Текст книги "Выбери меня"

Ольга вдруг зарыдала тихо и зло, будто осознавала, что произнесла сейчас то, чего вовсе произносить не надо было и чего не произносила ни разу за все эти годы.

Варя молча поднялась с дивана, подтянула джинсы, оправила на себе футболку. Прошла мимо Ольги в прихожую, натянула кроссовки, ветровку, дернула собачку замка. И лишь когда захлопнула за собой дверь, вспомнила, что оставила в прихожей на тумбочке свою сумку. А там кошелек, там телефон… Хотя нет, пальцы тут же нащупали телефон в кармане ветровки. Но что с него толку? Все равно заряд почти на нуле…

Но не возвращаться же за сумкой, за зарядным устройством! Как говорится – уходя, уходи. Оставь сестру устраивать свою личную жизнь, если она так об этом просит.

До позднего вечера она слонялась по улицам, подняв воротник ветровки. Погода портилась на глазах, ветер нагонял в небе плотные синие тучи. К ночи стало совсем холодно, и пришлось проехать зайцем три автобусные остановки, чтобы добраться до вокзала…

* * *

– …Ну так чего? Не хочешь рассказывать? – тихо переспросил Сергей Семенович и вздохнул грустно.

Варя медленно покачала головой, глядя в окно. Дождь перестал хлестать по стеклам, уступив место неуютному серому рассвету – наверное, весь день будет холодный и сырой. Впрочем, для конца августа нормально – не стоит больше ждать ярких солнечных дней. Все когда-нибудь кончается. И жизнь тоже. Жизнь, полная надежд, счастливая и беззаботная.

– А что, идти тебе совсем некуда, дочка?

– Выходит, что некуда, Сергей Семенович…

– Может, ты преувеличиваешь беду-то? По молодости каждая обида огромной бедой представляется, которую преодолеть невозможно. Может, тебя обидел кто, а ты уж нарисовала себе страшную картину? Если мамка обидела, так мамке обязательно простить надо… Поди, переживает теперь, не спит, глядит из окна в окно…

– У меня нет мамы, Сергей Семенович. Она умерла. Давно. Я еще маленькая была.

– Ой ты, горе какое… Конечно, оно совсем плохо без мамы-то… А кто у тебя есть? Какие родственники?

Варя опять резко мотнула головой, давая понять, что отвечать на вопросы не хочет. Но странный дядька сделал вид, что не понял этого ее жеста, помолчал немного, снова спросил деловито:

– А чего делать умеешь? Профессия у тебя какая-никакая есть?

– Почему же – какая-никакая? – обиженно переспросила Варя. – Я недавно университет окончила, историко-архивный факультет… Я историк по специальности!

– Эвона! Историк! Да не может быть!

Сергей Семенович так обрадовался, что взмахнул руками и даже слегка подпрыгнул на стуле, и Варя просмотрела на него удивленно, пытаясь понять, чем вызвана эта бурная радость. Будто она ему сообщила, что состоит на постоянной основе в отряде космонавтов по меньшей мере.

– Что, правда историк? А это… Работаешь кем? Где нынче историки требуются?

– Да в том-то и дело, что нигде не требуются… Хотя можно, конечно, в школе работу найти… Я хотела учителем истории устроиться, но меня не взяли. Говорят, я молодая, могу посреди года в декрет уйти. Хотя какой декрет, я даже не замужем…

– Учителем истории можешь? Да ты что? – снова бурно обрадовался Сергей Семеныч. – Так это ж здорово, Варенька, что ты учитель истории! Можно сказать, мне тебя сам бог послал!

– В каком это смысле? – недоверчиво переспросила Варя.

– Ой, господи… Да я же тебе сейчас все объясню… У меня ведь жена директором школы работает… Наше село большое, Караваево называется, и школа при нем хорошая, как полагается… А учительша истории молоденькая была, всего год проработала, а в июле заявление об уходе подала! И уехала, поминай, как звали! Вот и получается, что учебный год начинать надо, а историю вести некому! Представляешь?

– Ну, представляю, допустим… А я к этому какое имею отношение? К этому вашему… Караваеву?

– Так пока да, никакого… Так ведь это вопрос решаемый… Если тебе здесь ни с работой, ни с другими жизненными устройствами не везет, так отчего ж не попробовать, а? Села в поезд, приехала… А уж мы тебя с Инной Борисовной, как родную дочку, приветили бы! Инна Борисовна – это жена моя… Директор, стало быть, нашей школы Караваевской. Как тебе такой расклад, а?

