сталин? – думал Стас, неторопливо шагая рядом с прихрамывающим Сосо. – Я кручу комбинацию с отцом народов? Это ж охренеть можно! Деться ему сейчас некуда, идет как миленький. Явку, где он скрывался, они прихлопнули. Хозяин, помимо всего прочего, еще и барыгой оказался – сбытом краденого промышлял. Так что путь у него один. Сейчас нога будет болеть все сильнее. А мы – люди благодарные и мягкосердечные. Приютим, конечно, куды ж мы денемся с подводной лодки, да в такой шторм?»

Глава 8
На грани фола

…Конспиративная квартира была в приличном доме на втором этаже. Не абы для какой мелкой сошки, а для солидных «клиентов». За обитыми дерматином дверями три просторных комнаты со вполне соответствующей обстановкой. Гостиная с мягким диваном и креслами из тисненой кожи, массивный обеденный стол под плюшевой скатертью окружен венскими стульями, у стены – «горка» с посудой, на окнах плюшевые портьеры. В соседней комнате спальня с широченным ложем, пузатым комодом и платяным шкафом.

В третьей был кабинет с книжными полками, удобным креслом за письменным столом, где они сейчас и находились. Здесь и обосновался его гость, обнаружив за китайской ширмой скромную кушетку и сославшись на привычку полистать незатейливый роман на сон грядущий. Плед и подушка дополнили скромное ложе, придав ему незатейливый уют.

Прожив в кабинете пару дней, гость постепенно обвыкся и общался без прежней настороженности. Оценив эти изменения, опер пришел к выводу, что пора «брать быка за рога».

– Слушай, Сосо, – сказал Стас, задумчиво выпуская дым через ноздри. – Ты горец, стало быть, человек прямой…

Тот поставил на стол стакан с чаем и спокойно поглядел оперу в глаза. И этот взгляд многое сказал. Горцы, конечно, народ прямой. Возможно. Но, несмотря на прямоту, им доступно такое коварство, что всякие там Талейраны и Борджиа в сравнении с ними дети малые. По внимательному взгляду собеседника Стас почувствовал, что верную ноту взял, не сфальшивил.

– Я понимаю, Станислав, что у тебя есть ко мне вопросы, – неторопливо сказал Сосо. – Спрашивай. Я тебе отвечу.

«Да, не врали историки, – подумал Стас. – Взгляд у него действительно стоит отдельного упоминания. Как у нашего полкового особиста прямо».

Своим спокойным ответом Сосо как-то незаметно перехватил инициативу в разговоре и теперь вел «первую скрипку». Это следовало во что бы то ни стало поломать.

– А я думаю, и спрашивать ничего не стоит, – пожал плечами Сизов. – Я тоже человек прямой, я сибиряк. А ты революционер, это и к бабке не ходи. Бросаешь бомбы и думаешь, что куча трупов приведет тебя к светлому будущему.

Надо отдать должное Сосо – ни один мускул не дрогнул на его лице. Он спокойно, даже с легкой усмешкой, продолжал смотреть на Стаса. Силен, бродяга!

– Я не собираюсь звонить в полицию, – он встал и, пройдясь по комнате, остановился у стола. – И выгонять тебя тоже не собираюсь. Я понимаю, что монархия себя изжила…

Сосо продолжал неотрывно смотреть ему в лицо, даже чуть кивнул, как бы поощряя – ну, давай, давай.

– Но неужели ты всерьез веришь, что, пачками убивая ни в чем не повинных людей, можно как-то улучшить общество? Что это за общество такое будет?

Сосо отхлебнул остывшего чая, встал и, мягко пройдясь по комнате, подошел к Стасу и остановился напротив.

– Я не бомбист, Станислав. Я не убиваю людей. И я не верю, что таким путем можно чего-то достичь. Чего-то путного, я имею в виду, – усмехнулся он совершенно по-сталински. – Я тебе прямо ответил? Как горец. А теперь ты мне скажи прямо, как сибиряк.

