Электронная библиотека » Вера Колочкова » » онлайн чтение - страница 2


  • Текст добавлен: 2 апреля 2014, 01:56


Автор книги: Вера Колочкова


Жанр: Современные любовные романы, Любовные романы


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 3 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Так и пошли вместе через школьные годы, будто по ступенькам лестницы. Через дружбу перешагнули, потом, как водится, до любви добрались. В восьмом классе впервые поцеловались, в девятом впервые поссорились – весь класс переживал эту драму, пока ребята не помирились. Еще бы – такая пара у них была, можно сказать, образцово-показательная! Оба – отличники, с характерами, с амбициями «первого в классе». Многие даже подражать им пытались… Чтоб все, «как у Ирки с Игорем». Никто и не сомневался, что после школы их любовь свадьбой закончится. Ну, не сразу, конечно, но годика через три-четыре – точно.

И она не сомневалась. Плавала в своей счастливой любви, не замечая, как прорастает в ней корнями юной души, отмахивалась от маминого, упреждающего:

– Ирк, ты особо-то не увлекайся… Ишь, Джульетта нашлась. Помни себя-то, кто ты, а кто он! Видела, какой его родители барский дом отгрохали? Нынче жизнь такая пошла – деньги к деньгам.

– Да при чем тут это, мам? Не думаем мы ни о каких деньгах! Мы сами по себе!

– Я не спорю, он парень хороший, конечно. И любовь у вас, тоже понимаю. А только шибко в нем все равно не прорастай, чтоб не отрывать потом с кровью. Смотри, потеряешь саму себя, как бы потом плакать не пришлось…

– Ой, ну что ты! Чего мне терять, если мы с Игорем и впрямь единое целое?

– Да то-то и оно, что целое. Я, когда с твоим отцом по большой любви сошлась, тоже думала, что мы – единое целое. А он взял оторвал меня и дальше пошел. Так и живу – корнями наружу. Думала, уж на другой раз умнее буду, ан нет: вот же мне бабья судьба досталась – одной детей растить! Нет, нельзя в мужиках душой прорастать, Ирка, нельзя! Себе дороже выходит.

Девочку ужасно сердили эти разговоры, и мамино лицо в эти моменты раздражало. Господи, да как можно так говорить – нельзя душой прорастать? А если это любовь, которая одна и на всю жизнь? И как можно оценивать чужую любовь, хороша она или нет, прочна или не очень? Это уж их с Игорем дело! Да они и дня не могут прожить друг без друга! С третьего класса – вместе! И дальше пойдут вместе, уж не раз говорили об этом. Правда, в институты после школы будут поступать разные, но ведь это не страшно, институты-то в одном городе находятся, до которого три часа езды на электричке! Игорь будет учиться в политехническом, а ее, как чистого гуманитария, педагогический ждет не дождется. Хотелось бы на истфак…

Последняя школьная весна выдалась ранней, солнечной, весь май бурно цвела черемуха, кружила сладким запахом юные головы. Особенно вечерами он казался густым, как молодое терпкое вино, вдвойне хмельным от поцелуев. И – случилось меж ними, конечно же. То, что и должно было случиться, о чем давно втайне думалось, но не осмеливалось на трезвую голову. Все-таки оба они были хоть и влюбленные, но слишком правильные: отличники, образцово-показательная школьная пара. Но ведь любовь школьной целомудренностью не обманешь, если это и в самом деле любовь?

На экзаменах ее все время тошнило, голова шла кругом. Даже в сочинении сделала две ошибки, чем огорчила учительницу литературы. И любимую историю спихнула кое-как, сжалились над ней, поставили-таки пятерку. Учли болезненное состояние – переволновалась, мол, наша отличница.

Она и сама думала, что переволновалась. А потом… Потом догадалась вдруг. Встала утром в день выпускного и догадалась. Но сразу себе не поверила, принялась лихорадочно теребить календарик, производя пугливые девчачьи подсчеты. Мелкие цифры прыгали перед глазами, горло от страха сводило судорогой. Как же так-то? Этого ж просто быть не может! Не заказано же было, это ж все потом, в далеком будущем должно быть… А сейчас-то – зачем?!

– Ирк, ты чего?

Она вздрогнула, оглянувшись на вошедшую в комнату маму, торопливо сунула календарь в карман халатика.

– Ничего…

– Опять голова болит, что ли? Хватит волноваться, экзамены-то закончились. Как думаешь, Снежанку на твой выпускной взять иль дома оставить? Вообще-то она просится.

