Текст книги "Город-мираж"

ЛЕТО В ГРУЗИИ

В один из отпусков мы с мужем поехали в Грузию. Муж мой – наполовину грузин, родни на его исторической родине много, и все давно звали в гости.

Сначала мы остановились у тети Норы в Тбилиси. Я была очарована этим городом. Мы побывали на знаменитом базаре, побродили по узким улочкам старого Тифлиса, перепробовали весь ассортимент воды Логидзе, покатались на фуникулере, любуясь красотами города с птичьего полета. Позагорали на берегу Тбилисского моря, походили по музеям и выставкам…

Когда с культурной программой было закончено, мы, наконец, отправились в главный пункт нашей поездки – в деревню к тете Соне. Туда, где, шумно перекатываясь на камнях, торопится к теплому морю своенравная и гордая Риони. Там, на берегу древней реки в горной деревне недалеко от Мамисонского перевала стоял наш старый родовой дом, оберегаемый второй теткой – Соней. Это была уникальная тетка! Поэтому немного расскажу о ней.

Тетя Соня до пенсии проработала учителем математики в деревенской школе. Высокая, худая, слегка мужиковатая, с гладко зачесанными и собранными в пучок седыми волосами, в старомодных тяжелых очках, всегда в строгом темном костюме она одним своим видом внушала трепет и уважение. Под стать ее наружности, был и характер: своенравный и гордый. Так, повздорив когда-то с сестрой Норой, она запретила переступать порог дома не только ей, но и ее детям. И когда те приехали в деревню навестить нас, то не посмели даже войти в дом. Так и стояли на улице за калиткой, пока Гошка не пригрозил тете Соне, что мы завтра же уедем домой. Только после этого она смилостивилась, и разрешила им войти. Но за стол с нами так и не села.

В деревне тетя Соня, как человек грамотный, почиталась консультантом по всем вопросам, и заниматься хозяйством ей было недосуг. Потому хозяйство ее пребывало в самом плачевном состоянии. День ее обычно начинался с обхода односельчан. Там же она чаще всего завтракала, обедала и ужинала.

Односельчане уважали тетю Соню, и она была неизменным гостем на бесконечных свадьбах, крестинах и панихидах, вместо свадебного генерала. И, надо сказать, не только в нашей деревне и даже районе. Ей слали приглашения со всех концов Грузии.

Тетя Соня знала всех близких и дальних родственников не только в Грузии, но, кажется, и по всему Советскому Союзу. Она могла часами рассказывать, какая семья и от какого пра-пра-пра-… вела свою генеалогическую ветку. Казалось, она отследила всех наших предков еще со времен Адама и Евы. Любимая ее шутка была про Колумба, когда тот сошел на берег Америки, а там его встретил грузин! Я думаю, что она имела в виду, что и он был из нашего рода.

Тетя Соня была настоящим архивариусом нашего рода! У нее хранилось несметное количество фотографий всех родных, о которых мы и понятия не имели! Фотографий было столько, что кроме пяти больших альбомов, предназначенных для самой близкой родни, они едва умещались в двух чемоданах. В особой коробке хранились несколько самых ценных фотографий из ее коллекции. Старинные, пожелтевшие от времени, еще дореволюционной работы. Все на толстых картонных подложках, с витиеватыми надписями на обратной стороне «Санктъ-Петербург, фотография Д.С.Здобнова, Н. Елецкого на Моховой» или «фот. Б. Мищенко г. Тифлис». С них со строгой надменностью взирали далекие предки моего мужа, одетые в черкески с газырями, при кинжалах. На стульях сидели женщины в грузинских национальных одеждах и головных уборах, украшенных кружевами, с маленькими детьми на руках, в которых тетя Соня без труда угадывала двоюродных и троюродных тетей, дядей, чьих-то дедушек… Хранилась у нее непонятно, как попавшая в ее архив и фотография губернатора Тифлиса дореволюционных времен.

Особой ценностью была царская гербовая бумага 1836 года за подписью наместника Грузии, в которой извещалось, что прапрадед моего мужа является свободным крестьянином.