Он опять прошелся по комнате и, подойдя, уткнул палец ему в грудь.

– Что сделал лично ты?

– В каком смысле? – приподнял бровь опер.

– Ты сказал, что самодержавие себя изжило, так?

– Так, – кивнул Стас.

– Что сделал лично ты, чтобы это исправить?

«Ого, – подумал опер. – Так, того и гляди, не я его вербану, а он меня заагентурит. Вот, блин, дядя Джо, с тобой хрен расслабишься. Я еще таких, пожалуй что, и не встречал».

Вопрос, прямо скажем, застал его врасплох. Скрывая легкое замешательство, он взял со стола папиросу и, прикурив, потянулся открыть форточку. Сосо с улыбкой наблюдал за всеми этими манипуляциями.

– Я ничего не делал, – выпустив дым, пожал он плечами. – Помогать тем, кто стреляет чиновников, я считаю делом бессмысленным и, главное, недостойным. Убили одного – поставят другого, только и всего. Возможно, еще худшего. Или творчество господина Маркса рабочим объяснять? Увольте…

– А чем тебя лично не устраивает господин Маркс?

– Меня? – удивился Стас. – Я-то тут при чем? Ко мне-то этот господин точно никаким боком…

– Как же ты полагаешь, нужно переустроить общество? – серьезно спросил Сосо. – Если ты об этом думал.

– Есть у меня одна идея, – простецки почесал в затылке опер. – Но мне без толковых помощников не обойтись.

– Интересно! – Оппонент сел на стул верхом и пристально посмотрел на Стаса. – А можно поподробнее? Если, конечно, это не секрет.

– Хочешь – слушай. – И опер оседлал стул, стоящий напротив.

…Они встретились на той аллее, где пару дней назад «разрабатывали» Сосо – жандарм Всеволод, сыщик Володя и мент конца ХХ века.

– Как подопечный? – поинтересовался после приветствия Володя.

– Нормально, – отозвался Стас, усаживаясь на скамейку. – А что, Полина не доложила? Ай-яй-яй! Ты пожури ее, так же нельзя с куратором.

– Станислав, что тебе в голову приходит! – возмутился сыщик.

Опер улыбнулся.

Полину, с которой в настоящее время остался Сосо, «сосватал» ему именно Коренев. Незаконнорожденная дочь графа ***, она до семнадцати лет росла в далеко не бедной семье, то есть до тех пор, пока не проявила себя как талантливая мошенница. Мать и куча теток пришли в ужас, вся родня (тоже далекая от нищеты) кинулась «заминать» историю, будучи свято уверенной в том, что девочку оклеветали.

– Понимаешь, Станислав, здесь дело не криминальных наклонностях, – рассказывал сыщик. – Душно ей в этом мирке. Натура у нее яркая, талантливая, а где ее применить? Начиталась романов, вот и давай чудесить.

Вторая подставная «сестричка», Галина, та и вовсе, несмотря на юные годы, была проституткой со стажем. А куда прикажете податься молодой умной девахе с пятью классами гимназии после смерти отца, бывшего при жизни мелким чиновником? Если раньше семья еще сводила кое-как концы с концами, отец умудрялся как-то платить за гимназию, то после его кончины мать запила горькую. Перед Галиной с двумя сестренками встал вопрос о выживании. И она, будучи человеком решительным, пошла на панель.

Вот уж воистину, не знаешь, где найдешь, где потеряешь… Стас ее попросту «снял» в соответствующем заведении. И нет в этом ничего такого – организм своего требует. А тут, в отличие от СССР, секс был. Не считалось это в обществе чем-то зазорным. Для одинокого мужчины, во всяком случае. Или женатого, но не имеющего возможности получить «по потребности» от собственной супруги. И где, спрашивается, еще можно ознакомить подрастающего отпрыска с реалиями интимных отношений? А там их мягко и ненавязчиво просветят. Но эти познания не выпячивались, как в его время. Ими владели, и только.

