Текст книги "Над пучиной"

VII

Издали уже блистало новое сіянье, – сіянье всевозможныхъ увеселительныхъ огней. Это подходили къ Малому Фонтану.

Надъ пестрой береговой иллюминаціей, горѣло, на горѣ, громадное электрическое солнце, переливавшееся голубымъ и розовымъ свѣтомъ. Обливая море, зелень и берега, покрытые движущейся массой людей, этотъ перемежавшійся свѣтъ придавалъ всей картинѣ истинно волшебный видъ… Только что они подошли, начался фейерверкъ.

Крутящіяся колеса, снопы и букеты разноцвѣтныхъ шаровъ, звѣздъ и ракетъ, все отражалось въ морѣ, сіяло въ немъ и повторялось двойной красотою. Но надъ всѣмъ этимъ земнымъ огнемъ, неизмѣримо выше, ярче и величественнѣе, сіяла небесная красавица, луна, заливая небо, море и землю такимъ брильянтовымъ свѣтомъ, предъ которымъ меркли всѣ ухищренія людей.

Пока князь Ладомирскій со своимъ обществомъ любовался картиной съ верхней рубки, куда капитанъ парохода самъ попросилъ ихъ взойти, въ виду толкотни, которая должна была сейчасъ произойти на палубѣ, стеченіе публики, возвращавшейся въ городъ, уже началось. И благо было имъ, что они пріютились на рубку? Послѣ фейерверка народу на пристани то и дѣло прибавлялось, и едва наложили мостки, толпа заволновалась и начала неудержимо изливаться на маленькаго «Дядю». Сходни трещали подъ напоромъ. Послышались возгласы и увѣщанія распорядителей и начальства:

– Тише, тише!.. Куда спѣшите? Успѣете. Не напирайте! Довольно!.. Нѣтъ больше мѣстъ!.. Вотъ идетъ другой пароходъ… Подождите!..

Но всѣ убѣжденія оказывались тщетными, народъ валилъ съ берега, будто спасаясь отъ пожара.

– Это ужасно! Настоящее стадо барановъ! – разговаривали на рубкѣ.

– Да! Пароходъ значительно осѣлъ! – замѣтилъ Арданинъ.

– Капитанъ! Вы не боитесь, что пароходъ не снесетъ такого груза? – обратился Звенигородовъ къ капитану.

– Снесетъ-то снесетъ, положимъ, но они передавятъ другъ друга. Нѣтъ возможности снять сходней при такомъ наплывѣ.

И, перевѣсившись за перила рубки, онъ началъ кричать матросамъ.

– Закрыть бортъ! Сымайте мостки!.. Не тутъ-то было! На пароходъ сходили не люди, а сплывала цѣльная масса, словно потокъ лавы.

Въ толпѣ раздавались крики, визгъ, смѣхъ, плачъ дѣтей и оханіе людей, которымъ наступали на ноги, давили ребра. Наконецъ раздалась рѣшительная команда:

– Сцѣпись!.. Никого не пускать!.. Сходни долой!

Была пора. Пароходъ крѣпко осѣлъ, а на палубѣ не то что сидѣть – стоять было трудно. Народъ проникъ всюду: люки, лѣстницы, борты – все было занято, отъ низу до верху. На вахтѣ даже рулевой подобралъ локти, моля только не заслонять ему компаса.

Капитанъ съ величайшимъ трудомъ старался водворять порядокъ, обезпечить движенія команды.

Князь и его спутники поглядывали не безъ опасенія на это переполненіе утлаго пароходика, въ черной, присмирѣвшей толпѣ было что-то зловѣщее. Онъ искренно раскаявался, что не предвидѣлъ этого, что допустилъ эту прогулку.