– Да ну… – настороженно улыбнулась Варя. – Какой поезд, вы что… Да я даже в деревне никогда по-настоящему не была…

– Да не деревня у нас, ты что! Село большое! Людей много живет! Природа красивая! Тебе понравится, слово даю!

– Да где хоть оно находится, ваше Караваево?

– Так на реке Ветлуге… Поезд до Реченска довезет, а потом на «Ракете» с ветерком по Волге… Ветлуга наша аккурат в Волгу впадает, не так широка, но красотой природы не уступает. Знаешь, какие у нас леса? А рыбалка? А закаты какие? У-у-у… Ты такого отродясь не видывала, уверяю тебя! Поедем, а?

– Как это – поедем? – опешила Варя. – Что, вот так сразу поедем?

– А чего ждать? Скоро ж новый учебный год начинается! А уж как моя Инна Борисовна тебе обрадуется, этого я и высказать не могу! На руках носить будет! Ты только представь, надо учебный год начинать, а учителя истории нет как нет, даже самого завалящего на горизонте не видно. А тут ты – с университетским дипломом! Экое счастье для моей Инны Борисовны привалит!

– А вы всегда жену по имени-отчеству называете, да? – вдруг развеселилась Варя, по-новому разглядывая этого странного дядьку. – Вот так утром встаете и говорите: с добрым утром, Инна Борисовна!

– Да нет, что ты… Дома я ее Нюсей зову.

– Почему Нюсей?

– Так поначалу Иннуся звал, потом как-то само собой в Нюсю перетекло… – смущенно пробормотал Варин собеседник. – Ничего, ей нравится. Мы ведь уже больше тридцати лет вместе, душа в душу живем. Хотя поначалу она за меня замуж не шла, да… Кто я был-то? Простой парень, в совхозе работал. А она учительницей по распределению приехала, раньше ведь так было… Окончил институт – три года отработай, куда родина пошлет, не греши. Вот и мою Нюсю отправили после института в Караваево… Сначала она фыркала да денечки считала, когда эти три года закончатся, а потом ничего, прижилась… И замуж за меня пошла. Где еще других-то женихов сыскать, так можно и в старых девах остаться! Ну а я уж расстарался, чтобы ей по-всякому угодить… И сейчас, почитай, угождаю. Находятся такие, что и подсмеиваются надо мной – подкаблучник, мол, – а мне нравится этот наш семейный матриархат, честно тебе говорю, душой не кривлю… Оттого и живем душа в душу, что каждый на себя одеяло не тянет. Зачем мне то одеяло сдалось? Мне надо, чтобы Нюсе моей тепло было… А если ей тепло, то и мне не холодно. Любовь-то посильнее душу греет, чем одеяло… Ну вот, разговорился не к месту, а дело наше с места не сдвинулось! Так что, едешь к нам в Караваево, а?

– Ой, я не знаю… – совершенно растерялась Варя. – Все это неожиданно как-то… И вообще… Где я там жить буду?

– Так у нас в доме и будешь… У нас дом-то на две половины разделен, мы сына хотели отделить, чтобы, когда женился, своей семьей жил. А он, вишь, осел в своем Лазаревском, и ни ногой… Решил на югах обосноваться… Вот и поживешь в другой половине, и даже денег с тебя не возьмем… Ну сама подумай, отчего тебе не попробовать другой жизни? Какие резоны тебе отказываться?

– Да, вы правы, пожалуй… – закивала Варя. – Особых резонов нет… Да и вообще никаких нет…

– Ну, вот и славно! А уж как моя Инна Борисовна обрадуется, как обрадуется! Ничего, тебе понравится, вот увидишь! Красота у нас такая, что самой уезжать не захочется! Правда, от областного центра все же далековато, но ничего, доехать можно… Сначала по Ветлуге, потом по Волге… Летишь на «Ракете», глаз радуется!

– Но ведь вы меня не знаете совсем… И вообще… Вдруг я вашей Инне Борисовне не понравлюсь?

– Да отчего ж ты ей не понравишься? Глупостей-то не говори! Вот скажи мне – ты в судьбу веришь или нет?