Стас никогда не относился к женщинам потребительски. Да и переспать, если честно, мог не с каждой. Дуры приводили его в уныние, плавно перетекающее в импотенцию. Интересно было соблазнять женщин ярких, умных, зная, что успех не гарантирован, но результат того стоил.

Встретившись с Галиной, он неосознанно почувствовал в ней именно такую натуру. И, соответственно, сделал все, чтобы выйти за рамки «обычного» клиента. А потом, поняв, что ремесло выбрано не по склонности, а по необходимости, ненавязчиво перешел к целенаправленной вербовке.

– Еще лет пять и ты станешь невостребованной, если, еще раньше дурную болезнь не подхватишь, – откровенно сказал он. – А тебе еще сестренок поднимать нужно. У нас, конечно, работа не скучная. Может, и лечь под кого придется для пользы дела. Но ты же человек умный, разницу понимаешь – или России служить за нормальные деньги, или мужиков тешить за гроши?

В результате «группа Зет», как он в шутку называл свою «гвардию», украсилась еще одной дамой.

В силу бывшей своей профессии Галина смотрела на мужчин без романтического флера в глазах. Что не удивительно, учитывая шестилетний стаж на панели, это в ее-то двадцать два! А на Сосо она явно стала поглядывать с интересом, а это уже само по себе о многом говорило.

Стас даже почувствовал легкий укол ревности. Притом что Галина относилась к нему очень душевно, от дальнейшей близости с ним она мягко уклонилась. Да, непрост Сосо, совсем непрост. Десять раз подумаешь, прежде чем связаться с такой одаренной натурой.

Сейчас она, одетая бонной, выгуливала свою младшую сестренку, наблюдая за ними со стороны. Никакого конкретного задания он перед ней не ставил, просто сказал:

– Галя, вы девушка умная, просто понаблюдайте за нами со стороны, а потом со мной впечатлениями поделитесь. У женщин интуиция развита лучше, чем у нас, может, вы-то заметите, что я пропущу.

– Будут какие-нибудь задания, Станислав? – напомнил о себе Всеволод.

– Да, будут, – очнулся Стас от своих мыслей. – Нужен хороший горный инженер. Желательно такой, которому можно доверять. Ну, насколько вообще можно доверять человеку.

– У меня таких нет, – с сожалением отозвался Володя. – А у тебя, Сева?

Ишь ты, Сева… Сошлись, стало быть, характерами. Опер, честно говоря, опасался, что представители столь разных служб будут испытывать затруднения в общении. Впрочем, чему удивляться? Что сыщик, что жандарм просто обязаны уметь контактировать с самыми разными людьми.

– Кажется, есть один, – сдержанно кивнул тот. – Помнишь, Володя, того студента-жиденка, которого я допрашивал, когда ты зашел?

– А, вспомнил! Точно, у него же молоточки на форме были, а за что ты его?

– Да там курьезу больше, чем преступления, – скупо улыбнулся Всеволод. – Он рабочим вздумал кружок политической грамотности организовать. Да перемудрил немного. Его какой-то умник спросил – а какого вероисповедания Маркс?

– Так он же сатанист вроде, – ухмыльнулся Стас.

– Вот этот умник им прямо так и брякнул, – засмеялся Всеволод. – Побили его рабочие. Спасибо городовому, отобрал да к нам доставил.

– Ну а вы эту душу безгрешную, ясное дело, вербанули на счет «раз».

– А куда его было девать? – пожал плечами жандарм. – Хоть какая-то польза.

– Ну да, – кивнул опер. – Вы его на допрос пригласите, а я рядышком посижу.