Одна Вѣра ничего не замѣчала. Мысли и чувства въ ней кипѣли, переполняли и голову ея и сердце; но если оно, порой, начинало биться тревожнѣй, – не опасенія и не страхъ были тому причиной…

Теперь всѣ они сидѣли рядомъ, на возвышеніи, образованномъ въ видѣ боковой скамьи, надъ колесомъ. Къ нимъ приблизились или, вѣрнѣе, притиснуты были двѣ дамы, съ дѣвочкой лѣтъ семи и маленькій гимназистикъ, который, оказалось, былъ затерянъ въ толпѣ своими заботливыми родителями и возвращался одинъ. Дамы сообщали всѣмъ и каждому, говоря то по– польски, то по-французски, что онѣ никогда еще не ѣздили по морю, что очень его боятся и ни за что бы не избрали такого пути, еслибъ была возможность возвратиться въ городъ по конкѣ. Но сколько онѣ ни старались попасть въ трамвай, это оказывалось невозможнымъ.

– Mais c'est impossible! On se bat, se bouscule pour la konka?.. Тамъ просто драка и непремѣнно будутъ несчастія!..

– А нельзя-ли тутъ присѣсть?.. Нѣтъ-ли здѣсь мѣстечка? – послышались голоса съ несомнѣнно еврейскимъ произношеніемъ.

И два комерсанта, одинъ тощій, другой толстый, старались притиснуться на скамьи, плотно занятыя женщинами и дѣтьми.

– Сюда нельзя! Сюда публику не пускаютъ! – протестовали моряки.

– А какъ-же не пускаютъ? Здѣсь очень много народу.

– Это все мои знакомые. Я ихъ сюда просилъ, а другимъ нельзя!.. Идите внизъ? – отозвался капитанъ.

– А когда-же внизу нѣту мѣста?..

– Да что съ этими нахалами церемонитесь, капитанъ? Прикажите ихъ внизъ головой отсюда спустить? – предложилъ Звенигородовъ.

– Ахъ! Бога ради! – испуганно протестовала княжна.

– Оставьте, Викторъ Наумовичъ! – остановилъ его князь.

Капитанъ былъ слишкомъ занятъ своей обязанностью, чтобъ отвлекаться пустяками, и евреи все-жъ таки присѣли, чуть не на корточки, подъ самыми локтями рулеваго.

Пароходъ заработалъ колесами усиленно, отчаливая, и мѣрно описывалъ полукругъ…

– О! Que je crais un malheur!.. Какъ я боюсь! – снова заговорила дама полька на двухъ языкахъ разомъ. У меня предчувствіе, что съ нами случится несчастіе!

– Типунъ вамъ на языкъ! – безцеремонно буркнулъ на нее Звенигородовъ; но въ ту-же секунду онъ самъ прикусилъ свой языкъ.

Подъ кормой парохода раздался громкій трескъ и все, что было на немъ народу, покачнулось и вскрикнуло въ испугѣ:

– Что это?.. Что случилось?.. – раздались отчаянные вопросы.

Князь схватилъ дочь свою за руку. Арданинъ, забывшись, едва не сдѣлалъ того же.

Пароходъ отчаянно вертѣлъ свои колеса, пѣнилъ воду, трещалъ, но не двигался съ мѣста. Возгласы, крики и смятеніе усилились.

– О, Боже мой! Да что-жь это?.. – бормоталъ позеленѣвъ отъ ужаса Звенигородовъ. Подводный камень?.. Скала?!. Мы погибаемъ?..

И растерянно поводя глазами, онъ вдругъ остановилъ ихъ на спасительномъ гуттаперчевомъ поясѣ, привязанномъ къ желѣзнымъ периламъ… Онъ ухватился за него обѣими руками.

Между тѣмъ служащіе и пароходная прислуга метались. Капитанъ въ первую минуту растерялся отъ неожиданности; потомъ, опомнившись, сталъ отдавать поспѣшно приказанія внизъ, въ трубу, сообщавшуюся съ машиной, и въ рупоръ. Рулевой, остановившійся было въ недоумѣніи, энергично заработалъ колесомъ, услыхавъ команду:

– Задній ходъ!..

Задній ходъ былъ данъ. Пароходъ нѣсколько секундъ напрасно перебиралъ колесами; наконецъ содрогнулся, двинулся и, раскачиваясь, только что было поплылъ, какъ снова – тр-рахъ!! Второй толчекъ и трескъ сильнѣе перваго…

Все повалилось отъ сотрясенія и одинъ отчаянный вопль раздался въ тиши чудесной ночи. Пронесся и затихъ… Настала минута страшной тишины.