– Это в смысле ее фатальности, что ли? Неизбежности?

– Ну да…

– А не знаю, верю или нет, – честно призналась Варя. – У меня еще никакой судьбы толком и не сложилось. Если не считать… Ну да ладно, это неважно… А вы что, в судьбу верите, да?

– Конечно, верю. Не зря же судьба меня за тобой вдогонку под дождь выгнала. Видать, посыл у нее такой был – беги, говорит, за этой девчонкой, и тебе хорошо будет, и ей… А оно вишь, так и устроилось! Ты как раз той самой учительшей и оказалась, которую моя Нюся днем с огнем ищет! И тебе, стало быть, надо в Караваево ехать, и тебя твоя судьба там поджидает… Ну что, договорились? Или еще уговаривать надобно?

Несколько секунд медлила Варя. А потом сказала:

– Ладно, Сергей Семенович. Уговорили. Наверное, это и впрямь для меня сейчас выход – уехать подальше от всего… Забыть все… И всех…

– Так что, может, сразу со мной? Не откладывая в долгий ящик?

– Нет, что вы… У меня и документов с собой нет! Я потом приеду!

– А вдруг обманешь да передумаешь?

– Нет, я не передумаю, Сергей Семенович. Я точно приеду.

– Когда?

– Когда? А завтрашним поездом и приеду…

– Так, может, тебе билет взять?

– Да, спасибо… У меня пока денег своих нет… А я вам верну потом, ладно?

– Ой, да какие счеты… Разберемся со временем! А на какой поезд билет брать? На дневной?

– Нет, я же ничего не успею… Тем более документы у меня не дома, а в школе, где мне в последний раз отказали. Я так расстроилась, что и документы забыла забрать! Нет, на дневной точно не успею!

– Ну да, ну да… Тебе же еще вещи собрать надо…

– А вот вещи собирать как раз и не надо! Вещи уже собраны… Так уж получилось… Взяла чемодан да пошла…

Варя вздохнула коротко и прикусила губу, снова отвернувшись к окну. Потому что плакать сейчас нельзя, уж точно не к месту и не ко времени. Тем более Сергей Семенович опять с расспросами пристанет…

– Тогда на какой поезд-то? Вот на этот, на шесть утра? Суток тебе хватит, чтобы все дела переделать?

– Да, суток мне вполне хватит.

– Тогда пойдем скоренько в кассу… Вон как время быстро пролетело, за окном светло уже! Как бы мне и на этот поезд не опоздать… Да, вот еще что! Телефон мой запиши, я тебя встречу!

– Да у меня батарея села, не могу…

– Так на бумажке номер запиши! Есть чем записать-то?

– Нет… У меня вообще ничего с собой нет.

– Экая ты недотепа… Ладно, я сам запишу… И твой телефон тоже запишу, вдруг потеряешься…

Сергей Семенович похлопал себя по карманам, потом крикнул пробегающей мимо официантке:

– Милая, у тебя листочка бумаги с карандашиком не найдется? Найдется, да? Ну, спасибо, неси давай… Да побыстрее, а то мы опаздываем…

Потом они быстро прошагали через привокзальную площадь, поеживаясь от утреннего сырого холода, и Сергей Семенович купил Варе билет в кассе. Она продиктовала паспортные данные – и ей поверили…

Потом почти бежали на перрон к поезду, и Сергей Семенович торопливо говорил Варе, задыхаясь:

– Позвони обязательно, я тебя встречу! Или свояка попрошу встретить, если сам не смогу… Он тебя до пристани довезет, на «Ракету» посадит… А там еще три часа – и ты в Караваеве… И я тут как тут, на пристани жду… И Нюся моя… То есть Инна Борисовна… Позвони! Я ждать буду, поняла?

Когда поезд тронулся, Варя еще немного прошла по его ходу, цепляясь глазами за лицо Сергея Семеновича. А он все крутил пальцем вокруг носа да прикладывал к уху ладонь – позвони, мол… Обязательно позвони…

* * *

Выйдя с вокзала, Варя решила съездить на кладбище, навестить родителей. Если уедет – когда еще придется?

Дождь совсем перестал, хотя по-прежнему было зябко. Но если идти быстрым шагом, согреться можно. Тем более остановка автобуса, который должен был отвезти ее на кладбище, находилась довольно далеко от вокзала.