Так Стас нашел горного инженера для задуманной экспедиции. Александр, так звали студента, происходил из семьи довольно известного ювелира. Старый Аарон неодобрительно отнесся к затее сына стать горным инженером. Однако, будучи человеком рассудительным, в конце концов сказал:

– Ладно, Исраэль, если не хочешь гранить алмазы, как твой папа, копай их из земли. Мне-таки будет что гранить.

Разговаривая с ним, опер быстро понял, что имеет дело с чистейшим идеалистом. Такие индивидуумы, при умелом обращении, могут стать и честнейшими специалистами, и с бомбой на царя пойти – смотря по тому, в чьи руки попадут. Вот и сейчас, глядя в его глаза, Стас строил схему разговора, чтобы «зацепить» этого парня наверняка.

– Успеваемость у вас отличная, Александр, – вздохнув, вступил он наконец в разговор. – Даже странно как-то. Вам заняться, что ли, нечем было?

– Ну, это же ясно, – пожал плечами тот. – У нас все беды от бескультурья. Вот я и хотел…

– Угу, – хохотнул опер, – наслышан уже. Будущий горный инженер Рошба среди озверевших работяг! Гвоздь сезона! Дамы падают в обморок! Вы городовому в ножки поклонитесь, убили бы вас эти пролетарии.

– Но, согласитесь, народу нужна грамотность!

Вот упрямец! Всеволод тихонько хмыкнул, однако не встревал.

– Саша… Ничего, что я вас так называю? Я ведь постарше. Это вам кто такое сказал?

– Н-ну… – Юноша явно растерялся.

– Сам народ, между прочим, совсем другое говорит. «Дураку и грамота вредна», слыхали такую поговорку? Вот к чему я категорически склоняюсь, так это к народной мудрости. А вы, простите, поперлись им про их любимого Маркса такие ужасы рассказывать. Вы бы еще волкам лекцию о вегетарианстве почитали.

Студент вскинулся, но, закрыв рот, опустил голову.

– Саша, что вы знаете о кимберлитовых трубках?

– Все знаю, – поднял голову Александр. – Я же сын ювелира, как-никак.

– Это правда, что они могут встречаться только в условиях жаркого климата?

– Чушь! Простите, – поправился студент, – но это, в общем, полный бред. Они формировались в глубинах земли, и климат сюда никоим образом… А почему вы спрашиваете?

– У меня есть некоторая информация о том, что на территории Российской империи есть кимберлитовая трубка. Я не ученый, а коммерсант. Но мне нужен хороший горный инженер.

В глазах студента вспыхнул фанатичный огонь, но очень быстро его сменило сомнение.

– Что молчите? Пойдете?

– А почему вы обращаетесь к недоучившемуся студенту? На такое, только слово скажи, самые маститые специалисты бегом побегут.

«Да ты еще и с мозгами! – Стас быстро переглянулся с жандармом. – Совсем хорошо».

– Знаете, Саша, специалист подобен флюсу, он односторонен.

– Хорошо сказали, – засмеялся студент.

– Это Козьма Прутков сказал. Мне не нужны бегающие инженеры. Мне нужен специалист с незашоренными мозгами, чтобы не молился на авторитеты, а сам думать умел. В этом плане вы мне подходите. Вот только ваши эти политические дела…

– Да бог с ней, с политикой! – вскочил со стула Александр. – Я горный инженер, а не бомбист. Ну, почти горный инженер…

– Как, Всеволод Васильевич, возможно ли оставить его подвиги без последствий?

Жандарм ласково поглядел на студента.

– Если Александр даст мне честное слово, что будет держаться подальше от политики. Право, Александр Ааронович, она порядочным людям противопоказана, поверьте опытному человеку. Мы вас не посадим, так пролетарии пришибут.

– Даю честное слово благородного человека, – помолчав, твердо сказал тот.

– Вот и славно. Теперь о деле.

