Текст книги "Монстры, химеры и пришельцы в искусстве Средневековья"

Глава 1
Фантастические твари: инструкция по применению

«…Для чего же в монастырях, перед взорами читающих братьев, эта смехотворная диковинность, эти странно-безобразные образы, эти образы безобразного? К чему тут грязные обезьяны? К чему дикие львы? К чему чудовищные кентавры? К чему полулюди? К чему пятнистые тигры? К чему воины в поединке разящие? К чему охотники трубящие? Здесь под одной головой видишь много тел, там, наоборот, на одном теле – много голов. Здесь, глядишь, у четвероногого хвост змеи, там у рыбы – голова четвероногого. Здесь зверь – спереди конь, а сзади – половина козы, там – рогатое животное являет с тыла вид коня»[2]2
  Цит. по изд.: Памятники мировой эстетической мысли. Том 1. Античность, Средние века, Возрождение. Издательство Академии художеств СССР, 1962. 682 с.


[Закрыть]. Эти полные возмущения слова принадлежат не современному ревнителю благочестия, а видному цистерцианскому монаху и теологу XII века Бернарду Клервоскому. Он яростно выступал за скромность церковной архитектуры, считая, что изображения гибридных тварей и монстров в сакральном пространстве храма отрицательно влияют на духовное воспитание монахов и прихожан. Но средневековые мастера в большинстве своем не спешили к нему прислушиваться.

Арка, украшенная рельефами с изображениями мантикоры, пеликана, василиска, гарпии, грифона, амфисбены, кентавра и льва.

XII век. Франция. Местонахождение: Метрополитен-музей, Нью-Йорк.

В средневековом искусстве изображения животных присутствуют буквально везде: в скульптурах церквей, на фресках, мозаиках, миниатюрах, их можно встретить на печатях и гербах, они выступают неизменными действующими лицами многочисленных басен и пословиц. И речь идет не только о домашних животных вроде свиней и коров, но и о диких и даже экзотических: например, львах, тиграх, слонах и носорогах. И как уже было отмечено Бернардом Клервоским, в этой пестрой компании можно встретить необычных существ: кентавров, единорогов, фениксов, грифонов, мантикор, василисков, бонаконов и других диковинных тварей. Некоторые из них имели откровенно отталкивающую наружность, как, например, мантикора – чудовище огромного размера, соединяющее в себе тело льва, голову человека и длинный хвост с жалом, заимствованный у скорпиона. В общем, мир средневековых бестий был разнообразен и нуждался в определенной классификации.

Стремление все разложить по полочкам, приклеить к каждой вещи или явлению определенный ярлык – характерная черта средневекового мышления.

По этой причине в Средние века особой любовью пользовались всевозможные энциклопедии, сборники, компиляции, справочники и тому подобная литература. Примером такого жанра служит и бестиарий (от лат. bestia – «зверь») – популярный средневековый трактат, посвященный животным.

Занимательная зоология

Олень живет тысячу лет. Кабан носит рога у себя в пасти. Ласка зачинает ртом, а рожает ухом. Слоны боятся мышей. Кровь козла растворяет алмаз. Моча рыси, затвердев, превращается в драгоценный камень. Страус способен съесть и переварить все что угодно, включая металлические предметы. Гиена может сменить пол по собственному желанию. Что касается ласточки, то она ест, пьет и спит в полете. Подобные утверждения в изобилии встречаются на страницах бестиариев – главных средневековых «путеводителей» по животному миру. Эти книги активно иллюстрировались, многие из сохранившихся до наших дней экземпляров содержат красочные и увлекательные миниатюры.

Информация о повадках и внешнем виде животных, которую можно найти в бестиариях, способна позабавить и даже рассмешить современного читателя, в особенности если речь идет о хорошо знакомых нам существах.

Но только ли нехватка достоверных сведений об окружающем мире и его обитателях заставляла распространять небылицы или, как бы мы сегодня сказали, «фейки» о животных? Или же на это была иная причина?