Уже садясь в автобус, Варя спохватилась – денег даже на проезд нет! Как же она сразу не сообразила? Но деваться было некуда, водитель уже тронулся с места и закрыл двери. Варя села у окна, вздохнула горько – будь что будет… Если высадят – не судьба, значит, к родителям съездить. А пешком далеко, очень далеко, на другой конец города… Хотя и после можно съездить, целый день в запасе есть.

Сурового вида тетка-кондуктор подошла, попросила дежурно-вежливо:

– Оплатите проезд, девушка.

Варя глянула ей в лицо, улыбнулась жалко:

– Вы знаете, а у меня денег нет… Так уж получилось, простите…

– Да чего мне вас прощать или не прощать? На следующей остановке прошу на выход, вот и все прощение.

– Ладно, я выйду… – покорно произнесла Варя, опустив голову.

Наверное, слишком много безнадеги-покорности было в Варином голосе, и тетка глянула на нее уже по-другому, с любопытным сочувствием. Потом спросила тихо:

– Далеко тебе ехать-то?

– Далеко. До конечной.

– На кладбище, стало быть?

– Ага…

– Ладно, езжай. Все равно народу мало, твой билет кассы не сделает. Это мы обратно полными едем, а в сторону кладбища – желающих мало, – хохотнула она коротко, сама удивившись своей нечаянной аллегории: – Живые к живым торопятся, это понятно…

Варя улыбнулась, качнула головой, будто подтвердила – да, живые к живым. И тут же отвернулась к окну, испугавшись, что тетка от безделья начнет приставать с расспросами – кто, мол, там у тебя похоронен, да когда…

За окном бежал серый, продрогший, не желающий просыпаться утренний город. Хорошо в такую погоду вообще никуда не торопиться и не вылезать из теплой постели, а лежать себе тихонько да посапывать в подушку. Даже если проснешься – все равно лежать. И думать: как хорошо, что не надо никуда торопиться… Даже если и надо, но всегда ведь можно себя уговорить, правда? Жизнь ведь все равно мимо не пройдет…

Наверное, она все-таки неприспособленная к жизни, ужасно инфантильная девчонка, если так рассуждает. Все еще из вольной студенческой жизни вылупиться не может, когда позволительно было на лекцию опоздать, а то и вообще целый учебный день пропустить. Но ведь студенческая жизнь закончилась, пора убить в себе легкомыслие. Надо к другой жизни привыкать, взрослой, когда от звонка утреннего будильника под одеялом не спрячешься, хочешь не хочешь, а вставай и иди, зарабатывай свой хлеб. Тем более учительский хлеб не самый легкий. Да еще в каком-то там Караваеве…

Может, зря она согласилась туда поехать? Стоило ли пять лет ходить в университет, сдавать экзамены, писать дипломную работу на тему «Теория официальной народности и особенности ее воплощения в культурной политике императора Николая Первого»? И все это – для работы учителем истории в каком-то там Караваеве?!

Но если уж быть до конца честной перед самой собой, ведь о будущей трудовой деятельности она вообще не думала, пока училась. Не думалось как-то. Хорошо было жить за спиной Макса, в комфорте и удобстве. Нет, нет, не это главное… Главное – любовь… Она любила его честно и самозабвенно и полностью ему доверилась, и казалось, так будет всегда… А оно вон как обернулось. Перспективой учительства в Караваеве. Так что бери, что бог послал, и не ропщи… Хорошо, хоть это послал…

На глаза навернулись слезы, и она смахнула их сердито ладонями, шмыгнула носом. Сама виновата, чего реветь-то теперь. Копни-ка поглубже, сама все увидишь! Ты безгранично верила Максу всего лишь потому, что тебе самой хотелось верить именно так – безгранично. А от сомнений ты отмахивалась, да. Понимала, что родители Максика считают тебя «не парой», и придумывала этому обстоятельству удобные объяснения. Видела, что Макс избалован и эгоистичен, и твердила себе – люблю, люблю… Как будто за этим «люблю» от правды жизни скроешься! Еще и придумывала себе Максима как благородного принца, который полюбил бедную Золушку… Но ведь Золушку-то он как раз и не полюбил, а полюбил обманно нежную барышню в хрустальных туфельках! То есть туфельки уже являются знаком принадлежности к другому обществу! Как ни крути, а даже в сказке все расставлено по своим местам… И ты тоже – знай свое место… В селе Караваеве, что на реке Ветлуге. А здесь тебе места нет, нигде нет…

Она снова смахнула слезы, прикусила губу. Проходящая мимо кондукторша глянула на нее сочувственно, вздохнула тяжко. Жалостливая тетка оказалась. На чужие слезы реагирует.