Глава 9
Во владениях архангела

…Несмотря на то что стоял октябрь, по земле вовсю мела поземка. Шипя паром и марая снег сажей из пыхтящей дымом трубы, паровоз дотянул состав до перрона и остановился, скрипя тормозными колодками. Из трех прицепленных вагонов-теплушек высыпал народ. Часть рабочих, выведя лошадей, принялись запрягать их в сани. Остальные переваливали груз из товарных вагонов на гужевой транспорт. Оставив инженера наблюдать за выгрузкой, Столыпин и Стас решили проехать вперед и дожидаться каравана на месте.

– Так замерзнете же, господа, – убеждал их Александр. – Там ведь деревенька небольшая.

– Ничего, Саша, – хлопнул его по плечу Стас. – Ты, главное, первым делом стройматериалы отправь. А строителей на месте наймем. Здесь зимой работу не найти, а при такой зарплате мы без людей не останемся. Балаганов они себе за несколько дней наставят и обустроят. Сосо, поможешь господину инженеру людей найти?

Джугашвили спокойно кивнул.

– Ну а теперь поделитесь со мной, – когда лошади уже бойко бежали по улицам Архангельска, спросил министр, – что за кота в мешке вы мне в подшефные сосватали?

– Это не кот, Петр Аркадьевич, это целый леопард. Как минимум, – пошутил опер, мысленно прикидывая, как ему убедить упрямого компаньона.

– Шутки шутками, но все же?

– Этот человек – беглый революционер, большевик.

– Вы с ума сошли, милостивый государь? – после секундной паузы холодно осведомился Столыпин. – Руководить рабочими стратегического, без преувеличения, предприятия вы хотите поставить большевика? Или я чего-то не понимаю?

– Да, – спокойно ответил Стас. – Именно этот человек принесет на этом месте наибольшую пользу. Это не просто большевик, и не просто революционер. Иосиф Джугашвили в нашей истории тридцать лет руководил Россией. Он принял голодное, разрушенное, истерзанное войнами государство, превратив его в мощную индустриальную державу, с которой считался весь мир. Таких людей лучше иметь друзьями, чем врагами, не правда ли? Или я чего-то не понимаю?

Лицо бывшего премьера побагровело. Видно было, что он сдерживается лишь усилием воли.

– М-да, – вымолвил он, наконец. – Воистину, нет предела вашим сюрпризам. А Александр? Этот-то хоть обычный инженер? Или тоже какой-нибудь принц крови или, упаси боже, будущий премьер-министр при его величестве Иосифе Первом, или какой он там был?

– Нет, – мотнул головой Стас. – Тут в чистом виде слепой случай. Правда, сюрприз тоже есть – его папа ювелир. И, вполне возможно, доверенное лицо «Де Бирса».

– Черт бы вас побрал! – не сдержавшись, выругался Столыпин.

Демонстративно подняв воротник, он отвернулся, глядя на лес, растущий вдоль дороги.

– И что, никаких сомнений в душе? – повернувшись, он пристально глядел прямо в глаза. – А не проще этому будущему императору пулю в лоб пустить?

– Есть сомнения, Петр Аркадьевич, и немалые, – негромко сказал Стас. – Но и ставки высоки. Убрать такую фигуру с доски, это как Наполеона выкрасть перед Аустерлицем. А уж в свой лагерь притащить – и подавно.

Тут Стас лукавил, конечно. Знай Столыпин его истинные планы, он бы ему самому пулю в лоб всадил, никак не иначе. При всей широте его взглядов он был все-таки ярым монархистом. И поделать с этим ничего нельзя – Петр Аркадьевич таких компромиссов не признавал. И его можно было понять.

Поневоле вспомнишь крылатую фразу Черчилля о том, что демократия – наихудший строй, если не считать всех прочих. Стас, успевший от души нахлебаться «дерьмократии» в прошлой жизни, тоже совершенно искренне пришел к выводу, что монархия лучше. Если бы не одно большое «но»! Демократия, при всех ее отвратительных достоинствах, имеет одно существенное отличие от монархии – она не передается половым путем.

