Текст книги "Я вас люблю – терпите!"

Прошмыгнув мимо равнодушного охранника в застиранной пятнистой форме, Катя не спеша зацокала каблуками по длинному коридору, нацеливаясь на гостеприимно распахнутые в конце его тяжелые стеклянные двери. Там, скорее всего, и есть приемная этой конторы с красивым названием. Ага, таки она не ошиблась! Точно, приемная. Самая что ни на есть типовая. Все по шаблону, не хуже, чем у других. Ледяной на контрасте с душной уличной жарой кондиционированный воздух, запах кофе с коньяком, окно-жалюзи-цветочки, гордая секретарша-нимфетка притопывает шпилькой в такт незамысловатой тихой музыке, льющейся откуда-то сверху, и дверь в кабинет шефа чуть-чуть приоткрыта, и даже голос его слышен – по телефону с кем-то ругается. Строгий, видать, шеф-то. Но это ничего, что строгий. Значит, умный. Хотя и не факт…

– Здравствуйте. Вы к Денису Андреевичу? – холодно-вежливо подняла на нее свое кукольное личико нимфетка.

– Да. Я к Денису Андреевичу. Можно? – рванула было сразу к двери шефа Катя.

– Нет, погодите! Денис Андреевич пока занят, у него важный звонок! И представьтесь, пожалуйста! Вы по какому вопросу?

– Я не по вопросу. Я с очень деловым предложением.

– Что, так и доложить? С деловым предложением? – растерянно моргнула глазками секретарша.

– Да. С очень деловым. Денис Андреевич будет в нем явно заинтересован. Так я войду? По-моему, он уже освободился…

– Но как же… Я же обязана доложить…

Растерянный девчачий голосок у Кати за спиной пискнул и затих за закрытой дверью. А вот и Денис Андреевич. Ничего себе, славный такой. Молодой, симпатичный. Это хорошо, что молодой. Значит, есть надежда, что понятие менеджмента персонала как системы его планирования, организации, мотивации и контроля его не испугают. По крайней мере, руками испуганно на Катю не замашет. А что, было и такое. Как в предыдущей конторе, например. Там лысеющий во все стороны дядька-начальник и слова не дал сказать, махнул пухлой ладошкой: что вы, говорит, милая барышня, я и словов-то таких не знаю. Так и сказал – словов…

– Здравствуйте, Денис Андреевич! – бодренько произнесла Катя, аккуратно присаживаясь за придвинутый к большому столу начальника столик поменьше, – очень приятно познакомиться! Меня зовут Екатерина Русанова, я специалист по менеджменту персонала, и у меня к вам деловое предложение! Скажите, вы довольны работой своего персонала?

О господи, кто бы только знал, как ей трудно дается вся эта бойкая трескотня-пронырливость! Будто сама себя в спину толкает – давай, давай… А внутри все дрожит противной неловкостью. Так и задушила бы эту неловкость собственными руками, чтоб жить не мешала. Но что делать – не задушишь ее, не убьешь. Слишком уж старательно мамины педагогические постулаты в ее душе проросли – про то, что скромность девушку якобы украшает. Вот и вызрели из этих постулатов плоды – сплошная зажатость да неуверенность в себе. Хорошо, хоть научилась пронырливости из пространства прихватывать. Немного. Как бы взаймы.

Надо же, а молодой начальник на ее трескотню вроде купился! Задумался, бровки к переносью свел. Что ж, это уже хорошо. Сидит, смотрит немного рассеянно, карандашиком по столу постукивает. Сейчас главное – инициативы из рук не упустить…

– Я думаю, Денис Андреевич, вы согласитесь со мной, что многие люди ходят на работу совсем не потому, что так уж хотят работать, а по совокупности разного рода причин. Конечно, главная причина – это получение зарплаты, но согласитесь, что каждый при этом подсознательно рассчитывает на некоторую синекуру…

– Я так полагаю, это всего лишь прелюдия к вашему деловому предложению? – продолжая постукивать карандашиком по столу, тихо спросил Денис Андреевич.

Так. А вот это уже плохо. Потому что очень уж насмешливо прозвучал вопрос. Можно сказать – издевательски. Но ничего – врагу не сдается наш гордый «Варяг»…

– Если хотите, я сразу перейду к самому́ деловому предложению.

