Текст книги "Башня Ярости. Книга 1. Чёрные маки"

Вера Камша
Хроники Арции Летопись 5
Башня Ярости.
Книга 1. Черные маки

ВМЕСТО СИНОПСИСА, или Что было раньше

Но мы до сих пор не забыли,

Хоть нам и дано забывать…

Н. Гумилев

Эмзар Снежное Крыло отошел от окна, за которым алыми птицами кружились кленовые листья. Скоро зимнее серебро вытеснит осеннее многоцветье, чтобы в назначенный срок уступить весенней зелени, затем весна станет летом, а лето – осенью… Так было и так будет, если, разумеется, не исполнится Пророчество, предрекающее Тарре конец. Эмзар не хотел, чтоб оно исполнилось.

Эльф задумчиво коснулся темных волос, складывая в уме первую фразу. Он давно собирался записать историю этого мира, но всякий раз что-то мешало. Эмзар вздохнул, подсчитав, сколько человеческих и гоблинских жизней унесла река Времени с тех пор, как он решил рассказать о том, что бессмертные предпочли забыть, а смертные не знали, да и не могли знать. Сегодня он наконец возьмется за перо – обитатели Тарры имеют право на правду, по крайней мере, некоторые из них. Он и так слишком долго мешкал, не потому ли, что некоторые деяния Детей Звезд не украшали, или же дело в том, что в памяти каждого думающего и чувствующего есть то, к чему слишком больно прикасаться? Конечно, можно обойти неприятное, как лесной зверь обходит капканы и ловушки, но это бесчестно…

Эмзар опустил струящиеся серебристые занавеси, возведя преграду между собой и догорающей осенью, и присел у небольшого белого стола. Разумеется, он не сможет написать обо всем – он не хронист и не стихотворец, способный вместить в один сонет целую эпоху, но сказать о главном необходимо. О том, как и почему Тарра оказалась на краю пропасти. Снежное Крыло обмакнул перо в чернильницу из белого камня, на мгновение прикрыл глаза, собираясь с мыслями, улыбнулся, словно отвечая на реплику незримого собеседника, и на белый лист легли сапфировые строки.

«Я – эльф из клана Лебедя, но пишу на языке смертных обитателей Арции, так как больше всех от злонамеренной лжи страдают именно люди. Гоблины слишком простодушны и честны, чтоб из корысти изменять прошлое, а мы, последние эльфы Тарры, не забудем, хоть нам и дано забывать.

Мой рассказ обращен к тем, кто понимает, что будущее вырастает из минувшего. Я родился в иную эпоху и помню многое и многих. Старше меня лишь утратившая Силу, но не мудрость Иллиэль, но даже она увидела Свет в этом мире. О том, как была завоевана Тарра, я пишу с чужих слов. В те года, от которых не осталось даже снов, покровительницей клана Лебедя была Адена-Дева, чье имя ныне носит величайшая из рек Арции, да и сама Арция обязана своим названием первому из Ушедших.

Всего же Светлых богов, захвативших Тарру и долгие годы правивших ею именем Света, было семеро – пятеро братьев и две сестры. Старшим был Арцей, повелитель Солнца, Пламени и Молний. Остальные признавали его власть, но любви и согласия меж Светозарными не было никогда.

Больше других Владыка Арцей опасался своего брата Ангеса, бога Войны, Холодного Железа и Прощения. Волк и полная Луна были его символами, и сам он был похож на одинокого волка, бесстрашного и свободного. Воин не желал властвовать, но в той же мере не желал и подчиняться. Ангеса привлекало Запретное и Неведомое, он искал не подданных, но друзей, и первым из них стал Ларэн, сын и наследник третьего по счету владыки избранного Воином эльфийского клана, клана Серебряной Луны.

Нет сомнения, что Воин оставил бы своих собратьев и один либо с Ларэном пошел бы своей дорогой, но его, как и многих, смертных ли, нет ли, связала любовь. Сердце Ангеса принадлежало его сестре Адене, а Адена долгое время следовала за Арцеем.