Все смолкло подъ гнетомъ ожиданія, оледенившаго кровь во всѣхъ сердцахъ…

Большинству этой нарядной, за минуту такъ безпечно веселой толпы, несомнѣнно, представилось, что насталъ часъ послѣдняго разсчета, что пароходъ идетъ ко дну… Въ виду залитаго праздничнымъ шумомъ и увеселительными огнями берега, въ нѣсколькихъ саженяхъ отъ веселившагося народа, подъ яркимъ свѣтомъ луны, обратившей морскую бездну въ кротко сіявшую гладь – это мгновеніе было вдвойнѣ ужасно!

И вдругъ, какъ бы для большей еще торжественности, съ берега раздался, заливая собою весь праздничный шумъ и говоръ, величественный гимнъ военнаго оркестра: «Коль славенъ Нашъ Господъ въ Сіонѣ»…

Подъ чудные звуки вечерней молитвы, пароходъ, переполненный людьми, медленно накренялся…

Тогда паника охватила всѣхъ. Все бросились, давя другъ друга, на противоположную сторону и раздались отчаянные вопли:

– Помогите!.. Спасите!.. Тонемъ!.. Погибаемъ!..

– Господа! Бога ради не волнуйтесь! Не бойтесь! – кричалъ сверху капитанъ. Ради Господа Бога и собственнаго вашего спасенія, – стойте смирно!.. Ручаюсь вамъ, что все кончится благополучно, если вы будете спокойны.

Слова его мало подѣйствовали, хотя ему усердно помогали сверху – Арданинъ, внизу – нѣсколько болѣе мужественныхъ, чѣмъ большинство, людей, увѣщая толпу, убѣждая ее, что теперь спасеніе болѣе всего зависитъ отъ ихъ спокойствія и благоразумія.

Отчаянная свалка и крики нѣсколько поунялись, но многимъ женщинамъ сдѣлалось дурно и многіе слабые духомъ, преимущественно дѣти, да пассажиры несомнѣннаго происхожденія, какъ тѣ двое на рубкѣ, – тонкій и толстый, продолжали голосить и причитывать себѣ и другимъ отходную… На двухъ этихъ евреевъ Арданинъ рѣшительно прикрикнулъ, грозя имъ, именемъ капитана, вышвырнуть ихъ за бортъ, если они не перестанутъ наводить ужасъ своими безтолковыми воплями. Они примолкли, дико озираясь и стуча зубами, какъ въ лихорадкѣ, вторя въ этомъ упражненіи почтеннѣйшему Виктору Наумычу Звенигородову. Онъ, такъ энергично гнавшій ихъ только что изъ своего благороднаго общества, теперь съ ними сравнялся, – даже перещеголялъ ихъ, потому что они еще не приступали къ раздѣванію, а онъ уже снялъ безъ церемоніи сюртукъ, нацѣпилъ на себя спасательный поясъ и въ эту минуту, стоя рядомъ съ княжной Ладомирской, былъ усиленно занятъ стаскиваньемъ съ себя сапоговъ…

О! какъ охотно пугнулъ бы его Арданинъ, сильнѣй еще, чѣмъ сейчасъ припугнулъ трусовъ– евреевъ!.. Съ какимъ отвращеніемъ смотрѣлъ онъ на него и какъ оскорбительно было ему за Вѣру, когда онъ увидалъ гнѣвно-презрительный взглядъ, брошенный ею на человѣка, съ которымъ она только что была готова на вѣки соединить свою жизнь.

Вдругъ блуждавшіе глаза Звенигородова встрѣтились съ удивленнымъ взглядомъ стараго князя.

– Что-жъ это вы? – пробормоталъ онъ. Что-жъ вы стоите?.. Вонъ тамъ еще такой поясъ… Берите скорѣй, пока никто его не захватилъ.

Презрѣніе впервые осилило въ старомъ вельможѣ всѣ разсчеты. Онъ глянулъ свысока въ позеленѣвшее отъ ужаса, растерянное лицо Звенигородова и произнесъ:

– Вы забываете, что кромѣ насъ здѣсь есть женщины и дѣти!

