Текст книги "Игра Реальностей. Эра и Кайд. Книга 1"

– В смысле, становится шарлатанкой?

– В том-то и дело, что нет.

– Как это – нет?

Во взгляде Дрейка веселый огонек – мол, я же говорил, загадка.

– Начинает по-настоящему помогать людям, приходящим к ней с просьбами. На самом деле. Менять им судьбы, участвовать в ключевых точках поворотных событий, влиять на судьбу. В совершенно прямом, а не переносном смысле.

– Э-э-э…

Я вдруг поняла, что не знаю, что сказать.

– А это разрешено?

– Разрешено, когда человек сам приходит и просит о помощи. Вредить Айрини – не вредит, действует грамотно и умно. Я бы даже сказал осмотрительно. Случайных персонажей не затрагивает, вмешивается по существу, личных границ не переступает, информацию в злом ключе не использует.

– Значит… все хорошо?

– Хорошо. Только странно, не находишь?

– Странно, что человек, переживший потрясение, решает вести другую жизнь? Совсем нет. Мы все после «разрывов» желаем чувствовать себя иначе. А помощь людям – отличный, отвлекающий от собственных проблем, фактор.

– Согласен, вот только чтобы оказывать такую «помощь», нужно вдруг начать обладать удивительными способностями.

– Может она ими обладала и раньше?

– Нет. Здесь я проверил. Той ночью Айрини ушла на прогулку, имея один фон сознания, а вернулась с совершенно другим. Как подменили. Тело ее осталось прежним, сомнений нет, а ум совершил воистину квантовый скачок.

– Так разве не случается в результате потрясений? Ты же сам когда-то рассчитывал на подобное потрясение и схожий результат в случае с Дэллом (*речь о событиях, описываемых в романе Дэлл2: Меган).

– Верно. Но уровень душевных страданий Айрини не был достаточным для квантового скачка. Для мрачных мыслей о суициде – да. Но она вернулась живой. Посидела на берегу, даже полежала на пляже под звездами. А в квартиру вернулась «ясновидящей». Не знаю, какое слово подобрать, чтобы тебе стало понятно.

Мне в целом стало понятно.

– То есть настолько изменилась?

– Именно.

Странно. И чтоб нам всем так под звездами «полежать», чтобы потом судьбу уметь кроить, как юбку-солнце.

И тишина. Мой возлюбленный рассматривал меня задумчивым взглядом – не то любовался, не то ожидал какой-нибудь умной фразы.

– Почему ты до сих пор не привез ее в Реактор и не допросил? Насколько я знаю, любые проблемы ты решаешь очень быстро. И допрашивать умеешь.

– Я много чего умею, – Дрейк снова улыбался, губами и глазами, сводя мои ощущения с пристойных на непристойные. – Только ведь не каждая проблема требует грубого вмешательства. Когда ты видишь необычный объект, которому удивляешься, ты ведь не торопишься препарировать, чтобы понять, как он устроен?

Вроде бы так. И все же не «по-Дрейковски».

– Чтобы Начальник мира сего выжидал?

– Но она ведь ничего не нарушает. Лишь приковывает к себе мое внимание и любопытство. Когда нет дел поважнее. К тому же, когда осознаешь, что в твоем распоряжении Вечность, перестаешь торопиться.

«А загадок, которые я не могу разгадать сразу, не так уж и много».

Хитрый лис. А каким ему быть, человеку, который живет очень давно? С годами действительно начинаешь уметь наслаждаться не только очевидным: вкусом свежеприготовленной еды, морским воздухом, теплым одеялом и стуком дождя за окном. С годами приходит умение находить удовольствие в чем бы то ни было, если оно тебя не раздражает. И даже если так – еще одна любопытная задача, к решению которой стоит подойти с удовольствием. Я любила его и за это тоже – за то, что он ушел от обычных людей на расстояние нескольких галактик. И за то, что имела возможность идти за теплой протянутой рукой по звездной дороге, постигая мудрость.

– Значит, будешь наблюдать и дальше?

– Хм. Скажем теперь, когда ты пришла, я «нанаблюдался».

– Тогда что дальше? И почему когда «пришла я»?

– Потому что есть у меня одна идейка.