Я не знаю, как глаза Светозарных обратились к Тарре, но Свет принял решение, и все остальное случилось. Я родился много позже, но моя мать Залиэль Ночная Фиалка и мой отец Мэиран Летящая Звезда помнили захват Тарры, хоть и не любили об этом рассказывать. Рати Светозарных вторглись в созданный иными силами мир. Прежние хозяева встретили чужаков на Трагайском поле. Они сражались храбро, но силы были слишком неравны. Ангес своей рукой сразил Омма, отца первых богов Тарры, и многих из его детей. Если б не Воин, у Прежних еще была бы надежда, но повелитель Холодного Железа, вступая в бой, был обречен на победу.

С поля не вернулся никто из Прежних. Тарра созревшим яблоком упала в руки пришельцев, и в мире, который я почитаю родным, настала эпоха Света. Была ли она счастливей Прежней эпохи, сказать трудно, но последующие события превратили Тарру в кровоточащую рану.

О том, что случилось после Трагайской битвы, стало известно спустя тысячи лет, когда были забыты и имена побежденных, и имена победителей, но нет и не может быть полной победы, как не может быть полного поражения. Бессмертные часто развлекаются со смертными. Иногда судьба им мстит, наказывая истинной любовью, но на сей раз прихоть бога стала важнейшим из содеянного им. Так вышло, что накануне вторжения Светозарных один из сыновей Омма встретил девушку из рода людей. Гоблины называют ее Инта, но наверняка сородичи произносили это имя иначе. Инта стала возлюбленной бессмертного, и он, нарушив неписаный закон, взял ее с собой. Он хотел показать мимолетной подруге победу, а показал смерть.

Я не знаю, какой была эта девушка. Видимо, достаточно красивой, чтобы вызвать желание у бога. Красота сердца не так заметна, как красота лица и тела, но Инта обладала ей в полной мере. Она не бежала, хотя зрелище, которое ей предстало, было ужасным. Любовь, если она сильна, без страха шагнет в любую пропасть. Инта решила отыскать своего возлюбленного, живого ли, мертвого ли.

На краю заваленного телами поля девушка встретила мою будущую мать. Залиэль уже тогда была любимицей Адены, открывшей ей многое, ведомое лишь высшим. Почему Дева так поступила – неведомо никому. Мысли Ангеса были ясны и открыты, как извлеченный из ножен клинок, намерения Адены скрывали глубокие воды, а Залиэль Ночная Фиалка была достойна приблизившей ее богини.

Не берусь решать, чем был вызван поступок моей матери – жалостью, предвидением или чем-то иным, но владычица Лебедей провела Инту сквозь воздвигнутый по приказу Светозарных барьер. Позднее тела убитых пожрала тварь, призванная из иных миров. Это было разумно, так как, попав в лоно Тарры, останки ее создателей могли дать опасные всходы, и это было отвратительно и недостойно тех, кто почитал себя Добром. Но я отвлекся.

Инта нашла того, кого искала, и – чудо из чудес – он был жив, хоть и жестоко изранен. Сын Омма умер на руках любившей его, передав ей свой меч, который та унесла с собой. И вновь Залиэль ее не остановила.

Достался Инте и другой дар. Ее любовь, как бы коротка она ни была, дала плоды. О дальнейшей судьбе женщины известно мало. Она не вернулась домой, а нашла приют у гоблинов и спустя какое-то время родила близнецов – мальчика и девочку.

Надо сказать, что гоблины (сами они называют себя орками), в отличие от людей, не признали новых владык, сохранив верность памяти Омма. Орки позаботились о тех, в чьих жилах текла кровь Прежних, но для них самих настали суровые времена. Арцей решил оставить гоблинам жизнь, но не думаю, что из милосердия. Для того чтоб успешно править разумными созданиями, им нужно дать врагов. Орки презирали людей, ненавидели эльфов, отличались внешне и от первых, и от вторых и поклонялись проигравшим. Их назвали Злом, а они в свою очередь нарекли Злом Свет, склонив голову перед Ночью, но мой рассказ вновь свернул в сторону.

Началась война, гоблины отступили в Корбутские горы, но не сдались. Инта прожила в горном приюте несколько лет, а затем вместе с дочерью вернулась к людям. Что с ними сталось, неизвестно. Внук Омма остался у орков, растивших мальчика как воина, но потом на поселение, в котором он жил, напали. Очевидно, ребенка приняли за пленника. Скорее всего, он и сам не знал, какого он рода. И его историю, и его имя унесла река Времени, известно лишь, что по крайней мере один близнецов выжил и имел потомство, всех же, в жилах которых текла Старая Кровь, мы не знаем и не можем знать. Затерялся и след меча.

