Текст книги "Конец радуг"

07
Инцидент с Эзрой Паундом

Утренние озарения Роберта имели темную изнанку. Порой он просыпался не с отличным решением, а с жутким осознанием, что определенная проблема реальна, назрела и кажется неразрешимой. Он себя не накручивал: это было проявлением защитной креативности. Иногда опасность заставала его врасплох, но чаще он уже отдавал себе отчет в том или ином неудобстве, а теперь понимал, что оно чрезвычайно опасно. Приступы паники обыкновенно приводили к верным решениям, например, в случае, когда он отозвал самую первую свою длинную поэму из маленького издательства и тем скрыл ее наивное мелкотемье от глаз публики.

И, очень редко, новая проблема оказывалась абсолютно неразрешимой, а он совсем терял голову в преддверии катастрофы.

Тем вечером, возвращаясь с презентации в Фэйрмонте, он чувствовал себя довольно неплохо. Подрастающее поколение впечатлено его работой, как и старперы вроде Уинстона Блаунта – идиоты, устроенные чуть сложней. Дела идут на лад. Я возвращаюсь. За ужином Роберт рассеянно отбивался от попыток Мири навязать ему различную помощь. Боб все еще отсутствовал. Роберт без особого энтузиазма расспрашивал Элис, как прошли последние дни Лены. Спрашивала ли Лена про него под конец? Кто присутствовал на ее похоронах? Элис вела себя терпеливей обычного, но особой информации из нее вытянуть по-прежнему не удавалось.

С этими вопросами он заснул.

И проснулся, намереваясь отыскать ответы. Когда вернется Боб, нужно будет с ним поговорить начистоту насчет Лены. Боб знает некоторые ответы. А остальное… для остального существуют поиск и анализ. Чумлиг рассказывала про Друзей Приватности. Есть методы, позволяющие пробиться сквозь сети вранья, сплетенные ими. У Роберта все лучше получалось искать и анализировать. Так или иначе, а память об утраченном времени с Леной он восстановит.

Это хорошие новости. А плохие надвинулись постепенно, пока он лежал, сонно раздумывая о том, как бы приспособить технологию к поискам Лены… Самой скверной новостью стала его абсолютная, нутряная уверенность в том, что раньше он ощущал лишь смутно. Да, вчера моя поэзия потрясла подростков. Но какой смысл этому радоваться? Он дурень, что позволил себе даже на миг потешиться таким результатом. Даже намек на удовольствие должен был испариться вместе с похвалой мальца Хуана Как-Его-Там, сравнившего Роберта с талантливыми рекламщиками-копирайтерами. О Боже!

Но Уинстон Блаунт тоже аплодировал легкой импровизации Роберта. Уинстон Блаунт вполне компетентен и понимает, стоила ли стихотворная овчинка выделки. Тут-то Роберта и посетило утреннее озарение: он вспомнил аплодисменты Уинни, размеренные хлопки его ладоней, усмешку на лице. Не так выглядят пораженные и пристыженные враги. В старые дни Роберт ни за что бы не поддался иллюзии. О нет. Уинни подтрунивал. Уинстон Блаунт дал ему понять то, что и самому Роберту полагалось бы сразу сообразить. Стихотворение, вдохновленное видом из окна, – дерьмо собачье, и похвалили его те, кто в жизни ничего слаще не едал. Роберт долго лежал в неподвижности, чувствуя, как рвется из горла сдавленный стон, и вспоминал банальные слова небольшого стихотворения.

Вот в чем состояло мрачное озарение того утра. Оформился вывод, от которого ему удавалось уворачиваться все время после возвращения из мертвых. Я потерял дар музыки слов.

Его ежедневно посещали поэтические идеи, но стихи не ложились на бумагу. Ни строфы. Он твердил себе, что гениальный талант вернется, как вернулось все остальное, что дар уже возвращается – постепенно, вместе с небольшими стихотворениями. Но это мираж. И он сам понимал, что это мираж. Он умер изнутри, его дарование испарилось и заменено случайным сочетанием механических диковинок.