Из немой тишины кабинета можно было согнуть вопросительный знак – настолько она пропиталась моим любопытством.

– Хочу, чтобы ты с ней познакомилась.

– С Айрини?

– Да.

– Для чего?

– Присмотрелась к ней, а после поделилась со мной своими мыслями и ощущениями. Твоя чувствительность – это больше, чем приборы. И куда интереснее.

«Гораздо!»

Он один умеет так говорить, чтобы просматривался двойной контекст?

– Хочешь, чтобы я записалась к ней на прием в «Счастливую судьбу» и попросила перекроить мою и без того прекрасную жизнь? Только навряд ли посредством такой встречи я много узнаю о хозяйке. Она предпочтет говорить о моих проблемах, а не о своих, если они у нее есть.

– Они есть у всех. Но ход мыслей правильный.

– Тогда как? Чтобы сблизиться, мне придется стать постоянным клиентом и начать выдумывать несуществующие препятствия, которые необходимо решать.

– И она моментально тебя раскусит. Даже если я поставлю защиту. И тем более, если я поставлю.

– Значит…

– Знаешь, что мне нравится в тебе, Ди?

– Что?

– Что ты живешь не так долго, но мыслишь как я.

Это увесистый комплимент. Но еще приятнее нежность в умных серо-голубых глазах – ей вообще никогда не налюбуюсь.

– Поэтому придется поступить иначе, – подытожил Дрейк, – я запишу тебя на первый курс «Школы Управления Жизнью», куда два раза в неделю на лекции ходит наша загадочная «парикмахерша».

– Ух ты! Есть такая школа? Здорово! Может после пары лет обучения мое сознание тоже совершит квантовый скачок?

– Оно совершает его в моей компании каждый день.

Он сейчас о взаимодействии с его невидимым фоном? Или о близком контакте наших физических тел ночью? Только лучше не отвлекать, чтобы не съехать с темы.

А Дрейк Дамиен-Ферно нагл, как демон, заключивший лучшую сделку жизни. Ему бесконечно сильно нравится, что я отлично чувствую подтекст, что наслаждаюсь им, замираю, даже смущаюсь. Что это колышет тонкие, невидимые, но очень чувственные нити.

– Я вообще-то не о том…

И палец, потерший нижнюю губу, сделался вконец уж сексуальным жестом. Намеренно. Создатель, с ним так легко съехать с катушек, особенно если поддаться и залипнуть во взгляде с прищуром.

– Я о том, что вдруг эта Школа станет для меня прорывом?

– Кажется, я даю кому-то мало лекций? Хочешь, утроим?

Легкая ревность? Скорее, рябь пространства «под ревность» для усиления телесных вкусовых ощущений.

Ну уж нет, своего «лектора» я не променяю ни на какого другого.

– Хочешь, я тебе скажу, что случится с тобой после восьми лет обучения в этой школе?

– Восьми?

– Да. Столько они обучают до выдачи диплома.

«Даже диплом имеется! Мастер по связи с Реальностью?»

– Что случится?

– Ты придешь ко мне и скажешь: «Зачем я только тратила все это время на то, чтобы понять одну-единственную простую вещь – живи и радуйся!»

– Так и скажу?

А ведь он, скорее всего, даже не шутил. Успел заглянуть одним из лучей внимания туда, где я отходила-таки все восемь лет в эту школу, а после пришла к нему с выводом. В одной из параллельных нашей ветке развития.

– Так и скажешь.

– Тогда лучше утроим наши…

«Лекции?» – спросила глазами. И получился такой же взгляд-ответ: «Или не лекции…»

Мы улыбались.

После Дрейк отнял костяшки пальцев от губ и сложил руки на животе.

– Тогда через час тебе будет обеспечен пропуск в ШУЖ, учителя ни о чем не спросят. Притворишься студенткой-первокурсницей, поздно записавшейся на лекции. Такое у них случается. А дальше дело техники – попытаешься сблизиться с Айрини.

– Но если она читает сознание?

– Насколько я понял, не читает без необходимости. Только в случае самозащиты или если поступает просьба о помощи.

– И все-таки…

– Ну, расколет она тебя, и что с того? Все равно успеешь сложить о ней свое мнение.

– Договорились.

Посетить странную школу мне было скорее интересно, чем нет.