Но самая большая ценность, которую тетя Соня хранила, как зеницу ока – был кинжал в кожаных ножнах, украшенных черненым серебром с позолоченной инкрустацией и кожаная амуниция к нему с различными насадками, бляхами и газырями тоже из серебра и с такой же позолотой. В этой амуниции был даже серебряный кошелек для золотых монет. Он был чуть больше спичечного коробка с защелкивающейся крышечкой. Кожа на ножнах и амуниции от времени высохла и задубела, но это нисколько не умаляло ее ценности. Еще в доме были две серебряные чарки с личным клеймом. Фамилию мастера на клейме было не разобрать, зато год 1812 был виден отчетливо.

Была в домашнем музее тети Сони даже посуда с царского стола! Самый старший из братьев деда моего мужа служил у Николая II поваром и изредка одаривал ею своих родственников. В «запасниках» у тети Сони бережно хранились две хрустальные пивные кружки, шесть стаканов, чайник с серебряным ситечком, молочник и серебряная ложечка. Из чего я сделала вывод, что «несуны» – зло неискоренимое.

Тетя Соня была старой девой. И не потому, что в молодости у нее не было женихов. Просто, по грузинским обычаям хозяином дома мог быть только мужчина из своего рода. Судьба же распорядилась так, что оба старших брата тети Сони – дядя Леня и мой свекор еще в конце двадцатых годов вынуждены были уехать из Грузии. Сразу после ареста их отца. Старших же сестер – Нору и Галину мужья увезли в свои дома. А тетя Соня – самая младшая, после смерти родителей осталась охранять очаг родового дома, чтобы он не погас. Ввести в дом чужого мужчину по законам горцев, она не могла. Так и охраняла нажитое веками для наследников – моего свекра и мужа – единственных мужчин, оставшихся в нашем роду к тому времени.

Из рассказов тети Сони о наших многочисленных предках я запомнила, только, что мы совсем не те, кем себя считаем! Мы, оказывается, не крестьяне, пусть даже и свободные, а исходим из гордого княжеского рода!

Когда-то очень-очень давно в Кахетии жили два брата – князья Виблиани. И один из них полюбил простую девушку-селянку. Но никак не решался сказать об этом отцу. Боялся, что тот не даст ему разрешения на этот брак. И пока он собирался с духом, к отцу то ли погостить, то ли с инспекцией приехал царский наместник. И надо было такому случиться, чтобы эта девушка попалась ему на глаза. А так как девушка была неописуемой красоты, то наместник не удержался, и захотел воспользоваться, если можно так сказать, «правом первой ночи», а помог ему в этом отец молодого князя, ни сном, ни святым духом не знавший о чувствах сына. Он и отправил девушку прислуживать наместнику, строго настрого наказав при этом ни в чем ему не отказывать…

Влюбленный же молодой князь, узнав о произошедшем, не выдержал такой усмешки судьбы, и зарезал наместника, отомстив за честь девушки. После чего отец молодого князя вынужден был отослать обоих своих сыновей из Кахетии, чтобы спасти свой род от царского гнева, а может быть, и от уничтожения. Так два брата Виблиани волею судеб оказались в горной Раче11
  Рача – горная местность в верхнем течении р. Риони.


[Закрыть]. И в затерянной в горах деревушке поменяли не только фамилию, но и высокое происхождение. От этих двух братьев, собственно, и пошел наш род.

Потомки этих братьев, я полагаю, были задиристыми ребятами. Потому что лет двести, а может, и триста пребывали кровниками22
  Кровники – люди, находящиеся в кровной вражде.


[Закрыть] с осетинским родом, живущим в соседнем селении. И так долго они поочередно уничтожали друг друга, что даже в начале прошлого века они умудрились попасть в переделку. Дедушка моего мужа, отправившись однажды с младшим братом в лес за дровами, встретили там вооруженного осетина из враждующего рода. Этот осетин по закону гор должен был убить одного из братьев, и благородно предложил им:

– Выбирайте, кто из вас сегодня умрет!

И тогда младший брат сказал старшему:

– Пусть убивает меня!

Наш дедушка возразил:

– Почему тебя? Я – старший, значит, я – глава рода! Пусть убивает меня!