– Да. Хотелось бы. Только очень коротко. У меня много работы.

– Да, да… В общем… Я специалист… То есть я психолог по персоналу… Я могу поработать с каждым вашим сотрудником относительно выработки модуля мотивации, разработать общую концепцию по преодолению ограничений…

– Не понял… – вскинул брови Денис Андреевич. – Каких ограничений?

– Ограничениями в менеджменте называют факторы, которые сдерживают потенциал и результаты деятельности коллектива. То есть, если говорить простым языком, – это просто «недоразвитые» способности. Многие, например, не умеют управлять собой, имеют размытые личностные ценности и смутные личные цели как тенденцию в остановке саморазвития. Я уж не говорю о недостатках навыка решать проблемы и отсутствие творческого подхода к порученному делу…

– Да понял, понял.

– Ну вот! А я могу…

– Так вы что, на работу ко мне проситесь?

– В общем… да… Я могу…

– Что ж, вынужден вас огорчить. У меня нет возможностей для вашего трудоустройства.

– Но вы же меня не дослушали!

– Простите, но у меня действительно нет времени вас послушать. Всего доброго. Приятно было познакомиться.

– Что ж, очень жаль. А может…

– Нет. Не может. И не смотрите на меня так, будто я на вас кулаком замахнулся. Думаю, я не первый и не последний, кто вам отказал. Просто время сейчас такое – кризисное. Не до жиру. А вы не отчаивайтесь! Такая интересная девушка всегда себе работу найдет.

– Спасибо…

– Да не за что. Кстати, в нашем здании еще несколько фирм сидит… Вы побродите, поспрашивайте, может, кто и заинтересуется вашими… ограничениями. Удачи вам!

Молодой начальник деловито придвинул к себе какую-то толстую папку, начал ее перелистывать озабоченно, и Кате ничего не оставалось, как тихо покинуть кабинет. С очередным плевком в душе. Да еще и секретарша-нимфетка глянула так сердито, будто она на ее место проситься приходила. Не сердись, милая! Если б ты знала, какая это доля тяжелая – себя предлагать. Чувствуешь себя немного проституткой…

Покинув прохладно-кофейную территорию негостеприимной приемной, Катя поднялась на второй этаж, огляделась. Ну и где эти несколько фирм, о которых намекнул Денис Андреич? Все двери закрыты наглухо, и никаких опознавательных табличек на них нет. Не стучаться же в каждую. О, а вон там, кажется, дверь открыта…

– Здравствуйте… – осторожно заглянула она внутрь, обнаружив за открытой дверью довольно уютное помещение с мягкими диванами и работающим в углу телевизором.

– Здравствуйте! – бодро откликнулись на ее приветствие двое симпатичных молодых мужчин, фривольно расположившихся на мягких диванах.

– Извините, а можно спросить…

– Спрашивайте!

Один из мужчин встал с места и, чуть склонившись корпусом вперед, немного театрально повел рукой в приглашающем жесте:

– Чего ж вы на пороге… Вы заходите, пожалуйста!

– Спасибо… Я просто хотела спросить… А у вас тут что? У вас тут фирма располагается, да?

– Конечно. Все именно так. Позвольте представиться – я генеральный директор, меня Гошей зовут. А это мой заместитель – Карен. А вас как зовут?

– А я Екатерина Русанова. Я специалист по менеджменту персонала, и у меня к вам деловое предложение. Скажите, вы довольны работой своего персонала? – оттрубила она на одном дыхании ставшее привычным вступление.

Прелюдию, как насмешливо назвал его Денис Андреевич.

Как-то слишком уж они странно переглянулись, директор и его заместитель. Ей даже показалось, с трудом смех сдержали.

– Да! Мы очень, очень довольны работой своего персонала! И были бы счастливы, если б и вы согласились стать частью нашего персонала! Такая симпатичная особа, как вы, очень бы украсила наш персонал!

– Что, правда? – растерянно моргнув, недоверчиво улыбнулась Катя. – Вы… Вы действительно хотите, чтобы я… Но ведь я даже не объяснила, в чем суть моей деятельности…

– Да мы сами тебе все объясним, дарагая… – с очень кавказским акцентом вальяжно произнес тот, который Карен, демонстративно ее разглядывая. – Только, па-моему, тебе нужно немного пахудеть. Савсем чють-чують…

– Похудеть? Зачем?