– Не знаю, мам. Делай, как хочешь.

– Ладно, возьму, пусть послушает, как сестру учителя хвалят. Ей нынче в первый класс идти, полезно будет. Давай-ка платье еще раз примерим, уж больно ты в нем хороша! Прямо невеста! Игорь-то твой обалдеет, когда увидит!

Она усмехнулась про себя пугливо – да уж, обалдеет… Скорее от новости обалдеет, чем от платья. Да и как сказать-то? Как об этом вообще говорят? Я жду ребенка, давай срочно жениться?

– Да что с тобой, господи? – будто сквозь вату донесся мамин голос. – Ты чего осунулась вдруг? С Игорем, что ли, поссорилась?

– Нет, мам. Все в порядке. Можно, я полежу немного? Голова болит.

– А в парикмахерскую, прическу делать?

– Да ладно, и так хорошо, без прически.

Как прошел выпускной, она плохо помнила. Нет, все было нормально, вполне весело. И Игорь, как обычно, держал ее за руку, и на обязательный по случаю вальс они вышли в круг одни – никто с ними соперничать не решился. Все-таки образцовая пара… Мелькали по кругу лица – учителей, размягченные умилением, одноклассников, тайно завистливые. И застолье было, и концерт с песнями – «…когда уйдем со школьного двора», и прогулка на обрыв к реке – рассвет встречать, все в лучших традициях.

Когда совсем рассвело, стали расходиться по домам, усталые. Игорь довел ее до калитки, потянулся с поцелуем.

– Погоди, мне надо тебе кое-что сказать. Пойдем, на лавочку сядем.

Сели на лавку, скрытую под нависшими над ней ветками отцветающей яблони. Он протянул руку, обнял ее за плечи, привлек к себе, снова потянулся с поцелуем.

– Стой… В общем, не буду вокруг да около – я беременная, Игорь.

Он хохотнул испуганно, неопределенно. Тряхнул за плечи, склонил к ней лицо:

– Ирк… Ты что, шутишь?

– Нет, какие уж тут шутки.

– Так. Вот это дела, значит. Но погоди… Ты ничего не путаешь?

Что-то сразу появилось в его голосе – озабоченно-отстраненное. Будто она пожаловалась ему на свою личную неприятность, не имеющую к нему никакого отношения. Словно совета попросила или помощи.

– Так…

Напрягся весь, убрал руку с плеча, сильно поелозил ладонями по коленкам. И снова спросил – тем самым голосом, чужим, испуганным:

– Ну… А от меня ты чего хочешь?

Она молчала. Сидела, нахохлившись, как воробей. Чего она хотела? Да и сама не знала…

– Ирк, я тебе не говорил, завтра хотел… В общем, дело в том, что я в наш политехнический поступать передумал. Да и не я, в общем, это родители решили, что я в Москву поступать поеду, в Бауманку. В институт имени Баумана то есть. Там у отца какой-то знакомый в приемной комиссии работает, обещал все устроить. Уже на послезавтра на утро билет на самолет куплен. Я тебе не говорил, не хотел расстраивать.

– Ну, вот видишь. Получается, расстроил.

– Ну не надо, а? Понимаешь, я сейчас не готов к разговору. Давай так поступим: я после экзаменов приеду, и мы все решим. Хорошо?

– Хорошо.

– Нет, правда…

– Я верю, Игорь.

– Ирк, ты дрожишь… Замерзла совсем…

– Да. Я пойду, Игорь… Пока…

– Пока…

Ее и впрямь колотило мелким бесом, пока шла от калитки к крыльцу. Схватилась рукой за дверную ручку, застыла на мгновение, боясь дышать. Все казалось – вот-вот окликнет…

Не окликнул. Скрипнула калитка. Ирина вздрогнула, обернулась. Нет, всего лишь ветер… А у калитки никого. Ушел.

Тихо, на цыпочках, вошла в дом, пробралась в закуток, где для нее было отгорожено ширмой что-то вроде личного пространства – кровать, письменный стол, полка с книгами. Июньское раннее утро весело заглядывало в окно, ветер колыхал занавеску, приносил с огорода сладкие запахи вызревающей клубники и влажных от росы черносмородинных листьев. И свет от окна – розовый от зари… Утро, предназначенное для счастья, – звонкое, хрустальное. Оно таким счастливым и было – еще вчера…

Девушка выскользнула из платья, бросилась на кровать, завернулась в одеяло, как в кокон, с головой. Как противно, как оголтело кричат птицы! Тут жизнь кончилась, а они радуются… Да, именно так, кончилась. Если любовь завершилась предательством, как дальше-то жить?