На что младший резонно ответил:

– У тебя четверо детей, а у меня одна единственная дочка. Лучше осиротить одного ребенка, чем четверых.

На том и порешили. С тех пор жена младшего брата с дочкой Галиной жили в доме дедушки, и для нас Галина тоже была родной теткой.

Добрались мы до деревни вечером. По-южному рано и густо темнело. Я была здесь впервые, и была поражена запущенностью сада. Полувековые груши, яблони и сливы видно так устали от тяжести никогда не обрезаемых веток, и никем не собираемых плодов, что завалились, где друг на друга, а где и на дом. Не видно было и огорода, обязательного для деревенского дома. Только на следующий день я отыскала в траве жалкое подобие грядочки, засеянной кориандром. Это и был весь тети Сонин огород.

А когда мы шли по тропинке к дому, на дереве вдруг неожиданно и резко захлопала крыльями какая-то огромная птица, разбуженная нашими шагами.

– Не бойся, – успокоил меня муж, – это курица.

– Кто? – не поверила я. – Курица?! А что она там делает?

– Спит. – Спокойно пояснил муж.

– Ты разыгрываешь? Первый раз слышу, чтобы курицы спали на деревьях.

– У тети Сони еще и не то увидишь, – засмеялся Гошка. – Они у нее живут сами по себе. Спят, где хотят, несутся, где хотят…

– У нее что, курятника нет?

– Есть, только загонять их туда некому.

– А тетя Соня?

– Ей некогда. – Пожал плечами Гошка.

– А зачем же она завела их?

– Они у нее сами разводятся.

– Чудеса в решете…

– Никаких чудес. Нанесут где-нибудь в укромном месте яиц, усядутся на них, а потом выводят на свет цыплят…

Большой двухэтажный дом, с выложенным из камня фундаментом, с железной крышей, опоясанный открытыми террасами из орехового дерева по обоим этажам поразил меня еще больше. Нет, не размерами, а каким-то безрадостно-нежилым видом. Давно немытые, неприлично голые окна, затянутые паутиной с засохшими мухами. Двери, выходившие на открытые террасы, с облупившейся от дождей краской. Какой-то весь неухоженный и сиротливый.

Муж знал, где тетя Соня оставляет ключи, и мы сразу же поднялись на второй этаж, чтобы оставить свои вещи. Потом Гошка устроил мне ознакомительную экскурсию по дому. На втором этаже, куда вела массивная деревянная лестница, были расположены четыре комнаты, а на первом – три. От этой экскурсии чувство угнетенности и сострадания к этому заброшенному дому только усилилось. Нагромождение ящиков, коробок, чемоданов, тюков, рулонов из старых, еще ручной работы ковров, штабеля постельного белья, груды старой обуви и одежды, которые усердно поедались мышами. Наверное, если хорошо покопаться в этих завалах, можно было отыскать даже княжеские наряды братьев-родоначальников. Такое впечатление, что это был не жилой дом, а какая-то костюмерная, совмещенная с бутафорской.

Обжитая комната в доме была одна – центральная на первом этаже, где и обитала хозяйка. Когда я зашла в нее, мне показалось, что я заблудилась не только в другой культуре, но и в эпохе. Огромный выцветший самотканый ковер украшал стену, вдоль которой стояла тахта, застеленная таким же ковром. Вдоль другой стены выстроились в ряд старинный буфет из мореного дуба и два таких же книжных шкафа по бокам. По середине зала стоял мощный квадратный стол, застеленный гобеленовой скатертью, а вокруг него и вдоль двух окон у входной двери – с десяток массивных, грубых стульев с прямыми спинками. За столом, у глухой стены стояла печь, труба от которой, замаскированная под колонну, уходила на второй этаж. Она, скорее всего, выполняла еще и опорную роль. Потому что по площади зал замещал две верхних комнаты. На печи, спрятанной за колонной, обыкновенной, со съемными чугунными конфорками, по ранжиру выстроились три старинных чугунных утюга… Если бы не одинокая лампочка, свисавшая с потолка, да радио на подоконнике, вещавшее что-то на грузинском языке, можно было подумать, что мы попали на съемку исторического фильма.