Автобус выехал на окраину города, развернулся на пятачке конечной остановки. Варя встала со своего места, направилась к выходу.

– Погоди-ка, девушка… – взяв за плечо, развернула ее к себе кондукторша, дыхнув в лицо луковым перегаром. – Ты это, ты с кладбища-то особо не торопись…

– В смысле? – испуганно округлила глаза Варя.

– Фу-ты, не то сказала, язык мой дурной! Я хотела сказать, что через полтора часа мы круг сделаем да снова тут будем… Вот ты и подгадывай, чтоб с нами обратно ехать, стало быть… Другой-то кондуктор без денег тебя ни за просьбы, ни за слезы не отвезет, а я отвезу… Поняла, сердешная моя?

– Да, поняла… Я подгадаю. Спасибо вам.

– Да ладно, чего уж… Иди давай…

На кладбище об эту пору было пусто. И жутковато немного. Утренний туман висел клочьями меж мокрых деревьев, вороны каркали так громко, будто упрекали Варю за неурочное появление. Таким ранним утром! Одна! Всю стаю перебудила! Ужо мы тебя сейчас пристыдим вороньим недовольством!

Варя подумала вдруг, что и впрямь никогда не приезжала сюда одна… Всегда только вместе с Ольгой. Но не разворачиваться же обратно, тем более автобус уже ушел… И вообще, что за детские страхи, ворон испугалась! Взрослеть пора! Нашла, чего бояться!

Могилу родителей она нашла быстро, присела на низенькую скамеечку около памятника, всмотрелась в лица на фотографиях. У папы лицо виноватое, а у мамы – слегка удивленное. Чтобы развеять мамино испуганное удивление, забормотала тихо, глотая слезы:

– Да все хорошо, мам, правда… Ольга просто занята очень, и я одна решила приехать. Я потом долго не приеду, наверное. Работать буду. Место хорошее для меня нашлось, учителем истории в школе. Правда, не здесь, а в селе Караваеве… Да, это далеко, конечно, я понимаю… Но зато там природа хорошая, свежий воздух… Помнишь, как на нашей даче? Как там хорошо было… Лес, речка рядом…

Варя осеклась на полуслове – папе неприятно, наверное, про дачу слушать. Ее ж потом продать пришлось. И вообще… Не затем приехала, чтобы родителей огорчать.

– А у Оли тоже все хорошо, да… Кажется, личная жизнь налаживается… Она ведь ее заслужила, правда? Вон как много мной занималась, и не до того было… Работала, училась. Оля честно свой долг выполнила, мам, ты не думай. У меня все хорошо. И будет все хорошо, я тебе обещаю. И ничего, что так далеко это Караваево… Просто мне самой пора начинать жить, понимаешь? Самой. Ни на кого не опираясь. Как там говорится? Не верь, не бойся, не проси… Надо свою собственную жизнь писать, с чистого листа…

Варя и сама удивлялась тому, что говорила. По крайней мере, никаких мыслей про «чистый лист» до этой минуты в голове не было. А тут – нате вам, вылезло из подсознания…

Значит, не зря вылезло. Значит, так тому и быть. С чистого листа. Наверное, Сергей Семенович прав, утверждая, что каждая судьба заранее давно расписана, и ее судьба должна продолжиться в этом Караваеве. Ничего так просто у судьбы не бывает…

С кладбища она вышла успокоенная и собранная, встала на остановке в ожидании автобуса. Показалось, даже небо посветлело и вот-вот прорвется серая хмарь, выпуская на волю солнце. Вот и автобус весело подкатил – тот же самый, с доброй кондукторшей…

– Что, полегчало? – встретила она ее улыбкой. – Навестила, кого хотела?

– Да, навестила… И полегчало… – согласно кивнула головой Варя.

– А то! Я вот завсегда, когда к покойному мужу на кладбище схожу, живу легче… Поплачу у него там, печаль свою выпущу и живу дальше. Они ж там, на том свете, переживают за нас, подбадривают, как могут. А у тебя кто там, на кладбище-то?