Поплакать бы, да не получается. Пусто и гулко внутри, удары сердца звучат эхом в гулкую пустоту. Душа предательства не принимает! Да и где она, душа-то? Ау! Нет ее. Там осталась, в любви, проросла корнями, завтра уедет вместе с Игорем в Москву, поступать в Бауманку…

То ли уснула, то ли провалилась в зыбкую яму недоумения. Открыла глаза – солнце вовсю хозяйничает в комнате, под одеялом жарко, и пить ужасно хочется, и тошнит. А сделать усилие и встать с постели – сил нет…

– Ирк, хватит валяться-то, надо огород поливать! – заглянула в комнату мама, подвязывая косынку, туго обхватившую голову. – Я и без того тебя до обеда не будила!

– Я не могу…

– Что значит – не могу? А я могу?

– Хорошо, сейчас встану.

– Давай, давай… Вон, солнце на улице шпарит, без урожая останемся!

– Иду.

Девушка кое-как размотала кокон одеяла, встала, прошлепала босыми ногами на кухню, жадно припала к банке с квасом. От сковородки, стоящей на плите, пахнуло сытным мясным духом, и екнуло под ложечкой, перехватило горло тошнотным спазмом. Скорей отсюда! И впрямь, на воздухе лучше.

– Ирк, а ты когда документы в приемную комиссию сдавать повезешь? – поставив ведра с водой на землю и тяжело разогнув спину, спросила мама.

– Не знаю.

– А чего не знаешь-то? Может, завтра? Заодно бы и Снежанку взяла, сводила ее в цирк, она давно просится.

Сказать? Не сказать? Наверное, надо сказать… Да, надо. Странно, вроде и страха на душе нет. Ну да, откуда ему быть-то – души нет, то и страха нет. Одно горестно-тошнотное равнодушие внутри.

– Никуда я не поеду, вообще в институт поступать не буду.

– Здрасте, приехали! Это еще что за новости?

– Я беременная.

Интересно, чем она сейчас ее огреет? Коромыслом, что в руке держит, или лопатой? Лучше бы, конечно, коромыслом.

Дочь напрягла спину, вжала голову в плечи – инстинкт самосохранения сработал. И услышала, как мама то ли всхлипнула, то ли икнула, потом задышала тяжело, с перерывами:

– Так. Так… Доигралась со своей неземной любовью, значит. Добыла прибыток. Я ж тебе говорила. Что теперь делать-то будем, Ирка?

– Не знаю.

– Не знаю… А я знаю? Фу, погоди, дай отдышаться… А Игорь-то хоть знает иль нет? Сказала ему?

– Да. Вчера.

– И что он?

– Ничего. В Москву уезжает. В хороший институт поступать, там у его отца знакомый в приемной комиссии работает.

– Поступит, значит.

– Ага.

– Ну, я и говорю – с концами поступит твой Игорь. Только ты его и видела… Господи, ну ведь говорила тебе! Говорила или нет?

– Говорила.

– Что делать-то будем?

– Не знаю. Мне все равно. Ничего я теперь не знаю…

Видимо, слишком безысходно прозвучало ее «не знаю» – мама вдруг встрепенулась, заговорила сердито-оптимистично:

– Ну, ничего, ничего! Погоди, еще не вечер. Ничего, придумаем что-нибудь. Иди в дом, водички попей, а то, гляди, в обморок упадешь. Надо же… А мне, дуре, и невдомек, чего ты в последнее время как в воду опущенная… Нет чтобы догадаться! Да разве о таком догадаешься.

Ни в этот день, ни в следующий больше к разговору не возвращались. Мама ходила по двору грустная, на дочь внимания не обращала, думала свою думку. А на третий день, придя с работы, села тяжело на кухонный табурет, кликнула ее из комнаты:

– Ирка, иди сюда, разговор есть.

У нее вдруг сердце заколотилось в странно-тревожном предчувствии. Села напротив, напряглась:

– Слушаю.

– Ну, в общем, так, Ирка. Ходила я сегодня к ним домой, только позору натерпелась. И что за люди, не понимаю…

– К кому ты ходила, мам?