Буфет и книжные шкафы, наполовину заполненные книгами, были завалены несметным количеством вещей… Чего тут только не было! Фаянсово-медные патроны с выключателями от «лампочек Ильича» времен всеобщей электрификации. Дореволюционные фарфоровые кувшинчики из-под французского коньяка фирмы «Бордо» с шутливыми надписями на крышечках: «Попей, попей – увидишь чертей» и «У каждого полковника жена – генерал». Ржавая металлическая банка из-под кофе Мокко от Товарищества «Сергея Васильевича Перлова» тех же времен… И много-много другого. Настоящий музей!

Гости обычно устраивались в комнатах второго этажа, чем мы сразу же и занялись после осмотра дома. Здесь уже веяло «цивилизацией». Железные панцирные кровати, комоды и шкафы конца 50-х годов, безжизненный телевизор «Рубин» и приемник «Урал». Наше устройство началось с перетаскивания лишних вещей в соседние комнаты.

За этим занятием нас и застала тетя Соня:

– Гогия, наслэдница моя! – бросилась она обнимать мужа. – Какой же ты стал! Я тебя таким хорошим еще никогда не видела!

Гошка всегда был ее самым любимым племянником. Все остальные племянники и племянницы были для нее цветами на древе нашего рода. Красивыми, но искусственными. А он – живая веточка этого дерева, за которой нужен особый уход и забота, которую нужно защищать от буйного ветра, от палящего солнца и лютых морозов, чтобы она принесла плоды.

Она была несказанно рада нашему приезду, но в доме не было не только праздничного ужина, но, к моему удивлению, вообще ничего, чем можно было бы перекусить. Только тут я поняла, почему муж упорно настаивал, чтобы мы в такую даль везли с собой продукты. Пришлось нам на скорую руку из привезенной тушенки сооружать походный ужин.

– Купила холодильник к вашему приезду, а он сломался. Надо его в район везти. – Объяснила тетя Соня. – Ну, ничего, завтра курицу зарежем, яйца найдем… Вот Додо… Гогия, ты же помнишь Додо? … передала лаваши и мацони33
  Мацони – кислое молоко, род кефира.


[Закрыть]. А завтра с утра еще свежего молока принесет… – суетливо вытаскивала из сумки гостинцы тетя Соня.

Пока я собирала немудреный ужин, муж оглядел холодильник. Вся его «поломка» состояла в том, что терморегулятор был отключен – стоял на нуле. Стоило его повернуть, и холодильник заработал. Восторгам тети Сони не было конца!

– Вай мэ! Мастэр! Настоящий мастэр!

На следующий день, наверное, с полдеревни шли и шли к нам с просьбами починить холодильники, телевизоры, радио, стиральные машинки. Сама же тетя Соня, оббежав деревню, уехала в районный центр добывать продукты. В те времена их еще не покупали, а «доставали».

Так мы и отдыхали: тетя Соня с раннего утра отправлялась в свои бесконечные вояжи по деревне, району или еще дальше. Мы же были предоставлены сами себе. Навещали родственников, муж по мере своих способностей что-то ремонтировал им, ходили в лес за грибами, которые в деревне никто и никогда не ел. И каждый встречный по этому поводу устрашающе предупреждал нас: «Это арка44
  Арка – гриб.


[Закрыть]»! Взбирались на горные вершины, овеянные нежнейшей вуалью голубой дымки, устраивали пикники на берегу Риони, бродили по старому кладбищу, на котором стояли руины каменной церквушки VI века, искали могилы предков, философствуя о бренности бытия…

Я первый раз была в Грузии, и мне многое было удивительно. И то, что газированная вода бьет прямо из-под земли, что нет-нет, да и встретишь в лесу булькающий источник то с серой, то с красной глиной, словно кто-то под землей постоянно кипятит эти лужицы. А природа! Именно такими я и представляла себе «райские кущи». Недаром же грузины говорят, что шесть дней Бог создавал Землю, а на седьмой решил отдохнуть, и создал этот благословенный край…

По вечерам мы встречались с тетей Соней за ужином, подолгу пили чай на террасе, слушали ее рассказы о родственниках, перемежаемые сетованиями по поводу того, что у нас до сих пор нет малыша. В них слышалась горечь, что наш род может и закончиться.