Война затихла сама собой, так как земли хватало на всех, а горцы были сильными и отважными, к тому же им помогала сама Тарра. Постепенно люди забыли о прежних богах, а эльфы знали о них лишь то, что они были.

Светозарные правили завоеванным миром, а мы, их спутники и любимые подданные, жили счастливо и спокойно. Что до смертных, они всегда найдут кому молиться и на что сетовать. Век шел за веком, и казалось, так будет всегда. Тарра почитала Свет и проклинала Тьму. Семь великих эльфийских кланов хранили мудрость и красоту, но некоторые из наших соплеменников предпочли уединение. Они покидали эльфийские города, становясь хозяевами лесов, озер, полей, сливаясь с Таррой, смешивая ее силу со своей. Так появились Хранители, заменившие тех, кто служил первым Богам. Прежнюю эпоху помнили и оплакивали немногие, но они во времена Света оставались в тени.

Вот и все, что я могу рассказать о древней Тарре. Жизнь текла, как степная река, и ничто не указывало на близость водопада. За минувшие после Трагайской битвы годы по разным причинам погибло около сотни эльфов, родилось же в несколько раз больше. Одним из них был и я, появившийся на свет в самый разгар зимы. В ночь моего первого крика бушевала невиданная в срединной Арции метель. Эмзар Ниэвиэль, Эмзар Снежное Крыло из дома Розы – таково имя, дарованное звездами и снегом сыну и наследнику Лебединых Владык. Время прибавило к нему слова «Переживший Разлуку».

Я рос в Лебедином Гнезде, серебристом городе на острове посреди величайшего из озер. Оно давно пересохло, но за восемьдесят лет до Великого Исхода озерные волны то нежно ласкали белый песок, то грозно бились о скалы, защищавшие наши владения от бурь. Мои первые годы не походили на последующие, как не походит весна на позднюю осень, но не мы выбираем времена, в которые нам приходится жить. Порой я вижу во сне высокие, стройные башни, водоемы, заросшие бледными лилиями, мраморные статуи, прячущиеся в гротах. Признаюсь, мне хочется написать об этом подробно, но наши желания в глазах вечности не дороже тени одинокого облака.

О Великом Исходе и последовавшем за ним безумии можно написать десятки трактатов или одну песню, которая вместит все – удивление, горечь, ужас, отчаяние и расправившую крылья ненависть. Мой младший брат владел мечом, как словом, и словом, как мечом, эта задача была ему по силам, но его мысли были об ином, я же просто говорю то, что знаю. Прежний мир истаял с Исходом Светозарных, плач о навеки ушедшем лишь разбередит жаждущие чуда души, а под таррскими небесами и так слишком много грезящих о невозможном. Эти строки для тех, кто хочет знать, ЧТО было, а КАК было, сегодня не имеет значения. Мои слова об упавших в землю зернах, которые дали или могут дать всходы, остальное – не более чем пепел.

В один из дней Светозарные покинули Тарру, взяв с собой возлюбленных детей своих эльфов. Куда и почему ушли боги, оставив мир, который захватили, уничтожив его создателей и защитников? Это волнует всех, кто узнает истинную историю Тарры, но ответ не укажет выход из лабиринта скорби, в котором мы оказались.

Известно, что к Арцею от Престола Света явился Звездный Вестник, передав Повелителю некую весть и некий приказ. Арцей собрал братьев и сестер и объявил им высшую волю. Был ли он правдив? Этого не знали даже Воин и Дева. Арцей утверждал, что Свет призывает к себе своих избранников и они должны оставить Тарру, забрав с собой эльфов и уничтожив нарождающееся племя истинных магов, чьи силы становились сопоставимыми с силой Прежних. По словам Арцея, на неких пластах мироздания Свет потерпел сокрушительное поражение. Высшие опасались, что Тарра ступила на тот же путь и придет к подобному же концу.