Говоря образно, демократия – это как женитьба по любви или по необходимости, но какое-то подобие выбора все-таки есть. А монархия – это когда ты уже рожден женатым и изменить ничего нельзя. Постепенно познавая мир, узнаешь вдруг, что эта толстая противная дочка соседа, которую ты на дух не переносишь – твоя будущая супруга. И спасти вас может только смерть – ее или твоя. Конечно, здорово было бы, если бы эта дочка оказалась красавицей и умницей, но… В общем, монархия – это лотерея. И Николай II Романов – не тот приз, ради которого покупают билетик. Стас убил уйму времени, расспрашивая Столыпина о царе. Тот рассказывал охотно. Иногда с теплотой, иногда с досадой, но это уже имело значение постольку – поскольку. Слушая его, опер с каждым словом понимал все отчетливей – этот самодержец обречен. Будучи хорошим, порядочным в общем-то человеком, Николай свет Александрович был тем не менее полным мудаком. И это совершенно не оскорбление, а чистой воды диагноз. Причем по одной простой причине – твердые правила хороши в границах адекватности. Если они пошли вразнос со здравым смыслом, жди беды. Потому что, пробираясь через ночной лес, человек должен сознавать – тот факт, что он вроде как «царь природы», не может быть известен хищникам. А если ты, решив, что царю все можно, прешь через этот лес с факелом и песней, стоит ли осуждать медведя, который книжек не читает?

Именно твердая убежденность последнего Романова в том, что он самодержец («и протчая, и протчая»), и привела его в Ипатьевский подвал. Нельзя же, ну физически невозможно быть всевластным самодержцем и одновременно порядочным человеком. Это, если хотите, антиномия чистейшей воды! Либо ты твердой рукой ведешь свою страну к той цели, которую ты для нее поставил, либо ты сам живешь по нерушимым правилам, вгоняя сам себя в какие-то рамки. Из которых, заметим между прочим, выход нередко ведет в какой-нибудь подвал… или на плаху, кому как повезет. В этом трагедия всех великих правителей – поклонники указывают на те высоты, которые ими достигнуты, а противники, брызжа слюной, на то количество отрубленных голов, которые остались валяться на дороге к светлому будущему. При этом они начисто игнорируют то, чьи это головы и за какие такие заслуги их от тела отделили.

От любого правителя народ ждет не безупречного поведения, а конкретного результата – хорошей жизни. Это непреложная истина, и пусть бросят камень те, кто считает, что благополучие его страны для него не так важно, как то, чтобы правитель был непременно просвещенным и гуманным.

Большинству нормальных людей (Стас даже мысленно никогда не говорил «народу») наплевать по большому счету на то, что представляет собой его правитель. Если он получает зарплату, позволяющую более или менее твердо что-то планировать наперед, а в магазинах есть товары, он переживет, что «первое лицо» – не образец добродетели.

Но в том-то и дело, что человек – существо непостоянное. Даже то поколение, которое помнило «плохие» времена, в лучшие дни тоже начинают мечтать, чтобы правитель стал идеальным. Одно радует – взбунтовать сытый народ намного труднее, чем голодный.

Голодные люди примут любого тирана, лишь бы дал работу и накормил. А сытому подавай вольности и послабления. И чтобы царь, президент, генсек или кто он там еще обязательно был белее ангелова крыла и завернут в хрустящий целлофан. Люди-то, может, и не вспомнили бы об этом, если бы не просвещенная наша квазиинтеллигенция. А она непреклонна – кровавый тиран – и точка! Не будет голов – придумают, не вопрос. Примеров тьма – Иван Грозный, Ричард III Глостер, да мало ли…. Словно головы правители рубят не за преступления, а из чисто садистского удовольствия. Поневоле задумаешься – как остальные-то уцелели, рядом с этаким-то зверем…

Потому-то и нужно каждому обывателю денно и нощно помнить, что «первое лицо» непогрешимо и количество голов на колах никоим образом не ставят этого факта под сомнение. В противном случае – Фронда или другая оппозиция, затем разруха и голод, и как следствие – приход к власти нового «тирана», который накормит и обогреет. В общем, все пойдет по накатанной.

