Текст книги "Обжигающие оковы любви"

Глава 5

Странный, совершенно незнакомый звук буквально силой вырвал меня из объятий сна. Я резко открыла глаза, сбрасывая с себя вуаль ночных грез, и стала вертеть головой, ища глазами источник того, что так бесцеремонно потревожило меня, наполнив комнату чарующей музыкой. Перед тем как лечь в постель, я предусмотрительно погасила все свечи – старая привычка экономить сейчас сыграла со мной дурную шутку. Я села в кровати и принялась озираться по сторонам, не в силах ничего разглядеть. Совсем рядом со мной промелькнуло нечто неведомое, лица коснулся легкий порыв воздуха, похожий на дуновение ветра. Я съежилась и, вцепившись в одеяло, ждала, что будет дальше, но ничего плохого не происходило, а мелодичный звук тем временем продолжал ласкать слух. Усилием воли я все же заставила себя встать и в темноте нащупать огниво. Высеченная искра на мгновение осветила пространство, а вскоре и вся комната наполнилась тусклым светом. Фитиль, обвитый пламенем, колыхнулся на свече, и я бережно прикрыла пламя ладонью.

Мои глаза расширились от удивления, я даже сначала подумала, что все еще нахожусь во власти сна и все, что сейчас вижу, мне просто снится. На камине сидела маленькая канарейка, на ее серебристо-зеленом оперении виднелся узор в виде чешуи, похожей на кожу ящерицы.

До этого момента живую птицу я видела лишь единожды, в раннем детстве. Изможденный сокол упал на крышу нашего замка, один из воинов подобрал его и принес господину. Отец велел ухаживать за ним, но птица вскоре погибла. Конечно, никто не заботился о моем образовании, ведь считалось, что женщинам вредят знания. Но у святого отца, служившего в крепости, было много интересных книг, а некоторые – даже с картинками. Падре был добрым человеком и часто рассказывал детям, росшим в замке, о животных и птицах. Мы с сестрой рассматривали изображения диковинных растений и цветов, слушали завораживающие истории о том, какой красивой была наша страна, пока леди Мэрэа решительно не запретила святому отцу общаться на эту тему с Валэри. Но я все же украдкой научилась читать и иногда приносила интересную книгу в покои сестры, где мы, укрывшись пледом, сидели в обнимку на одном кресле.

Воспоминание о Валэри больно кольнуло в самое сердце, я гадала, отчего же она даже не пришла попрощаться. У меня и в мыслях не было винить сестренку за поведение матери, не может быть, что она с такой легкостью просто решила вычеркнуть меня из своей жизни.

Канарейка пела бесподобно. Я замерла, боясь ее спугнуть, и, затаив дыхание, слушала, как льется звонкая мелодия. Неожиданно птица взмахнула крыльями и взлетела вверх, направившись в сторону двери. Засова не было, а я не догадалась подпереть дверь стулом, так что сквозняк немного приоткрыл створку, в которую и проскользнула канарейка. Я с сожалением вздохнула и поставила подсвечник на стол, но неожиданно чудесная птичка вернулась и укоризненно чирикнула в мою сторону.

– Мне нечем тебя покормить, – развела я руками, даже не надеясь на то, что она меня поймет. Но канарейка, склонив голову набок, посмотрела на меня, а затем важно прошлась по деревянной поверхности и вновь вспорхнула, чуть не задев крылом по лицу. Из коридора послышался все тот же настойчивый звук. Птица больше не пела, она звала меня.

Я нерешительно ступила вперед, но тут же остановилась. Холодный воздух, который сквозняк гнал по моим ногам, забирался под сорочку и неприятно щекотал колени. В голову лезли тревожные мысли, но я тут же сбросила с себя тень недоверия. В сущности, какая разница, ведь я и так прекрасно знала, что, если буду терпеливо сидеть в этих стенах, покрытых плесенью, и ждать очередной причуды короля, добром вся эта ситуация точно не кончится. Сейчас же на моих губах играла тень улыбки, впервые за много недель сердце не сжималось от горя, а душу не жгли страх и отчаяние.