Четверо из собравшихся в Светозарном у Престола Сил согласились уйти, Дева молчала, но Ангес не пожелал подчиниться. Что стояло за его непокорством – давно копившаяся неприязнь к старшему брату, гордость воина, которого вынуждают отступить без боя, или же чувство долга перед Таррой, – сказать трудно. Как бы то ни было, Ангес взбунтовался. Владыка начал угрожать – Воин обнажил меч. Он был один против пятерых, но пятеро знали силу и норов родича.

Схватку предотвратила Адена, напомнив возлюбленному, что битва богов обернется гибелью Тарры. Ангес согласился уйти; что с ним было дальше, неведомо. Думаю, он свернул с дороги Света на тропу Одиночества.

Светозарные повелели эльфам покинуть обжитые места, сделав их недоступными для смертных, и последовать за уходящими. Лебеди исполнили приказ.

Я был совсем юным, но помню, как рушились белые арки и серебряные шпили, а пенящаяся вода неслась вниз с террасы на террасу, снося статуи и ломая цветущие деревья. Серебряное Гнездо было уничтожено, и наш караван потянулся на северо-восток. Отец уходил последним, и его сердце разрывалось от боли. Он любил Тарру и свой остров и не хотел его покидать. Нас вела мать, и на ее лице не было сожаления. К исходу месяца Радуг [1]1
  У эльфов месяцы носят иные названия, чем у людей. Людское летосчисление ведется от Великого Исхода, хотя значение этих слов утрачено. Новый год начинается в день весеннего равноденствия. Всего же в арцийском календаре 13 месяцев, носящих имена созвездий Звездного Круга (аналога земного Зодиака). Агнец, Иноходец, Медведь, Влюбленные, Лебедь, Дракон, Собака, Зеркало, Звездный Вихрь, Волк, Копьеносец, Вепрь, Сирена.


[Закрыть] мы достигли цели, но Врата были закрыты. Наш клан опоздал. Так Лебеди стали пленниками Тарры.

Когда мы узнали, что должны покинуть свой остров, большинство было огорчено, но что значит нежелание в сравнении с невозможностью?! Я помню, как мы смотрели на безмолвную башню, осознавая, что остались одни в отринутом Светом мире, и в душах поднимали голову страх, обида и бессмысленная ярость.

Мы обрели свободу, о которой никогда не просили, за нашими плечами лежал мир, отчаянно нуждавшийся в помощи, а нас пугало одиночество и отсутствие высшей воли, которую мы привыкли чувствовать над собой. Родись мой отец истинным повелителем, он бы сумел найти в том, что казалось бедой, ростки надежды, но Мэиран Летящая Звезда был слаб. Он растерялся, а мать повела себя неразумно и торопливо. Она поведала всем, что Лунный клан тоже остался, причем по доброй воле. Этого оказалось довольно. Я не помню, кто первым крикнул, что Ларэн Лунный обманом и магией задержал Лебедей. Я не знаю, почему никто не спросил Залиэль, откуда она знает о судьбе избранников Ангеса. Мы были слишком потрясены и раздавлены свалившейся на наши плечи свободой, чтобы думать.

Спешно созванный Светлый Совет обвинил во всем Лунных. Смыслом нашего существования стало покарать обманщиков, лишивших нас Света. Отец не смог остановить вскипевшую ненависть, а мать не рискнула, и оставшиеся в Тарре эльфы вступили в бессмысленную войну. Ларэн не хотел кровопролития, но он не мог допустить истребления тех, кто ему доверился. Мэиран не питал ненависти к Лунным, но не мог противиться воли Совета. Теперь я понимаю, что бойня, которую мы помним как Войну Монстров, бойня, в которой погиб цвет обоих кланов, была нам навязана чужой волей, но тогда мы словно бы обезумели.

Взаимное истребление не остановило рождение моего брата, исчезновение моей матери и смерть моего отца. Астени появился на свет в месяц Клена. Роды прошли благополучно, но на следующее утро отец, придя к супруге, обнаружил пустое ложе и плачущего младенца. Это объясняло все. Залиэль Ночная Фиалка полюбила Лунного короля. Он был отцом ее второго сына, из-за него она, будучи сильнейшей волшебницей клана, задержала Лебедей в пути, вынудив остаться в Тарре. Залиэль знала, что ее супруг не допустит позора и позаботится о ребенке. Так и было. Отец объявил, что роженица умерла и, согласно обычаю, похоронена мужем и старшим сыном. Мэиран стал искать смерти и нашел ее в последнем сражении Войны Монстров. Лунных вел не Ларэн, а его брат, именно он и сразил отца, и Лебединым владыкой стал я. Нас, и Лунных, и Лебедей, уцелело едва ли больше тысячи, и я понял, что войну нужно заканчивать.