«Прямо хоть пиши „Пособие для начинающего самодержца”», – ухмыльнулся про себя Стас.

– Вспомнили что-то? – поинтересовался Столыпин.

– Обдумывал еще раз своего протеже, – слукавил опер.

– И как? Любопытно узнать, к какому выводу вы пришли.

– Выводите его из-под удара, Петр Аркадьевич, – убежденно сказал Стас. – Ей-ей, он того стоит.

– Ну смотрите, – с явным сомнением пожал плечами тот. – Доверяюсь вам. Надеюсь, вы знаете, что делаете.

Еще бы он не знал! Поняв, что упертого самодержца уже ничего не спасет, Стас сделал ставку на Февральскую революцию. Вариант с Временным правительством ему, конечно, нравился еще меньше, чем правление Николая II, но тут уже возможны варианты. Пресловутые «десять министров-капиталистов», как и «душка Керенский» по уши были в масонстве, но это бы полбеды. Масонство, вопреки общепринятому мнению, опасно не само по себе, как учение. Оно опасно именно как среда, в которой иностранные разведки резвятся, как у себя дома.

Ведь, если вдуматься, может ли быть, чтобы общество с жесткой вертикальной структурой, в которой разглашение смерти подобно (причем в самом прямом смысле слова), создаваться только затем, чтобы просветить мир и сделать его лучше? Долго ли такая ниша пустой простоит? Стоит какой-нибудь разведке «инфицировать» одного Мастера (при том, что он, как ни крути, простой смертный, то есть и жизнь, и деньги любит так же, как и все прочие) – и все! Ибо приказы старшего не обсуждаются, болтать чревато, а «задание» всегда сумеют подать в красивой упаковке.

И десятки людей, свято уверенных в том, что исполняют тайные задания «во имя братства и счастья всех людей», реально подрывали устои собственной отчизны. Словно спятившие бобры, грызущие основание плотины, где находится их хатка.

Столыпина при таком раскладе, конечно же, придется использовать «втемную», поелику возможно. А сколько именно он будет пребывать в заблуждении, сказать трудно – дядька очень умный и проницательный. Он и сейчас уже чувствует, что тут что-то не то. О том, что произойдет, когда он «прозреет», Стасу и думать не хотелось. Но он уже твердо знал, что не остановится. Даже если самому придется диктатором стать. Главное, конечно, Россию от Первой мировой уберечь, а дальше поглядим, как карта ляжет…

Крепкие кони трамбовали заснеженную дорогу коваными копытами. Кутаясь в тулупы, покрикивали на них возчики, время от времени соскакивая с саней, и, грея подмерзавшие ноги, шагали рядом. Морозец придавливал, оседая куржаком на овчинных воротах, шапках и лошадиных мордах. Обоз вытянулся почти на полверсты и сейчас приближался к очередному постоялому двору, где люди могли поесть горячих щей и выпить «для сугреву» по маленькой. Хозяин был хоть и молод, но с таким не забалуешь. Попробовал было ему купчина, на свою голову, подсунуть залежалые съестные припасы, и, будучи уличенным в этом, огреб по сытой морде при всем честном народе. Сунувшиеся было на выручку купцовы приказчики, увидев лютые глаза обидчика поверх пистолетного ствола, отступили и, суетливо подняв и отряхнув благодетеля, ретировались от греха подальше. Жалоба успеха не имела. Губернатор, многозначительно кхыкая и кося глазом на портрет царя-батюшки, намекнул, что слишком большие люди стоят за этой экспедицией и встревать в это дело весьма чревато.