Текст книги "Последняя жертва"

Глава 12

Она не знала, сколько прошло времени и где сейчас находится. Не открывая глаз, она попыталась пошевелиться – и не смогла. Тело будто превратилось в сплошной свинец, налитый тяжёлой болью – словно накануне оно упало с большой высоты и плотно впечаталось в асфальт. Почти сразу же вместе с болью и невозможностью двигаться, пришла тошнота. Тёмно-красные круги, похожие на брызги густой крови, вспыхивали под веками, словно взрывая изнутри черепную коробку.

Сплошная кровавая каша.

Ксюша медленно, ещё не совсем осознанно, снова предприняла попытку движения. На этот раз, с огромным трудом, та получилась – но в то же время её всю пронзила острая ноющая боль, воткнувшись в неё тысячами ножей, ударами молотка прокатившаяся по костям, суставам и голове, которая едва не разлетелась на части. Кровавые круги перед глазами с грохотом взорвались, озарив мозг слепящей вспышкой тошнотворного света.

Она инстинктивно зажмурилась. От боли и тошноты ей стало резко не хватать воздуха, и, желая вдохнуть, она, превозмогая боль, отчаянно начала двигаться и открывать рот, чтобы заглотить как можно больше кислорода. При этом она услышала тихий, жалобный, полный боли стон. Но спустя мгновение поняла, что этот стон исходит от неё самой.

Боль усилилась. Теперь она даже могла сказать, в какой точке та достигала наивысшего пика – там, где чувствовалось некое ограничение, стягивающее те места.

Запястья. Словно горели огнём.

«Он же связал их верёвкой!»

Жуткая мысль всколыхнула в ней все недавние воспоминания. Они, возвращаясь, всплывая из чёрных глубин, окутывали её, медленно, по мере их излияния, погружая в тошнотворный, сковывающий тело страх.

Воспоминания, больше походившие на кошмар. Не на реальность.

«Может, так оно и было? Может, мне просто приснился дурной сон? Пожалуйста, хоть бы всё это оказалось так!»

Ксюша дрожала, и всё не решалась открыть глаза, опасаясь того, что может увидеть.

Теперь, почти придя в себя, она осязанием могла понять, что лежит на чем-то мягком. Это, пожалуй, могло послужить аргументом для того, что ей всё приснилось, и она сейчас лежит дома, в своей кровати.

Но боль во всем теле, и ещё более острая, боль в области запястий – режущая и очень противная, словно их заживо пилили циркулярной пилой – не прекращалась.

Ксения наконец с трудом открыла глаза.

Вместе со светом, упавшим на сетчатку глаз, по мере различения места, в котором она оказалась, в её сознание втекал ужас – сливаясь с тем, что уже и так в ней был, и образуя единый, большой и безнадёжный кошмар, опутавший липкими сетями. Как продолжение предыдущей главы. Нет – как растянутый и всё никак не заканчивающийся финал.

Финал её жизни.

Ксюша почувствовала, как пот катится по её лицу, стекая с носа во внутренний угол левого глаза, а одежда прилипла к спине.

Она зажмурилась и заморгала, силясь до конца разглядеть место, где оказалась.

Это была полутёмная комната. Но приглядевшись, Ксюша заметила, что в потолке есть щели, сквозь которые пробивается свет.

Дневной свет.

Значит, уже утро или день…

Сколько часов прошло с тех пор, как она была в подвале?

Или даже суток?

Под ней скрипнули доски. Оглядевшись, она поняла, что лежит на старой кровати, застеленной матрацем. И тут она наконец-то увидела свои руки.

От тошноты и какого-то сопряженного с ней мерзкого чувства, вызывающего желание дергаться всем телом, выскочить из него и бежать при виде увечий, у Ксюши так закружилась голова, что она снова чуть не упала без чувств.

Пытаясь вдохнуть вдруг резко сокративший вокруг воздух и всхлипывая от боли и ужаса, она попыталась пошевелить кистями рук, связанными прочной верёвкой, которая разбухла от её крови. Кровь пропитала также рукава её блузки; стекала на ладони. Движения только усилили режущую боль. Она увидела, как её окровавленные руки трясутся при этом мелкой дрожью, и подавила рвущийся изнутри визг.