– Как – зачем? Ты же на работу пришла, дарагая. А наши клиенты пиридпочитают персонал нимножка худенький, странное дело, да?

– То есть… Какие клиенты, не поняла? У вас что здесь за фирма вообще? Публичный дом, что ли?

– Ай, зачем обижаешь, дарагая…

– Тихо, Карен. Не пугай девушку, – торопливо вступил в разговор второй мужчина и, подойдя к Кате вплотную, довольно дружелюбно заглянул в глаза.

– А я и не боюсь. Чего мне вас бояться? – Катя попыталась улыбнуться насмешливо.

– Я понял, ты работу ищешь, да? Этим хочешь устроиться, как его… Фу, черт, забыл…

– Я специалист по менеджменту персонала. Хотя – это уже не важно… Простите, я пойду. Видимо, дверью ошиблась.

– Слушай… А может, ну ее, эту работу? Успеешь еще, навкалываешься в своем менеджменте за мизерную зарплату. Ты ж молодая, симпатичная, наверняка и одеться хочется, и покушать… Поработай у нас, встань на ноги, денежку подкопи…

– Это что – проституткой, что ли?

– Ну, зачем так грубо! Проститутки на точках стоят, а нас тут девочки все приличные. Студентки в основном. И замужние дамы есть. А что – работа как работа, довольно хорошо оплачиваемая. Соглашайся, не пожалеешь. Заодно и в специальности попрактикуешься, мы тебе пару тренингов на мотивацию организуем.

– Хм-м-м! – растерянно протянула Катя, не разжимая поехавшего в скептической улыбке рта.

Очень уж ей хотелось рассмеяться по-настоящему, да не посмела. Нет, это только представить себе на минутку – как она проводит тренинг для проституток! На мотивацию! Надо будет вечером Соньке рассказать, вот тогда и посмеяться можно от души. А здесь – лучше не надо. Кто его знает, как эти сутенеры прореагируют. Она где-то читала про всякие их коварные жестокости. В общем, надо смываться отсюда как можно вежливее. С улыбкой и пожеланиями успехов в труде. И побыстрее, побыстрее…

Выйдя на улицу, Катя вздохнула тяжело и в то же время с большим облегчением – хватит с нее на сегодня. Остальные полдня объявляются свободными и радостными. Иначе с ума сойти можно. Правда, по части радостей выбор был не велик – только прогулка и мороженое. Ну и что? Зато в проститутки не соблазнилась. Что ж, тоже хлеб. Почтем и это за радость – чувство самоуважения к себе, как к личности. Так, где же тут мороженое продают, надо оглядеться…

* * *

– Катька! Ну где ж ты шляешься, господи ты боже мой! – неожиданно обрушила на нее свое нетерпение Сонька, открыв дверь. – Я тебе звоню, звоню!

– Так у меня на мобильнике утром еще батарейка села…

– А подключить – слабо было?

– Зачем? Все равно у меня там денег нет. Да что случилось, Сонь? Ты прям вся нервная какая-то…

– Конечно, нервная! Алик после обеда звонил, сказал, к семи подъедет. А время – шесть! А тебя все нет и нет!

– А… Понятно. Я сейчас уйду, Сонь. Только это… Я голодная очень. Чаю попить успею?

– Да в том-то и дело, Кать, что… Ну, в общем, я тебя попросить хотела… Только дай слово, что не будешь выпендриваться и козью морду строить!

– О чем попросить, Сонь?

– Нет, ты сначала слово дай!

– Ну, даю…

– В общем… Ты должна, ты просто обязана меня выручить! Тут такое дело… Алик-то не один будет. К нему какой-то мужик в командировку приехал, то ли проверяющий, то ли еще кто… Я толком не поняла. Ну и…

– И… что?

Предчувствуя недоброе, Катя отступила от Соньки на шаг, втянула голову в плечи и, как ей показалось, приняла оборонительную бойцовскую стойку, то есть сжала кулаки и слегка повернулась боком. Наверное, и на лице у нее в этот момент образовалась та самая «козья морда», которую она так опрометчиво пообещала «не строить». Ну да, пообещала! Откуда ж она знала, в чем заключается Сонькина просьба? Да если б знала…

– Ой, только вот этого не надо, Катька, умоляю тебя! – искательно, но и с некоторыми нотками раздражения в голосе произнесла Сонька. – Чего ты сразу напыжилась, будто я тебя на панель приглашаю? Я же просто выручить прошу, поддержать компанию…

– То есть переспать с товарищем твоего папика? Для пользы его дела? Чтобы командированный проверяющий доволен был?