Я натянула платье, но не стала тратить время на шнуровку, лишь накинула на плечи длинную шаль и поспешила в коридор. Канарейка будто терпеливо дожидалась меня – радостно зачирикала и полетела в самый конец коридора, чтобы юркнуть в узкий проход. Щурясь от ярких вспышек факела, пламя которого выжигало тьму, я шла вперед и вскоре оказалась у подножия железной винтовой лестницы с резными ступеньками. Подняв голову, я посмотрела наверх, туда, где мерцало яркое голубое свечение. Схватилась рукой за погнутые перила, но отчего-то медлила. Все еще оставалась возможность вернуться назад и запереться в спальне, но я ею не воспользовалась и стала подниматься. Сердце колотилось в груди, наполняясь азартом и… предвкушением. Преодолев несколько пролетов, я поняла, что оказалась на крыше, вернее, в большом зале, построенном на самом верхнем этаже. Сквозь стеклянный потолок ярко светили звезды.

Сумеречного света было достаточно, чтобы понять, что я нахожусь в подобии сада – все пространство здесь было занято деревьями и цветами. Зеленая листва увивала стены, а в изящных золоченых клетках сидели диковинные птицы. Открыв рот от изумления, я наклонилась над кустарником, усыпанным алыми бутонами, и с благоговением вдохнула сладковатый аромат. Ноздри защекотал приятный запах, заставивший меня счастливо рассмеяться. Уже знакомая птичка опустилась рядом со мной на пол, устланный гладкой мозаикой. Я протянула руку, и она, ничуть не стесняясь, прошествовала на мою ладонь.

Невдалеке послышалось покашливание. Испуганно обернувшись, я рассмотрела пожилого мужчину, почти старика. Его седые длинные волосы были собраны в хвост, а лицо, усыпанное глубокими морщинами, обезображивал глубокий шрам, пролегающий через пустую глазницу на левой стороне.

– Кенара лучше вернуть в клетку. – Незнакомец кивнул на тумбу, на которой красовалась высокая квадратная клетка. Маленькая дверца колыхнулась, призывая свою жительницу вернуться.

Птица внимательно посмотрела на меня своими маленькими черными глазками-бусинами.

– Она не горит желанием сидеть в клетке, – отозвалась я. Пальцы подрагивали, но голос звучал уверенно.

– Так-то оно так, леди, – неожиданно согласился со мной старик, – но эта птица хоть и умная, но очень уж свободолюбивая. А уж если вырвется за пределы замка и улетит на улицу, думаете, долго продержится, прежде чем обморозит крылья и застынет на ледяной пустоши? Стоит час свободы того, чтобы отдать за него жизнь?

Я нехотя кивнула и, подойдя к тумбе, вернула канарейку на место. Она осуждающе защебетала и демонстративно отвернулась.

– Лель с характером, – усмехнулся мужчина.

– Так это мальчик?

– А как же, красавец мой, – почти любовно ответил незнакомец. – Так как, говорите, вас зовут, леди?

– Лорейн, – ответила я. – Но я не сообщала свое имя.

– Первый раз в зимнем саду?

– Да, никогда раньше до этого момента не видела живых цветов.

– Ну так посмотрите, отчего же не полюбоваться, когда есть такая возможность.

Старик проковылял к стене и, ухватившись за большой рычаг, сдвинул его. Послышались щелчки, и своды зала наполнились ярким огнем, разливающимся по круглым сферам, закрепленным в канделябрах. Я только успевала вертеть головой, восторженно открыв рот. Взгляд скользил по буйству красок, разлитых по цветам и всех оттенков зелени.

– Это великолепно! – сообщила я, не в силах совладать с эмоциями.

– Когда-то вся Эллария была цветущей, – со вздохом отозвался старик. – А теперь здесь остался единственный осколок разбитого рая.

– Я не помню ее такой, – покачала я головой. – Но знаю названия некоторых растений из старых книг.

– Поглядите-ка сюда.

Старик, шаркая ногами, пошел вперед, а я, не колеблясь, последовала за ним, чтобы увидеть огражденный россыпью белой гальки цветок. Золотистый бутон, большой и невероятно притягательный, возвышался на кудрявой мелкой листве, а его прозрачные лепестки были будто усыпаны миллионом искрящихся блесток.