– А как я узнаю, по каким дням она ходит?

– Мак тебе в помощь. Брось ему фото.

Круто. Чейзер временно станет наблюдателем. Не хотела бы я иметь на себе такое «Око Саурона».

Прежде чем оставить Начальника наедине с его прямыми обязанностями, то есть работой, я уточнила.

– Ты не считаешь ее опасной?

– Если бы считал, уже изолировал бы.

– Тогда что…

«Что ты недоговорил мне?»

А ощущение недосказанного присутствовало.

– Зачем хочешь нас познакомить?

И этот редкий момент, когда стоящий напротив человек вновь всмотрелся туда, где лежал миллион пересекающихся цепочек, состоящих из событий, случайностей, встреч и столкновений. Каждая со своими последствиями.

– Знаешь, – произнес негромко, – у меня срабатывает интуиция, что на Комиссию у Айрини будет очень плохая реакция. Сложно сказать, почему. Возможно, ее прежний опыт. А на тебя нейтральная.

И добавил то, чего я не ожидала.

– Думаю, ей нужна помощь.

– Помощь? Тогда это точно лучше к тебе.

– Нет. Специалист по прекрасному и доброму сердцу у нас ты, а не я.

«И ты тоже». Для меня точно.

А он читал по глазам. Гораздо лучше, чем любая «Айрини».

– Люблю тебя.

Сказала я его взгляду, лицу и сердцу. Не потому, что он не знал, а потому что очень хотелось сказать. А ответом мне явилась такая ласковая мощная волна обожания, что я почувствовала себя наркоманом, вдарившим дозу любимого порошка.

– Буду ждать студенческий билет.

И отправилась прочь из кабинета. Дразнить и сбивать с пути истинного счастливой физиономией холостых жителей Реактора.

*****

Айрини.

(Worakls – Detached Motion)

– Как это ты хочешь уйти? От меня?

– От тебя.

Эти слова Рози – моя недавняя рыжеволосая клиентка – выдавила из себя кое-как, шепотом. А перед ней ее муж – человек по моим ощущениям страшный. Нет, внешне вполне обычный, даже примитивный: ростом не выше ста семидесяти, в растянутой майке, шортах, с босыми ногами. Волосы темные, лицо землистое, белки глаз красные – пил накануне. Может поэтому Рози решилась на разговор не в обед, как планировала, а раньше. Набрала мой телефон уже в одиннадцать – я едва успела позавтракать и выпроводить Дамиру.

– Начинайте через пять минут, – посоветовала я ей и быстро поднялась к себе в спальню. Улеглась поудобнее, расслабилась, полностью расфокусировалась. А после отыскала лучом внимания Рози, которая, оказывается, уже начала. Чуть-чуть рановато, без меня. И теперь боялась стоящего напротив человека так сильно, что слабела ногами. Непорядок.

«А ну, подвинься…»

Я оттеснила ее мягко, незаметно. Как всегда, первым делом совершила глубокий вдох-выдох, наклонила голову, растянула шею, размяла плечи.

«Ну и спрессованный же у тебя позвоночник, мадам…»

Пока я растягивала спину, чтобы улучшить циркуляцию крови в теле, давно не помнящим гимнастику, но знающем много сладостей и лишних тринадцать килограмм, мужчина осознал сказанное. И начал закипать, как чумазый неуправляемый котел.

– Че удумала, а? – он вел себя как хозяин положения, как настоящий тиран, и настолько вжился в эту роль, что принялся думать, что стоящая перед ним женщина – раб.

– Может запереть тебя за замок? Голодом несколько суток? К батарее приковать?

У него ощутимо чесались кулаки. М-да, при такой жизни не то что к сладостям пристрастишься, но и к коньячку на кокаине.

Рози внутри собственной головы пискнула и забилась в «трюм».

«Не пугайся, все решим!»

Пока Шархан (а звали моего нового знакомого – неприятного землистого брюнета годов пятидесяти – именно так) строил самую злую из своих рож, хмурил брови и наливался яростью, я спокойно закончила зарядку. Непринужденно бросила ему:

– Себя прикуй.

И отправилась собирать вещи.

Прошла в спальню, вытащила из шкафа чемодан, стала не особенно аккуратно стягивать с плечиков блузки и платья и кидать в него.