Ты не можешь быть в этом уверен! Он скатился с кровати и кинулся в ванную. Воздух был холодный, неподвижный. Он уставился через полуоткрытое окошко ванной в садик, на искривленные можжевельники, на пустынную улочку. Боб и Элис отвели ему комнаты на верхнем этаже. Забавно было снова подниматься и спускаться по лестнице.

Если начистоту, то никаких принципиальных перемен не произошло. Новых подтверждений его уродства не появилось. Он просто исполнился уверенности, что искалечен: такой уверенности, какая приходила лишь с озарениями поутру. Ну блин. Но ведь может в кои-то веки паника оказаться беспочвенной? Возможно, это тревога из-за мыслей о смерти Лены вынуждает его во всем видеть смерть и бесплодие.

Да-да. Никаких проблем. Совсем никаких.

То утро он провел в панической горячке, пытаясь доказать себе, что сохранил талант и по-прежнему способен писать. Но никакой бумаги, кроме умного листа инфолио, под рукой не было, а когда он писал на нем, каракули превращались в ровные ошрифтованные строки. В прошлом его это раздражало, но ни разу настолько, чтобы пуститься на поиски настоящей бумаги. Сегодня же, сейчас… он чуял, что душа уходит из его слов еще прежде, чем они сложатся в поэзию! Окончательная победа автоматизации над творческой мыслью. Ничего толком не коснешься. Вот что мешает окончательному возвращению его талантов! А во всем доме нет ни одной нормальной книги, бумажной, с печатными строчками.

Ага… Он ринулся в подвал и выволок оттуда одну из плесневеющих картонных коробок, привезенных Бобом из Пало-Альто. Внутри оказались настоящие книги. Ребенком Роберт почти все лето проводил на диване в гостиной. Телевизора у них не было, но он ежедневно приносил домой новую связку книг из библиотеки. Летом, валяясь на диване, он вкушал глубокой мудрости и фривольного трэша – и узнавал больше, чем за весь учебный год. Быть может, там он и научился музыке слов.

Эти книги ценности почти не имели. Университетские каталоги времен, предшествующих полной оцифровке в Стэнфорде. Рукописные заметки, терпеливо отксерокопированные его секретаршами для студентов.

Но да, несколько томиков поэзии здесь нашлось. Прискорбно мало, и последние лет десять их перечитывали только мокрицы. Роберт поднялся и окинул взглядом коробки, уходящие дальше в сумрак подвала. Несомненно, в них есть и другие книги, пускай подбор их и случаен: то, что осталось после продажи Бобом на аукционе имущества из Пало-Альто. Он опустил глаза на книгу в своей руке. Киплинг. Ох уж эти бравурные марши ура-патриотов. Но для начала сгодится. В отличие от библиотек киберпространства, эти книги можно в руках подержать. Он устроился на коробках и начал читать, забегая умом впереди слов, пытаясь вспомнить остаток стихотворения, пытаясь воссоздать его.

Прошел час. Два часа. Он отстраненно осознавал, что Элис спускалась пригласить его на ланч, а он нетерпеливым жестом отогнал ее. Слишком важное дело. Он начал вскрывать коробку за коробкой. Местами попадались книги Боба с Элис, еще более бессмысленные, чем тот мусор, который они притащили из Пало-Альто. Однако добычей Роберта стала и еще дюжина томиков поэзии. Включая… достойные работы.

Минула середина дня. Он все еще мог наслаждаться поэзией, но это наслаждение было неотделимо от боли. Я больше не могу писать хорошие стихи, если только не вспомню их по случаю. Паника нарастала. Наконец он поднялся и швырнул томик Эзры Паунда в стену подвала. Переплет старой книги треснул, она распласталась на полу, как бумажная бабочка с оторванными крыльями. Мгновение Роберт смотрел на нее. Никогда еще он не причинил вреда книге, даже самой дерьмовой. Он пересек подвал и опустился на колени рядом с калекой.

Именно этот момент выбрала Мири, чтобы весело сбежать вниз по лестнице.

– Роберт! Элис говорит, можно аэротакси вызывать! Куда ты хочешь отправиться?

Слова эти бессвязным шумом саднили его отчаявшуюся душу. Он поднял книгу и покачал головой.

– Никуда.

Уходи.