Брат Ларэна был со мной согласен, и мы расстались, как нам казалось, навсегда. О судьбе Залиэли он не знал или делал вид, что не знает. Я собрал Светлый Совет, и мы решили искать след вчерашнего дня. Мы знали, что Светозарные, покидая Тарру, сделали ее недоступной для Внешних сил, но мы рассчитывали отыскать выход. Наши маги предприняли попытку открыть Врата, это стоило жизни и им, и тем, кто находился рядом. Мы поняли, что навеки прикованы к Тарре. Нас оставалось чуть более трех сотен, мужчин и женщин, и мы укрылись на острове в стране болот. Я отказался принять отцовский венец, так как имя Лебединого владыки применительно к таящемуся в топях изгнаннику казалось насмешкой. Уцелевшим Лебедям король не был нужен, но мои соплеменники цеплялись за тени, и мне пришлось назвать себя Местоблюстителем Лебединого Трона.

Дальнейшее наше существование было не осмысленнее жизни деревьев в лесу. Время текло мимо Убежища, дела смертных нас не касались, мы почти не грустили о прошлом и мало думали о будущем, наши дни слились в один бесконечный осенний закат. Мы не умирали, но и не жили, а потом нас разыскали маги. Они себя называли именно так, хотя до уничтоженных в канун Исхода истинных магов им было дальше, чем бабочкам до лебедя. Светозарные, уходя, озаботились лишить Тарру Силы не только в настоящем, но и в будущем, но нет запрета, который нельзя обойти. Смертных отрезали от моря и рек, но они научились рыть колодцы и собирать росу. Каким-то немыслимым образом они узнали про нас и явились в Убежище даже не просить, но требовать помощи.

Разумнее всего было бы уничтожить наглых пришельцев, но мы слишком устали от одиночества. Светлый Совет, в который теперь входили не сановники и заклинатели, а главы Домов, разрешил чужакам остаться. Наши гости не сумели освоить эльфийскую волшбу, подвластную лишь тем, в чьих жилах течет кровь Звезд, но наши знания были им полезны, а их рассказы о внешнем мире нас развлекли и пробудили к жизни. Через несколько лет я решил покинуть Лебединый остров и отправился на поиски матери и Ларэна. Сейчас я не знаю и сам, намеревался ли я на самом деле разыскать их или просто затосковал по большому миру.

Я провел в скитаниях более двадцати лет, узнав и поняв больше, чем за все годы уединения. Новая Тарра отличалась от той Тарры, которую помнил я. Люди позабыли о существовании и Светозарных, и их спутников, как некогда позабыли Омма и его детей, но жизнь смертных без веры пуста и горька, и они придумали себе новых богов и божков. Побывав во многих землях, я удостоверился, что новая вера, а вернее, веры были зеркалами породивших их народов. Бог атэвов казался калифом, не знавшим сомнений, не слезавшим с коня и не выпускавшим из рук сабли. Хаони поклонялись царю-философу, жестокому, хитрому, изысканному и развращенному. Племена Черного Сура верили в злых и голодных чудовищ, мало чем отличавшихся от рычащих за околицей деревень хищников. Маринеры [2]2
  Маринеры – вольные моряки. Маринеры имели свой кодекс чести, нарушение которого каралось смертью или изгнанием. Маринеры добровольно подчинялись Совету Паладинов Зеленого храма Осейны, в который входили сорок самых уважаемых из ныне живущих капитанов. Местом сбора Совета Паладинов была башня Альбатроса в Идаконе, городе маринеров на полуострове Эланд. До 1109 года эландцами правил Первый Паладин Зеленого храма, избираемый из числа Совета и наделенный герцогскими полномочиями. Затем власть стала передаваться по наследству, но Совет продолжал пользоваться большим влиянием и даже имел право сместить недостойного герцога.