– Ну, в общем, да… А что тут такого? Понимаешь, Кать, я же не могу Алику отказать… Так что считай, что ты меня выручаешь, а не его. А, Кать? Ну, всего один раз… Пожалуйста!

– Соньк! Да ты хоть понимаешь, о чем меня просишь?

– Ой-ой! А о чем таком я тебя прошу? Подумаешь, целка-недотрога! Честная девица! Или ты со своим Парамоновым того… Ни разу не согрешила?

– Сонь… Не надо сейчас про Парамонова, ладно? Я же тебя просила…

– Ладно, не буду. Тоже, нашла о ком страдать. Маменькин сынок недоделанный. Бросил тебя и правильно сделал. А то бы пришлось его проклятую инфантильность на своем горбу таскать. Всю жизнь. Оно тебе надо?

– Соня!

– Все, все, молчу… Не лезу в душевную рану грязными пальцами! Так значит, договорились?

– Нет!

– А вот это ты зря, подруга… Не заставляй меня пускать в ход тяжелую артиллерию. Я ведь тоже могу того… Обидеться могу… Так могу психануть, что вмиг с вещичками на вокзале окажешься. Будешь оттуда маме по телефону врать, что добрая тетя из общежития тебя до сентября пожить пустила! Один раз соврешь, потом другой, а потом и делать ничего не останется, как билетик купить да к маме в Макарьевск тащиться!

– В Егорьевск, Сонь.

– Да какая разница. Макарьевск, Егорьевск – одна хрень. Хочешь к маме, Кать?

– Нет!

– Тогда – договорились? Да? Это же всего один раз! А один раз – не считается! Договорились?

– Хорошо… До… Договорились…

Слова вытолкнулись из Кати так, будто она им не хозяйка была. Прозвучали жалостливо и картаво, будто язык онемел от ужаса, страха и презрения к самой себе. Да еще и холодный пот прошиб, и к горлу подступило что-то противное, мерзкое, шершавое. И колени задрожали – не упасть бы. А может, и впрямь, взять и упасть, и умереть тут, в Сонькиной прихожей. И пусть они тут плачут. Мама узнает – тоже заплачет, наверное. А Игорь Парамонов, интересно, заплачет? Нет, наверное. Он уже и думать про нее забыл. Женился и забыл. Хороший он был, Игорь. Добрый, веселый…

– Э! Э! Кать! С тобой все в порядке? – прозвучал где-то рядом тревожный Сонькин голос. – Не пугай меня! Ну чего ты, в самом деле! Очнись, Кать!

– Да ладно, Сонь. Все в порядке. Просто накатило на меня что-то. А так – что ж. Надо так надо. Я согласна, Сонь.

– Кать, ну не надо таким загробным голосом, а? И вообще… Ты не думай, что я… Я же все, все про тебя понимаю! Что честная ты, что порядочная, что тебе все это противно… Но ты меня тоже пойми! Ну где, где я сейчас для этого Аликова товарища подругу найду? Ему ж не абы как, ему порядочную подавай… Алик так и сказал – чтоб именно подругу! Один раз, Кать! И все! А один раз точно не считается. Говорят, все надо в жизни испытать хотя бы один раз.

– Ну да… А еще говорят – единожды солгав…

– Ой, да ну тебя! Зациклилась! Ты в какое время живешь? Тоже мне, благородная девица голубых кровей! Можно подумать…

– Ладно, все! – провела дрожащими ладонями по влажным щекам Катя. – Хватит надо мной причитать. Сказала же – согласна!

– Ага, ага… – мелкой рысью затанцевала вокруг нее Сонька. – Тогда пойдем на кухню, надо же еду приготовить какую-то, стол успеть накрыть… Хотя нет! Иди-ка ты лучше в порядок себя приведи. И румян побольше на рожу плюхни, а то бледная такая, будто тебя к смертной казни только что приговорили. Не дрейфь, Катька, прорвемся! Чем черт не шутит, может, тебе еще и понравится…

– Ага. Непременно понравится, – растянула губы в жалкой ухмылке Катя. – Меня, кстати, сегодня на должность проститутки уже приглашали. Я еще подумала – приду домой, и мы с тобой вместе посмеемся…

– Катя! Я тебе честное слово даю! Один раз, и все! Ты мне веришь? Один раз!