– Не понимаю. Зачем ты тут корячишься? Есть же способы полегче. Найти то, что тебе нужно.

Роберт поднялся, ощупывая томик Эзры Паунда и пытаясь сложить его вместе. Он посмотрел на Мири. Теперь-то она заслужила его внимание. Улыбается, такая уверенная в себе, не потерпит никакого неповиновения. В тот момент она не поняла, что за свет загорелся в его глазах.

– И какие же это способы, Мири?

– Проблема в том, что у тебя нет доступа ко всему вокруг. Ты ведь поэтому тут внизу сидишь и читаешь старые книги, ага? В каком-то смысле ты вроде маленького ребенка, но это классно, это здорово! У взрослых, вроде Элис и Боба, полно дурных привычек, которые их тормозят. А ты начинаешь практически с чистого листа. Тебе будет совсем легко выучиться новому. Но не в этих идиотских устных классах. Понимаешь? Давай я тебе покажу, как носить.

Она его давно уже донимала этой тягомотиной, но сегодня ее приставания воспринимались в новом, оригинальном аспекте.

На сей раз он ей так этого не оставит.

Роберт сделал шаг ей навстречу.

– Так, значит, ты за мной тут подглядывала? – мягко спросил он, закладывая фундамент намеченного.

– Э-э-э, ну в общих чертах. Я…

Роберт сделал еще один шаг ей навстречу и сунул Мири в лицо изуродованный томик.

– Ты слышала когда-нибудь об этом поэте?

Мири прищурилась на исковерканный переплет.

– Э… З… А, Эзра Паунд? Ну… да, я ее читала. Давай я тебе покажу, Роберт!

Она помедлила, но потом увидела лежащий на коробке лист. Подхватила, и он ожил. По странице заструились названия, стихи, эссе – боже правый, даже позднейшая критика из немыслимых глубин двадцать первого века.

– Но если ты его на этом листе читаешь, Роберт, то это все равно что в замочную скважину смотреть. Давай я тебе покажу, как видеть все вокруг, как с помощью…

– Хватит! – воскликнул Роберт. Усилием воли он приглушил голос, сделал его режущим, подчеркнуто рассудительным. – Ты простушка. Ты ничего не знаешь, а воображаешь, что рулишь моей жизнью, как жизнями своих маленьких приятелей.

Мири отступила на шаг. На ее лице возникло ошеломленное выражение, но до губ еще, надо полагать, не добралось.

– Да, так Элис говорит, что я слишком властная, и…

Роберт сделал еще шаг, припер Мири к лестнице.

– Ты всю жизнь в видеоигры играешь, уверяешь себя и своих дружков, будто вы чего-то стоите, будто вы красавцы. Готов об заклад побиться, ваши родители настолько глупы, что поддерживают вас в превосходном мнении о ваших умственных способностях. Но толстая избалованная бездарь в начальницы не слишком годится.

– Я…

Мири вскинула руку ко рту, глаза ее полезли из орбит. Она неловко попятилась вверх по лестнице. Слова Роберта пробили броню самоуверенности и веселости.

Роберт продолжал напирать:

– Я, я… Да, наверное, твой эгоистичный маленький ум в основном на себе и сосредоточен. Трудно было бы иначе мириться с ощущением собственного ничтожества. Но в следующий раз, когда нацелишься командовать моей жизнью, подумай об этом как следует.

В глазах девочки закипели слезы. Она развернулась и кинулась вверх по ступенькам. Не уверенным детским топотом, как прежде, а мягко, почти неслышно, словно не хотела никоим образом привлекать к себе внимание.

Роберт мгновение стоял, оглядывая пустую лестницу. Это было как стоять на дне колодца с пятнышком света наверху.

Он вспоминал. В то время… когда ему было пятнадцать, а его сестре Каре десять… Кара сделалась независимой и стала его раздражать. У Роберта наметились свои проблемы, совершенно тривиальные с позиции семидесятипятилетнего человека, но в ту пору они казались значительными. Он пробился мимо новообретенного сестринского эго и дал ей понять, как мало она значит для великого порядка вещей; его это очень порадовало.

Роберт стоял, смотрел вверх, на пятно дневного света, и ждал прилива радости.