Однажды она нам посоветовала сходить в дальний лес за хутором лесника. Мой муж, в детстве чуть не каждое лето проводивший в деревне, хорошо знал туда дорогу. Там, высоко в горах был целебный грязевой источник.

По поверью, в старые времена, наверное, тогда же, когда в деревне появились братья—родоначальники, в нашей деревне неожиданно перестали рождаться дети, и жизнь в деревне замерла. Сельчане и Богу молились, и обеты разные давали. И однажды, одна молодая и красивая, но бездетная женщина, собирая в лесу хворост, набрела на этот источник. Она решила отдохнуть около него, и, задумавшись о своей злой участи, стала горевать и плакать: «О, горе мне злосчастной! Зачем мне моя красота? Лучше бы я была такой некрасивой, как эта грязь, только был бы у меня ребеночек!» И от безысходности, она обмазала грязью свое красивое лицо, а потом и все тело. И свершилось чудо – через девять месяцев в их семье родился мальчик! После этого случая в деревне снова стали рождаться дети, и снова зазвенел детский смех над деревней. И все невесты до сей поры обязательно ходят к этому источнику перед свадьбой. А мужчины для принятия процедур на быках затащили к нему чугунную ванну. Мы с Гошкой, конечно, использовали этот шанс. Но, как оказалось, тетя Соня в целях продолжения нашего рода на этом не остановилась…

Скоро мы устали от застолий у родственников и соседей, где обязательно угощают вином и чачей, и каждый хозяин считает личной обидой, если мы откажемся отведать его вина. Поэтому мы решили сделать косметический ремонт хотя бы в двух комнатах. С раннего утра муж отправился в районный центр по хозяйственным магазинам, чтобы прикупить все необходимое для ремонта.

Пока я выносила вещи из комнат, подготавливая фронт работ, тетя Соня незаметно исчезла, а в дом зашел незнакомый мужчина. Ему было около сорока лет. Среднего роста, худощавый, спортивного телосложения. На внешность – ничем не примечательный. Не красавец, но и не урод. Темно-каштановые волосы, зачесанные на пробор, карие проницательные глаза, нос с грузинской горбинкой, высокий лоб, губы, спрятанные за аккуратно подстриженными усами. В стареньком, но тщательно отглаженном костюме, свежей рубашке и даже при галстуке. Сельская интеллигенция. «Наверное, тети Сонин коллега. Историю или рисование преподает», – подумала я. В нем чувствовалась какая-то то ли деревенская неуверенность, то ли излишняя природная скромность.

– Здравствуйте. Я – Сонин друг, Автандил. – С непонятным испугом представился он.

Тут только я и обнаружила, что тети Сони нет дома.

– А я не знаю, куда она ушла, – в растерянности развела я руками.

– Ничего, я подожду. Могу пока Вам помочь.

Мы с ним таскали вещи на террасу и между делом разговаривали. Я ошиблась в оценке его профессии. Он, как оказалось, вечерами работал киномехаником в клубе, а днем – фотографом. Автандил расспрашивал, как мы живем, где работаем, не думаем ли переезжать в Грузию. И неожиданно спросил, ударив меня по самому больному:

– А почему у вас детей нет?

От его нетактичности, я растерялась:

– Да кто же его знает?..

– А я могу вам помочь. – Робко предложил он.

– Вы что, еще и целитель? – удивилась я.

– Целитель? – Он наморщил лоб, словно вспоминая, что это слово означает по-грузински. – Нет, не целитель. Я по-другому…

– Что по другому? – Не поняла я.

– Помочь могу по-другому.

– Это как же?

Он шумно набрал воздуха, вытаращил глаза, словно собрался нырнуть в холодную воду:

– У меня четверо детей, и все мальчики… – как заученную фразу, быстро протараторил он.

– И что? —не поняла я.

– Ну,.. как мужчина… помочь…

И тут до меня дошло! Всю мою деликатность в один момент, как ветром сдуло:

– Ты что такое несешь?! Какие мальчики?! Какая помощь?! Да я тебя сейчас…

– А что? Муж – грузин, я – грузин, и мальчик будет похож на Гогию…

– Что?!!