Ксюша обнаружила, что каждая верёвка, длиной приблизительно в полметра, сделав несколько узлов на железной ручке кровати, уходила куда-то за изголовье.

Еле справившись с приступом паники, она попыталась подтянуться и заглянуть под кровать – и едва не закричала от усилившейся боли, когда верёвки лишь глубже впились в её израненные запястья.

Взгляд Ксюши окончательно прояснился, избавившись от сонной пелены, и окружающая обстановка начала приобретать новые детали и подробности. Прежде всего, она заметила, что в полутора метрах от кровати, прямо напротив неё, находится дверь. Сейчас невозможно было определить, из чего та была сделана – закрытая, кажущаяся абсолютно гладкой, она плотно прилегала к косяку, и была выкрашена идеальным слоем тёмно-голубой краски – как и все стены здесь, и даже потолок.

Помещение, насколько она могла судить, было небольшим. Пол она сильно разглядеть не могла – только заметила, что он был тёмным. Стена справа от Ксюши была пустой, голой, без всяких щелей. Слева же обстановка была немного иной – она с опасливым удивлением увидела ещё одну дверь напротив себя – правда, та явно была деревянной, с выступающими досками и обычной железной ручкой, которая почему-то не была покрашена, как всё вокруг. После этой двери, дальше от изголовья кровати, стена уходила вглубь, делая небольшой закуток. Любые зазоры в ней, как и в двух других стенах, отсутствовали. Свет, помимо потолка, падал ещё сзади – значит, он проникал из щелей той стены, что была за её головой – которую она, как ни пыталась, не могла рассмотреть.

«Тогда вероятно, что потолок и стена сзади сделаны из деревянных досок».

Эта мысль немного обнадежила её. Дерево – не железо и не бетон. Его, если что, можно будет попробовать распилить, выломать, расшатать и даже расковырять. Ксюша ещё раз посмотрела наверх и пригляделась. Да, так и есть. Потолок был выложен из досок, тщательно выкрашенных в цвет сумеречного неба.

«Интересно, насколько они прочные и плотные?»

Ксюша и сама понимала неутешительный ответ на этот вопрос – было бы странно использовать для внешнего покрытия ненадежный материал (она внезапно вспомнила, как в пятилетнем возрасте любила наблюдать за дедушкой, строившим баню на дачном участке, а мама ругалась, что она бегает рядом с кучей досок, из-за которых можно упасть). Да и потолок высоко. Даже с учетом того, если ей удастся освободить руки и встать на кровать.

Нужно подойти к дальней стене – возможно, ломать её будет проще и доступней.

Только для этого обязательно надо выпутаться.

Внезапно на неё ледяной цепенеющей волной ужаса накатило воспоминание, буквально прижавшее её к кровати.

Тот монстр. Это ведь он похитил её, и привязал здесь.

Маньяк (при мысли об этом у неё от ужаса закружилась голова, и едва не остановилось дыхание), убивающий женщин и хранящий их в скелеты в том страшном подвале.

И полуразложившиеся трупы.

Чтоб её не вырвало прямо здесь, Ксения сделала несколько глубоких вдохов, но при этом в голове у неё не прекращала эхом, как от удара кувалдой, отдаваться мысль:

«Где он сейчас?»

Что, если он находится прямо за входной дверью?

Зачем он её вообще сюда притащил?

К горлу вместе с тошнотой поднялась паника. Воспоминания из тёмных глубин приобрели отвратительно чёткую форму. Ксюша изо всех сил закрыла глаза, пытаясь отогнать их, и начала метаться по кровати, отчаянно выкручивая руки, не обращая внимания на боль, пытаясь освободить их. Из глаз снова градом катились слёзы, а из ноющей груди рвался отчаянный крик, которому мешало вырваться сдавленное горло.