Боб Гу вернулся после отчета поздно вечером в субботу. Он мало следил за событиями дома, парагвайская операция занимала его всецело. Ну да, предлог. Но и зерно истины в этом есть. Ракеты под детдомом, готовые к запуску. Там, в Асунсьоне, он заглянул в бездну.

И лишь вернувшись домой, он услышал скверные новости местного масштаба…

Дочка слишком подросла, чтобы сидеть у него на коленях, но придвинулась близко к нему на диванчике и взяла его руки в свои. Элис устроилась напротив; вид у нее был спокойный, но Боб понимал, что она в бешенстве. Трудности на тренингах, да еще эта история дома… у нее скоро крыша поедет.

Его очередь разгребать семейные дела.

– Мири, ты ничего плохого не сделала.

Мири покачала головой. Ее глаза были окольцованы темными пятнами; по словам Элис, она лишь час как перестала плакать.

– Я ему помочь хотела, а он…

Она умолкла. В голосе девочки и следа не осталось от уверенности, присущей Мири в последние два-три года. Блин. Краем глаза Боб видел, что отец все еще пребывает в комфортном уединении у себя наверху, молча нависает над ними всеми. Следующий пункт программы: навестить папочку. Старому хрену заготовлен сюрприз.

А пока есть дела поважнее, нужно кое-что исправить:

– Я понимаю, Мири. И мне кажется, ты очень помогла дедушке за то время, что он с нами живет. – Если б не Мири, старикан бы все еще шнурки учился завязывать. – А помнишь, мы о таком говорили, когда дедушка вернулся? Он не всегда приятный человек… – точнее, никогда, за исключением случаев, когда ему что-нибудь нужно или он готовит пакость; тогда он почти любого на свете очаровать способен.

– Д-да, помню.

– Когда ему приспичит тебя обидеть, то, что он говорит, не имеет никакого отношения к тому, плохо ты поступаешь или хорошо, умно или глупо.

– Н-но, может, я слишком на него давила. Ты его не видел утром, Боб. Он такой грустный. Он думал, я не замечаю, а я вижу. У него пульс участился. Он сильно боится, что больше не сможет писать. Он скучает по бабушке, в смысле, по Лене. Я скучаю по Лене! Но я…

– Мири, это не твои заботы. – Он бросил взгляд поверх ее головы на Элис. – Это мои заботы, и пока я с ними справляюсь отвратно. А твоя работа, гм, ходить в Фэйрмонтскую начальную старшую.

– Она называется Фэйрмонтская старшая.

– О’кей. Слушай. Ты ведь только об учебе и думала, пока дедушка не нарисовался. О школе, друзьях, проектах. Ты разве не собираешься на Хеллоуин это место переделать?

Лицо Мири озарили отблески прежнего энтузиазма.

– Ага. У нас полная детализация по Спилбергу – Роулинг, Аннет хочет…

– Сконцентрируйся на этом и на обычных школьных заданиях, пожалуйста. Это твоя миссия, детка.

– А что с Робертом?..

А Роберт пускай катится к черту.

– Я поговорю с ним. Думаю, ты права, и у него проблема. Но, знаешь ли, иногда… в общем, тебе нужно кое-чему научиться. Так вот, есть на свете люди – мастера создавать проблемы самим себе. Они никогда не прекращают вредить самим себе и окружающим пакостить. В этих случаях главное – не дать им навредить тебе.

Мири потупилась, вид у нее сделался неимоверно грустный. Но потом вскинула голову и, с привычной воинственностью выпятив подбородок, опять посмотрела на него.

– Может, с другими это так и есть… но он мой дед.

08
Не предназначено для обслуживания пользователем

После той примечательной субботы Роберт Гу проводил в доме своего сына все меньше времени. Он там спал, по-прежнему занимая комнату на верхнем этаже. Порой даже ел в столовой; Мири неизменно отсутствовала, Элис держалась каменно-равнодушно. Боб, когда появлялся, привечал его еще меньше. Роберт жил взаймы, и с его физиологическим состоянием это не имело ничего общего.