– Ох, какая красота, – восхитилась я, протянув к нему руку. Но неожиданный окрик заставил меня остановиться.

– Его нельзя трогать, – заявил старик, – иначе не раскроется. Очень хрупкий и нежный, а цветет лишь раз в несколько лет. По моим подсчетам аккурат через недельку можно будет полюбоваться.

Я мгновенно вжала голову в плечи и оглянулась на редкий цветок, чтобы еще разок на него полюбоваться, но неожиданно нахмурилась. А садовник, кажется, ошибся. Блестящие лепестки прямо на моих глазах дрогнули и стали раскрываться.

– Господь правый! – воскликнул старик. – Видимо, пора мне уходить на покой, все напутал. Вы только гляньте: и азалия, и белоснежные розы зацвели, и это посреди ночи. Ущипните меня, леди, я, вероятно, сплю!

Старик радостно рассмеялся и, схватив жестяную лейку, стал поливать родниковой водой золотой цветок. Я, присев рядом с ним на колени, стала любоваться, как крупные капли воды стекают по прозрачным лепесткам, а сердцевина наливается желтым светом.

– Что это за растение? – спросила шепотом, в душе благодаря небеса за то, что дали возможность полюбоваться на это прекрасное зрелище.

– Я точно не знаю его названия, – признался садовник, – но я назвал его аманэль. В честь страны, из которой привез семена.

Сердце пропустило удар, я вздрогнула и, приоткрыв от изумления пересохшие губы, взглянула на садовника. Тот смутился под моим пристальным взглядом и опустил глаза.

– Да, леди, вы все верно поняли, – кивнул он и, опершись на спинку белой скамьи, уселся на резное деревянное сиденье. – Я участвовал в войне, хотя честной битвой это трудно назвать, скорее разграбление маленькой беззащитной страны. Многие воины тогда везли захваченные драгоценности, а я приехал с покалеченным телом и холщовыми мешочками, наполненными семенами сказочных растений. Эх, видели бы вы те райские сады, плодоносящие деревья и цветы, которые растут на камнях и светятся в ночи, подпитываясь лунным светом! Господь правый, мы совершили жуткое кощунство, разрушив эта красоту.

– Что там случилось, за какой грех нас прокляли? – напрямик спросила я.

Старик вздрогнул, будто от пощечины, его глаза увлажнились, а по изуродованному лицу потекла слеза.

– Не думаю, что вы хотите знать это, леди, – покачал он головой.

– Почему никто не пробовал все исправить? – Я, будто голодный замерзший путник, кинулась к ярко пылающему очагу знаний. Отец отмалчивался, другие же делились неправдоподобными слухами, мало соответствующими действительности.

– Там нечего исправлять, – сухо отозвался садовник.

– Пожалуйста, расскажите все, что знаете.

Дыхание участилось, я замерла, вслушиваясь в каждое слово, произносимое с большим трудом.

– Мне известно очень мало, – вздохнул он. Единственный глаз моргнул, выпуская соленую влагу, а шрам на щеке покраснел. – Это не первая покоренная страна, но единственная, которая смогла остановить многотысячную элларийскую армию. Высокие горы защищали крошечное королевство, солдаты, будто заколдованные, бродили по ущелью целыми днями, выбиваясь из сил. Клянусь вам, госпожа, без магии там не обошлось.

Тогда король принял решение разделить своих людей. Один отряд направили через ущелье, а другой – в обход. Тот, кто так ловко запутывал наши следы, видимо, не смог быть одновременно в двух местах, и вскоре армия добралась до Аманэля, окруженного дремучей чащей. Дикие звери рвали солдат, колючие вьюны будто оживали на глазах, запутываясь в волосах, сухие коряги сами бросались под ноги. Будто сама природа воспротивилась, исторгая нас из чужих земель: кроны деревьев расступались, позволяя дождю излить на наши головы потоки воды, а затем ледяной ветер мучил холодом, проникающим до самых костей. Казалось, что этот ад никогда не кончится, больше трети армии полегло в тех краях, но нас было больше, и когда наконец элларийцы выбрались оттуда и добрались до белокаменной крепостной стены, то обрушили всю ярость своих мечей на жителей Аманэля.