Шархан озверел. И опупел. Рози никогда не говорила с ним в таком тоне. И никогда не занималась своими делами во время нравоучений и лекций.

– С дуба рухнула? А если сейчас по морде?

Смешно, да.

Рози мысленно зажмурилась и накрыла голову руками, как при близкой бомбардировке. Вероятно, уже получала по ребрам и не только. Я же совершенно не боялась по той простой причине, что, когда я чувствую себя сильной, все танцуют под мою дудку. А я всегда сильная. Реальность кроит тот, кто верит, и Шархан, увы, при таком раскладе, как бы ни хорохорился, а вреда причинить не может. Да и с каждой секундой все сильнее ощущает, что ситуация уплывает из-под его контроля. Точнее, уже уплыла. Вовремя же рыжая ко мне обратилась…

– Рози!

Ой, сколько гнева от того, что она не смотрит на него, когда он с ней говорит. Ну, просто уделаться.

– М-м-м? – я муркнула это так задумчиво, будто расслабленно выбирала лак для ногтей, а не стояла рядом с «котлом».

– Ты в себе?!

Зачем же так орать.

А у моей клиентки обширный гардероб – все в недра чемодана поместилось кое-как. Верхнюю одежду в виде пуховиков и пальто пришлось оставить. Обувь взять только ту, что у порога.

– Да кому ты нужна?!

Шархан слабел. Понимал, что от крика – толку ноль, а новая Рози даже бровью не ведет, будто стала прозрачной и невидимой для его словесных ударов.

Но я все же ответила.

– Себе, дорогой.

– Ты нашла кого-то? Ты, шлюха, уже спала с кем-то?

Не знала, что чье-то лицо способно так краснеть, почти бордоветь. Забавный диалог.

– Еще нет, но обязательно найду достойную кандидатуру.

Наверное, она никогда с ним так не разговаривала. Совсем. Потому что ее сожитель вдруг начал понимать (на самом деле понимать!) – женщина уплывает. И не удержать ни криками, ни угрозами, ни красным лицом.

Настоящая же хозяйка, сдвинутая в собственной голове в сторону, вдруг начала чувствовать отголоски триумфа – она никогда не позволяла себе храбрости, но всегда мечтала о ней. Чтобы честно, наотмашь, чтобы вот так. Себе, а не кому-то на пользу. Потому что всю жизнь, как расслоенный на мелкие потоки ручеек, ощущала себя слабой, старающейся угодить другим. А тут – себе. И потому вдруг сделалась, как полноводная река, как ужасающей силы поток – на этот раз целый. Точнее, пока потоком была я, но Рози жадно запоминала и училась. Ей хотелось уметь так же.

– Ты что… Ты что? – заверещал вдруг брюнет совсем другим голосом (и куда только делись угрозы?) – Давай поговорим, обсудим…

Раньше он на компромиссы не шел, и его злость моментально выливалась в кулачный бой против неравной по силам жены.

– Хватит, наобсуждалась.

Закончив с осмотром комнаты, а после сознания рыжеволосой клиентки, я откатила чемодан в прихожую и уверенно направилась на кухню. Поднялась на стул, дотянулась до вазы, в которой хранилась денежная заначка.

– Видишь? – помотала перед противной рожей тугой пачкой свернутых купюр. – Тебе на подарок копила.

Точнее на «взятку», чтобы хоть сколько-то не распускал руки, придобрел. Но этого бы не произошло – она знала это тоже.

– А теперь уже не тебе.

И, оставив Шархана в недоумении, смешанном с обреченным потухнуть гневом, вернулась в коридор. Принялась обуваться. Клиентка по соседству со мной ликовала – она уходила, ей давали проход. И, кажется, ей было все равно, что в шкафу еще осталась одежда, а денег на новую жизнь не очень много. Она становилась свободной прямо сейчас. Дверь близко, а Шархан далеко, уже не дотянется.

– Рози, Рози, – будто опомнился человек в майке, – ты на самом деле меня оставляешь? А есть я как?… А жить?

– Как хочешь.

Во мне не нашлось ни сочувствия, ни сострадания. Оттого фразы выходили жесткими, как удары плетью.