– Да к родителям Игорька твоего, к кому еще! Правда, отца дома не было, он сынка самолично в Москву повез. Нет, мне говорили, что у нашего директора жена стерва, а я не верила! С виду эта Нина Вадимовна интеллигентная такая…

– Мам, зачем ты… Зачем ты к ним пошла?!

– Интересное дело… А ты как хотела? – удивленно подняла она глаза. – Значит, как ребенка делать, это ничего, нормально, а как отвечать – так в кусты? Если они при должностях, так им уже все можно, да?

– Кому – им? Родители Игоря тут при чем?

– Нет, а я при чем? Я тебе мать, Нина Вадимовна – Игорю мать… Вот я и подумала… А она… Она со мной, представляешь, даже и разговаривать не стала. Не смейте, говорит, моему сыну судьбу портить, ему учиться надо. Как будто тебе не надо! Ощерилась на меня, главное, как тигрица. Теперь и думай, чем все это кончится! Уволят с работы, куда я пойду?

– Мам, ну зачем…

– Да ладно, хватит причитать – зачем, зачем! Как лучше хотела… В общем, так, я на обратном пути это… В нашу поликлинику зашла, к Наталье Сергеевне. Договорилась на завтра.

– Не поняла. О чем?

– Да не бойся, она специалист хороший, все аккуратно сделает! К тому же не болтливая, по поселку не раззвонит. Завтра вечером вместе и пойдем. Днем-то она не может, это ж вроде как внепланово, по большому блату. А утром проснешься – как новенькая, будто и не было ничего! Отлежишься денька два, и дуй в институт, документы подавать.

– Мам… Может, не надо?

– Надо, Ирка. Мне ж не поднять, тебя еще выучить надо. Да и Снежанку… Нет, тут и разговоров не должно быть. Хорошо еще, что Наталья Сергеевна согласилась. Ты, главное, выспись в эту ночь хорошо, чтоб силы были. И не вздумай реветь, поняла? Если я тебя квелую приведу, она еще и отказать может!

– Хорошо.

Утром, дождавшись, когда мама уйдет на работу, Ирина сбежала к теткам, в город, оставив торопливую записку на столе – так, мол, и так, мам, прости…

Нет, вовсе не руководили ее поступком светлые да благородные помыслы. Если честно, вообще никаких помыслов не было, только страх – жуткий, неуправляемый, до конца не осознанный. Встала утром, собралась в дорогу. Автоматически. Хотелось узнать, что они скажут.

Тетки были в решении единодушны – надо рожать. Грех это – в таком возрасте аборт делать. Так и заявились на другой день к матери – втроем.

– Светочка, ну хочешь, мы Ирину к себе возьмем? И ребеночка воспитаем, мы еще в силах. Мы же понимаем, как тебе трудно, – заискивающе глядя на маму, тихо ворковала тетя Маша, возложив маленькие аккуратные ручки на грудь.

– Нельзя девочке судьбу портить. Ты же знаешь, как это плачевно может кончиться, – была более сурова тетя Саша. – А Маша права – мы вполне в состоянии прокормить и Ирочку, и ребенка.

– Да вы что, издеваетесь, что ли? – только и всплеснула руками мама, сердито глянув в их сторону. – Чего вы меня как мать позорите? Чтоб я от своего родного ребенка отказалась? Не бывать этому! Не пущу! Моя дочь, не ваша! Ишь ты, придумали… Думаете, я без вас не знаю, что опасно? Знаю! Да только… Если б я могла… Мне ж не поднять… У меня Снежанка еще.

– Да мы поможем! Ты на нас не сердись! Ну, может, ляпнули не то, прости!

– Мы поможем, – остановив взглядом сестру, деловито приступила к обсуждению материального вопроса тетя Саша. – Значит, так: все сбережения тебе отдадим. Это достаточная сумма, чтобы Ирина могла спокойно и выносить, и родить, с ребенком дома побыть, сколько положено, не чувствуя себя нахлебницей.

– Ой, да какой нахлебницей, не в этом же дело, – вздохнув и сразу как-то смягчившись, слабо махнула ладонью мама. – Вы сами-то поглядите, в каком она состоянии! Она ж любила его, этого подлеца! Все ж тут, на моих глазах, было. Как взрослая баба любила, по-настоящему. Я ж свою дочь знаю, так и будет до конца дней по нему сохнуть. А тут еще ребенок…

– Вот и хорошо! – улыбнувшись, просияла глазами тетя Саша. – Если ребенок есть, значит, и любовь в женщине не умирает! Без любви-то куда хуже, уж поверьте.