Подойдя совсем близко, Сонька даже выставила для пущей верности палец, и Катя поневоле сосредоточила взгляд на хищном красном ногте, сведя глаза к переносице. И вяло мотнула головой – верю, мол.

Закрывшись в ванной, она неумело провела процедуру приведения себя в порядок, воспользовавшись богатым выбором Сонькиной косметики. И румян «плюхнула на рожу» достаточно, разметав их по скулам с мазохизмом отчаявшегося ангела перед первым падением. Потом, на шаг отойдя от зеркала, подмигнула своему презренному отражению – ну что, приличная девочка Катя Русанова? Готова к разврату? Интересно, какие у них, у падших ангелов, расценки за первый разврат? Как там у Островского? Не нашла любви, так буду искать золота? Хотя в ее случае правильнее будет звучать – не нашла работы…

Так. С лицом – порядок. Если можно назвать порядком то, что она на нем изобразила. Теперь надо поведенческий стереотип на помощь призвать, как давеча она призывала на помощь пронырливую трескотню. А может, и не надо ничего призывать. Сонька же сказала, что Аликову приятелю нужна девушка обыкновенная, порядочная. Наверное, надо самой собой быть. Хотя – как? Как можно быть самой собой в предлагаемых обстоятельствах? Да и вообще – есть ли она сама у себя как таковая?

Долгий требовательный звонок в дверь заставил ее вздрогнуть, и тут же Сонькина ладошка заколотилась в дверь ванной:

– Катька, выходи! Давай, давай шустрее!

– А что? Я готова! – открыла ей дверь Катя, картинно подбоченясь и улыбаясь ярко накрашенным ртом. – Похожа я на падшего ангела?

– О, боже… – невольно отступила Сонька, тараща на нее удивленные глаза. – Ну и намалевалась! А вообще, ты знаешь, тебе даже идет…

Звонок снова захлебнулся нетерпением, и Сонька опрометью бросилась открывать, успев на ходу глянуть на себя в зеркало. Резко вдохнув и выдохнув, Катя вышагнула из ванной в прихожую, фривольным жестом расправила плечи, подняла подбородок вверх. Все. Отступать некуда. Будь что будет.

Двое мужчин уже толклись в открытой двери, соревнуясь в вежливости, кто кого вперед пропускает. Веселые, уже немного пьяненькие. Толстый и тонкий, как у Чехова. Интересно, который из них… Неужели вот этот, тонкий, непримечательно лысенький, с аккуратным брюшком? Хотя нет, тонкий – это, скорее всего, и есть Алик. Вон как по-хозяйски обнял за плечи Соньку. Значит, все-таки толстый. А впрочем, какая ей теперь разница. Разницы-то никакой.

– Мальчики, познакомьтесь, это моя подруга Катя! – кокетливо выставила в ее сторону ладошку Сонька. – Хорошенькая, правда?

– Очень, очень хорошенькая! Катя, Катюша! – расплылся в пьяненькой улыбке Алик и вдруг запел, фальшиво паясничая и неуклюже размахивая объемным шуршащим пакетом: – Ра-а-сцвета-а-ли яблони и груши… – и тут же, обернувшись к сотоварищу, вдруг произнес гордо: – Смотри, Вахо, какие в нашем городе красивые девушки живут! Настоящие Катюши, видишь?

Катя дернула уголками губ, пытаясь улыбнуться под направленными на нее мужскими взглядами. Что ж, Вахо, значит. Интересно, кто он? Имя какое-то странное. Лицо кавказской национальности, что ли?

– Очень приятно, Катя. Меня зовут Вахо, – широко шагнул к ней товарищ Алика, намереваясь, видимо, галантно приложиться к ручке.