– Найдешь другую дуру. Но бить уже не посмеешь, понял? А то напишу заяву в Комиссию – я выяснила их адрес…

Я несла полный бред. Но очень точный, прицельный. Слабые люди очень боятся возмездия, а уж пресловутую Комиссию здесь страшились все от мала до велика. И плевать, что на самом деле никто не знает их адреса (имелась у меня мысль о том, что их офис просто находится на другой частоте восприятия, и те, кому он не нужен, попросту не видят его). Но Шархан осекся, побледнел. И стало ясно, что «другую» он не посмеет найти еще долго.

– Прощай, придурок. И не звони, терпеть тебя не могу.

Это я от себя. Чтобы даже не пытался.

А Рози было на него наплевать – она чувствовала запах близкой свободы. Улицы, дороги под ее собственными ногами, где только она и никто больше выбирает путь; предстоящий вечер, когда не нужно готовить опостылевший ужин. Не бояться, что он вдруг не понравится, не прятаться в своей комнатушке, гадая, а не напьется ли сегодня? Не ждать, что утром снова унизят по поводу манер и внешности. Дальше только она сама станет решать, чего хочет и чего достойна – остался только шаг…

И я его сделала.

Захлопнула дверь дома, откуда она так долго не решалась уйти из-за страха. После отправила ей не мысль, но четкое ощущение: «Мы боимся не людей и их поступков. Мы боимся бояться, пойми разницу. Боимся собственного страха. Если поймешь, перестанешь быть слабой». Она уловила, хоть и пребывала в эйфории – «ушла, ушла, ушла!»

Эту радость мы ощущали вместе. Мужчина не должен обижать женщину, иначе это не мужчина, а перегной.

Прежде чем покинуть чужое тело и жизнь, я довела его до ближайшей остановки. Не стала дожидаться автобуса, махнула рукой таксисту. И быстро перебрала в не своей памяти адреса незнакомых мне подруг. Вот одна – Жанина – она сразу поддержит. Не будет сюсюкать, а заявит: «Правильно сделала!», скажет «Назад дороги нет!» – то, что нужно. К ней и направила таксиста. А рыжеволосой, как отчалившей от берега в океан бригантине, пожелала счастливого плавания.

И проснулась у себя, ощущая, как снова занемели над головой руки. Черт, когда я уже приучусь, что нельзя уходить в астрал с закинутыми вверх руками? Когда-нибудь они в совершенно ненужный момент вытянут меня обратно.

Все, дело сделано. Внутри своя и чужая радость, надежда на светлое будущее и желание любить. По-настоящему. Хорошего мужчину – страстно, на полную, до самого дна. Чтобы ты для него – Богиня, чтобы он для тебя солнце, с которого не можешь свести глаз.

«Интересно, это ее желание или мое?»

И не смогла отличить. Видимо, наше общее.

*****

Вероятно, мой дальнейший день мог пойти тысячью разных дорог, но на моей блузке оторвалась пуговица. Не настолько, чтобы отвалиться, но достаточно, чтобы повиснуть «на сопле».

Не дело.

Пришлось рыться в ящиках. Потому что я, редко пользующаяся швейными принадлежностями, не помнила, где они лежат. Может в тумбе? Нет. В комоде? Тут чужие майки, трусы, бюстгальтера…

Да, я до сих пор не выкинула «ее» вещи. Понимала, что настоящей Айрини давно нет, и все равно казалось кощунственным просто взять и вынести все в ближайший мусорный бак. И потому я, часто преследуемая ощущением, что временно живу не то в гостинице, не то у уехавшей подруги, просто выкроила себе столько пространства, сколько мне требовалось. А требовалось немного: один ящик для нижнего белья, несколько плечиков под водолазки и блузы, чуток пространства под джинсы, а также место в ванной для гигиенических принадлежностей. Думаю, вернись живая и здоровая Айрини домой, она заметила бы не так уж много изменений, разве что кабинет – бывший зал для клиентов. Но тут иначе никак.

Швейные принадлежности я отыскала всего за какие-то десять минут, и, в процессе работы «ищейкой», успела вдоволь пропитаться ароматами и ощущениями прошлой жизни мисс Донатти. Наткнуться на ее духи, влезть в шкатулку с бижутерией, даже отыскать заначку, всунутую между конвертами с «важными» документами – счетами на оплату, приглашениями и корешками от «погашенных» авиабилетов.