– Да, вам хорошо говорить! А ей каково потом, с пузом, по поселку шастать?

– Нормально она будет шастать, правда? С гордо поднятой головой! Она ж ничего не украла, честно решила родить, не испугалась, не струсила! Ребенок – это же счастье, тем более от любимого. Рожай, Ирочка, не бойся ничего! Жизнь потом сама все по местам расставит.

– Так она уж расставила, жизнь-то, – снова грустно махнула рукой в сторону тети Саши мама. – Кому Москва с институтом, а кому сплошные проблемы! Я думаю, этот подлец уж никогда сюда и носу не покажет.

– Ну и не надо, раз так! – рубанула воздух ладонью тетя Саша. – И ты, Света, больше не ходи в тот дом, не унижайся! Раз отказались и отвернулись, значит, так тому и быть. Их дело, их грех, им перед богом отвечать! Наш будет внучок, сами и воспитаем. И все, и точка, на том и порешим!

Тетки уехали, а Ирина осталась. Жизнь потекла обыденная, домашняя, размеренно-тоскливая.

Поначалу ждала, конечно. Просыпалась, бывало, по утрам и думала – сегодня Игорь придет. Уже и август на дворе, все вступительные экзамены в институтах давно кончились. А однажды не выдержала, отправилась на другой край поселка, прошла мимо его дома, краснокирпичного особняка, обнесенного бетонным забором. Ничего, кроме этого забора, и не увидела. На обратном пути, как на грех, бывшего одноклассника Костьку Остапенко повстречала. Пришлось остановиться, перекинуться парой слов. Лучше бы и не останавливалась, мимо прошла…

– О! Ирка! А ты чего здесь?

– Да так. Погулять захотелось.

– А, понятно. Я думал, ты к громовским родителям в гости ходила. Не, а Игореха-то каков, а? Надо же, и не рассказывал ничего до последнего!

– О чем… не рассказывал?

– Ну, что в Москву поступать поедет! Все в тайне держал, про наш политехнический лапшу на уши навешивал. Но ты-то в курсе была, надеюсь?

– Я? Нет… Я не в курсе…

– Ну, ни фига себе заявочки! Как это – ты и не в курсе? А мы все думали, ты в Москву за ним рванешь. Чего он после экзаменов не приехал-то? Хотя, конечно, что ему тут, с нами… Говорят, ему там отец квартиру снял, чтобы по общежитиям не мотался. Правда, нет? Ты, случайно, адресок его не знаешь?

– Не знаю, Кость.

– Да ладно, так и скажи, говорить не велено. А то вдруг кто в гости на халяву намылится. Живет же буржуазия, а? Квартира в Москве… Сама-то небось на каникулы поедешь?

Девушка заставила себя улыбнуться, неопределенно пожала плечами, стараясь не глядеть Костьке в глаза.

– Ирк… А чего тебя как-то не видно последнее время? Ты куда поступила, в педагогический?

– Нет, Костька. Никуда.

– Ты? Экзамены завалила? Да не может быть…

– Я вообще не поступала. Я… Ну, в общем, неважно. Ты извини, Кость, я тороплюсь…

– Погоди, как же так…

Развернувшись, она быстро пошла, свернула в первый попавшийся переулок. Ступила в колдобину, нога подвернулась, болью схватило лодыжку… Так и хромала до самого дома, глотая слезы. Бросилась на кровать, расплакалась впервые по-настоящему. А проплакавшись, дала себе зарок – больше не ждать. Все. Не приедет он. Надо научиться – не ждать…

В сентябре потянулись дожди, серые, занудные. Мама ломалась на огороде одна, всячески отвергая ее желание помочь. На деньги, что дали ей тетки, купила новый цветной телевизор, усаживалась за него вечерами, покряхтывая от усталости.

– Ирк, иди «Рабыню Изауру» смотреть, интересно же!

– Не хочу. Я лучше книжку почитаю.

– Ну-ну, читай…

Она и в самом деле много читала – как-то отвлекало от грустных мыслей. Увлеклась историческими романами, благо тетя Саша привезла целую кучу. От Генриха Сенкевича переходила к Алексею Толстому, от Мориса Дрюона – к Виктору Гюго. Правда, те места, где описывалась любовь, старательно пропускала. Не могла она читать про любовь. Сразу вспыхивало в груди что-то, похожее на раздражение, перетекало в боль-обиду. А потом и это прошло. Так, осталась тлеющая нытьем память, похожая на равнодушие к своей дальнейшей женской судьбе…

С октября живот сильно вырос, начал ходить ходуном. Однажды мама, глядя на нее, вдруг произнесла пугливо:

– Ой, Ирка… Вдруг у тебя там двойня? А что, вполне может быть. Как раз через поколение. Александра-то с Марией – двойняшки! Ой, не дай бог… Ты как, не боишься?