Средневековый бестиарий по своей структуре далек от привычных нам научных классификаций животного и растительного мира, в основу которых легла система, разработанная в XVIII веке Карлом Линнеем. При описании животных в Средние века руководствовались подходом античных натуралистов. Все представители фауны делились на следующие категории: четвероногие, птицы, рыбы, змеи и черви. Все виданные и невиданные твари распределялись по этим пяти группам. Такая классификация была далека от идеальной: так, пчелы оказывались в разделе про птиц, а к рыбам относились не только собственно рыбы, но и все твари, обитающие в воде, в том числе киты и морские млекопитающие, а также различные фантастические существа вроде сирен.

К категории червей приписывали практически всех животных маленького размера, в том числе грызунов, личинок, насекомых, лягушек и даже моллюсков.

Интересно, что на страницах бестиария даже реально существующие в природе животные часто изображались таким образом, что современному человеку узнать на картинке даже хорошо знакомый вид практически невозможно. Самый благообразный представитель фауны мог быть представлен как отвратительный монстр. Возьмем, к примеру, обычную ящерицу. На территории средневековой Европы ее можно было встретить повсеместно, тогда почему же художник в иллюстрациях к английскому бестиарию XII века изобразил ее как синеголовое чудовище с львинооподобной мордой, когтистыми лапами и длинным хвостом? Что уж и говорить о более редких представителях животного мира, таких, например, как крокодил, хамелеон или рыба-меч, которых средневековые люди в большинстве своем никогда не видели собственными глазами. Для того чтобы изобразить их, средневековому художнику приходилось приложить всю свою фантазию. В результате получались весьма разнообразные, безусловно интересные, но очень отличающиеся друг от варианты изображения одного и того же животного. Все тот же крокодил мог походить в одном случае на дракона, а в другом – на невиданную рептилию с мордой, напоминающей скорее кого-то из представителей кошачьих.

Ящерица из Абердинского бестиария, Англия, XII век, (библиотека Абердинского университета, Шотландия, Univ Lib. MS 24, folio 69v).

Крокодил из «Рочестерского бестиария». Англия, XIII век.

(Британская библиотека, Лондон, Royal MS 12 F, folio 24r).

Крокодил, пожирающий человека.

Музей Меерманно, Дом книги, Гаага

(Ms. 10 B 25, The Hague, MMW, 10 B 25 fol. 12v) Western France; c. 1450.

Главным источником, на который опирался средневековый художник при изображении крокодила или какого-либо другого животного, была не натура, а текст. При этом перед ним стояла совершенно специфическая задача – необходимо было запечатлеть животное так, чтобы максимально заострить особенности его характера и поведения, о которых шла речь в описании. Например, крокодил в бестиарии описывался как кровожадное существо, смертельно опасное для человека. Отсюда мы видим и определенные качества, которые авторы миниатюр стремились подчеркнуть в его облике: например, огромная хищная пасть и острые когтистые лапы недвусмысленно намекают на то, что это существо не особенно дружелюбно. Еще более ясными и доходчивыми были сцены расправы крокодила над человеком, как, например, во французском манускрипте середины XV века из Гааги.

Гидрус проникает в крокодила

(бестиарий, Британская библиотека, MS Harley 4751, fol. 62v).

Конец XII – начало XIII века.

Гидрус покидает чрево крокодила.

Абердинский бестиарий (библиотека Абердинского университета, Шотландия, Univ Lib. MS 24, f. 68v).

Но даже у самых свирепых чудовищ были свои враги. Заядлым противником крокодила был гидр (или гидрус). В бестиариях рассказывалось, что гидрус обитает в реке Нил и когда он видит спящего на берегу крокодила, то входит внутрь него через открытый рот. Чтобы ему легче было проскользнуть через крокодилью глотку в чрево, он сперва выкатывался в грязи. Согласно тексту бестиария, крокодил невзначай заглатывает живого гидруса, который, однако, не стремится задерживаться внутри и, разодрав крокодилу все внутренности, выходит из него наружу целым и невредимым. Момент проникновения гидруса в крокодила запечатлен на миниатюре бестиария из Британской библиотеки. А на миниатюре из Абердинского бестиария можно увидеть момент его «выхода» из крокодильего чрева. Само изображение гидруса в обоих примерах малопримечательно: вид у этого зверька довольно невзрачный, чем-то напоминает обычную змею. На его фоне крокодил выглядит гораздо более зловещим. Абердинский бестиарий – один из самых роскошно украшенных английских манускриптов XII века – приводит довольно подробное описание гидруса. Там он относится к разряду водяных змей, чем объясняется и его название (от древн. – греч. hydor – «вода»). Как сообщает нам бестиарий, те, кого укусит гидрус, распухают, и спасти их можно только с помощью бычьего навоза. Таким образом, можно предположить, что зверек представлял опасность и для человека.