А с нитками нашла и еще кое-что. Фото.

Где хозяйка этого дома обнимает незнакомого парня, и так счастливо улыбается, как, наверное, никогда, будучи в ее теле, не улыбалась я сама. Лучистыми стали ореховые глаза, притягательной улыбка, перестал тянуть на себя внимание даже несколько несуразный и чуть вздернутый кверху нос. Айрини не была красавицей. Слишком узкое лицо, слишком круглые глаза, немного неверный прикус. Не уродина, просто достаточно симпатичная, если верно наложить макияж, девушка. Не более.

Но это фото делало ее другой – безмятежной. Полностью погруженной во вдохновляющую жизнь, в бесконечно радостные эмоции, в любовь.

Парень на снимке улыбался тоже. Чуть более скованно, чем его спутница. А в глазах – глубоко внутри – настороженность. Она любила его, но не он ее.

Айрини не замечала.

Собственно, а замечала ли я сама вранье Рори? Нет. Была точно такой же, отдающей себя целиком. Зачем думать о плохом, когда на уши совершенно искренне (так мне казалось) шепчут ласковые слова? Когда обнимают тепло и от души, когда клянутся, что жить без тебя не могут. И тогда ты не видишь человека – ты видишь собственное счастье. Ты задыхаешься им, ты паришь слишком высоко, ты пропитан и одурманен лучами, идущими из сердца.

В такой момент человека легко одурачить.

И одурачиться, увы, тоже.

Для Айрини, которая незадолго до своей кончины убрала это фото «с глаз долой», ее любовь стоила жизни.

Мне моя тоже.

Стало тяжело, муторно. Забылась болтающаяся на честном слове пуговица, перехотелось ее пришивать. Вдруг стало ясно, что я совсем не хочу сейчас быть одна и в четырех стенах. Я, конечно, попытаюсь не думать, не вспоминать, но меня снесет. И потому нужно наружу, хоть куда, главное – в общество…

С мрачным выражением наркомана, которого сейчас начнет ломать, я принялась одеваться – куда, куда? Просто гулять по улице? Не слишком отвлекает. Мне бы сейчас…

И тут поняла – лекции. Сегодня в Школе Управления Жизнью как раз будут читать две бесполезные, но способные отвлечь внимание лекции. И я, судя по часам, как раз на них успеваю.

*****

(Jennifer Thomas – Carol of the Bells)

– Одна из самых важных мыслей, которую должен принять человек, желающий стать Творцом своей жизни – «я за все несу ответственность». За все – это за все. За погоду, за систему организации мира, в котором живу, за действия незнакомых мне людей. Каждая проекция – зеркало, это не более и не менее – индикатор ваших установок. Ясно?

Конечно, студентам не было ясно. Кто готов допустить, что накричавшая в магазине кассирша – твой собственный выбор? А проползшая под ногами гусеница? Нет, она «случайно ползла». Случайностей нет совсем. Далеко не глупый преподаватель в этом был прав, но для четырнадцати студентов (не считая меня), посещавших первый курс, подобная теория казалась полной ахинеей. Вчерашняя непогода – выбор? А спившийся друг? Ссора за стенкой? Количество трещин на асфальте?

Да, выбор. Только все гораздо сложнее, «многоуровнее», нежели можно объяснить человеческими словами.

Сегодняшняя тема, что удивительно, оказалась вполне интересной, но по-настоящему меня занимало другое. Тревожило, очень сильно беспокоило, дергало внутренний звонок – пятнадцатая студентка. Новенькая.

Что может быть необычного в обычной, казалось бы, девчонке? Да, приятной внешне. Да, аккуратно и со вкусом одетой. Да, сидящей тихо, внимающей преподавателю.

Для меня – все. И, в первую очередь, моя напрягшаяся до предела интуиция, твердящая, что «она пришла за мной». По мою душу.

«Откуда это взялось?»

Лекция перестала для меня существовать; недавние мысли о Рори вылетели из головы. Новенькая просто сидела. Просто писала. Даже не смотрела в мою сторону, но я не отлипала от ее головы взглядом.