– А чего уж теперь бояться, мам? Пусть будет двойня. Да хоть тройня, мне все равно.

– Ишь! Ты мне это брось, все равно ей! Что это за тоскливые разговоры? Ничего, ничего, вот родишь, оклемаешься немного, а там и жизнь наладится. Эх, надо было тебе нынче хоть на заочное поступить! Что-то растерялись мы со всеми делами…

– Не хочу, мам. Ничего не хочу.

– Все об Игорьке страдаешь, что ли? Да брось, забудь. Нельзя тебе сейчас в тоску впадать – для ребеночка вредно. А может, и для двоих ребеночков, кто ж его знает… Мне Наталья Сергеевна недавно рассказывала, что за границей сейчас ультразвуком беременных проверяют, и вроде сразу видно, кто там да что. Говорит, через пару-тройку лет и у нас так будет. А пока – только догадывайся! Ты, когда на прием к ней пойдешь, расскажи на всякий случай, что в родне такие случаи есть.

– Хорошо. Расскажу.

– И живот у тебя для срока большой… Ой, не знаю, не знаю… На двоих-то и траты двойные…

Она родила в начале февраля – двойню. Роды были трудными, изматывающими, и девчонки родились слабенькими, общим весом и на четыре килограмма не потянули. Провалялась в роддоме почти месяц, вышла худая, изможденная, даже и не поняла поначалу, что на улице весеннее мартовское солнышко светит. Близняшек назвала Сашей и Машей, в честь теток – они, когда узнали, прослезились от радости. И мама против имен не возражала. Все-таки тетки, надо отдать им должное, решающую роль в их появлении на свет сыграли, то есть сермяжно-материальную.

Ох, и трудно им с близнецами пришлось, как мама говорила – хватанули заботушки… Чем только не переболели, если вспомнить. Даже пневмонию пережили – сколько бессонных ночей у двух кроваток провели, сколько отчаянных слез от страха за них пролили! И теткам спасибо – наведывались каждый выходной. Однажды даже консультацию у заезжего профессора устроили – через знакомых. Ирина до сих пор помнит, какие слова тот профессор сказал… Все дети, мол, делятся на больных и здоровых. Больные – это те, кем занимаются озабоченные родители, а все остальные – здоровые… Так что вы, мамы-бабушки, не волнуйтесь, хорошие детки, выправятся.

Они и впрямь к двум годам выправились, крепенькие стали, как белые грибочки. Русоголовые, синеглазые – в отца…

– Надо же, ничего от нашей породы нет! – горестно сокрушалась мама, разглядывая личики спящих в кроватках девчонок. – Вот же несправедливость какая, правда? Ну все, все Игорево – и носы, и лбы, вон, даже родинка у Машки над губой такая же… Прямо двойная копия, ни дать ни взять!

– Мам, не надо про Игоря. Пожалуйста.

– А я что, я ничего… Так просто, к слову. Надо бы им новые курточки на весну купить. Вот сейчас проснутся, и покатим с коляской в универмаг. На улице хорошо – солнышко светит, заодно и прогуляемся.

Если б она знала, чем обернется эта прогулка… Вообще она со двора редко с девчонками выходила, как-то вся жизнь внутри дома вертелась. В коляске спали – во дворе, учились ходить – тоже во дворе, топтались шустрыми ножками по зарослям аптечной ромашки. Два года пробежали – как один суматошный день…

А тут взяли и вышли в люди. Завалились всем табором в универмаг, затеялись с покупкой новых одежек, всех продавщиц переполошили. Пока примеряли курточку на Машку, Сашка успела в игрушечный отдел уплестись. Пока выволакивали ее оттуда с ревом, Машка куда-то исчезла. Нашли за кронштейном со взрослой одеждой – все ярлыки с ценниками успела оборвать.

– Ой, Ирка! – утерла ладонью взмокшие щеки мама. – Ты пока иди с ними на улицу, а я у кассы рассчитаюсь.