– Папа и мама…

– У-у-у… Сиротинушка, значит?

– Почему? У меня старшая сестра есть.

– Ну, так то сестра… Сестринская любовь – не материнская. Мать просто так любит, а сестра в охотку. Сегодня любит, а завтра – извини-подвинься. Знаем мы таких сестер, на своей шкуре испытано…

Варя хотела было возразить, но автобус распахнул дверь, с остановки ввалилась толпа пассажиров, и кондукторша принялась шнырять взглядом, считая всех по головам. И тут же забыла о ней. Разговоры разговорами, а касса – в первую очередь.

На нужной остановке Варя встала, подошла к двери, отыскала взглядом кондукторшу, улыбнулась еще раз благодарно. Та тоже коротко улыбнулась, махнув рукой, – счастливо тебе, мол…

Хорошо, что есть на свете добрые кондукторши. Главное, чтобы попадались к месту и ко времени, как добрый знак. Тоже судьба, наверное.

Варя вышла из автобуса, бодро зашагала в сторону школы, где давеча ей отказали в трудоустройстве, и она так огорчилась, что забыла забрать документы. Когда это было? Всего лишь позавчера… Хотела на другой день забрать, да не до того было после утреннего разговора с Максом.

Пройдя в приемную директора, она спросила у секретарши:

– Я позавчера документы свои оставила… Можно забрать?

– Ой… А вы Кострова? Варвара Дмитриевна?

– Да… а в чем дело?

– Так ваши документы у директора… Он вчера их после обеда забрал.

– Зачем? Мне же отказали.

– Так он вроде как передумал… Мне задание давал, чтобы я до вас дозвонилась, но телефон все время недоступен был… Да вы подождите, Михаил Александрович скоро придет! Он звонил с дороги, в пробке застрял!

– Нет, я подожду, конечно… Только я не понимаю…

– А чего тут не понимать? Берет он вас, берет! Учителем истории! Вы ж хотели! И что теперь изменилось? Радоваться надо, а вы переспрашиваете…

Варя в растерянности развела руками, не зная, что ответить. За спиной у нее открылась дверь, и директор быстро прошел мимо нее к двери своего кабинета, бросив на ходу:

– А, Кострова… Доброе утро… Заходите, заходите, я вас жду со вчерашнего дня…

Варя прошла вслед за ним, села около стола на краешек стула. Директор достал из ящика стола ее документы, пробежал по ним беглым взглядом. Потом вздохнул и проговорил, будто нехотя, будто совсем не планировал это говорить:

– Значит так, Кострова. Я вас беру. Но учтите, с нового года у вас еще будет классное руководство в восьмом «а», класс трудный, самый опасный и охочий до всяких гадостей возраст… Точное количество учебных часов мы потом с вами обсудим, расписание еще не утверждено. А сейчас идите, оформляйтесь, у меня на сегодня и без вас много дел…

Варя поначалу растерялась и даже встала со стула, но потом опомнилась и снова села, глядя во все глаза на директора. На принятие решения, по всей видимости, времени не было. Мешала волна нетерпеливого недовольства, исходящая от Михаила Александровича. Наверное, это было что-то личное, к ней не имеющее отношения, но все равно… Неприятно было. Задевало как-то.

– Ну что еще, Кострова, что? У вас какие-то вопросы ко мне есть? Потом обсудим, в рабочем порядке! Идите уже, Кострова!

– Послушайте, Михаил Александрович… А почему вы так со мной разговариваете?

– Как?! Как я с вами разговариваю?

– Ну, не знаю… Будто я не учитель, а десятиклассница, по меньшей мере…

– Так вы и похожи на десятиклассницу, Кострова! Уж не сочтите мои слова за комплимент! И во что я таким образом школу превращаю, а? В сплошной детский сад? Недавно учителя математики такого же принял – совсем пацан!

– Ну, это не так страшно, что вы… Этот недостаток исправляется с годами, Михаил Александрович! Сам по себе исправляется!

– Вы что со мной, кокетничаете, что ли?

– Да ни боже мой! Я нормально с вами разговариваю, а вы почему-то хамите! И слова сказать не даете!

– А мне некогда вас выслушивать, Кострова! Идите оформляйтесь!

– Погодите, но…

– Что – но? Какие еще могут быть но? Вы же хотели работать в нашей школе? Вот и работайте! Что, что еще?