– Что?!. Плевать мнѣ! Своя рубашка къ тѣлу ближе! – откровенно вырвалось у Звенигородова. Князь вспыхнулъ и отвернулся.

– Напрасно хлопочете, г. Звенигородовъ! – презрительно сказалъ Арданинъ; эти спасательные снаряды, съ Божіей помощью, никому не понадобятся.

Княжна взглянула было въ искаженное, пошлое болѣе чѣмъ когда-либо, лицо и тотчасъ же подняла глаза на Арданина. Она сама не замѣтила, какъ и когда оперлась на его руку, держась другою за руку отца.

Возлѣ нихъ одна изъ полекъ бормотала молитвы. Другая обняла свою дѣвочку и страстно шептала:

– Oh, mon enfant! Oh, Магіе, ma chere petite!..

Вѣра принялась ее успокоивать.

Между тѣмъ капитанъ въ свой рупоръ, а съ нимъ многіе мужчины, сложивъ у рта руки трубою, во всю силу легкихъ кричали:

– Пароходъ!!. Пароходъ!!! Сюда! Скорѣй!.. Наконецъ съ берега обратили вниманіе на происшествіе. Подлетѣла большая лодка общества пароходства и матросы вмигъ вскарабкались на бортъ. Пароходъ накренился и осѣлъ уже такъ, что вода затопляла одну сторону палубы, но болѣе не погружался. Онъ очевидно застрялъ на подводной скалѣ, которая его поддерживала. Другой, гораздо большій пароходъ «Петръ Великій», шедшій къ пристани Малаго Фонтана, свернулъ съ пути и сначала на всѣхъ парахъ, а потомъ осторожнѣй, изъ опасенія подводныхъ камней, которыхъ у этого берега множество, приближался на выручку своего товарища «Дяди». Арданинъ шепнулъ княжнѣ:

– Не трогайтесь съ мѣста. Тамъ, на палубѣ, долго будутъ возиться со сходнями, а я васъ мигомъ переведу съ колеса на колесо.

«Петръ Великій» причалилъ къ самому борту и тутъ снова едва не случилось послѣдняго, самаго горшаго несчастія: публика такъ стремительно бросилась въ ту сторону, гдѣ клали мостки, что трескъ раздался снова и бѣдный «Дядя» сразу осунулся въ бокъ на полъ-аршина.

Поднялись опять отчаянные крики. Толпа отбросилась отъ воды, рискуя себя погубить.

– Смирно! – неистово рявкнулъ капитанъ. Еще шагъ не во-время – и всѣ ко дну пойдемъ!..

Моряки съ обоихъ пароходовъ начали дружно работать, переводя людей по одиночкѣ, осторожно. Десятки лодокъ окружили пароходъ съ предложеніемъ услугъ; но едва нѣсколько человѣкъ покусились спрыгнуть въ нихъ, раздалась энергическая команда и всѣ лодки, кромѣ служебныхъ, были удалены. И хорошо это было сдѣлано, иначе со многими неминуемо произошли бы несчастія.

Едва сошлись вмѣстѣ пароходныя колеса, Арданинъ, ожидавшій этой минуты съ величайшимъ безпокойствомъ, схватилъ заранѣе приготовленный имъ канатъ и перебросилъ конецъ его на «Петра Великаго», крикнувъ туда, чтобъ его захватили. Одинъ изъ офицеровъ на вахтѣ тотчасъ понялъ его намѣреніе и крѣпко натянулъ его, какъ перила. Между покачивавшимися слегка колесами перешагнуть было не трудно. Арданинъ вскочилъ на покатый бортъ и подавая свободную руку Вѣрѣ, прошепталъ:

– Переходите! Держитесь за канатъ и Бога ради скорѣе!

– Нѣтъ! Пожалуйста переведите прежде дѣтей, – отвѣчала ему княжна.

И обратилась поспѣшно къ своимъ сосѣдкамъ:

– Passez, madame! Faites vite, car la foule va se ruer tout-a-l'heure.