Чтобы читатель не перепутал убийцу крокодилов гидруса с легендарным чудовищем гидрой, которую одолел Геракл, в тексте Абердинского бестиария приводятся сведения и о ней. При этом автор текста проявляет откровенный скептицизм по отношению к древнегреческому мифу. Как утверждается в бестиарии, гидра – этот мифический многоголовый дракон, способный в мгновение ока отрастить три головы вместо одной отрубленной, – на самом деле является названием места, откуда в древние времена вырвался поток воды и разрушил близлежащий город. Когда жители города перекрывали один выход воде, открывалось множество других (отсюда и аллегория о трех вырастающих голов на месте одной). Видя это, Геракл осушил близлежащее болото и закрыл выходы воды, тем самым совершив один из своих знаменитых подвигов.

Но вернемся к многострадальному крокодилу: почему он, жертва гидруса, выглядит более угрожающе, чем его коварный убийца?

Облик животного в средневековых памятниках изобразительного искусства во многом зависел и от того, какую «моральную» оценку получал тот или иной зверь.

Символическая интерпретация всех окружающих человека существ и явлений – еще одна характерная черта средневекового мышления. Животные не стали исключением. Каждая живая тварь аллегорически воплощала собой определенные качества, соотносящиеся со строгой системой христианской морали. Взаимоотношения животных друг с другом, в свою очередь, могли символически иллюстрировать догматы христианства. В случае с крокодилом его чрево являлось аллегорией ада, куда сошел Христос, чтобы вывести пленников. В тексте бестиария сказано, что, приняв человеческую плоть, Он (Христос) сошел в ад и, разорвав его внутренности, вывел оттуда тех, кто несправедливо содержался там. Он уничтожил саму смерть, воскреснув из мертвых. И получается, что в символическом контексте гидрус – это не хитрый убийца крокодила, а положительный герой, ассоциирующийся с самим Христом!

Чтобы лучше понять замысел средневековых авторов и художников, нужно принять во внимание еще один факт: бестиарий не претендовал на роль учебника по естествознанию, описывающего вещи и явления строго такими, какие они есть на самом деле. Задача бестиария была гораздо шире: во-первых, показать уникальность, красоту и разнообразие созданного Господом мира, прославить чудо Его Творения; во-вторых, рассказать человеку о мире через призму моральных и религиозных категорий, выразить через животных и их повадки основополагающие для христианства нравственные законы, тем самым помочь человеку приблизиться к пониманию высших христианских истин. Отсюда вытекает и особая эстетика средневекового образа – условное изображение с отдельными гипертрофированными чертами выглядит исходя из задач бестиария более убедительным, чем изображение, созданное по принципу «как в жизни».

Осел ленив и туп, не будь как осел

Во фразе, которая является подзаголовком к этому разделу, концентрируется суть подхода к характеристике животных в бестиариях. Каждая тварь выступала в роли своеобразного педагогического инструмента, демонстрируя либо хороший, либо плохой пример. При этом вторая категория примеров была гораздо представительнее первой. Как писал в своих трудах один из Отцов Церкви Амвросий Медиоланский, «мы не можем полностью понять себя самих без того, чтобы в начале познать природу всех живых существ», добавляя, что «природа – лучший путеводитель и учитель»[3]3
  Цит. по изд.: The Fathers of the church: a new translation. Volume 42. Saint Ambrose. Hexameron, Paradise, and Cain and Abel. New York, 1961. 449 p.


[Закрыть]. При описании повадок животных Амвросий делает основной акцент на их «нравственных» качествах. Свои рассуждения он подкрепляет ссылками на Священное Писание, убеждая читателей в назидательной ясности каждого из приведенных им примеров:

«Не будьте как конь, как лошак несмысленный, которых челюсти нужно обуздывать уздою и удилами, чтобы они покорялись тебе» (Пс, 31:9).