[Закрыть] Эланда не молились никому, полагая судьбу чем-то вроде моря, с которым можно и нужно спорить, но именно они, единственные из всех, имели высших покровителей.

Я мало знаю о Великих Братьях, которых почитали маринеры. Известно, что те принимали облик огромного орла и золотого дракона, не принадлежали ни Свету, ни Тьме, не полагали себя Добром, а иные силы Злом. Мне представляется, что Орел воплощал в себе истинную Свободу, а Дракон – Познание, но я могу и ошибаться. Маринеры никоим образом не были рабами Великих Братьев, они им никогда не молились, разве что клялись их именем и призывали в свидетели. Первый Паладин Зеленого храма носил на своих плечах цепь из невиданного в Тарре черного металла с зелеными камнями, а герцог черную же корону. Эти вещи называли дарами Великих Братьев, но на этом вмешательство Орла и Дракона в жизнь Эланда и Тарры и ограничивалось.

Самой сложной и самой странной была вера арцийцев, почитавших Триединого и множество святых. Мне, заставшему истинных богов, рассказ о единой сущности, сочетающей в себе ипостаси создавшего все и всех Творца-Креатора, карающего грешных Судию-Кастигатора и выводящих из пламени праведных Спасителя-Калватора кажется безумием, причем безумием жестоким, но большинству смертных, чей век еще короче памяти, нужен именно такой бог. Они уповают на посмертную награду и страшатся посмертной кары, от которой надеются откупиться, вымаливая прощение.

Я пытался понять Книгу Книг (так верующие в Триединого называют свою священную книгу), но эльфы слишком много знают о жизни, чтобы полагать ее всего лишь преддверием вечных мук или вечного блаженства. Но я вновь позволил себе уйти в сторону, рассказав о том, что меня поразило в мире людей. На самом деле о Церкви Единой и Единственной следует сказать совсем другое. Во время моего путешествия за ней не стояло ничего, кроме извечного желания клириков властвовать, а прочих уповать на высшие силы.

Церковь, объединившая под своей властью почти все заселенные людьми земли арцийского материка, держалась на умелых интригах и красивых словах, но не на магии и тем более не на истинной Силе. Я свидетельствую это перед лицом Звезд. То, чем сейчас стремительно становится Церковь и обретенные ей и ее адептами возможности, наводит на серьезные размышления, но об этом я скажу в конце своих записок.

Мои скитания и поиски оборвались безумным поступком. Я позволил себе обрести смертного друга, который втянул меня в чужую войну. Дикий Ветер закружил нас, и я начал жить так, словно каждый прожитый мною миг является последним. Мы сражались с людским предательством и подлостью, но обрушенный нашими врагами камень пробудил древние силы. Сами по себе они не были ни злыми, ни враждебными, но после гибели Омма обезумели и забыли свое предназначение и свой долг. Их нужно было уничтожить, и нам это удалось, но ценой жизни моего друга. Мне пришлось заступить на его место – иначе все, чем и во имя чего он жил, оказалось бы бессмысленным.

Обман удался – никто, даже ближайшие друзья и возлюбленная убитого, ничего не заподозрили. Возможно, потому, что мои чувства, в отличие от моего лица, были истинными, но я не мог вечно нести на себе груз лжи. Когда я понял, что могу передать свою ношу уцелевшим, я исчез, разыграв свою смерть. Я вернулся в Убежище, где меня почти не ждали, и постарался вычеркнуть из памяти то, что со мной случилось. Я вернулся, чтобы увидеть, как мой брат покидает Лебединый остров то ли ради смертной женщины, встреченной им во время лесных скитаний, то ли ради неосознанной мечты.

Кровь Ларэна была сильна, и она властно тянула брата за пределы дозволенного. Астени походил на своего настоящего отца, как походят друг на друга два листа одного дерева. Само по себе это ничего не означало – Лунные владыки были в родстве с Лебедями, но глава дома Лилии или заподозрил правду, или искал повод поссорить меня с Астени, не зная, что придуманная им ложь является истиной.

Лилии предпочли бы, чтоб в доме Розы не осталось наследников. Тогда, случись что со мной, первыми становились они. Глава дома Лилии советовал мне отдать брата на воспитание смертным. Вряд ли он заботился о чести дома Розы, к которому принадлежали мы с Астени. Мысли доброхота были о Лебедином венце, которым я не дорожил.