Длины верёвок ей хватало лишь для того, чтобы слегка приподнять голову – даже не сесть, а развязать узлы, сколько она ни старалась, сдирая при этом все ногти и кожу на пальцах, никак не получалось. Ксюша даже изловчилась и начала пытаться растянуть их зубами. Плача, она снова и снова кусала окровавленные верёвки, чувствуя во рту металлический привкус железа. Она даже не могла сказать, был ли он только от верёвки, или же она в своём стремлении поранила себе дёсны и слизистую рта.

Слёзы капали с её щёк на воротник блузки, смешиваясь с кровью от раненой вчера шеи.

Она всё продолжала крутить руками и грызть верёвки, готовая уже отгрызть себе руки, словно зверь, попавший в капкан, жертвует лапой, спасая себя от жестокой, мучительной смерти. Хотя в большинстве случаев охотники умерщвляют животных быстро. А вот ей, судя по вчерашнему, грозит иная участь…

Больше всего на свете теперь Ксюша боялась даже посмотреть в сторону двери напротив. Но в данный момент она и не смогла бы сильно ничего разглядеть – от слёз и отёка глаз зрение снова потеряло свою чёткость. Поэтому то, что дверь отворилась, она поняла по громкому характерному звуку щелчка, за которым последовал скрип. Самый страшный скрип в мире, от которого плач застрял у неё внутри, а сердце застыло и остановилось.

Она слышала его шаги. Чувствовала его приближение.

Шаги остановились, но теперь в наступившей тишине явственно слышалось его дыхание. Кажется, он её разглядывал.

Ксюша чувствовала, как слёзы начали стекать ей в уши, а в душе поднималась горькая ненависть. На него. На себя – она так и не смогла придумать, как спастись, и не смогла убежать. На все обстоятельства, приведшие её к такому жуткому концу.

Нет, она будет смотреть на него. Покажет ему взглядом, как сильно она его ненавидит. Он должен это узнать.

Она приоткрыла глаза и сквозь слёзы разглядела наклонившуюся над ней чёрную фигуру.

Выходец из кошмарного сна был полностью затянут в чёрное, и потому выглядел словно обгоревший в пожаре. Его даже окутывала дымка, и Ксюше показалось удивительным, что она не чувствует от него запах жареного мяса. Только жутко блестели глаза на отсутствующем лице. Изучающе. Как хищник изучает добычу.

Она даже не смогла закричать. Хотела пнуть его ногой, но не могла пошевелиться. Страх парализовал её и загнал вглубь тела.

Убийца ещё раз склонил голову, а затем сел рядом с ней на кровать и, прежде чем Ксюша что-то сообразила, аккуратно промокнул её лицо рукавом.

Несмотря на то, что всё тело у неё дрожало от ужаса, его действие вдруг показалось ей смешным.

«Слёзы испортят всю эстетику моего тела?» – промелькнула у неё в голове ироничная мысль.

Он медленно, отрешенно, пальцем в перчатке провёл по её вчерашнему порезу на шее. Ксюшу затошнило. Неожиданно для себя она громко, истерично всхлипнула. Он глубоко, будто удовлетворенно вздохнул. Она почувствовала – больше интуитивно, чем физически – как его тело вздрогнуло, ожило и окрепло, возбуждаясь.

Она хотела отодвинуться от него как можно дальше, но при всём желании не могла этого сделать.

Как же она хотела сейчас потерять сознание!

То, что он начал делать потом, вызвало в ней двойственные чувства. С одной стороны, Ксюша опасалась этого с того самого момента, как маньяк схватил её, и сейчас она по-прежнему была скована ужасом, но с другой – она испытала странное облегчение от того, что ей больше бояться этого не придётся. А ещё к ней неожиданно пришло чувство прострации – Ксюша словно со стороны наблюдала за тем, как он наклоняется к ней почти вплотную, расстёгивая молнию куртки, пуговицы на её блузке – одну за другой, а затем спускается ниже, легко справляясь с пуговицей и замком на джинсах, и грубо сдергивая их.