И действительно – ладонь ее тут же утонула в горячей и мягкой мужской ладони и даже была поднята вверх для поцелуя, но в следующую секунду вдруг повела себя совершенно не по правилам, то есть непроизвольно дернулась и вырвалась на волю, так и непоцелованная. Вахо поднял на Катю удивленные глаза – черные, размытые алкоголем и усталостью, проницательные и слегка грустные, моргнул немного обиженно, но тут же и спрятал обиду за широкой улыбкой. Слишком широкой, чтобы быть искренней. Так, бывает, улыбаются большие начальники, когда интервью дают с экрана телевизора – все тридцать три зуба в камеру покажут, чтобы народ обаять. А Вахо, похоже, и есть этот самый большой начальник. Вон как Сонькин малахольный Алик перед ним подпрыгивает со своим нарочитым гостеприимным простодушием. И еще – почему-то сразу в глаза бросается, что Вахо от Алика сильно устал. И этот «поход по девочкам» ему на фиг не нужен. Да и возраст у него, уж простите, не юношеский – вон какая седина на висках заморозилась. Еще и не известно, как с «бесом в ребро» дела обстоят. А что? Может, он сейчас коньячку накатит, и все? И минует порядочную девушку судьба временной куртизанки?

Наверное, слишком уж искренней оказалась эта ее мысль-надежда, выброшенная ненароком в пространство. Хотя поначалу все шло вроде как безо всяких надежд. По Аликовому сценарию шло. Выпивка, еда, танцы, снова выпивка. И все время – горячая рука Вахо у нее то на плече, то на талии. А потом рука пьяно осмелела и под жаркое сопение кавалера на бедро переползла, и Катя застыла в немом омерзении, разбавленном довольной ухмылкой Алика. Под эту свою довольную ухмылку он и тост предложил за прекрасных дам, и неверной рукой щедро плеснул коньяку в мужские бокалы. А Вахо от избытка нарастающих эмоций еще дальше пошел – потребовал выпить стоя и до дна. И выпил. И только бес его в ребре знает, что дальше с ним произошло, потому что на диван он после тоста не сел, а рухнул, уронив голову Кате на плечо. Сонька с Аликом, переглянувшись, застыли в растерянном изумлении, а она сидела и дышать боялась – не потревожить бы пьяного кавалера ненароком, вдруг проснется…

Вахо не проснулся. Как ни возились с ним Алик с Сонькой, все равно не проснулся. Спал, крепко смежив отекшие веки и распустившись усталым багрово-смуглым немолодым лицом.

– Софочка, Катя, помогите мне – надо его в постель уложить, – заботливо вздохнув, скомандовал наконец Алик. – Я сейчас уеду, а он пусть до утра здесь останется.

– Зачем, Алик? – удивленно моргнула пьяненькими глазками Сонька.

– Я сказал – останется! – тихо, но довольно жестко повторил Алик и, взглянув на Катю, произнес уже мягче: – Мне с тобой надо поговорить, Катюша… Пойдем-ка на кухню.

Пожав плечами, Катя послушно отправилась за ним на кухню, оставив Соньку в крайнем недоумении.

– Вот что, Катюша… Я надеюсь, ты сообразительная девочка и постараешься понять меня правильно, – проговорил он задумчиво и в то же время очень деловито. – Ведь постараешься?

– Ну хорошо… А что надо делать? – удивленно пожала она плечами.

– Да ничего такого, собственно. Просто утром, когда Вахо проснется, ты должна немножко… Как бы это сказать… Проявить уважение к моему товарищу.

– В смысле?

– А в смысле – подыграть. Ну представь себе картину – как он проснется, как ему неловко будет за свою мужскую несостоятельность. Согласись, это нехорошо даже по правилам гостеприимства. Понимаешь?

– Нет… То есть я не понимаю, что я должна…

– О господи, да ничего ты не должна! Ничего, кроме маленького коварства и маленькой хитрости! Надо просто всем своим видом, всем поведением намекнуть ему, какая была у вас бурная ночь и какой он ухарь-молодец оказался. Поняла? Не словами, а так… Жестами, полунамеками…

– Вы думаете, он поверит?

– Если постараешься, то поверит. Я сейчас его на кровать перетащу, а ты ляжешь с ним под одно одеяло.

– Голая?

Она уточнила это обстоятельство с таким тихим ужасом в голосе, что Алик посмотрел на нее довольно странно. И ответил немного раздраженно, хотя вроде как пошутил:

– Нет! Ты ляжешь с ним в шубе и валенках! И шапку не забудь надеть!