Он зависал в пустых классах школы и читал свои старые книги. Он чаще обычного сёрфил в Сети. Чумлиг показала ему некоторые современные приложения на визопейджере, которые даже не пытались маскироваться под программы эпохи WinME.

Он ездил по городу. Отчасти затем, чтобы разобраться с беспилотными машинами, отчасти желая увидеть, как поменялся Сан-Диего. Муравейник пригородов показался ему таким же унылым, как и в прошлом. Однако, обнаружил Роберт, его новая увечная личность обрела тягу к гаджетам. Повсюду он замечал таинственные машинки. Они рыскали в стенах, гнездились на деревьях или просто валялись на лужайках. Работали они бесшумно, почти не попадаясь на глаза, двадцать четыре часа в сутки. Он стал задумываться, где пределы всего этого.

Однажды после уроков Роберт поехал далеко в Восточный округ, углубляясь в бескрайние безликие пригороды. Он забрался уже далеко в горы, но плотность застройки никак не уменьшилась. Лишь милях в двадцати за Эль-Кахоном он увидел пустынный район, где, по впечатлению, разворачивались боевые действия. Из домов в нескольких сотнях ярдов дальше по трассе вздымались столбы дыма. Он опустил стекло и услышал нечто вроде артиллерийских залпов. Ответвление дороги утыкалось в высокий забор. На ржавой табличке значилось «UP/Express» или что-то в этом роде.

Он поехал дальше, оставив странный полигон за спиной.

Уровень хайвея неуклонно поднимался, перевалив за четыре тысячи футов. Съезды с трассы попадались все реже. Автомобиль медленно набирал скорость. Если верить неуклюжему эмулятору приборной доски из игровой папки WinME, беспилотное авто выдавало больше 120 миль в час. Валуны и кустарники за плечом размылись в марево, потом стекло машины поднялось само собой. На полосах далеко справа возникали авто с ручным управлением; Роберт обгонял их, будто стоячие. Надо все же снова научиться водить самому.

Он перевалил через гребень. Автомобиль замедлился, входя в повороты на скорости не больше пятидесяти миль в час. Ему вспомнилась поездка с Леной по куда более тесному хайвею номер 8, наверное, где-то в 1970-м. Лена Льюэллин впервые оказалась в Калифорнии и США. Масштабы местности в сравнении с ее родной Британией ошеломляли. Какая Лена была тогда открытая, какая доверчивая. Еще до того, как решила стать психиатром.

Холмы утратили блекло-зеленый оттенок и превратились в груды скругленных валунов. За ними и в стороне, насколько хватало глаз, простиралась пустыня. Он съехал с гор, свернул с хайвея номер 8 и медленно двинулся по старым пустынным дорогам в сторону парка Анса-Боррего. Последние пригороды маячили на гребне гор. Внизу все было, в общем, таким же, каким запомнилось ему в студенческие годы. И за столетия до того.

На дорогах местного значения в изобилии встречались указатели. Некоторые заржавели и накренились, но они были настоящие. Он заметил продырявленный пулей указатель остановки, исчезающий позади. Какая красота. Еще чуть дальше пыльная тропинка петляет по бесконечной пустыне. Автомобиль отказался туда поворачивать и вякнул:

– Простите, сэр, но навигация на этой дороге недоступна, а у вас нет водительских прав.

– Ха. В таком случае я пешком пройдусь.

Как ни странно, ему не возразили. Он открыл дверь и вышел навстречу послеобеденному ветерку. Он почувствовал, как спадают оковы духа. Отсюда была видна вечность. Роберт двинулся на восток по грязному проселку. Наконец-то естественная природа.

Он споткнулся о что-то металлическое. Гильза? Нет. Из серого камня выступали три антенны. Он отшвырнул приборчик в кусты. Даже здесь от Сети не ускользнуть. Он вытащил волшебный свиток и посёрфил местность. Ему показали почву вокруг – вероятно, с какой-то встроенной камеры; над каждым сорняком парили маленькие надписи: Ambrosia dumosa тут, Encelia farinosa там. По верху страницы побежала реклама парковой сувенирной лавки.

Роберт набрал 411. В углу страницы включился счетчик: почти пять долларов в минуту. Такой тариф означал, что ответит ему человек. Роберт сказал бумаге:

– Как далеко я от… – естественного мира? – неусовершенствованной территории?

Цвет тега изменился, его запрос направили субконтрактору. Ответил женский голос:

– Вы почти на месте; еще… две мили в выбранном вами направлении. Если позволите, сэр… не обязательно звонить в 411 по таким вопросам. Вам нужно только…

Но Роберт уже сунул лист обратно в карман. Он двинулся на восток, тень проторяла ему дорогу. Он очень давно не ходил пешком две мили. Даже до болезни Альцгеймера прогулка в две мили показалась бы ему чем-то чрезвычайным. Но сегодня он даже не запыхался, а суставы не болели. Самая важная часть меня поломана, а все остальное работает идеально. Рид Вебер был прав. Минное поле, засеянное на небесах. Как мне повезло.

По ветру донесся шум стартующего электродвигателя. Его машина куда-то уезжала по своим делам. Роберт не оглянулся.

Тень стала длинней, воздух остывал. Наконец он достиг рубежа природы. Ему в ухо пропищали, что он покидает размеченный участок парка. За этой границей гарантировалась лишь «низкоскоростная беспроводная связь на случай ЧП». Роберт пошел дальше, в неведомую глушь. Значит, вот каково наилучшее доступное в эти дни приближение к одиночеству. Хорошее чувство. Холодная чистота.

На миг его захлестнули воспоминания о субботней стычке с Бобом, а реальность пустынного вечера отдалилась. Много лет назад он часто ссорился с сыном, пытаясь отговорить того закапывать свои таланты в армии. Но в прошлую субботу гнев обратился на него самого.

– Сядь! – гаркнул на отца взрослый мальчик неслыханным тоном.

Роберт опустился на диван. Сын навис над ним, потом отстранился, сел рядом и подался поближе.

– Мири не хочет делиться подробностями, но мне и так ясно, что вы натворили тогда, мистер.

– Боб, я только…

– Заткнись. У моей дочки достаточно проблем, и я не потерплю, чтобы еще и ты ее нагружал! – Он не сводил с Роберта гневного ровного взгляда.

– …не хотел ей навредить, Боб. У меня выдался неудачный день. – Далекой частью сознания он понимал, что ноет, но перестать не мог. – Боб, где Лена?

Боб прищурился.

– Ты меня уже спрашивал. Я тогда задумался, не наигранный ли это интерес. – Он пожал плечами. – Теперь мне начхать. После сегодняшнего я бы тебя с удовольствием выставил, но… Папочка, ты в курсе своих финансов?

Все к этому шло.

– Да… в WinME есть пакет финансовых программ. Мои сбережения в 2000-м… Я был мультимиллионером.

– Три пузыря назад, пап, и в каждом случае ты поставил не на ту лошадку. Видишь ли, ты практически самостоятельный человек. Тебе трудно будет рассчитывать на какую-нибудь помощь общества. Налогоплательщики неласковы к старикам; страной и так почти сплошь старперы рулят. – Он помедлил. – И после сегодняшнего на мою щедрость ты тоже не рассчитывай. Мама умерла два года назад, а ушла от тебя за десятки лет до того. Тебе бы стоило вот о чем подумать. Где все твои старые стэнфордские друзья?

– Я… – В памяти Роберта всплывали лица. Он тридцать лет работал на факультете английской филологии и литературы в Стэнфорде. Много лиц. Некоторые принадлежали людям намного младше. Где они сейчас?

Он молчал. Боб кивнул.

– Правильно. Никто к тебе не заглянул, никто даже не попытался с тобой связаться. Я должен был догадаться. Я уже понял, еще до происшествия с ней, что как только к тебе вернутся силы, ты постараешься напакостить ближним, и твоей целью, скорее всего, станет Мири. Я пытался помешать этому, натравить тебя на кого-то из старых приятелей. И знаешь что, пап? Никто не хочет с тобой знаться. Ну да, журналюги, поклонники творчества, хотя их стало гораздо меньше, но ни одного друга. – Он помолчал. – Вариантов у тебя в обрез. Доучись семестр, научись, чему сможешь. А потом проваливай из нашего дома.

– Но, Боб, Лена, что с Леной?

Боб покачал головой.

– Мама умерла. Тебе от нее никакой пользы не было, кроме как от служанки или боксерской груши. Слишком поздно. Она мертва.

– Но… – Воспоминания наползали друг на дружку. Последнее десятилетие в Стэнфорде. Боллингенская премия, Пулитцеровская премия. Лены с ним тогда не было. Они развелись примерно в то же время, когда Боб завербовался в морпехи. И тем не менее… – Ты же помнишь. Лена меня отвезла в тот приют, «Конец радуг». И она была там, когда мне стало реально хреново. Она была там с Карой… – его сестренкой, все еще десятилетней, мертвой с 2006-го. Он осекся.

В глазах сына что-то блеснуло.

– Да, мама была там, и Кара тоже. Ты меня на жалость не купишь, пап. Выметайся из этого дома. В конце семестра самое позднее.

После той субботы более продолжительной беседы Роберт не имел ни с кем.

Стало холодно. Он забрался далеко в пустыню. Половину небосклона проглотила ночная тьма. Над ровной пустыней, уходящей в вечность, зажигались звезды. Может, где-то там сокрыта «Тайна вернувшегося»… и состоит она в том, что лучше б ему уйти туда, вечно блуждать в голубоватой тьме. Он прошел еще немного, потом сбавил шаг, остановился рядом с большим валуном неправильной формы и посмотрел в ночь.

Спустя несколько минут он повернулся и пошел обратно, к ярким сумеркам.

Хуан затруднялся выполнить задание Большого Ящера. Школа слишком отвлекала. Чумлиг требовала закончить проекты и хотела увидеть впечатляющие результаты. Хуже всего, что попечительский совет неожиданно постановил назначить креативную демонстрацию на вечер родительского собрания – вместо последнего экзамена. Низкие оценки и разочарование Чумлиг на него и так давили; Хуан смирился с мыслью, что он лузер. Но подобного публичного унижения он стремился избежать всеми силами.

Поэтому уже некоторое время он был занят другим: подыскивал себе напарника по сочинительству. Трудность заключалась в том, что литературным даром Хуан не обладал. С математикой и форумами по интересам дела у него тоже обстояли посредственно. Мисс Чумлиг говорила, секрет успеха – научиться задавать правильные вопросы. Но чтобы это делать, нужно, как она тоже говорила, кое-что знать кое о чем. Сия мудрость в сочетании с «у каждого свой талант» легла в основу ее уроков. Хуану это не помогало. Он мог надеяться, вероятно, лишь на участие в такой большой группе, что лузеры там надежно прикроют друг друга.

В тот день он сидел у задней стены трудовой мастерской вместе с Фредом и Джерри. Близнецы прогуляли свой урок труда и остаток дня маялись тут, а не в учебном классе. По-своему прикольное зрелище. Они делали вид, что работают над магнитным оррерием – вопиющий плагиат, на планах даже исходные URL не затерты. Примерно половине учеников удалось что-нибудь склепать. Бумажные самолетики Дорис Шлей поднялись в воздух, но команда обнаружила катастрофические проблемы с устойчивостью полета. Они не знали, что виной тому неофициальный проект Фреда и Джерри: близнецы хакнули систему вентиляции мастерской и, притворяясь, что корпят над оррерием, отклоняли самолетики Шлей кондиционерами.

Сю Сян сгорбилась над транспортным лотком, который с недавних пор ее занимал. В последнее время выглядела она не такой отчаявшейся и равнодушной, хотя лоток помяла, и было ясно, что проку с него мало. Сян буквально носом уткнулась в оборудование, то и дело отвлекаясь, изучая визопейджер и возвращаясь к недвижимой горемычной конструкции.

После того как Хуан завербовал Уинстона Блаунта, бывшего декана было почти не видать. Хуана это обнадежило: может, над своим заданием по аффилиации работает.

Хуан откинулся так, чтобы его обдувало холодным воздухом из кондиционеров. Хорошо. У входа в мастерскую, напротив, жарко и шумно, но именно там обосновался Роберт Гу и раньше украдкой подсматривал за Сян. Порой казалось, что Сян тоже поглядывает на него, но еще более настороженно. Теперь глаза Гу были устремлены на перекресток: время от времени подкатывали автомобили, высаживали или забирали пассажиров и уезжали. Стол перед лжетинейджером был завален фрагментами BuildIt; виднелось несколько неустойчивых башенок. Хуан приблизил картинку, захватил пару их в ракурс из точки под крышей палатки над головой Гу. Гм. У этих гаджетов ни движков нет, ни даже контроллеров.

Значит, Гу провалится на экзамене с не меньшим треском, чем Хуан на сочинении. Хуана внезапно осенило – не испытать ли метод Большого Ящера? А вдруг сейчас его одноклассник более расположен к сотрудничеству в проекте для мисс Чумлиг? Но я на прошлой неделе уже пытался. Писателя круче Роберта Гу Хуан не знал. Такой мастер, что словом убить может. Хуан понурился – забыть бы события прошлой недели…

И тут он понял. Чувак же не носит, значит, сейчас смотрит в никуда. Он, наверное, одурел от скуки. Минут десять Хуан боролся с искушением, но до конца урока труда было еще тридцать, а Раднеры слишком сосредоточились на системе ПВО мастерской.

Джерри  Хуан: <sm> Эй, ты куда? </sm>

Хуан  Раднеры: <sm> Попытаюсь снова наживку на Гу закинуть. Пожелайте мне удачи. </sm>

Фред  Хуан: <sm> Вредно для здоровья так на оценки наяривать. </sm>

Хуан блуждал по палатке, обходя лабораторные столы и делая вид, что разглядывает чужие проекты. В итоге он прибился к странному старику. Гу повернулся посмотреть на него, и с Хуана вся решимость слетела. Потное лицо Гу казалось не старше, чем у Фреда Раднера, но глаза, холодные и жестокие, заглядывали прямо в душу Хуану. На прошлой неделе чувак притворялся дружелюбным, а потом взял и одним ударом располосовал Хуана. Заготовленное Хуаном умное вступление испарилось из башки, и даже глупой замены он не подыскал.

Наконец он робко показал на диковинные башенки, с которыми работал Роберт Гу.

– А что это за проект?

Молодой старик не сводил глаз с Хуана.

– Часы.

Потом он полез в ящик с запчастями, вынул три серебристых шарика и уронил их в отверстие на вершине самой высокой башни.

– Ой!

Шарики, ударяясь друг о друга, покатились по соединявшимся лестничным пролетам. Первая башня была установлена прямо перед Хуаном. Каждая из остальных, переходя слева направо, – немного короче и значительно сложнее последней. Мистер Гу израсходовал большую часть «классических запчастей» Рона Уильямса. И что ж это за часы такие? Хуан попытался сопоставить их со старомодными моделями. Точного аналога не нашлось, но вот рычажки, клацавшие туда-сюда, и какая-то еще фигня… тэк-с, погуглим… анкерное колесико. Возможно, скачки шариков по лестницам аналогичны движениям стрелок на циферблате.

Гу продолжал смотреть на мальчишку.

– Они спешат, – проговорил он.

Хуан наклонился вперед, стараясь уйти от этого взгляда. Он записал примерно три секунды работы странного механизма, чтобы определить устойчивые точки и размеры. Потом скормил данные старому механическому симулятору, полезному для игр со средневековыми гаджетами; результаты легко поддавались истолкованию.

– Нужно вон тот рычажок на четверть дюйма удлинить.

Он протянул палец к штырьку.

– Знаю.

Хуан глянул на него.

– Но вы же не носите. Как вы это поняли?

Гу пожал плечами.

– Подарок от врачей.

– Круто, – неуверенно прокомментировал Хуан.

– И на что оно годится? На то, что любой ребенок и так умеет?

Хуан не придумал ответа.

– Но вы ведь еще и поэт.

– Теперь я гаджетоман. – Рука Гу дернулась, ударила по рычажкам и колесикам. Элементы механизма брызнули во все стороны, некоторые от силы удара сломались.

Этим он привлек всеобщее внимание. В классе неожиданно замолчали – и стали оживленно перебрасываться безмолвными сообщениями.