Ксюша не могла с уверенностью сказать, что находится сейчас именно здесь. Снова этот туман, уносящий её от действительности. Вот потому, думала она, ей и было всё равно, когда маньяк находился уже совсем близко к ней (или не к ней?), мгновенно врывая с неё нижнее бельё. Она даже не понимала, почему вскрикнула, когда он в неё вошёл, и почему вдруг всё вокруг неё пришло в движение, смешиваясь в психоделическом калейдоскопе.

Наверное, она была в своей книге. Нет, скорее всего, она не была собой. Она была Алёной Тихоновой – главной героиней. Девушкой, на которую напал и изнасиловал в собственном доме маньяк, после того, как убил всю её семью. И эта невозможность вдохнуть, резкая боль от сильных, ритмичных толчков, ужас и страх принадлежали тоже ей. Она слышала совсем рядом дыхание убийцы, и тяжесть на себе его тела, и приближение собственной смерти – по мере того, как он двигался в ней всё быстрее и интенсивнее.

И её собственный хрип, похожий на предсмертный, был, конечно же, её хрипом.

Ксюша не знала, на какое мгновение вся действительность – как реальная, так и книжная – погрузилась в абсолютную черноту.

* * *

Когда она очнулась, то снова увидела его. Он больше не лежал на ней – встав рядом, он не спеша с чем-то возился. Затем он вдруг выпрямился и поднял тот предмет.

Ксюша начала отчаянно хрипеть, пытаясь закричать – что через мгновение у неё и получилось, когда горло наконец пробило. Она рыдала, не в силах отвести взгляд от блестящего лезвия ножа, с которым маньяк наклонился к ней. Она приготовилась почувствовать, как от его удара из неё выйдет жизнь, но лишь услышала звук режущихся верёвок, и в который уже раз снова полыхнувшую боль в запястьях, после чего путы, связывающие их, исчезли, а через мгновение она упала на пол.

Ксюша услышала, что совсем рядом с ней скрипнула открывающаяся дверь, а затем послышался звук удаляющихся шагов. Она подняла голову на источник звука, и невольно зажмурилась от света, упавшего ей на глаза.

Как оказалась, за боковой дверью находился санузел, и сейчас её взору предстала крохотная ванная комната, освещённая тусклой электрической лампой. На сиреневом, похожим на синие кровоподтёки, кафеле стояла чугунная ванна с чёрными боками. Чуть правее виднелась крышка унитаза.

Очевидно, похититель открыл её для неё.

Всё так же полулёжа на полу рядом с кроватью, Ксения с ошалевшим видом бегло осмотрела помещение, а затем, сглотнув, повернула дрожащую шею в сторону входной двери.

Он всё ещё стоял у порога. Смотрел на неё. Как ребёнок, поймав букашку и посадив её в банку, наблюдает за ней. Постаравшись вложить в свой взгляд всё то, что она о нём думала, Ксюша ненавистно и с вызовом посмотрела на него своими опухшими и блестевшими от слёз глазами, Тяжело переводя дыхание, она, как могла, силилась подавить охватившую тело судорожную икоту и чувствуя, как в её общую реку боли горячей жидкостью вливается ещё и боль между ног.

«Игра в гляделки» продолжалась несколько секунд. Собравшая весь свой остаток сил, чтобы выдерживать это странное соревнование, Ксюша могла поклясться, что он смотрит на неё не просто с удовольствием, как садист на чужую боль – там было и другое. Интерес. И ещё какое-то странное чувство, которому она не могла дать названия. Впрочем, сейчас она не так уж желала вдаваться в подробности, что там думает и чувствует маньяк, глядя на похищенную и изнасилованную им жертву.

«Пожалуйста, только уйди, пожалуйста, только уйди, прошу тебя, я больше не могу так, я потеряю сознание прямо здесь, только уйди…»

Едва похититель повернулся к двери, Ксюша на локтях поползла в ванную – чтобы израненные запястья могли выдержать её вес, не могло быть и речи. Каждое движение отдавалось такой болью, словно на ней не было не единого живого места, а голова раскалывалась на части. До крови прикусив нижнюю губу, она еле как доползла по холодному кафелю до чугунного бока и прислонилась к нему. Голова сильно кружилась. Забившись в угол, она просидела там какое-то время с закрытыми глазами, борясь с дурнотой, и чувствовала, как под ней медленно растекается лужа крови.