Самой битвы я не видел, ибо пролежал без сознания после схватки с волком, меня спас лишь оборот. А вот многие другие мои товарищи, в которых не было крови оборотней, навсегда остались в том зловещем лесу. Много часов спустя меня нашли, и когда я смог встать на ноги и войти в покоренный город, то ужаснулся: улицы утопали в крови и были переполнены мертвецами, а солдаты с одобрения короля с горящими от алчности глазами разграбляли дома, уничтожая огнем остатки мирного народа.

Старик протянул покрытую мозолями ладонь к белой розе и сорвал бутон, острые шипы впились в грубую кожу, и кровь упала на чистые лепестки, окрашивая их в алый цвет. Он с силой сжал бутон в ладони, безжалостно сминая его.

– Я тоже поддался этой лихорадке, брал и брал без устали, наполняя мешки, срезал редкие растения, переступая через тела молодых девушек, следивших за садом, не обращая внимания на застывшие в вечном сне лица.

– Но почему? Они же не сопротивлялись, зачем нужно было так жестоко поступать? – проговорила я, потрясенная услышанным.

– Король был взбешен тем, что Аманэль играл с ним, лишил части армии, пусть не руками своих воинов, которых практически не было. Город быстро пал под натиском опытных солдат, а когда мы уходили, то оставили за собой лишь руины. Армия, пьяная от богатств и успеха, вернулась домой, и в первый же день, несмотря на разгар лета, начался снегопад. Вскоре Элларию полностью укрыл снежный ковер, а плодородная земля покрылась льдом.

– Нас прокляли, – выдохнула я, ошеломленная подтверждением догадок. – Но кто, как это произошло, вы знаете подробности?

– Нет, – отозвался мужчина. – Только король знал, в этом я уверен. Ведь много позже была предпринята попытка снова вернуться в Аманэль, но на этот раз солдаты даже не смогли найти нужное ущелье, будто невидимая стена навсегда скрыла от посторонних глаз разоренный город.

Мы некоторое время молча просидели в абсолютной тишине, наполненной тихой мелодичной трелью беспокойного Леля. Кенар пел пронзительно, наполняя сердце тоской. Вскоре я попрощалась с разговорчивым садовником и тихо ушла, оставив его наедине со своими воспоминаниями.

Глаза так привыкли к яркому свету в саду, что спускалась я почти на ощупь. Медленно преодолев ступеньки, лишь чудом избежала падения и выбралась в коридор, а затем пошла к своей комнате. Мысли вихрем кружились в моей голове, а воображение в это время рисовало картинки прошлого, оживляя трагичный рассказ старика.

Я растерянно взялась за железную ручку и, распахнув дверь, внезапно вспомнила, что, когда уходила, оставляла зажженные свечи на камине. Сейчас же в спальне царил мрак. Не могло же пламя так быстро прогореть? В нерешительности я застыла на пороге, боясь шагнуть вперед.

Глава 6

Тьма вытесняла воздух из моей груди, обволакивала и, залезая под кожу, рождала страх. Я неосознанно отступила в спасительный свет зажженного канделябра, освещавшего коридор, одновременно стараясь побороть панику. Ну что же ты так напугалась, дуреха? Сквозняк задул свечи, эка невидаль! Неожиданно в чернеющей глубине спальни что-то шевельнулось, и высокая мощная фигура настигла меня, затаскивая в комнату.

С пересохших губ сорвался хриплый крик, а до ушей донесся знакомый шепот Кордана:

– Тише, ты же не хочешь перебудить весь замок? – Горячее дыхание, смешанное с парами алкоголя, кусало обоняние, заставляя морщиться и изворачиваться в попытке освободиться. Но чем больше я прилагала усилий, тем меньше у меня оставалось решимости избавиться от навязанных объятий.

– Отпустите, – взмолилась я, ощущая, как сильные руки поднимают меня, прижимая к стене, настойчивые пальцы забираются под юбку, царапая длинными ногтями кожу.