– Извините… Да, извините, я все поняла…

– Вот и хорошо, что поняла. И еще это… Фактуры, фактуры для верности побольше изобрази! Ну, косметику по лицу размажь, волосы взлохмать…

– Вы думаете, он поверит?

– Конечно, поверит! В таких случаях, девочка моя, мужика и обманывать особо не надо. Он сам обманываться рад. Ну так что, я надеюсь на тебя, Катюша? Мне, понимаешь ли, очень нужно, чтобы мой гость доволен был своим здешним досугом. Так что не подведи. Если он деньги утром тебе будет совать – тоже бери, не стесняйся. А то, я вижу, ты девушка скромная. И неопытная. И вообще – случайно оказалась в подобной ситуации. Ведь так?

– Ну… Как вам сказать… – неуверенно пожала плечами Катя, оглядываясь на дверь.

– Ладно, мне пора… – поднялся с кухонного стульчика Алик, избавив ее от необходимости объяснений. – Пойдем, поможешь нашего гостя на постель перетащить…

Как только за Аликом закрылась дверь, на них с Сонькой тут же напала смешливая истерика. И чем заливистее храпел Вахо, лежа на спине поперек кровати, тем больше душил дурацкий смех, прерываемый лишь короткими Сонькиными репликами:

– Ой, не могу… Фактуры, значит, побольше?

– Ага… Говорит, косметику по лицу размазать надо! – смеясь, вторила ей Катя, мотая головой из стороны в сторону.

– Ну вот! А ты боялась! Говорю же – не судьба тебе, Катька! Не судьба! Так и помрешь, видать, в шибко порядочных!

– И не говори! А я, дура, приготовилась!

– Ага, размечталась! Ой, не могу…

Смех смехом, конечно, но исполнила она все в точности, как просил Алик. Зачем человека подводить, раз обещала? Тщательно сотворив на голове и на лице постсексуальный сюрреализм, разделась, легла на краешек кровати, подтянув к себе кусок одеяла. Вахо всхрапнул посильнее, перевернулся на бок, зачмокал во сне губами, потом застонал, проговорил что-то на незнакомом гортанном наречии. Потом снова захрапел, выдыхая из себя запах перегара.

Заснуть ей удалось только под утро. И снился почему-то давешний несостоявшийся работодатель Денис Андреевич – все постукивал карандашиком по столу – тук-тук, тук-тук… А потом у него на столе телефон трезвонить начал. Так громко, так настойчиво! Трезвонит и трезвонит, никакого покою от него нет. Сколько уже можно? Придется просыпаться, иначе голова лопнет…

Открыв глаза, она подняла голову от подушки, огляделась, прислушалась. И обнаружила, что настойчивый звон происходит вовсе не из ее сна. Это ж дверной звонок надрывается. Вон Сонька пронеслась в прихожую тенью, на ходу запахивая халатик. Наверное, это Алик приехал – Вахо забрать… Чего же он так рано? Она и роли даже своей заказанной не сыграла, Вахо-то спит еще… Или… это не Алик? А кто тогда?

В следующую секунду ей показалось, что у нее начались слуховые галлюцинации. Она даже головой потрясла, чтобы избавиться от ужасного наваждения. Потому что это не могло быть ничем другим – только наваждением. Потому что из прихожей доносился голос мамы. Да, это именно ее нотки – строгие, приказные, безапелляционные, в которых тут же и утонули Сонькины удивленные восклицания. Да, точно, мамин голос… Откуда?! Этого просто быть не может, потому что этого в принципе быть не должно…

Морозец ужаса змейкой прополз по позвоночнику, парализуя все на своем пути. Подтянув одеяло к горлу, Катя перестала дышать, лишь рот сам по себе открывался и закрывался, да сердце трепыхалось в груди, не находя себе места. Откуда здесь, в Сонькиной квартире, вдруг мама взялась? А мамин голос в прихожей все нарастал, перекрывая собой слабое Сонькино сопротивление, и вот уже ее громоздкая фигура в черном брючном костюме с ярким шарфом, намотанным удавкой вокруг мощной шеи, нарисовалась в проеме двери. Да, точно, мама. О боже, ужас какой. Значит, сейчас мама увидит свою дочь Катю в постели с мужчиной. Вернее, не дочь Катю, а все, что от нее на этот момент осталось. Вялое дрожащее ничтожество. Да еще и абсолютно голое.