Я лихорадочно выискивала, чем бы его огреть за такую наглость. Под руки попался старинный чугунный утюг.

– Убирайся вон!!! – Истошно орала я, надвигаясь на него с утюгом.

Он не стал дожидаться контакта с раритетом, и суетливо начал продвигаться к выходу между нагроможденьями из стульев, коробок и тюков, не спуская глаз с утюга.

– Да я ничего… Это Соня просила… – виновато бормотал он на ходу.

Наконец он добрался до двери и ужом юркнул в нее. Я, подскочив, тут же закрыла дверь на задвижку, и из окна наблюдала, как он торопливо, без оглядки улепетывает через двор. За калиткой он остановился, поправил галстук, огляделся и с чувством выполненного долга, пошел, распугивая рыскающих по улице деревенских свиней.

Во мне все кипело! Обида, унижение, злость все смешалось в одну кучу. Слезы наворачивались на глаза. И одна только мысль сверлила голову: «Домой! Домой! Немедленно домой!» Я поднялась на второй этаж и начала лихорадочно собирать вещи, закидывая их в чемодан. «Ни одного дня здесь не останусь! Сейчас же домой! Вот только дождусь Гошку… А что я ему скажу? Ведь надо же как-то объяснить причину такой спешки».

Зная его горячий нрав и болезненную ревность, я не могла ему рассказать, что здесь произошло. Конец этой истории мог быть непредсказуем!

Нет, но тетя Соня-то, какова?! Что там этот Автандил говорил про мальчика? «Будет похож на Гогию?» А ведь и, правда, этот Автандил здорово похож на него! Надо же, даже это продумала!.. Меня вдруг разобрал смех. Я представила себе, как перетрусил этот Автандил! Судя по тому, как он улепетывал, не меньше моего.

К тому времени, когда пришел Гошка, я уже успокоилась, и твердо решила ничего ему не рассказывать. Хотя бы здесь, в Грузии. А вот тете Соне я уж точно все выскажу, что я думаю по этому поводу!

Тетя Соня пришла домой только к вечеру, когда мы уже заканчивали белить комнату. Она даже не спросила, приходил ли к ней кто-нибудь. Только виновато и просительно заглядывала мне в глаза. И вид у нее был жалкий и пристыженный. Наверняка, Автандил уже доложил о провале операции. Ей я тоже ничего не стала говорить – пожалела. Сделала вид, что ничего не произошло…

Это была наша последняя поездка в Грузию. Через полтора года я родила сына. Уж и не знаю, что помогло больше: то ли грязи, то ли врачи. Но уж точно не Автандил.

А через восемь месяцев после рождения нашего первенца скоропостижно умерла тетя Соня, так и не увидев следующего наследника.

Я ничего не знаю о дальнейшей судьбе нашего дома, терпеливо ожидавшего хозяина вместе с тетей Соней. Не знаю, живет ли в нем кто-нибудь, или стоит он окончательно осиротевший и заброшенный. Потому что вскоре после ее смерти наступили страшные 90-е, которые разъединили нас всех. Умерли тетя Нора и Галина, умер и мой свекор. Кто-то из грузинских родственников погиб за Гамсахурдиа, многие покинули страну. Родственные связи были утеряны. Не к кому, да и опасно стало ехать в чужую теперь страну. Мы и сами вынуждены были покинуть свою малую родину, обжитую когда-то нашими дедушками, бабушками, отцами и матерями. Оторвались от могил родичей, как от корней своих, и покатились по белу свету в поисках лучшей доли, как перекати-поле…

Когда-то наши родители рассказывали нам о своей родине. Теперь пришел наш черед. Хорошо, если среди нас найдется такая тетя Соня – хранительница истории нашего рода. Ей я, несмотря на Автандила, благодарна за то, что она смогла сохранить для нас и наших детей фотографии, старинные вещи. Кто знает, может быть, наша жизнь когда-то изменится, и наши потомки, глядя на то малое, что благодаря тете Соне осталось нам от предков, вдруг захотят поехать поклониться руинам старого дома и одному из многих истоков своего рода.