Так много крови. Это нормально?

Трясясь крупной дрожью, Ксюша осторожно закатала левый рукав и охнула, подавившись слезами. Запястье сильно распухло и кровоточило, а кожа с него буквально свисала лохмотьями.

На правое она даже не стала смотреть, понимая, что увидит аналогичную картину.

Собрав все силы, что у неё остались, Ксюша приподнялась, дотянулась до рукоятки с синей маркировкой и повернула её. Из железного крана в растрескавшуюся ванную полилась струйка воды. Подумав, что хочет пить, она повернула кран как можно ближе к себе (но так, чтобы вода стекала по краю ванны), зачерпнула немного и попыталась проглотить, но в этот момент её наконец вырвало. Потом ещё раз, и ещё.

Когда её желудок, многократно вывернутый наизнанку, наконец, окончательно опустел, Ксюша без сил повисла на бортике, опустив кисти рук в ледяную воду, и, словно в трансе, наблюдала, как вода, соприкасаясь с ними, становится сначала красной, а затем розовой.

«У него даже есть где, если что, меня утопить», – пронеслась в её голове невесёлая мысль, после чего она отключилась.

Глава 13

Из тяжёлого, беспокойного сна Георгия вырвал телефонный звонок. Он вздрогнул, поднял голову и обнаружил, что заснул вчера прямо за письменным столом – там же, где вчера, придя домой поздно вечером, изучал взятую в отдалении полиции карту лесов и деревень, окружающих город. Собственно говоря, на ней он и спал.

– Алло, – пробормотал он, не посмотрев, кто звонит.

– Гоша, привет. Ты где? Петров… эээ… следователь, ждёт тебя. Мы же вчера договорились, что ты придёшь к нему сегодня в одиннадцать дать показания насчёт обстоятельств дела. Уже пять минут двенадцатого, – извиняющимся тоном протянул Юра.

Чёрт. Действительно. Как он мог куда-то опоздать? Он всегда старался нигде такого не допускать. Наверное, вчера он забыл поставить будильник.

– Точно. Я, должно быть, забыл вчера включить будильник… Как неудобно вышло, – растерялся он.

– Ничего страшного, – быстро прибавил Юрий. – Я скажу Петрову. Он сегодня вроде никуда не собирался – предупрежу, чтобы ждал тебя через час. Сможешь подъехать?

– Да, смогу. Наверное, даже раньше. Спасибо, Юра.

– Не за что, – отмахнулся тот. – Ты… как? – голос его вдруг стал тише.

– Нормально. Просто замечательно, – на автомате выпалил он, почувствовав, как вместе с этими словами яд воспоминаний снова вливается внутрь, с медленным шипением начиная его разъедать.

Почему Юра не мог просто промолчать?

– Прости, – промямлил тот, словно прочитав его мысли. – В общем… приезжай.

Гоша положил мобильник обратно на стол, вздохнул, протер глаза и провёл обеими руками по взлохмаченным на лбу волосам. Свою сегодняшнюю опрометчивость он мог оправдать разве что тем, что не спал почти двое суток. А в предыдущие совсем выбился из сил, пытаясь найти Ксюшу. Он обошёл чуть ли не весь лес возле «Вишневого света», подгоняемый безумными мыслями о том, что она, возможно, всё ещё могла быть там – лежать где-нибудь раненая, без сил к спасению. Но, ни он, ни поисковая группа не добились никаких результатов. Только после подключения к делу кинолога, который спешно прибыл из Санкт-Петербурга около четырёх часов дня, стало понятно, что искать в этом лесу больше нет смысла: собака взяла след, который привел к объездной дороге за лесом, после чего потерялся. Как и разумно было предположить, эта сволочь увезла её на автомобиле, либо на другом передвижном транспорте. Хотя, конечно, была вероятность, что он потащил Ксюшу в лес на противоположной стороне дороги, но первый вариант был бы для похитителя куда предпочтительней – тем более что в том лесу собака так ничего и не учуяла.