Молодая женщина не заставила себѣ повторять приглашенія. Схвативъ на руки свою дѣвочку, она, съ помощью Арданина, въ одну секунду очутилась на другомъ пароходѣ. За нею проскользнула ея подруга. Потомъ княжна взяла за плечи одинокаго маленькаго гимназиста и его перевела; а тогда уже сама вступила на шаткую покатость; одною рукой взявшись за руку Арданина, а другой крѣпко держась за отца, съ тѣмъ, чтобы онъ шелъ немедленно за нею… Но въ это мгновеніе кто-то прорвался между ними, оторвавъ Вѣру отъ князя и толкнувъ ее такъ, что она едва не упала въ воду.

Это женихъ, ей избранный семьею, среди высматриваній своихъ, какъ бы скорѣе очутиться въ безопасности, вдругъ разобралъ въ чемъ дѣло и, ничего передъ собой не видя, ни о комъ не помышляя кромѣ себя, ринулся къ спасительной переправѣ.

Самъ Арданинъ едва устоялъ, такъ рванулъ онъ канатъ, спѣша спастись.

– Негодяй! – громко послалъ ему вслѣдъ Юрій Алексѣичъ, охвативъ сильной рукою зашатавшуюся княжну.

Ладомирскій еле сдержалъ еще сильнѣйшее восклицаніе, но поблѣднѣлъ и стиснулъ зубы до боли. Когда они очутились съ княжной на рубкѣ «Петра Великаго», Звенигородовъ уже сидѣлъ тамъ безъ сюртука, безъ сапогъ, и отдувался, все еще не совсѣмъ опомнившись отъ перепуга. Князь сжалъ крѣпко руку дочери и, не глядя на него, поспѣшно прошелъ съ нею на другую сторону.

– Несчастный! Трусъ! – пробормоталъ онъ.

– Каждый можетъ дать лишь то, что имѣетъ, папа! – иронически возразила ему Вѣра Аркадьевна.

И она облокотилась на перила и смотрѣла, не спуская глазъ съ Арданина.

Пока возлѣ него оставались женщины и дѣти, Юрiй Алексѣичъ не оставлялъ своего поста, держа. канатъ и помогая всѣмъ переходить; только когда. на этотъ путь набросились снизу мужчины, не нуждавшiеся въ его помощи, онъ бросилъ веревку, самъ перешагнувъ на колесо и рубку «Петра Великаго».

Въ эту минуту раздался молящiй голосъ Звенигородова.

– Арданинъ! Голубчикъ!.. Захвати тамъ мое платье!..

Онъ теперь только замѣтилъ въ какомъ онъ отчаянномъ видѣ и сконфуженно снималъ съ себя, ни на что не нужный гуттаперчевый обручъ.

Арданинъ сдѣлалъ видъ, что не слышитъ его оригинальной просьбы. Но Звенигородовъ ее повторилъ.

– Можете сами обратно переправиться и розыскивать ихъ! – холодно отвѣчалъ онъ, проходя мимо.

Негодованіе такъ сильно говорило въ Арданинѣ, что онъ даже не обратилъ вниманія на безвыходносмѣшное положеніе милліонера, возбуждавшее общія улыбки.

– Какъ мнѣ благодарить васъ, господинъ Арданинъ? – встрѣтилъ его князь, протягивая ему руку.

– А ужъ я и не пытаюсь! – сказала Вѣра. На роду видно мнѣ написано, Юрій Алексѣичъ, всегда, отъ всякихъ бѣдъ и опасностей быть вами спасаемой и вамъ вѣки-вѣчные благодарной!

И она ему протянула обѣ руки, не стѣсняясь присутствіемъ отца, забывъ всѣ правила, внушенныя ей миссъ Джервисъ и вслѣдствiе всего этого такъ глядя на Арданина, что князь только съ изумленiемъ посмотрѣлъ на обоихъ, но не сказалъ ни слова… На него вдругъ снизошло просвѣтлѣнiе!..

– Ты еще не знаешь, папа. Я послѣ объясню тебѣ… Юрiй Алексѣичъ вѣдь ужъ не въ первый разъ спасаетъ мнѣ жизнь.

– О! Вѣра Аркадьевна!.. Не грѣшно-ли вамъ смѣяться надо мною? – вскричалъ Арданинъ.