Вышли на асфальтовый пятачок около универмага. Девушка склонилась, чтобы поправить на Машкиной шее шарфик, и вдруг услышала за спиной:

– Здравствуй, Ирочка…

Распрямилась, оглянулась. О господи… Нина Вадимовна, мама Игоря. Сердце дрогнуло в испуге, шмыгнуло от живота к горлу.

– Здравствуйте…

Нина Вадимовна во все глаза смотрела на девчонок. Было заметно, как волновалась, как дрогнули губы в улыбке-судороге. Спросила тихо, будто захлебнулась вопросом:

– Как их зовут, Ир?

– Маша и Саша…

– Маша и Саша, – эхом повторила за ней Нина Вадимовна, медленно подтянув ладонь к дрожащим губам. – Машенька и Сашенька, значит… А… Отчество какое?

– Андреевны они, Нина Вадимовна. Моего отца Андреем звали. И на фамилию свою записала – Захаровы.

– Да? Ну да, конечно. Я понимаю… Но они же… Как две капли…

В следующую секунду девушка и не поняла толком, что произошло. Видимо, Нина Вадимовна решила присесть перед девчонками на корточки, чтобы заглянуть поближе в румяные личики, да не получилось этого простого упражнения. А может, ноги от волнения ослабели, только не на корточки женщина присела, а плюхнулась на колени, прямо на грязный асфальт, безнадежно испачкав полы светлого дорогого пальто.

Ирина совсем растерялась, оторопела. Вспомнилось вдруг из прошлого – да, у мамы Игоря ноги больные, какая-то болезнь коленных суставов, труднопроизносимая. И еще почему-то в голове пронеслось некстати – Карловы Вары. Да, именно Карловы Вары. Туда она все время на лечение ездила и Игоря с собой забирала. Как она не любила, помнится, эти неведомые Карловы Вары, которые забирали у нее на долгие летние месяцы Игоря!

Опомнилась, бросилась к ней, неуклюже подхватила за локоть, потянула вверх:

– Я вам помогу, Нина Вадимовна! Вы пальто испачкаете!

– Погоди, Ирочка… Боже, как они на Игоря похожи, одно лицо… Машенька, Сашенька…

Протянула ладонь, коснулась дрожащими пальцами сначала Машкиной щечки, потом Сашкиной. Девчонки разглядывали странную тетю с удивленным интересом, помалкивали, прижавшись друг к другу. Машка, подумав, вообще спрятала лицо, уткнувшись в Сашкину шапку. Она вообще была более трусоватая, с детства.

– Давайте я вам помогу встать, Нина Вадимовна! – все тянула Ирина ее за локоть. – Вам же неудобно – на коленях! И пальто…

– Эт-то что у нас тут происходит, интересно? – загремел за спиной мамин возмущенный голос. – Что это за картина маслом, а, я не поняла?

– Вот… Нина Вадимовна…

– Вижу, что Нина Вадимовна. А отчего ж на коленях, а не на голове? Могла бы и на голову встать, отчего же нет-то? Ишь, бесплатный цирк устроила, на колени бухнулась! Ну-к, Ирка, забирай детей, пойдем отсюдова…

Мама решительно подхватила девчонок, пошла прочь, шурша пакетом с покупками. Нина Вадимовна жалко засуетилась, запыхтела, с трудом поднялась, опираясь о ладонь девушки. И тут же ринулась вслед за мамой, растерянно бормоча и протягивая руку, как нищенка:

– Погодите… Погодите, Светлана Васильевна, прошу вас… Еще одну минутку можно… Посмотреть…

– А чего на них смотреть-то, они картины вам, что ли? Не надо на них смотреть, коль в свое время отказались! Ишь, посмотреть… Не маялись, не растили, не интересовались даже, а тут выскочили – посмотреть! Ирка, не отставай, чего там застряла? Пошли, не оглядывайся, и без того в универмаге задержались, детей кормить пора!

Ей ничего не оставалось, как догнать маму, подхватить Машкину ручонку. Оглянулась… Нина Вадимовна так и стояла на месте, протягивая им вслед руки. Мама перехватила ее суетливое движение, шикнула злобно:

– Не оглядывайся, кому сказала! Пусть теперь стоит, смотрит! А лучше в магазин идет, новое пальто покупать… Все изгваздала, дорогое, поди! Ничего, ничего…

Весь остаток дня мама пробыла в приподнято-мстительном настроении. Улыбалась сама себе, хмыкала самодовольно:

– Ишь, на коленки в грязь плюхнулась… Понятное дело, кровь-то родная – не вода… Прошибло, значит.