– Не могу. – Признание прозвучало прямо в мои губы, порывистый голос ворвался в полуоткрытый рот, проникая туда вместе с языком, жадно исследующим мой рот. Я застыла безвольной куклой, чувствуя, как кожа раскаляется от чужих прикосновений. Жгучие плети похоти стянули живот, сжимая до предела и вновь расслабляя напряженный узел.

В последней, отчаянной попытке я сжала зубы на губе Кордана. Железный вкус немного отрезвил, а элур тихо зарычал и отстранился. Я слышала его тяжелое дыхание, каждый громкий вздох и свистящий выдох, но временная передышка была обманом. Он тут же вновь настиг меня и, взяв на руки, уложил на кровать, нависая надо мной хищным коршуном. Я с трудом различала в полумраке очертания лица, лишь зеленые глаза зловеще сверкали, заставляя мою голову вжиматься в подушку.

– Рубиновые волосы, – прошипел король, вынимая длинные шпильки из затянутых в тяжелый узел локонов. – Выкрашены, как у шлюхи.

– Я родилась такой, – отозвалась я. Негодование вытеснило из груди страсть, наполняя сердце обидой.

– Ты произнесла это так, будто гордишься своей грязной кровью.

– Она точно такая же, как ваша, посмотрите в зеркало и увидите на раненой губе алый цвет.

– Дерзишь, девочка, – нараспев протянул Кордан. – Где же твое почтение к королю?

– Я не могу уважать человека, собирающегося изнасиловать меня, – проговорила я, ужасаясь словам, которые могут стоить мне жизни. Интересно, Кордан сейчас убьет меня или после того, как надругается? Впрочем, какая разница, лишь бы поскорее.

Но элур удивил меня. Он грациозно перекатился на другую половину кровати и улегся на мои распущенные волосы. Я замерла, боясь пошевелиться, и только после того, как дыхание Кордана выровнялось, немного успокоилась. Пришлось тихо лежать рядом, даже отодвинуться от него я не могла, лишь с досадой кусала губы, давя рвущиеся из груди всхлипы.

Рассвет за окном встретила одновременно с радостью и паникой, тело затекло от неудобной позы, а в голове был туман от бессонной ночи. Я попыталась встать, но тут же поморщилась от боли. Король все еще спокойно спал на покрывале из моих волос.

Только когда со стороны коридора послышался звук деревянных набоек на грубых башмаках, я решилась задеть ладонью Кордана.

– Вставайте, прошу вас.

Но дверь уже распахнулась, впуская служанку. Уна держала в руках несколько поленьев для камина. Приветливое выражение ее лица сменилось на любопытное, когда взгляд остановился на мужской фигуре, возлежавшей рядом со мной.

– Простите, миледи, я не знала, что вы не одна.

– Ты должна была постучать, – укоризненно промямлила я, испуганно оглядываясь на элура.

– Да, вы правы, – виновато кивнула Уна. Неожиданно ее глаза расширились от ужаса, губы задрожали, она резко склонилась в глубоком поклоне. – Ваше величество, простите великодушно.

Я наконец ощутила легкость. Так, должно быть, чувствует себя зверь, которого выпустили из силков. Кордан сел на постели и смерил гневным взглядом служанку:

– Пошла вон!

Поленья с глухим стуком стали падать на пол. Уна нагнулась и лихорадочно принялась собирать их трясущимися руками, а после этого, попятившись к выходу, скрылась.

Я на всякий случай проворно соскочила с кровати и спряталась за спинку продавленного кресла. Кордан тем временем встал и встряхнул головой. Длинные черные волосы рассыпались по плечам, а несколько прядей прильнуло к лицу, так что ему пришлось откинуть их за спину. Воспаленные красные глаза недобро глянули в мою сторону, а затем он с силой пнул свой сюртук, небрежно брошенный накануне на пол, быстрыми шагами пересек комнату и вышел, громко хлопнув дверью. Я вздрогнула от жалобного скрипа двери, чудом удержавшейся на ржавых петлях, и, почувствовав себя в безопасности, выскользнула из импровизированного укрытия.