Я понимал, что мое одиночество искушает сородичей, но сердце противилось вечному союзу с нелюбимой. Смертные могут себе это позволить, ведь их век короток, но лгать вечно непереносимо. Я медлил и ждал, сам не знаю чего. Так прошло семнадцать лет, и на исходе восемнадцатой осени в Убежище вернулся мой брат. Я был рад его возвращению, потому что искренне любил Астени и, кроме того, он мог избавить меня от неприятного долга. Я предложил Астени жениться на Нанниэли из дома Лилии, и он, любя меня, согласился. То, как я распорядился судьбой единственного брата, в конце концов привело его к гибели.

Нанниэль готовилась войти в дом Розы, когда в Убежище разгорелся спор о том, должны ли эльфы вникать в дела Тарры и терпеть присутствие смертных, хоть и продливших свою жизнь с помощью магии. Мой брат несказанно удивил меня. Астени оказался яростным сторонником союза с людьми. Я не подозревал, насколько это серьезно, пока Нанниэль не подарила супругу столь редких в нашем роду близнецов – мальчика и девочку. Сын Астени, нареченный Нэо Рамиэрль, становился и моим наследником, но отец готовил ему другую судьбу.

Маг Уанн, исполняя просьбу моего брата, подбросил ребенка смертной женщине, жившей в деревне на краю заповедных болот. Ее имя хранилось в строжайшей тайне, а Маг-одиночка умел путать следы, как никто. В Убежище сочли их поступок безумным. Нанниэль сказала супругу, что, если он не вернет ей сына, она его покинет и вернется в дом отца, забрав дочь. Астени воспринял и угрозу, и ее исполнение спокойно – он никогда не любил жену, так же как она не любила его.

О судьбе Нэо Рамиэрля мы не знали ничего, пока спустя пятьдесят с лишним лет Уанн не привел его в убежище. Лицо Нэо повторяло лица Астени и Ларэна, но в груди его билось сердце человека. Он предпочитал называть себя Романом и думал, чувствовал и действовал как смертный. В Убежище мой племянник пробыл ровно столько, сколько требовалось, чтобы овладеть начатками магии, как эльфийской, так и человеческой. Обучавшие Нэо были поражены его способностями, но великие тайны для него еще долго оставались игрой.

Мы с Романом стали друзьями, он накрепко сошелся с Уанном и очень привязался к отцу, но отношения с матерью и сестрой у него не сложились. Признаюсь, тогда я не видел в этом опасности, а к словам Уанна об угрозе, нависшей над Таррой, относился с позорным равнодушием.

Нэо стал нашим разведчиком в мире людей. Ничего не зная о своем происхождении, Роман избрал себе судьбу странствующего барда, готового в любое мгновение схватиться за меч. Узнав о себе все, он не захотел ничего менять. Он уходил и приходил, о чем-то говорил с магами и отцом, вновь исчезал. Нэо нравилось ходить по краю пропасти, слагать песни и держать смерть на расстоянии клинка. Наследник Лебединых владык скитался среди людей, а в Убежище относились к этому как к болезни, в которой был повинен его отец.

Вспоминая собственную жизнь, я понимал, что Нэо легче умереть, чем запереть себя на затерянном в болотах острове, но мне и в голову не приходило, что однажды в его руках окажется судьба Тарры. Так продолжалось несколько сотен лет. Мы и маги жили рядом, не мешая друг другу и не нуждаясь друг в друге, но потом Уанн потребовал откровенного разговора, я выслушал его. Так в Убежище вошла война [3]3
  Речь идет о так называемой Войне Оленя, подробно описанной в двух первых Хрониках («Темная Звезда» и «Несравненное право»).


[Закрыть].

Маг-одиночка рассказал о чудовищном Белом Олене, воплощении Древнего Зла. Каюсь, я это воспринял как нелепую сказку. Нэо Рамиэрль оказался прозорливей, ему давно не давало покоя кажущееся благополучие внешнего мира. Мой племянник оседлал коня и отправился по следу старых легенд и туманных пророчеств. Он то догонял судьбу, то уступал ей, то вырывался вперед. Нэо вернулся в Убежище на исходе лета и привез в седле беду. Сомнений не было – Белый Олень и впрямь существовал. Тарра оказалась на краю пропасти по вине Светозарных, не удосужившихся узнать, какие тайны хранит захваченная ими земля. Не брось победители завоеванный ими мир на произвол судьбы, ничего бы страшного не произошло – тот же Ангес легко справился бы с пробудившейся напастью. К несчастью, Воин покинул Тарру вместе с братьями и сестрами, и удержать небо предстояло тем, кто остался.