А ещё Гоша – с того момента, как побежал в лес и до того, как уснул за столом – не выпускал свой телефон из пристального внимания, с напряженным сосредоточием ожидая, помимо новостей из полиции, звонка от похитителя, заявляющего о своих требованиях, обещая в обмен на их исполнение вернуть ему жену.

Он спешно проверил мобильный и не нашёл на нем никаких сообщений и пропущенных звонков. По работе, как ни странно, тоже никто не звонил – видимо, до всех таки дошло, что его сейчас нет смысла беспокоить. Вчера, после того, как он попросил Игоря временно замещать его, с ним попытались связаться ещё двое сотрудников, но он просто сбрасывал их звонки, не желая более ни на что отвлекаться. От Журавлёва тоже не было пока известий – впрочем, так рано он их и не ждал.

В дороге Гоша продолжал с тягостным чувством размышлять о том, что случилось с его любимой.

Он уже почти молил, чтобы это были люди «ЛК». По крайней мере, он знал их, и с ними будет справиться проще, чем с каким сумасшедшим фанатом или с нечто ещё похуже.

А вдруг Ксюшу и правда похитило некое подобие Энни Уилкс, героини романа «Мизери» Кинга? Мог ли среди местных горожан отыскаться сумасшедший фанат, прознавший, что его любимая писательница живёт теперь здесь, и выследить её? То, что он мог последовать за ней из самого Питера, казалось маловероятным.

Да и вообще – был ли похититель нацелен конкретно на неё, или его жена стала всего лишь рандомной жертвой какого психопата или мафиози, нужной им для их гнусных планов?

«Например, того, кто постоянно похищает в этом городе людей».

Гоша сжал руль сильнее. Губы его напряглись. В тот вечер, когда Юра поделился с ним такими подозрениями, он не придал этому особого значения. И оправдывать себя тем, что друг тогда и сам признался, что это всего лишь его ничем не подкреплённые догадки, сейчас не было смысла. Как и в рациональном аргументе, что глупо было бы тогда брать и уезжать отсюда только потому, что Юре что-то кажется.

Тем более, что он сам предложил ему свой городок… Значит, ничего он всерьёз не опасался.

А вот ему, Гоше нужно было тогда послушать его, и уехать в тот же вечер. Он должен был обладать более развитой интуицией и чувством самосохранения, и бежать отсюда как можно дальше. И тогда бы с Ксю всё было в порядке.

Его Ксюша, такая ранимая и беззащитная, сейчас ведь где-то одна. Как же она, наверное, сейчас напугана. Может, ей угрожают и причиняют боль.

Да за что же она, самая добрая и безобидная, заслужила такое?

* * *

С трудом припарковавшись возле здания полиции, Георгий остановился и закрыл глаза, пытаясь успокоиться. Его всего трясло. Он никогда не избавится от чувства и не простит себе, что именно в тот вечер он так поздно вернулся домой. И тот факт, что всё просто так совпало, его не успокаивал…

Наконец, с отрешённым видом, он вышел из машины, кажется, хлопнув дверцей сильнее, чем следовало. В его глазах всё ещё стояли слёзы.

Кабинет следователя был таким, как чаще всего показывают его в фильмах – кресло, диван для посетителей, шкаф и длинный стол с компьютером и кучей бумаг, за которым на стене располагался герб Российской Федерации, а сам следователь – суетливым полным и лысым дядькой лет пятидесяти с небольшим. Приглядевшись к погонам, он понял, что перед ним находится подполковник.

Сев на стул напротив, Гоша рассказал всё, что знал и видел.

– Итак, – медленно протянул мужик, с отстранённым видом перебирая бумаги. – Говорите, вы в тот вечер ужинали… с поставщиками?