Остаток утра прошел в относительном спокойствии. Я неспешно сменила платье на более опрятное и заплела волосы. После чего немного побродила по комнате, с любопытством изучая обстановку при дневном свете, а затем, присев у окна, случайно заснула, уронив голову на узкий подоконник. Разбудил меня стук в дверь. Я встрепенулась, не сразу сообразив, где сейчас нахожусь.

– Леди, дозвольте войти!

Я облегченно вздохнула, услышав голос Уны, которая принесла мне завтрак.

– Простите, что так поздно, – извиняющимся голосом проговорила она, поставив круглый деревянный поднос на небольшой столик.

Я благодарно кивнула и съела холодную, но сладкую кашу с кусочком застывшего сливочного масла.

– Я так виновата, боюсь, как бы его величество не наказал меня, – неожиданно заявила она. – Вы, леди, такая красивая и, вероятно, очень добрая. Не могли бы замолвить за меня словечко? Думаю, сир прислушается к вашей просьбе.

– С чего бы ему меня слушать, – горько усмехнулась я.

– Обычно женщины имеют власть над влюбленными в них мужчинами, – вкрадчиво заявила Уна, забирая пустую чашку.

– Здесь другая ситуация, – сухо отозвалась я, не желая вдаваться в подробности.

Служанка еще несколько раз пыталась задавать наводящие вопросы, но я пресекала все попытки разговорить меня, так что вскоре Уна обиженно замолчала, поняв, что я не расположена к откровенной беседе.

– Хотите, сделаю вам прическу? – предложила она.

– Спасибо, не нужно, я уже уложила волосы.

– Ну, как хотите, миледи. Я очень ловко и быстро умею крутить кудри, сейчас ведь в моде высоко уложенные завитки. – Она бросила недвусмысленный взгляд на мой скромный пучок. – Кстати, если вы уже подкрепились, то нужно поторопиться, вас ожидают.

– Кто? – удивленно воскликнула я, почувствовав неприятный холодок между лопаток. – Отчего же ты раньше не доложила?

– Так вот сейчас говорю, – напустив на себя глуповатый вид, сообщила Уна. – Ее величество королева.

Я потрясенно уставилась на служанку. В глубине ее глаз сквозь веер опущенных редких ресниц красной искрой мелькнуло ехидство. Королева-мать ждет меня? Новость испугала не на шутку, а под ребром неприятно кольнуло. Кто я такая, чтобы меня приглашали в королевские покои? Наверное, до ушей монаршей особы уже дошли слухи о моем недвусмысленном положении при ее сыне.

Уверена, Уна приложила руку к распространению сплетен. Воины из личной охраны господина не стали бы лишний раз распускать язык. В будущем нужно быть еще осторожнее с этой девушкой. Но сейчас ясно одно: встреча с королевой не сулит ничего хорошего, а ведь иного пути нет, нужно попытаться вернуть душевное равновесие и собраться. Тут же захотелось вновь распустить волосы и заплести более красивую прическу, но делать это при служанке я не решилась, дабы не вызвать еще больше насмешек. Лишь достала из сундука свое самое лучшее платье и, надев его, приосанилась, хотя в душе бушевала ледяная буря страха и мучил стыд за мятые складки на юбке. Колени слегка подрагивали от ужаса, зато голос звучал спокойно, хоть и тихо:

– Я готова. Веди!

Следуя за служанкой, я все больше чувствовала, как волна паники накрывает меня. Ладони взмокли, горло пересохло, даже пришлось чуть отстать от Уны и прокашляться. В голове лихорадочно прокручивала основы этикета, ведь я совершенно не знаю, как обращаться к королеве, и имею ли вообще на это право. Но если она ко мне обратится, я же должна буду ответить.

Неожиданно возникла злость на Кордана, который своим сумасбродством обрек меня на позор, ведь именно по его вине я сейчас стою здесь, чуть живая от страха. Острые эмоции придали решимости, нервозность улеглась, позволяя мне вздохнуть полной грудью.