Я не стану шаг за шагом пересказывать путь Нэо и скажу лишь о главном. Среди Первых богов Тарры нашелся отступник по имени Ройгу. Он повелевал снами, обманом и туманом и часто принимал вид Белого Оленя. Ройгу решил свергнуть Омма, но проиграл, был пленен и развоплощен, а его тонкое тело заточили меж корней Корбутских гор, Гординским перевалом, болотами Тахены и реками Явеллы. Во времена Первых Богов рубежи неустанно стерегли, но большинство стражей сгинуло в Трагайской битве. Уцелели лишь Хозяйка Тахены и Всадники Горды – каменные исполины, не склонившиеся под ветрами тысячелетий, но и они слишком многое забыли, а главного не знали никогда.

Чем дальше уходило время Омма, тем слабее делались заклятия Прежних, и в конце концов дух Ройгу вырвался на свободу. Нашлись и те, кто поклялся ему служить. Адепты Оленя копили силы, чтобы дать своему повелителю новое тело. Воплощением древнего бога должен был стать ребенок, рожденный смертной древней крови от мужчины, которым на краткое время овладел бы Ройгу. Это дитя после ряда ритуалов обрело бы силу, память и волю повелителя Туманов, но, пока это не произошло, чудовищный младенец оставался под защитой матери, после родов обретавшей магическую силу, равную силе своего «супруга» и его адептов.

Избранница Ройгу в старых легендах именовалась Темной Звездой – Эстель Оскорой, и она могла быть только одна. Пока Темная Звезда жива, Ройгу не зачать ребенка от другой женщины, если же Эстель Оскора решится на бунт, древний бог и его служители обретут почти непобедимого врага. Разумеется, ройгианцы искали будущую Темную Звезду с особым тщанием. Они предпочитали действовать тайно, но даже ветер оставляет след. Уанн и Рамиэрль не были первыми, узнавшими о Белом Олене. Уанна насторожило древнее Пророчество, о котором маг-одиночка услышал, следя за главой Церкви Единой и Единственной Архипастырем Филиппом. Не все люди были слепы, а Архипастырь был мудр и смел. Настолько смел, что не боялся взглянуть в глаза правде.

Здесь я должен вернуться на тысячу лет назад и вновь вспомнить о Ларэне. Воссоединившись с возлюбленной, Лунный король покинул свой клан и ушел в болота Пантаны, где совершенно случайно встретил и спас молодого мирийца. Человека с отрубленными руками бросили умирать в лесной чаще. Движимый жалостью, Лунный король с помощью талисманов Воина и Девы вернул Эрасти Церне (так звали спасенного) руки и при этом разбудил силу, спавшую в его крови. Ларэн понял, что Церна может стать первым из истинных магов Тарры. Лунный не сразу доверился Эрасти, но потом убедился, что в сердце мирийца нет места ни властолюбию, ни жестокости.

Ларэн начал обучать Эрасти, и вскоре ученик догнал учителя, и Лунный король отдал ему артефакты, оставленные Воином и Девой. О последнем не известно почти ничего, а талисман Ангеса представлял собой кольцо со странным черным камнем. Ангес подобрал его в одном из сожженных великими битвами миров и оправил в сталь, сплетя собственную магию с силой находки.

О том, что рассказывал Ларэн Эрасти и что они задумали, мы можем судить лишь по человеческим хроникам и словам Залиэли, но я не доверяю ни одному из источников. Как бы то ни было, Лунный король и его ученик узнали и про Белого Оленя, и про Эстель Оскору, и про некую силу, губящую Тарру руками ее обитателей. Белый Олень был лишь наконечником копья, нацеленного в сердце нашего мира; отрубив его, мы выгадывали время, не более того. Нужно было найти корни беды и вырвать их, но сил эльфа и пока еще человека на это не хватало.