– А позавчера… Почему вы позавчера мне отказали?

– Да потому… Потому что вчера утром учительница истории из отпуска вышла… И не просто так вышла, а в интересном положении, о чем и сообщила мне с радостью. То есть с нового года она явно в декрет уйдет, если не раньше. Так что считайте, что вам повезло!

– Михаил Александрович, мне очень жаль, но…

Варя задумалась на секунду, вдохнув в себя воздух. Как перед прыжком в холодную воду – то ли прыгать, то ли вообще не прыгать… А может, и впрямь лучше не прыгать, а поблагодарить да бежать в отдел кадров, чтобы оформиться… Подумаешь, директор хамит, а где лучшего-то найдешь? Они ведь, наверное, все такие, школьными буднями издерганные. И вообще, здесь родной город, а не какое-нибудь неизвестное село Караваево…

– Ну? Чего вам жаль-то, Кострова, не понял? – снова раздраженно заговорил Михаил Александрович, быстро глянув на часы. – Мне в администрацию еще ехать, хотелось бы кофе успеть попить…

Варя глянула на него, не решаясь ответить. В один миг пронеслись в голове события прожитых суток, и лицо Ольги, искаженное досадой от ее появления, и лицо Сергея Семеновича, доброе и почти умоляющее… И она решилась наконец, произнесла твердо:

– Я не смогу у вас работать, Михаил Александрович. Извините. Я забираю свои документы.

– Не можете? А почему? Что-то случилось за это время?

– Ничего не случилось. Просто я нашла другую работу.

– Где? В школе?

– Да, в школе.

– В какой? – спросил он почти требовательно, даже с некоторой ноткой ревности в голосе.

– Да это неважно, в общем…

– То есть как – неважно? Вы в курсе, что наша школа считается лучшей в районе? Что такие места на дороге не валяются? Вы хорошо подумали, прежде чем принять такое решение?

– Да, я хорошо подумала.

– Ну… В таком случае должен вам сказать, что вы совершаете большую ошибку.

– Может быть. Но ведь это будет моя ошибка, правда?

– А может, вы все-таки передумаете?

– Нет, – уверенно ответила Варя. И сама удивилась: ей было так спокойно, как будто за спиной стояло все село Караваево с лопатами и вилами, готовое не давать ее в обиду никому. – Я не передумаю. Я решила.

Михаил Александрович вздохнул тяжело, глянув на Варю с большой досадой. Побарабанил пальцами по столу, еще раз вздохнул и молча протянул ей документы. Потом отвернулся вполоборота, нажал кнопку на селекторе, проговорил в микрофон раздраженно:

– Нина, где мой кофе? Сколько я могу ждать? Я же опаздываю!

Варя вышла на школьное крыльцо, улыбнулась грустно. Вот и первый ее жизненный выбор. Самостоятельный. Кто его знает, правильный или нет… Да пусть даже и неправильный! В конце концов, она ничего никому не должна. Она свободна, как вольный ветер. Она едет в Караваево, сама его только что выбрала. Сама!

Теперь – домой… Хочется надеяться, что там никого нет, рабочее время в самом разгаре. Запасные ключи всегда у соседки есть…

И таки зря надеялась. Вошла в прихожую, а из кухни выплыл Олег в трусах-семейниках. Главная любовь Олиной жизни. Умереть – не встать.

– О! Явилась! – развел Олег руками, с пристрастием ее разглядывая. – Где была-то? Ольга все телефоны оборвала…

– Да ладно! – язвительно произнесла Варя, стаскивая с ног кроссовки. – Сказки-то не рассказывай, ага?

– Почему же сказки… Правда… – растерянно произнес Олег, почесывая голый живот и отчаянно зевая. – Наревелась твоя сестрица, будь здоров… Чуть волосы на себе не рвала. Сама, говорит, ее из дома выставила, одну, в ночь, без денег и документов! Сама, говорит, не понимаю, как это произошло! А ты тоже хороша – могла бы и позвонить, предупредить… С ночевкой, мол, устроилась, не волнуйся!

– Значит, я во всем виновата, по-твоему?

– А кто ж еще?

– Ну, понятно… Когда виноватого найдешь, всегда легче. Вроде как все по своим местам расставлено. Значит, это я испортила вам с Ольгой романтический ужин?