«Она здесь не просто так…»

И она слишком хороша для этой школы. В прямом смысле – она давно переросла ее. Как и я. Русоволосая незнакомка, имени которой я не знала, была из тех редких людей, которых я называю «целыми». Не разбитой на ручейки, как сознание той же Рози, но бурным мощным потоком личности, которая уже обрела себя и свой путь.

– Мистер Дикенсон, не можете же вы утверждать, что я выбираю даже товар, который начнут продавать в магазине на следующей неделе?

– Выбираете.

– Но я о нем даже ничего не знаю.

– В вашей голове существует несколько тысяч шаблонов, которые формируют структуру пространства будущего на автомате, за вас. Например, вера в то, что качество вещей стало ухудшаться, все больше на рынке подделок, что люди давно предпочитают деньги человечности. Знакомо?

– Но…

Дискутировали с азартом и удовольствием вихрастый Дилан и стоящий за постаментом лектор.

– А это уже прямое указание на то, что продукты, которые вы увидите в магазине на следующей неделе, вновь вызовут у вас волну негодования. А вот у вашей соседки, мисс Летиции, иные убеждения – она умеет фокусироваться на правильном…

Если бы ни новенькая, я бы наслаждалась – тема хорошая.

Но сейчас все струны моей внутренней сущности, вторя об опасности, дребезжали невпопад – огромная редкость. И впервые случившаяся в Нордейле.

Мены не имеют права подселяться просто так – беспричинно или ради удовольствия. Только в целях самозащиты, для помощи просящим либо миру. В моем случае, как я решила, действовал первый вариант – самозащита. И потому не столько подселилась в сознание незнакомки, сколько прощупала его исключительно на наличие угрожающего мне намерения.

И не нашла такового. Мирный ум, расслабленные эмоции, спокойное течение процессов внутри. Ни намека на угрозу.

«Где ошибка?»

Просторная аудитория, полутемная и почти сплошь деревянная – деревянный пол, деревянные скамьи и столы, деревянная сцена – сейчас казалась мне зловещей, как переполненный оперный зал, в котором смешался с толпой террорист-смертник. И вроде бы еще ничего не случилось – веселые диалоги, неверие, смешки, река вопросов, но в лекционном зале для меня нас осталось двое – я и она.

Я прощупала общий фон новенькой еще раз. Затем еще… Угрозы нет. Направленного в мою сторону внимания тоже.

– А что значит «проекция», мистер Дикенсон?

– Проекция – это вы сами, воплотившиеся для собственной игры в предмет или другого человека. В свое зеркало.

– И из проекций состоит весь мир?

– Все миры.

– Что значит, все миры?

– То и значит. Думаете, мы все сейчас находимся в одной и той же аудитории? Увы, должен вас разочаровать. Или вдохновить. Количество аудиторий, которые выглядят для нас одинаково, равно количеству присутствующих в зале человек. Но ради удовольствия общения, реальность выглядит единой, хоть и излучается из каждого из вас самостоятельно.

Кто-то присвистнул:

– Быть такого не может!

Может – отметила я на автомате. И есть. Вот только всю сказанную информацию можно ощутить глубинными сенсорами, но нельзя описать текстом любого языка. Глосс не хватит.

– То есть, наша с Бобом скамейка – не наша? А у него своя, у меня своя?

– Точно так. И кружка, которую вы делите на вашей кухне с вашей девушкой, тоже у каждого своя.

– И унитаз в общаге? – хохмился невысокий брюнет с дальнего ряда. – Чего я тогда боюсь глистов подцепить, если у каждого свой?

– Глистов вы подцепите, просто потому, что боитесь. Создадите. Переместите сюда оттуда, где они у вас уже есть.

– Боже мой! Мистер Дикенсон, срочно научите меня менять автоматические шаблоны! Я боюсь!

Шутника звали Райли. И он жить не мог без того, чтобы не выскочить с репликой, не развеселить сокурсников, не окунуться хотя бы раз в полчаса в пучину всеобщего внимания.

Дикенсон – аккуратный мужчина с короткой бородой, в очках и с модельной стрижкой – ухмылялся; соседние со мной девчонки хихикали. Новенькая повернулась и улыбнулась вместе со всеми.

Меня начало отпускать.

*****

Бернарда.