Уна тем временем достигла конца широкого коридора и постучала в дверь. Деревянные створки, украшенные резьбой, изображавшей схватку ягуаров, распахнулись, впуская нас. Служанка низко поклонилась, и я поспешила сделать то же самое, не успев толком осмотреться.

– Леди Лорейн Экервел, – представила меня Уна, чем слегка смутила, ведь официально я не носила фамилии отца, у меня ее вообще не было. Да и леди, по сути, я не являлась. Значит, во дворце не знают таких подробностей. Пока не знают.

Ее величество королева Гормлэйт сидела на изящном позолоченном кресле, обитом тонкой белой кожей, в окружении молодых девушек в ярких легких платьях. Дамы весело переговаривались и смеялись, но при моем появлении резко замолчали. Несколько пар любопытных глаз буквально буравили меня, изучая каждую черточку на лице и складочку на скромном наряде.

Я решилась украдкой взглянуть на нее: статная и удивительно молодая, если учесть, что Кордану еще не было тридцати, а Гормлэйт выглядела его старшей сестрой, но никак не матерью. Видимо, ее выдали замуж, когда та едва достигла брачного возраста. Густые смоляные волосы были собраны в высокую гладкую прическу без всяких завитков, которые так расхваливала Уна, бархатное платье глубокого насыщенного бордового цвета и едва заметные штрихи румян, наложенных на острые скулы, оттеняли бледное лицо. Необычайно яркие черные глаза скользили по мне, впиваясь, изучая, наблюдая за жестами и поведением.

– Дитя мое, добро пожаловать во дворец, – внезапно произнесла королева мелодичным голосом. – Блэир, освободи место для леди Лорейн!

Пухленькая розовощекая брюнетка тут же исполнила приказ, бросив на меня недовольный взгляд. Я робко подошла к предложенному креслу и присела на самый край.

– Спасибо за гостеприимство, – поблагодарила я, но королева перебила меня, не дав договорить:

– Не стоит, это наш долг – заботиться о детях преданных вассалов, – проговорила королева, небрежно махнув ладонью с длинными пальцами, унизанными перстнями, на которых сверкали драгоценные камни.

Я замолчала, не решаясь больше заговорить. Только сейчас заметила, что рядом с королевой на высоком круглом столе лежали образцы ткани.

– Мы тут выбираем материал на свадебное платье леди Нэрии, – проговорила Гормлэйт, кивая красавице, сидевшей по правую руку от нее. – Никак не можем определиться. Может, ты посоветуешь что-нибудь, дитя мое?

Я озадаченно перевела взгляд на Нэрию. Девушка сжала губы так, что пухлые, похожие на лепестки роз уста превратились в тонкую нить. Она натянуто улыбалась, одновременно грубо комкая в ладони нежный белый шифон, оставляя на нем зацепки от ногтей.

– Думаю, советы тут излишни, тем более от незнакомых людей, – отозвалась я. – Но если бы замуж выходила я, то скорее всего предпочла бы вот этот золотистый шелк, похожий на солнечные отблески.

С удовольствием провела кончиками пальцев по роскошному вышитому узору. Нам так не хватает тепла в эти лютые морозы, что любой лучик солнца дарит счастье. Нэрия небрежно, как бы невзначай смахнула понравившийся мне отрез на пол и потянулась за другим. Легкая белоснежная ткань, расшитая крошечными прозрачными кристаллами, напоминающими снежинки, легла поверх остальных, обозначая выбор.

– Ваше величество, думаю, король одобрит любое решение своей невесты, – промурлыкала Нэрия, одарив меня холодным взглядом. – Наша свадьба станет событием года, и я буду самой красивой леди во всех семи королевствах.

– Ты и так самая прекрасная.

Королева снисходительно похлопала будущую невестку по руке, а я только сейчас поняла, что попала на тщательно отрепетированный спектакль. Меня хотели ткнуть носом, показать, кто тут главный. Вот истинная невеста благородных кровей, будущая королева Элларии, а ты жалкая наложница, пусть и временно завладевшая сердцем Кордана.

Его мать умна, очень умна, и от этого еще более опасна, чем переполняемая злобой Нэрия.