– Да какой там ужин… Говорю же тебе – не спали всю ночь, тебя разыскивали. Ольга всех твоих знакомых обзвонила. И этому твоему… Как его… Жениху бывшему тоже звонила.

– Господи, этого еще не хватало… – отчаянно всплеснула руками Варя. – Зачем, зачем она ему звонила? Кто ее об этом просил? Сначала руки заламывает, что у нее, видишь ли, жизнь решается, а потом всякие глупости творить начинает!

– А что, она так и говорила, что жизнь решается? – довольно улыбнулся чему-то своему Олег.

– Да, так и говорила. Видишь, как плохо на нее любовь действует. Непредсказуемая становится.

Олег снова ухмыльнулся довольно – наверное, ему понравилось не только «жизнь решается», но Варино предположение о «плохо действующей» любви. Кому ж не понравится, что он такую непредсказуемость в женщине может вызвать?

– А чего у тебя с женихом-то произошло? Почему ты от него ушла?

– Не твое дело, понял?

– Не надо было уходить, вот и все! Удержать его надо было! А ты нате – сразу и сдалась… Вещички собрала и выкатилась: с глаз долой – из сердца вон. Так ведь нельзя, знаешь. Гордость-то надо придерживать в себе, много воли ей не давать. Терпеть надо, ждать… Те, которые ждать умеют, все свое со временем получают…

– Это ты кого сейчас имеешь в виду? Мою сестру, что ли? Это она, стало быть, долго ждала и свое получила? То есть тебя, да?

– Вот опять ты в бутылку лезешь, Варвара! Никаких советов слушать не хочешь!

– Отстань, а? – жестко, как еще ни разу в жизни не разговаривала с Олегом, выдала вдруг Варя. – Чего ты лезешь со своими дурацкими советами? Я просила у тебя советов? Ведь не просила? Вот и не лезь, куда не просят…

Высказавшись, Варя прошла мимо Олега на кухню, налила себе стакан воды, выпила жадно. Потом включила чайник, села за стол, снова глянула на стоящего в дверях Олега с неприязнью – уйди, мол, с глаз моих, надоел.

Но Олег, по всей видимости, уходить вовсе не собирался. Стоял в дверях, глядел на нее задумчиво. Даже обиды никакой в нем не наблюдалось от неожиданного Вариного обращения.

– Варь… Ну чего ты грубишь, а? Я ведь как лучше хочу… Тем более мы теперь с тобой не чужие, мы одна семья. Ты знаешь, я ведь все-таки от жены ушел… К Ольге ушел…

– Что ж, поздравляю. А жить, значит, ты здесь с Ольгой собрался. Правильно я понимаю? Я к вам пришел навеки поселиться, да?

– Ну да… А куда ж нам еще… Квартиру-то я жене оставил, все ж двое детей… Тем более эту квартиру родители жены покупали, там и доли моей нет.

– А… Теперь понятно, на чем основано твое благородство. Молодец.

– Ты это… Ты сейчас как бы надо мной издеваешься, что ли? Ну, это ты зря, Варь… Ты понять нас с Ольгой должна, у нас ведь любовь. А любовь, знаешь, такая штука… Через нее ведь не перешагнешь просто так…

– Я никому ничего не должна, Олег, – устало вздохнула Варя. – И вообще, чего ты ко мне пристал? Мне Ольга сказала, что буду лишняя на вашем романтическом вечере – я ушла… Чего вам еще от меня надо?

– Да не было никакого романтического вечера, говорю ж тебе! – с болью воскликнул Олег. – Чего ты такая вредная, а? Я с тобой отношения пытаюсь наладить, а ты…

– А не надо мне никаких отношений. Зачем они мне? Вы с Олей любите друг друга, вот и радуйтесь вашей любви, а меня в покое оставьте.

– Какая же ты эгоистка, Варь… Так же нельзя… Надо же как-то полюбовно все вопросы решить, и с жильем тоже… Да, нам тесно будет втроем, квартирка-то у вас маленькая, но ведь можно что-то придумать, не бывает безвыходных положений! Слушай, а может, ты как-то помиришься со своим женихом, а? Может, позвонишь ему сама, поговоришь, то да сё… Ты ведь красивая девчонка, чего еще ему нужно… А ты как-нибудь хитренько так поговори, соскучилась, мол, сил никаких уже нет… Хочу, не могу…