Однако глаза молодой дѣвушки, ея восторженно – благодарный взглядъ, устремленный въ лицо его, далеко не оправдывали такого заключенiя.

Она склонилась надъ бортомъ и прошептала:

– Развѣ вы сами не знаете, что три раза спасли меня?.. И не только отъ смерти спасли, а отъ нравственной, вѣчной гибели!.. О! Я не могу вспомнить безъ ужаса, какой позоръ, какое несчастiе я чуть было сама не приняла на себя!.. Всей жизни моей не хватитъ, Юрiй Алексѣичъ, на благодарность вамъ!

Тогда Арданинъ, тоже приклонился къ периламъ, рядомъ съ нею и, разомъ рѣшившись, проговорилъ, съ сильно забившимся и замиравшимъ сердцемъ:

– Всей жизни вашей! А что еслибы я не на шутку попросилъ васъ ее навсегда мнѣ вѣрить?..

Суета на обоихъ пароходахъ, крики и шумъ пересадки заглушали голоса ихъ, такъ что даже сосѣдъ ихъ, князь, не слыхалъ о чемъ они говорили, склонившись другъ къ другу. Но въ книгѣ судебъ было положено, что эта ночная, полная происшествiй прогулка, будетъ имѣть рѣшительныя послѣдствiя въ жизни княжны Вѣры Ладомирской.

О, эгоизмъ любви и счастiя! Имъ даже не приходило болѣе въ голову поинтересоваться судьбой остальныхъ пассажировъ. Они не слышали и не видали ничего, кромѣ себя и другъ друга. Цѣлый новый мiръ зарождался въ сердцахъ ихъ, переполнялъ радостью ихъ внутреннюю жизнь, такъ что внѣшнее все проходило, не возбуждая въ нихъ вниманья. Они не замѣтили, какъ пролетѣло время, такое долгое для другихъ, пока всѣхъ пассажировъ перевели и размѣстили на «Петрѣ Великомъ» и какъ онъ пустился съ ними въ путь. Новая, доселѣ имъ невѣдомая, бившая въ нихъ ключомъ, счастливая жизнь охватывала ихъ и уносила за собою въ невѣдомое будущее гораздо скорѣе, чѣмъ летѣлъ пароходъ. И это волшебное будущее имъ казалось несравненно-свѣтлѣе сіявшей дали, въ которую уносилъ ихъ тезка великаго царя-матроса, спасшій отъ гибели всѣхъ пассажировъ съ бѣднаго маленькаго, раненнаго «Дяди».

На пристани, въ Одессѣ, передъ ними вдругъ выросъ Звенигородовъ. Онъ былъ въ чужомъ пальто и въ чужихъ сапогахъ, пріобрѣтенныхъ за большія деньга, у кого-то изъ прислуги или пассажировъ-евреевъ, всегда готовыхъ на спекуляціи.

Очень сконфуженно объяснилъ онъ имъ причину своего отсутствія и выразилъ надежду, что ему будетъ дозволено довезти князя и княжну обратно, въ дожидавшей его коляскѣ.

Но Вѣра Аркадьевна не дала ему окончить. Она взяла отца рѣшительно подъ руку и высокомѣрно отвѣчала:

– Нѣтъ, господинъ Звенигородовъ, не только отецъ мой и я болѣе никогда не желаемъ пользоваться вашими услугами, но мы васъ просимъ, даже, отнынѣ уволить насъ отъ вашего знакомства.

И отвернувшись отъ пораженнаго какъ громомъ милліонера, княжна Ладомирская обратилась къ ихъ другому спутнику.

– А вы не откажетесь проводить насъ чрезъ бульваръ?.. Здѣсь вѣдь два шага до лѣстницы, не правда– ли?.. Надѣюсь, папа, что ты не устанешь?.. А васъ, Юрій Алексѣичъ, я и не спрашиваю! Я увѣрена, что вы не утомитесь…

Не за чѣмъ было и требовать этихъ словъ. Мудрено было ей утомить такой коротенькой прогулкой человѣка, только что предложившаго быть ея спутникомъ на всю жизнь…