– Господи, Екатерина! Что все это значит, можешь объяснить? Что ты здесь делаешь? И…кто это с тобой?

Оттолкнув копошащуюся под локтем Соньку, мама решительно прошагала через комнату, резким движением попыталась сдернуть с кровати одеяло. Но отдернулось оно странным образом только со стороны Вахо, накрыв Катю с головой. Потому, наверное, что пальцы у нее от страха на этом одеяле заклинило, когда она его к горлу подтягивала. Хорошо, что оно ее с головой накрыло. Можно какое-то время маме в лицо не смотреть.

– Кто это, Екатерина, я тебя спрашиваю?

Мамин голос из-под одеяла звучал намного глуше. А самое главное – можно было не отвечать. Как она из-под одеяла ответит?

– По… Позвольте… Что вы здесь делаете, женщина? Вы кто? – хрипло-испуганно вступил в этот странный односторонний диалог проснувшийся Вахо.

– Это я вас хочу спросить, что вы здесь делаете! – снова прогрохотал над головой мамин грозный голос. – Что вы сделали с моей дочерью, старый извращенец? Что вообще здесь происходит, я хочу знать?

– Кто извращенец? Я – извращенец? Да я… Да вы… Вы кто вообще? Соня, что происходит? Кто эта женщина?

– Молчать, я сказала! Я сейчас полицию сюда вызову! Екатерина, вставай и одевайся немедленно! Мы едем подавать заявление! Ты у меня за изнасилование как миленький сядешь, извращенец старый!

– Ка… Какое изнасилование?

Лежа под одеялом, Катя почувствовала, как жалобно скрипнули пружины матраца под бедным Вахо. Наверное, стоило и впрямь его пожалеть – при других обстоятельствах. А в этих, уже сложившихся, духу на жалость уже не осталось. Самой бы живу остаться. Уж она-то свою гневливую маму знает. Наверняка стоит сейчас над бедным голым Вахо соляным столбом, уперев руки в боки, испепеляет орлиным взором.

– Он еще у меня спрашивать будет, какое изнасилование! А ты как думал, сволочь? Завлекли мою дочь в публичный дом, надругались, еще и удивляется!

– Ну, знаете! Вы вообще-то выражения подбирайте! – вступил в эту какофонию и Сонькин визгливый голосок.

– А чего мне их подбирать? Что я, сама не вижу? Девицы, бутылки на столе, голый мужик… Что это, если не публичный дом?

– А если даже и так, вам-то какое дело? Ворвались, командуете тут! Это моя квартира, я здесь хозяйка, понятно вам? – поднялось до самой высокой нотки Сонькино возмущение.

– Но это же моя дочь! Что она здесь делает?

– О господи… Да кому она нужна, ваша дочь! Можно подумать, она малолетка несовершеннолетняя, ни разу не трахнутая. Да и не было ничего, никто ее и пальцем не тронул…

– Ага! Так я вам и поверила! Лежит с мужиком в постели, и никто пальцем не тронул!

– Ой-ой, женщина… Давайте без полемики обойдемся, а? Я надеюсь, вы не собираетесь именно сейчас открывать дискуссию на эту тему? – парировала Сонька с нервным смешком в голосе. – Давайте забирайте свою невинную дочь и проваливайте! И не смейте оскорблять моего гостя! Он тут вообще не при делах, понятно?

– Где? Где моя одежда? – окончательно проснувшись, требовательно и властно вдруг возопил Вахо. – Принесите мне кто-нибудь мою одежду!

– Сейчас, Вахо, сейчас! – сменила тон со скандально насмешливого на почти лебезящий Сонька. – Простите, Вахо, я сейчас… Я Алику позвоню, он за вами приедет…

– Ах, тут еще и Алик есть? Вот и хорошо, пусть едет! Я сейчас в полицию… – никак не могла уняться мама.

Катя слышала через одеяло, как тяжело она справлялась с гневливым дыханием, даже фразу до конца проговорить не смогла.

– Да отстаньте вы со своей полицией, женщина, – вдруг тихо, но довольно злобно произнесла Сонька. – Как вы понять не можете, что это не те люди, которых можно схватить за шкварник и потащить в полицию. Давайте, валите отсюда подобру-поздорову, пока сами в полиции не оказались. И чем быстрее, тем лучше. Мой вам совет.