– Мам, у нее ноги больные. Она не хотела, так получилось.

– Ага, давай пожалей ее, бедненькую! Чего жалеть-то? Сама виновата! Права, права была твоя тетка! Их дело, их грех, им перед богом отвечать! Вот пусть перед ним и падают на коленки, грехи замаливают! А Нина Вадимовна твоя пусть вспомнит, как мне на дверь указала! Думаешь, мне тогда не обидно было? Бог-то не ермошка, видит немножко!

А через три дня, уже в сумерках, остановилась у калитки машина. Мама выглянула в окно, проговорила испуганно:

– Глянь, Ирк, какие к нам гости пожаловали…

– Кто это, мам?

– Не видишь, что ли? Игорек твой разлюбезный, собственной персоной, вместе с родителями.

– Игорь?! Не может быть…

– Да ты что, ослепла со страху? Да вот же он, в калитку шагнул, видишь? А какой вальяжный стал, совсем городской… Одежка-то какая модная… Хоро-ош, зараза!

– Мама! Мам… Скажи им… Скажи, что меня дома нет…

– Ну, чего ты заметалась, как курица? Ишь, с лица сразу спала… Давай уж, поговорим с ними, коли такой чести удостоились.

– Нет. Нет! Не могу…

Умчалась в свой закуток, сунулась в промежуток меж детских кроваток, присела на корточки. Машка с Сашкой мирно спали, посапывали тихо, и невдомек им было, что мать нервной дрожью исходит, хватает ртом воздух, болезненно прислушиваясь к начавшемуся в горнице разговору.

– …Да он сам приехал, Светлана Васильевна, никто его на аркане не тянул! Игорь, скажи…

Это Владимир Сергеевич, отец Игоря. Голос властный, начальственный. И в то же время виноватый, даже заискивающий немного.

– …Давайте отнесемся к ситуации взвешенно, без эмоций: да, мы очень виноваты перед вами, это мы ему условие тогда поставили. Но вы тоже нас поймите, он же у нас единственный сын! Поздний ребенок, все на нем сошлось, весь смысл жизни. Да, испугались за его будущее, смалодушничали… Такой момент определяющий был – поступление в институт…

– Ага. Определяющий. А у Ирки моей, значит, не определяющий. Вашему сыну все, а моей дочери ничего, таковская была, да? Уехал, забыл? С глаз долой, из сердца вон?

– Он не забывал, Светлана Васильевна. Это мы… Это из-за нас все… Условие поставили…

– Да катитесь вы со своими условиями знаете куда? У меня тоже Ирка не на помойке найденная! Она, может, сейчас тоже бы в институте училась! Условия у них, надо же!

Боже, ну зачем… И тон голоса злой, скрипуче-сварливый.

– Простите, простите нас, Светлана Васильевна… Умоляю…

А это уже голос Нины Вадимовны, высокий, со слезой. А Игорь почему-то молчит, ничего не говорит. Или они в самом деле его на аркане сюда притащили?

– А можно нам с Ирочкой поговорить, Светлана Васильевна?

– Да уж не знаю, захочет ли видеть вас моя дочь…

Всхлипнула, то ли усмехнулась, то ли икнула через нервную дрожь. И впрямь – смешно и неловко слышать мамино горделивое высказывание. Прямо по тексту «Бесприданницы» у Островского, ни больше ни меньше: там Харита Игнатьевна Огудалова тоже этак Паратову гордо в лицо бросила – уж не знаю, захочет ли видеть вас моя дочь…

– Где она, Светлана Васильевна?

Игорь… Его голос. Обхватила себя руками, пальцы клещами вжались в плечи. Надо унять дрожь, встать с корточек, плечи расправить, насмешливо и гордо глянуть ему в лицо. Как Лариса, которая бесприданница. Да, насмешливо и гордо. Ступай, мол, отсюда, не смей со мной даже разговаривать и на девчонок не смей смотреть. Это мои дети, только мои. А ты… Ты предатель и больше никто. Я же так тебя любила…

Не встала она с корточек. Не смогла. И дрожь унять не смогла. Слегка колыхнулась занавеска, отделяющая ее закуток от горницы, впустив на секунду сполох электрического света. Игорь стоял, вглядываясь в темноту, потом неуверенно шагнул к кроваткам…


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 | Следующая
  • 3.4 Оценок: 5

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации