Текст книги "(Не)твоя тайна, или Разбуди мою страсть"

Глава 3

9 лет назад

– Пойдем погуляем, поговорим, – не спрашивая меня, произнесла Ворон, и я как козочка пошла за ней.

Лишь когда мы покинули территорию, на меня нашло практически озарение. Машина Калинина стояла в гараже у майора, вот на этой машине и нужно было отправить Настю к Роме. Там как раз на ночь отключат дизеля, и будет у них суровая таежная романтика.

Вместе с планом действий ко мне пришло какое-то странное успокоение – скорее всего, временное помешательство, но все же лучше оно, чем пустое размазывание слез по щекам.

Я потянула Настю на лесную тропинку, которая выходила прямиком к КПП, мы как-то с Антоном по ней добирались до заставы, когда нас подбросили лишь до контрольно-пропускного пункта и дальше нужно было добираться своим ходом.

Так, прочь, прочь из моей головы, Курков.

Со злости на будущего бывшего мужа, что он опять появился в моей голове, я накричала на Настю, пытаясь вставить ей мозги, ведь Калинин настоящий мужик, с правильными понятиями, который скорее самого себя предаст, чем женщину, которую выбрал себе в спутницы жизни. Вряд ли Ворон прониклась моими нравоучениями, но я понадеялась, что разозлила её достаточно, чтобы Настя села в машину и уехала к моему Ромке. Пусть у них все получится.

Мы буквально за пять минут дошли до КПП, и я, не задумываясь, потянулась к дверной ручке, крепко сжала ее и тут же почувствовала, как кто-то толкнул ее на меня с другой стороны.

Испуг до меня доходил то ли слишком долго, то ли так и не дошел вовсе. Я встретилась с шоколадным взглядом Самойлова и замерла на том самом месте, по-прежнему сжимая в руках чертову ручку.

Пальцы начали замерзать от соприкосновения с холодным железом, а мы, как два идиота, продолжали смотреть друг на друга. Самойлов не был красавчиком, но что-то цепляющее в его внешности определенно было. Странно, что я не замечала этого раньше, хотя… ничего странного в этом не было. Кроме Антона я не видела ничего и никого дальше собственного носа.

Опять Курков.

Сволочь.

Не знаю, о чем думал Виталий, смотря на меня так долго, когда я по-бабски оценивала его телосложение.

Самойлов был выше и шире, чем Антон, для моих метра восьмидесяти это было идеально. Интересно, у майора есть дети? Жены вроде не было.

– Здравствуйте, Виталий, – я кротко улыбнулась, крутя в голове до конца не оформившуюся мысль, – мы тут с Настей гуляли, в магазин ходили, – выдала заранее заготовленную ложь. Мужчина быстро посмотрел на Настю, стоявшую за моей спиной, и опять перевел взгляд на меня. – Жуть просто, как замерзли, а потом увидели вашу машину. Вы же нас подвезете обратно на заставу? – протараторила и улыбнулась, вкладывая в улыбку все свое очарование, на которое была способна. Лишь бы он ничего не понял и не соскочил раньше времени.

Виталий шагнул на улицу, а я, стоя на месте, почувствовала жар, исходящий от него. Скорее всего, это тепло, выходящее из помещения, но мне в этот момент показалось иначе. Именно тогда, ощутив этот непонятный прилив жара, я поняла, что просто обязана попасть домой к Самойлову, этим же вечером, на всю ночь.

Обида мной руководила, горечь от предательства, разъедающая нутро, жажда мести или всего лишь желание обогреться в его тепле – я не знала. Да и все равно мне было на это. Я наметила себе цель, которая казалась мне спасением из того болота, в которое меня затянул Курков.

Я отпустила ручку и, прервав наш зрительный контакт, отошла на шаг назад. Развернулась и, схватив Ворон за рукав пуховика, потащила ту к машине.

Села специально позади пассажирского сиденья, чтобы хорошо видеть водителя, и всю дорогу вела себя как полная идиотка, мило улыбалась, говорила нежным проникновенным голосом, но все же уломала майора выдать Ромину машину. Тупее предлога, чем покормить котят, просто невозможно было придумать, но мы с Настей додумались лишь до этого.

– Моя Маруська, – затараторила я, уже стоя в гараже с Роминой машиной, – это кошка. Родила котят за день до пожара, от её дон жуана, – ткнула пальцем в сторону Ворон, любующейся на шоколадный автомобиль Калинина.

– Ах вот как, – задумчиво произнес Самойлов, шагнув в сторону Насти и положив ключи ей на ладонь. – Вы тоже поедете? – обратился он опять ко мне, уже слегка недовольно.

– Нет, – твердо произнесла я и, все же не сдержавшись, тихо добавила: – Нет, нет, мне там больше делать нечего.

Настя уехала, а я, проводив взглядом удаляющийся автомобиль, мысленно пожелала им удачи. И меня отпустило, я, словно воздушный шарик, сдулась, не хотелось больше кокетничать и безмозгло улыбаться.

Повернулась к Виталию, собираясь попрощаться, мужчина же, что-то обдумывая, серьезно смотрел на меня.

– Нечего делать? – все же спросил он.

– Да, я уезжаю в город и развожусь, – честно и серьезно призналась я, потому что не сомневалась в принятом решении ни на секунду.

– Бывает, – кивнул он, а затем, улыбнувшись краешком губ, заговорщицки произнес: – Может, ко мне? Чаю теплого попьем. А то вы долго без шапки, должно быть, очень замерзли, как бы не заболеть, – покачал майор головой.

– Ко мне можно на ты, – натужно улыбнулась и согласилась на чай.

Возможно, хотя бы кружка теплого травяного напитка подарит мне необходимое сейчас тепло. Вдруг мне полегчает и грудь перестанут сковывать обручи боли, плотно спеленавшие меня по рукам и ногам и впрыскивающие своими шипами в мою кровь яд, одновременно парализующий и поджигающий мои конечности, заставляющий биться в предсмертной агонии.

Я не знала, что чувствуют люди в момент смерти, но мне каждое прожитое мгновение казалось, что именно то самое. Причём обычный человек имеет шанс все же скончаться и больше не жариться на адовой сковороде, а я умирала раз за разом, и, лишь ощущая необъяснимое тепло Самойлова, мне становилось хоть на чуточку, но легче.

Глава 4

Наши дни

Вдох. Удар-выдох. Вдох. Удар-выдох. Левой. Левой. Правой.

– Виталий Сергеевич, простите, но там ваш отец…

Правой. Правой. Правой.

Поймал грушу и прислонился к ней лбом, успокаивая дыхание. Потренировался на славу, пот стекал ручьями, но вот раздражение не проходило.

– Что? – резко спросил и приготовился терпеть слуховую пытку, ожидая писклявого голоса.

– Ваш, ваш, ваш…

– Тебя заело? Четче!

– Сергей Григорьевич звонил уже пять раз, – промямлила помощница моей помощницы. Да где же черти носят Марию Павловну?

– И? – Я все же отошел от груши, которую многие считали лишь декором в моем кабинете, и, подойдя к бару, взял бутылочку воды.

– Ну ему очень сильно надо с вами поговорить, а вы не берете трубку.

Я открутил крышечку на бутылке, и девушка вздрогнула от раздавшегося щелчка. Испуганный кролик, не иначе, еще чуть-чуть – и у нее начнет подрагивать кончик носа от страха.

– Где Мария Павловна? – задал закономерный вопрос и, поднеся бутылку к губам, начал жадно глотать воду.

Девушка округлила глаза и рот и начала шевелить губами, не произнося ни единого звука. Ну так хотя бы голова не болела.

Хотя нет, даже так, без голоса, она меня бесила. Рыжая. Я терпеть не мог рыжих. И где только тетя Маша её откопала?

Выкинул опустевшую бутылку в урну и, зайдя в отдельную зону кабинета, не предназначенную для посторонних, стянул брюки, кинул их в корзину для грязного белья, достал из шкафа чистую рубашку.

Перед тем как отправиться в душ, я все же выкрикнул:

– Я все еще жду!

– Простите! – завизжала девушка и затараторила, будто опомнившись. Да что за нафиг, она еще и частит в своей речи. Как же меня это раздражало. Двойной комплект – нате, пожалуйста.

– Мария Павловна поехала в вашу новую квартиру, на встречу с дизайнером.

– Ясно. Свободна.

Послышались шаги, а я стоял и отсчитывал секунды, когда же до девчонки дойдет. Дверь приоткрылась, секунда, вторая, третья…

– Виталий Сергеевич! – А затем топот ног, и вот девушка забежала в мое личное помещение и опять замерла каменным изваянием, уставившись на меня, стоящего в одних боксерах.

Детский сад. Ясельная группа. Я поднял брови, поторапливая безмозглое юное создание.

– Ваш отец – что ему сказать? Почему вы не отвечаете на его звонки?

– Ничего.

– Как это? – выпучила на меня свои голубые глаза девчонка. Хорошо, что не карие, против голубых глаз я ничего не имел.

– Просто не берите трубку, Инна.

– Я Иоанна, – ощетинился этот рыжий заяц. Кто придумывает своим детям такие имена? До образа, который ассоциировался с Иоанной, этой пигалице как до луны пешком.

Проигнорировав недовольство своей помощницы, я зашел в ванную комнату и плотно прикрыл дверь.

Уволить бы к чертовой бабушке, да тетя Маша не даст. Доставшийся мне по наследству от отца бессменный секретарь. Какие функции она только не выполняла за последние сорок лет, разве что только любовницей моего отца и не была, потому-то и задержалась так надолго.

Уже выйдя из душа и переодевшись, я все же позвонил отцу.

– Сын, так не делается.

Приготовившись слушать, я закинул ноги на чёрный глянцевый стол. Каждый раз, вспоминая о том, что мебель в кабинете выбирал еще мой отец, я испытывал особое моральное удовлетворение от такого нехитрого действия, как положить…хм… в общем, не важно, что и куда я клал…

– Я полдня дозвониться до тебя не могу. Почему ты мне не рассказал, как прошла встреча с Хапримовым?

– Ну-у-у, наверное, потому, что ты отошел от дел, отец.

– Виталий, не хами мне.

– Давай я уже сам разберусь, в конце концов, сколько можно? Ты прикинулся практически трупом, чтобы я бросил все и приехал, и теперь что?

– Виталий!

– Труп-то ожил и пытается отжать свой бизнес обратно, а мне куда деваться, папочка? Меня в армию обратно не возьмут, стар я, папочка.

– Ты издеваешься? Я тебе и так столько времени дал на эти военные глупости, с семнадцати тебя, Вет, не трогал, а сейчас прости, но старческая немощь – она такая, – съязвил отец, и мне даже стало стыдно, лишь самую малость.

Этот старик даст фору любому молодому мужику, но все же четыре года назад напугал он меня знатно. Отец загремел в реанимацию, а мать чуть не сошла с ума, тогда-то мне и пришлось распрощаться со службой, не дослужив до максималки всего ничего.

– Все путем, пап. Хапримовский не лезет в наши разборки с Игнатовым, мы не лезем и не претендуем на участок Судака.

– Ты ему веришь?

– Нет. – В этой жизни даже отцу верить было нельзя, что уж говорить о конкурентах, хоть и не прямых. – Но в любом случае первый ход за ним. Так что, если он не выполнит свое обещание, мы заберем участок Судака себе. Только имущество Судакова нам совсем не встало, но куда деваться.

– Так уверен?

– А то, – усмехнулся и встал из-за стола.

Подошел к панорамным окнам: вся Москва как на ладони, даже жилой комплекс с моей квартирой можно было разглядеть. Съездить, что ли, посмотреть, какого чудо-дизайнера выбрала Мария Львовна, а то очередного английского сноба я просто не переживу.

– Папа, если у тебя все, то я съезжу на квартиру.

– Нет, у меня не все, – жестко проговорил отец, – когда вы с Мирославой уже порадуете нас?

– Никогда, папа. – Я с тоской глянул на грушу.

– Виталий, мне не нравятся такие разговоры.

– А мне не нравятся твои попытки управлять моей жизнью, мне тридцать девять, отец, и я уже большой мальчик.

– Знаешь, по тебе не заметно. Мне седьмой десяток, а у меня до сих пор внуков нет, о правнуках я и вовсе не мечтаю, Виталь.

– Вот только не надо сейчас про Станислава Владимировича, – вспомнил я сразу про давнишнего друга отца и отца Мирославы, у которого лишь она одна была такой же непутевой, как и я. Все остальные отпрыски друга отца давно пристроены, и, если я не ошибаюсь, в наличии у него имелось аж пять правнуков. – Надо было детей больше рожать – все, что могу тебе сказать, отец.

Посмотрел на часы – судя по всему, встреча с дизайнером скоро закончится. Этот факт меня расстроил, сам не понял почему, но мне захотелось успеть.

Быстро распрощавшись с отцом, я поехал к жилому комплексу. Прекрасное место – хоть зелень есть. После стольких лет жизни на таежных заставах мне вид елок был необходим так же, как и воздух. Подмосковный дом у нас был рядом с лесами, но дорога до него отнимала такое драгоценное время, и с каждым днем становилось все неудобнее ехать в такую даль.

Мои двухуровневые апартаменты располагались на последних этажах и начинались сразу же из дверей лифта. И вот створки распахнулись, а у меня случилось чертово дежавю.

Однажды со мной уже такое было: я выходил из помещения, а с другой стороны за дверную ручку держалась рыжая стерва. Женщина с ореховыми глазами, которые прошили все мое нутро одним лишь взглядом.

Сердце сбилось с привычного ритма и, кажется, начало болеть – надеюсь это не сердечный приступ или что-то типа того, все же возраст давал о себе знать. Не хотелось взять сейчас и свалиться к ее ногам, хотя ореховые глаза продолжали искушать. Вика смотрела на меня с испугом, а я жадно впитывал в себя все изменения, которые с ней произошли за эти долгие девять лет. Виктория по-прежнему была похожа на белочку, теперь еще сильнее: с черными волосами – дальневосточная темная белка. Один в один.

Годы не пошли ей во вред, такая же стройная, высокая, ухоженная и красивая. Сколько ей? Должно быть уже за тридцать, чего абсолютно не скажешь. Светло-фиолетовый деловой костюм делал её похожей на девочку. Красивую и безумно притягательную девочку.

Одни глаза чего стоили. У меня опять закололо сердце, и я отвел взгляд от греха подальше. Кашлянул и вышел из лифта. Виктория молчала, а я не смог сдержать ухмылки, когда заметил, каким восторженным взглядом смотрела на нас тетя Маша. Еще одна рыжая стерва на мою голову. Ну ничего, с Марией Павловной я еще разберусь, а сейчас нужно использовать положение на полную катушку.

Предвкушающе растянул губы в улыбке и протянул Виктории руку для приветствия.

Глава 5

Девушка кивнула и вложила в мою ладонь свою, мягкая и такая же холодная, как и чертову тучу времени назад. Мой мозг зашвырнул меня в воспоминания, которые я из года в год пытался забыть и в то же время с удовольствием смаковал каждый раз, когда одиночество ощущалось особенно остро.

* * *

9 лет назад

– У вас однушка? – В удивлении девушка зависла, так и не сняв второй валенок с ноги.

– Да, и ко мне тоже можно на ты, Вика. – Я опустился на колени и, пока она не успела ничего понять, помог ей разуться.

Сжал в ладонях тонкую стопу в шерстяных носках с нарисованными на них новогодними белочками и понял, что влюбился. Вот так, в один момент. В миллисекунду. Стоило только ощутить, насколько холодными были ее ноги, как внутри меня все взорвалось. Захотелось закричать, стянуть носки с белками, так похожими на свою хозяйку, и растирать заледеневшие ноги, пока они не станут теплыми, а потом прижать девушку к своей груди и непременно зарыться носом в ее волшебные волосы цвета красного золота. Мне до одури хотелось узнать, как они пахнут. Мне хотелось вдыхать аромат женщины, которая будила во мне неизведанные первобытные инстинкты.

Прикрыл глаза, пытаясь осадить то, что неожиданно проснулось и набирало обороты с каждой секундой. Потому что нельзя так. Я напугаю Вику, особенно если начну стаскивать с нее носки.

– На тебя похожи, – сипло сказал я.

– Что? – тихо произнесла Вика, и я наконец-то посмотрел на девушку, по прежнему сжимая ее ногу. Куркова обняла себя за плечи и смотрела на меня потерянным взглядом. Будто не видела ничего перед собой.

Я опустил девичью ногу и, встав, помог Вике подняться.

– Белки. Пойдем на кухню.

Белочка присела за барную стойку, а я поставил чайник. Включил телевизор, который висел на стене, потому что тишина, царившая на моей кухне, отдавала замогильным холодом.

– Ты сам ремонт делал? – спросила Вика после нескольких глотков чая.

– Ну не государство же, – усмехнулся я и сел напротив, поставив на стойку вазочку с печенюшками, – это единственное, что у меня есть к чаю. Зато могу предложить бутерброды с ветчиной, колбасой вареной и копченой, и еще у меня есть котлеты.

Вика рассмеялась и покачала головой, а меня волной тепла обдало, стоило только услышать её смех.

– Не жалко? – задумчиво спросила девушка.

– Чуть-чуть. Знаешь, эти котлеты такие вкусные, а завозят их в село всего раз в неделю.

На этот раз девушка засмеялась громче, а когда успокоилась, посмотрела мне в глаза: в ее взгляде больше не было той необъяснимой тоски и опустошенности, там были огонечки.

– Я о ремонте, – улыбнувшись пояснила она, хотя я это и так прекрасно понял, но не попытаться разрядить обстановку просто не мог. – Сколько ты уже здесь живешь?

– Три года, почти.

– Значит, скоро уже переведут.

Я кивнул и пояснил:

– В следующем году в Москву на полгода на учебу, потом звезды и обратно, но, конечно же, не сюда.

– Вот кому-то повезет. – Вика откусила печенюшку и огляделась по сторонам.

Она была права: очередь на мою квартиру пытались забить уже сейчас, хотя до отъезда мне как до луны пешком.

– Согрелась? – спросил сразу же, как она допила чай, и тут же взял в руки ее ладонь. Пальчики были по-прежнему холодными.

Вика смущенно улыбнулась и виновато покачала головой.

– Ну ничего! – Я провел большим пальцем по ее запястью, наслаждаясь бархатом фарфоровой кожи, и нехотя отпустил ладонь девушки.

Поднялся из-за стола и, достав бокалы, налил нам виски.

– Тяжелая артиллерия. Была бы водка, предложил бы ее – говорят помогает согреться, – но увы.

Я картинно вздохнул и, сев опять напротив девушки, приподнял бокал, затем отпил янтарную жидкость.

– Ты действительно больше не поедешь на Ольховскую?

Не сказать, что меня особо волновал этот вопрос. Как там говорится – “муж не стенка – подвинется”, так что за этим дело не стояло. Но мне была интересна Викина реакция, которая не заставила себя ждать. Белочка стала ежиком, насупилась, запыхтела, допила залпом все, что было в бокале, и, поставив передо мной пустую тару, многозначительно на нее посмотрела.

– Нет, даже кошку забирать не буду, потому что она не моя, – пожала плечами девушка и, сложив руки в замок, потянулась.

А я не смог отвести взгляда от ее груди, на которой сейчас натянулся свитер, просвечивая фиолетовое.

Фиолетовое, мать его, белье!

Тут же соскочил со стула и налил нам с ней добавки. Все, на этом и остановимся. Не хотелось бы завтра собирать по крупицам остатки сегодняшнего вечера.

– Спасибо, – задорно улыбнулась моя гостья и опять залпом выпила все, что было.

Сумасшедшая!

Я подумал, она сумасшедшая? Нет, она нездоровая, однозначно.

Рыжее искушение протерло губы и стянуло с себя свитер, вот так запросто. Девушка взялась тонкими пальчиками за шерстяную ткань и в считаные секунды осталась без кофты. На Вике действительно был фиолетовый лифчик, ажурный, из тонкого кружева, через который отчетливо виднелись затвердевшие соски.

Я сглотнул, сделал шаг в сторону девушки, а она завела руки за спину и щелкнула застежкой белья.

– Не делай это, – попытался остановить ее, пока она не отпустила руки и не случилось непоправимое.

Но куда там.

Виктория нагло улыбнулась и избавилась от фиолетовой части своего белья.

Её грудь была идеальной: аккуратная, округлая, с дерзко торчащими розовыми сосками. Белоснежная бархатная кожа и подтянутый натренированный живот, вдоль ребер с правой стороны была татуировка – непонятная вязь то ли из надписей, то ли из цветов, уходящая своим рисунком аккурат под джинсы.

Лишь какое-то время спустя я понял, что как какой-то малолетний придурок пялился на Викторию. Поясницу сводило, а член стоял колом. Ладони горели, а дыхание сбивалось.

Ведьма.

Я с трудом перевел взгляд на телевизор, пытаясь успокоиться и отдышаться. Все же, пройдя практически треклятое испытание на выдержку, отвернулся от девушки и вышел из кухни.

Нет, так дело не пойдет.

У меня месяц не было женщины, и, когда меня вот так вот откровенно провоцировали, сдерживаться было до невозможного трудно.

Зашел в ванную и умылся. Надо представить что-то такое, что может отбить желание напрочь.

Но что?

Когда перед глазами до сих пор стояли Викины соски. Интересно, какие они на вкус?

– Зачем ты сбежал? – тихо шепнула Вика, зайдя следом за мной.

Дура!

Я обернулся, собираясь высказать ей все, что думал о таком идиотском поведении, чтобы к чертовой бабушке отбить желание попусту дразнить меня.

И понял, что не сдержусь. Потому что я был готов кончить, увидев голую женщину, твою мать.

Идеальную голую женщину. Она стояла передо мной абсолютно нагая и переминалась с ноги на ногу, а я, жадно изучая её тело, плавно приближался к ней, наслаждаясь тем, что видел.

Вика сама напросилась. Разве от такого лакомства можно было отказаться?

Я подошел к девушке и дотронулся до татуировки, очертил ее рисунок, спускаясь пальцами вдоль по телу Вики. Белочка вздрогнула, а я не выдержал и, крепко схватив ее за шею, притянул для поцелуя.

Как же охуенно она пахла. Орехами. Лесными орехами, такими же, как и ее бездонные глаза. Ну точно белка. Уже ни о чем не думая, я закинул ноги девушки себе на талию и пошел с ней к кровати. Врезался плечом в дверной косяк, и Вика, оторвавшись от моих губ, рассмеялась и облизала место удара.

Крышу снесло.

Опрокинул свою добычу на кровать и начал осыпать ее тело поцелуями, сдирал с себя одежду и не мог понять, куда и почему я так торопился.

Обвел языком впадинку пупка, затем поспешил к ребрам и приник губами к цветам на ее теле – вблизи было понятно что это множество переплетенных между собой стволов и нераскрывшихся бутонов. Я понятия не имел, что значило это тату, но оно сводило меня с ума. Я проводил языком по каждому завитку и чувствовал, как дрожу. Это было словно наваждение. Ни разу в жизни ни одну женщину я не хотел настолько, что, казалось, сдохну, если не возьму ее, не войду в нее, не наполню своим семенем, чтобы раз и навсегда пометить, застолбить, присвоить.

– Вот так, раздвинь ножки. Умница.

Викина татуировка заходила ей на лобок лишь одним бутоном с фиолетовыми лепестками и шла дальше, к внутренней стороне бедра.

Безумие.

С одного-единственного тягучего, как шоколадная патока, орехового взгляда.

Настоящее помешательство.

Спустившись до самых краев ее тату, я уже собирался попробовать Викторию на вкус, но она начала хныкать и, вцепившись в мои плечи, а затем и волосы, потянула к себе.

Она была как дикая кошка: обнимала меня, впивалась когтями, царапая мои руки и спину, и целовала так, словно чувствовала то же самое, что и я. В ее жалящих поцелуях ощущалась та же адская потребность освобождения, которая причиняла нам обоим боль.

Когда уже не оставалось никаких сил терпеть, я отстранился и, не отрывая взгляда от ее лица, вошел в нее, сразу на всю длину.

Белочка закатила глаза, потом, и вовсе зажмурившись, громко простонала, я почти полностью вышел из нее и опять с силой толкнулся бедрами, возвращаясь в этот узкий рай. Вика распахнула ресницы, посмотрела на меня своим затуманенным ореховым взглядом и, обхватив ладонями мое лицо, потянула еще ближе к себе. Я хотел поцеловать ее, но Вика не далась, провела языком по моим губам, подбородку, шее и, когда я отдался во власть ее порочного язычка, укусила меня больно за плечо.

Я схватил ее за скулы, отрывая от себя, Вика часто дышала и провоцирующе улыбалась. Поняв ее намек, я провел по ее губам большим пальцем и, засунув его ей в рот, начал двигаться.

Сначала пытался сдерживаться, но, когда она, пососав мой палец и прикусив его зубами, начала играться с ним языком, я не смог. Маниакальное желание разрывало меня, а страсть оказалась всепоглощающей. Я превратился в одичавшего зверя, который не видел ничего и никого, кроме своей добычи.

Быстро и мощно двигаясь в ней, я испытывал первобытный кайф, скручивающий внутренности.

– Прости, прости, – хрипло и запинаясь шептал я.

Извиняясь не за резкие и быстрые толчки, а за то, что мог вот-вот кончить.

– Ты такая… Боже, какая же ты сладкая…

Прикусил ее язык и провел по нему своим. Разрядка была уже на подходе, когда Вика впилась в мой зад ногтями.

– Вет, вет, пожалуйста… ох, да, еще чуть-чуть, пожалуйста.

Да, да. Хорошая моя. Еще.

Я ускорился.

– А-а-а-а… – простонала она мне в губы.

И я, крепко сжав стройные бедра, через несколько резких, ощущавшихся до преступного остро толчков кончил в Вику под звуки ее криков. Как же громко и восхитительно она стонала.

Не сдерживаясь.

Она прижималась ко мне, словно стала второй кожей, а я был счастлив. Я был чертовски счастлив.

Как обнюхавшийся валерьянки кот, сжимал в своих объятиях женщину, до сих пор вздрагивая, терся носом о ее золотые волосы и сам себе завидовал.