Или, например, Амвросий пишет: «Осел – ленивое и глупое животное, легкая жертва всех несчастий. Какой урок преподносит нам это животное? Не тот ли, что мы должны стать более бдительными, чтобы не отупеть от физического и умственного бездействия»[4]4
  Цит. по изд.: The Fathers of the church: a new translation. Volume 42. Saint Ambrose. Hexameron, Paradise, and Cain and Abel. New York, 1961. 449 p.


[Закрыть].

Животные лучше всего подходили для нравоучительных целей по двум причинам. Первая – это естественное родство человека и животного, которое люди ощущали с самых древних времен. Вторая причина – это подчиненное положение животного по отношению к человеку, ведь только человек был создан по образу и подобию Господа. В то же время Господь наделил животных сознанием, а значит, они должны обладать и свободой воли, следовательно, вопросы морали для них не чужды. Однако эта, казалось бы, простая логика иногда серьезно смущала средневековых мыслителей.

Апостол Павел в своем Послании к Римлянам писал о том, что животные, как и люди, живут в ожидании конца нынешнего мира и надеются на Спасение (Рим. 8:19–22).

Эти слова не раз вводили в замешательство средневековых теологов, предметом обсуждений которых нередко становились вопросы: действительно ли спасутся все животные? И можно ли считать абсолютно всех животных детьми Господа? Вероятно, самые сильные сомнения возникали насчет мерзких тварей бестиария. Ученые мужи Средневековья всерьез спорили: воскреснут ли животные после смерти, нужно ли им поститься, можно ли им трудиться по воскресеньям и – немаловажно – несут ли они моральную ответственность за свои поступки? Иногда это выливалось в очень неприятные истории, вроде той, что произошла со свиньей из Фалеза.

В 1386 году в нормандском городке Фалезе свинью переодели в человеческие одежды и, привязав к кобыле, проволокли по улицам города до места, где для нее был приготовлен эшафот.

Там на глазах у жителей города, а также на глазах других свиней (!) палач изуродовал бедное животное, порезав ему рыло и наживую срезав мясо с ляжек.

Экзекуция закончилась тем, что свинью подвесили за задние лапы и оставили в таком положении умирать, предварительно надев на нее маску с чертами человеческого лица. После этого уже безжизненную тушу проволокли по улицам, привязав к лошади, а затем сожгли. Причиной такой изощренной казни стало убийство свиньей младенца. И самое интересное, что в память об этой душераздирающей казни даже было создано настенное панно в местной церкви Святой Троицы[5]5
  Пастуро М. Символическая история европейского Средневековья. Санкт-Петербург: Alexandria, 2012. 446 c.


[Закрыть].

Существовавшая двойственность отношения к животным превратила их в удобный инструмент для назидания. Еще один яркий пример – гиена. Согласно бестиарию, гиена обитает в могилах и питается телами мертвецов. Она способна по собственному желанию сменить пол, становясь то самцом, то самкой. В Абердинском бестиарии говорится, что позвоночник у гиены жесткий, цельный и она не может повернуться иначе, чем вокруг своей оси. Эти характерные черты зверя как раз и отражены на миниатюре, происходящей из этой рукописи: художник прочертил хребет гиены от макушки до кончика хвоста с помощью длинной линии с острыми отростками по бокам. Он также выделил гениталии животного, желая отразить его способность к половым метаморфозам. Пугающе выглядят и огромные острые клыки, вонзающиеся в человеческую плоть. Так в чем же заключается символический смысл этого животного? Переменчивость природы гиены стала символом обращения человека от праведности к пороку: «Те из нас, кто раб роскоши и жадности, подобны этому животному», – заключает анонимный автор бестиария.

Гиена пожирает труп человека.

Иллюстрация из Абердинского бестиария, начало XIII в. (библиотека Абердинского университета, Шотландия,

Univ Lib. MS 24, f. 11v).

Совокупление и роды гадюки

(Бестиарий, Британская библиотека, MS Harley 4751, fol. 60r).

Кон. XII – начало XIII в.

Еще один интересный пример символической интерпретации животного являет собой гадюка. Чаще всего ее изображают на миниатюрах бестиариев в драматический момент родов, когда детеныши, находящиеся внутри матери, прогрызают ей чрево и выходят наружу. Убежденность в том, что гадюки рожают именно таким образом, уходит корнями в Античность. По сведениям бестиариев, зачатие также происходит своеобразно: самец гадюки помещает голову в рот самки и извергает туда свое семя, отчего она беременеет. Но в процессе совокупления самка гадюки испытывает настолько сильный порыв похоти, что откусывает голову своего «супруга». В итоге погибают оба родителя: самец – во время совокупления, самка – при родах.

В Абердинском бестиарии дается очень развернутая символическая интерпретация гадюки: сказано, что это самое мерзкое из всех существ и самая хитрая из всех змей. При желании совокупиться гадюка отправляется на поиски партнера на берег водоема, привлекая к себе внимание шипением. На ее призывы с легкостью откликается минога (водное позвоночное животное со змеевидным телом): «Когда ее приглашают, она не остается равнодушной и обнимает склизкую змею с искренней привязанностью». Далее идут весьма пространные рассуждения о склонности женщин к прелюбодеянию, частым сменам партнера и измене супругу. Противоестественный союз миноги и гадюки становится символом такой измены: «Жадные объятия миноги и гадюки говорят о том, что это происходит не по закону вида, а от жара похоти». Упор делается и на том, что именно женщина стала причиной первородного греха: «Ева обманула Адама, а не он ее». Далее в бестиарии помещен призыв к женщинам быть более смиренными по отношению к своим мужьям, но также присутствует и наставление мужчинам: «Не ищите, о, мужчины, чужой постели, не замышляйте другой связи. Поймите, о мужи, что тот, кто пытается соблазнить чужую жену, должен быть сравним с той змеей, с которой он ищет отношений. Пусть он поспешит к гадюке, которая заползает в его лоно не честным путем истины, а склизким путем непостоянной любви. Прелюбодеяние – серьезный грех, он наносит вред природе. Вначале Бог создал два существа, Адама и Еву, то есть мужа и жену; и создал женщину из мужчины, то есть из ребра Адама; и повелел им обоим существовать в одном теле и жить одним духом»[6]6
  Здесь и далее тексты Абердинского бестиария цитируются по электронной версии манускрипта, опубликованной на сайте Абердинского университета (Шотландия): https://www.abdn.ac.uk/bestiary/ms24/.


[Закрыть].

Сведения о повадках животных Средневековье практически полностью заимствовало у Античности, черпая их из «Истории животных», написанной Аристотелем, сочинений Геродота, Плиния Старшего, Солина, Элиана, древних трактатов по медицине, астрологии и даже из анекдотов и басен античных писателей. А вот традиция символического истолкования каждой твари зародилась уже в период активного распространения христианства, когда, вероятно, появились первые физиологи – природоведческие сочинения, в которых повадки и внешний вид животных трактовались через призму христианской морали[7]7
  На сегодняшний день самым ранним, дошедшим до наших дней иллюстрированным физиологом является так называемый Бернский «Физиолог» (лат. «Physiologus Bongarsianus», городская библиотека Берна, Codex Bongarsianus 318), который, вероятнее всего, является копией IX века, воспроизводящей античный прототип V века.


[Закрыть]. Физиологи состояли из отдельных небольших глав, описывающих животных, птиц, насекомых, а также нередко содержали сведения о минералах и растениях. Первые физиологи были составлены на греческом языке, вероятно, в Александрии между II и IV веками нашей эры и затем были переведены на латинский, а позднее – на многочисленные национальные языки. Эти трактаты были распространены не только на Западе, но и в Византии, откуда они попадали на Русь. В славянской версии физиолога можно было узнать о горгоне, сиренах, кентаврах, грифонах и прочих фантастических тварях. Неудивительно, что их изображения часто встречаются на изразцах русских храмов, каменных рельефах, произведениях декоративно-прикладного искусства, украшавших православные церкви, а также на многочисленных предметах обихода.

В приведенных примерах раскрывается особое средневековое мировосприятие, в котором любое живое существо – привычное, экзотическое или фантастическое – выступает чудесным образцом божественного творения, преподносящим нам важные моральные уроки и предостерегающим нас от опасностей не только физического, но и духовного порядка.

Почему я ужасный такой?

Выдающийся ученый-энциклопедист и церковный деятель раннего Средневековья Исидор Севильский (род. между 560 и 570 – ум. 636) утверждал, что название того или иного существа или явления – это ключ к получению знания о нем. Главный труд Исидора получил название «Этимологии» и представлял собой фундаментальную энциклопедию из двадцати томов, в которой глубинная суть всех вещей и явлений объяснялась через происхождение их собственных названий, то есть через их этимологию. И хотя зачастую выводы Исидора откровенно «притянуты за уши» и вульгарны, сочинение его получило самое широкое распространение и было востребовано на протяжении всего Средневековья. Им зачитывались, его переписывали, цитировали, на него опирались и постоянно ссылались ученые последующего поколения: Алкуин и Рабан Мавр – великие интеллектуалы эпохи Каролингского возрождения, а также более поздние авторы[8]8
  В эпоху зрелого Средневековья будут появляться различные энциклопедии и трактаты, включающие информацию о животных, фантастических тварях и чудесах: «Tractatus de bestiis et aliis rebus» XII века, приписываемый Гуго Сен-Викторскому, знаменитое «Зерцало природное» XIII века (лат. «Speculum naturale») Винсента из Бове, «Книга о животных» Альберта Великого и др.


[Закрыть]. Труд Исидора Севильского стал образцом универсальной энциклопедии, вбирающей в себя мудрость предшествующих эпох.

Одиннадцатая книга «Этимологий» называется «О человеке и чудесах». Она посвящена врожденным человеческим аномалиям и отдельным мифологическим тварям: химере, гидре, Сцилле, Церберу, кентавру и сирене. А двенадцатая книга под названием «О животных» рассказывает читателю о зверях и птицах, существующих в природе, хотя и туда включены сведения о загадочном леонтофоне, сатирах и сфинксах, которых Исидор Севильский описывает как животных с косматой гривой и выступающими грудями, но отмечает при этом, что они вполне поддаются приручению[9]9
  Здесь и далее сведения и цитаты из «Этимологий» Исидора Севильского приводятся по изданиям: Исидор Севильский. Этимологии, или Начала. Книга XI. О человеке и чудесах. Глава II: О возрастах людей; Глава III: О чудесах; Глава IV: Метаморфозы // Диалог со временем. Альманах интеллектуальной истории. Выпуск 5. Перевод Павлова А. А., Москва: ИВИ РАН, 2015. А также Исидор Севильский. Этимологии XII: О животных / Платоновские исследования. Выпуск 15. Перевод Гараджа А. В., Москва, 2021.


[Закрыть]. В отличие от авторов физиологов, Исидор старается не оценивать поведение разных существ с точки зрения христианской морали, а сосредотачивается исключительно на происхождении их имен. Например, бобры, пишет он, на латинском языке обозначаются как castores, и названы они так от слова «холостить» (по-латински castrate). Тестикулы (яички) бобров применялись при изготовлении лекарств и были предметом охоты. Это сформировало у бобров необычную привычку: заметив охотников, они, как утверждает Исидор Севильский, сами себя оскопляют укусом зубов, тем самым лишаясь мужественности. Именно этот трагический момент и предпочитали изображать средневековые художники в бестиариях, когда иллюстрировали раздел о бобрах.

«Бобер лишает себя мужественности». Бестиарий из библиотеки Бодлея, Оксфорд. Вторая четверть XIII века,

Англия. (Bodleian Library MS. Bodl. 764, University of Oxford, f. 14r).

В отношении некоторых мифических чудовищ Исидор проявляет определенную сдержанность и стремится дать им реалистическую трактовку: «Болтают и о Сцилле, женщине с собачьими головами, изрыгающими громкий лай, по той причине, что, проплывая Сицилийский пролив, напуганные водоворотами волн, сталкивающихся меж собой, моряки говорят, что вздыбленные волнением лают волны, сталкиваемые друг с другом морской пучиной». А по поводу трехголового мифического чудовища Цербера (собака преисподней) Исидор пишет, что три ее головы означают три возраста, когда смерть пожирает человека: младенчество (infantia), молодость (iuventus) и старость (senectus). И, собственно, само название «Цербер» происходит от греческого слова κρεοβóρος, то есть «пожирающий плоть». Очевидно, что средневековый интеллектуал Исидор Севильский не был столь доверчив, чтобы принимать за чистую монету все древние мифы о монстрах и чудовищах. К изложению отдельных легендарных сведений он подходил с большой долей скептицизма.