(Malou Prytz – Left amp; Right)

– Новенькая?

– Ага.

– А чего не с начала года?

Мне не верилось – Айрини меня раскусила. Иначе зачем бы сама подошла на перемене в коридоре, куда мы вышли размять ноги.

«Или случайность?»

Она худая, вытянутая, в темных джинсах и бесформенной кофте. Здесь, где из высоких окон лился яркий дневной свет, она выглядела не то, чтобы неопрятной, но той, кому собственная внешность не особенно важна. А вот глаза цепкие, умные.

«С двойным дном, будто за одной перегородкой есть еще одна, другая. А оттуда смотрит некто настоящий» – странное ощущение.

– Просто недавно узнала про эту школу. Вот, решила попробовать…

– Любопытство, значит?

– Оно самое.

Я старательно сохраняла внутри безмятежность «Дрейка» – так я называла это состояние. Оно ощущается, как «Все всегда хорошо. Если возникают задачи, все они решаемые. Даже если решая их, рухнет мир, можно выстроить еще один, и еще. Время бесконечно, в запасе вечность…»

Мой ненаглядный умел находиться в этом состоянии постоянно – оно помогало ему абстрагироваться, я же усилием воли распараллелила себя, чтобы не выдать истинных чувств – беспокойства, возбуждения, излишнего внимания. Снаружи – эдакая мирная беспечная Бернарда, а в бункере – настороженный наблюдатель. И почему-то казалось, что Айрини смотрит прямо в бункер. Или же пытается его отыскать под моим напускным спокойствием.

«Вот это я понимаю, интуиция!»

Чтобы не молчать, я посмотрела на тонкую тетрадь, которую она держала в руках.

– Я пропустила много интересного?

– Не особенно.

И вновь наши изучающие друг друга взгляды – как много правды и искренних намерений она понимает?

– Переписать предыдущие лекции дашь?

– Я их не пишу.

– Почему?

– Потому что, если то, что объясняет лектор, не заходит сразу, то перечитывать слова бесполезно.

– Может однажды зайдет?

– Чему зайти, то зайдет из любого источника, не обязательно из тетради. Ты ведь знаешь.

«Какое многозначительное „ты ведь знаешь…“»

– Я – Айрини.

Она протянула мне узкую руку – прохладную, со «слепленными» пальцами.

Специально не стала говорить «Бернарда». Много вопросов – много лишней информации. Просто пожала чужую ладонь.

– Дина.

А после вопрос в лоб:

– Зачем ты здесь, Дина?

И стало ясно – она понимает. Все или почти все. Снова врать, что из любопытства? Но Айрини пояснила сама.

– Ты ведь давно переросла эту школу.

– Ты тоже.

И мой ответ, сказанный посреди гулкого коридора, посреди солнечного дня с золотыми за окном деревьями, дал нам понять, что мы «наравне». Эдакие два шпиона, пытающиеся выведать больше, чем готовы выдать. А ва-банк, оказывается, играть не всегда приятно. Все-таки я надеялась подольше побыть в ее глазах просто «новенькой студенткой».

Или я преувеличила ее проницательность? Слова – просто слова?

Наш диалог прервался, потому что выглянул лектор:

– Продолжим?

Народ стекался обратно в аудиторию, как вода в водосток – из широкого потока делался узким. Входили по одному.

– Хочешь сесть со мной?

Я замялась. Что если чем ближе контакт, тем лучше она «читает»?

– Может в следующий раз.

Надо собраться с мыслями, вновь стабилизировать если не безмятежность, то хотя бы ровные эмоции. Не ожидала, что она попытается взять быка за рога, не ожидала. Но где наша не пропадала? Как говорится, «поживи-ка ты с мое с Дрейком», а там поговорим. И улыбнулась.

«Что бы ни случилось, он прав. Все – игра…»

А лекции мне нравились – про дуальность мира и процессов, про зависимости, про ложное восприятие себя и окружающих… Дрейк, конечно, рассказывал лучше и интереснее, а, главное, всегда затрагивал нужные именно для меня в конкретный момент времени темы, но в ШУЖ тоже преподавали не дураки. И расплывалось внутри мягкое восхищение от того, что многим, оказывается, интересно познание мира. Это классно…