– Да. В ресторане «Летучий Голландец»– ещё раз подтвердил Гоша и терпеливо пояснил: – Это книжные оптовики. Владельцы сети магазинов. Мы обсуждали наше сотрудничество. Конкретно – закупку книг у нашего издательства. Договаривались о сроках приобретения, аспектах продвижения. Обсуждали ассортимент, спрос на конкретные жанры, методы увеличения продаж…

Он продолжил говорить, понимая, что данная информация вряд ли о чём-то скажет работнику правоохранительной системы.

Да и чёрт бы побрал этих поставщиков. Если бы только он перенёс встречу на другой день…

– Я вас понял, – поспешно прибавил следователь по фамилии Петров. – Спасибо. Если вы понадобитесь, или мы что-то узнаем – мы вас вызовем.

Гоша кивнул и встал. Но, перед тем, как уйти, решился задать ему ещё один вопрос:

– Скажите. Вы… подозреваете кого-то конкретно? У вас не было никаких мыслей, кто бы это мог быть?

Он внимательно вгляделся в лицо полицейского. Но из-за его внешней суетливости и беспокойства ничего не нельзя было понять.

– Нет, Георгий Андреевич, пока что рано говорить о конкретном подозреваемом, ведь одного такового нет. Мы будем прорабатывать все версии.

Он вздохнул и прибавил:

– Я действительно сочувствую вам. Мы сделаем всё возможное, чтобы найти вашу жену как можно скорее.

Гоша кивнул в знак благодарности и согласия, но в душе он не очень-то верил в искренность этих слов. Скорей всего, он повидал за время своей работы достаточно родственников пострадавших, и сейчас просто из вежливости говорил дежурные фразы. Кроме того, Гошу так и подмывало спросить насчёт последних двух дел о пропажах, и есть ли у них что-то общее с делом о похищении его жены. Но вместо этого он лишь попрощался и вышел.

* * *

Юра встретил его сидящим на скамейке около окна.

– Меня уже подозревают, – мрачно усмехнулся Гоша, не глядя на него.

Юра сел рядом.

– Гошан, да брось…

– Да ладно тебе, Юр. Я понимаю. На близких родственников подозрение всегда падает в первую очередь. Он тяжело вздохнул. – Наших партнеров и персонал «Голландца» ещё попросят подтвердить, действительно ли я там с ними был, во сколько ушёл. Может, туда прямо сейчас уже звонят с запросом. А потом начнут прорабатывать версию, что я мог нанять исполнителя, по притянутому за уши мотиву, что Ксюша, допустим, собралась уйти от меня в ту же «эльку», или вообще, как от мужа… Или и то, и другое, – развёл он руками.

Юра с неловким видом молчал, подтверждая возможность существования такой версии.

– Вот, – подытожил Гоша. – А твои показания не послушают – ты мой друг, а значит, заинтересованное лицо. Гляди, как бы ещё в сообщники не записали.

– Гошан. Я не отрицаю, что и тебя будут подозревать – к сожалению, это так, хоть я и не хотел говорить тебе об этом сразу. Но блин! Против тебя у Петрова ничего нет! А я расскажу обо всём, что знаю про вас, и плевать, если из-за этого меня в кого-то там запишут.

– Спасибо, дружище, – Гоша хотел улыбнуться, но всё, что у него получилось – это ухмыльнуться краем рта. – Да ладно. Я ведь понимаю примерно, как работает ваша система. Пусть ищет. Меня это не особо волнует, – фыркнул он. – Лучше скажи – не появилось ничего нового?

Юра покачал головой.

– Мы сейчас продолжаем просматривать все записи с камер – как принадлежавших гостинице, так и с Яровиковской улицы. Это которая расположена перпендикулярно… тому переулку, – торопливо напомнил он. – Мониторим время, начиная за сутки до похищения, а также последующие несколько часов после. Но пока ни на что полезное, увы, не наткнулись.

Георгий протяжно вздохнул. Такого ответа он и ожидал.

Вчера полиции тоже не удалось ничего выяснить. Когда Гоша вернулся, Юра рассказал, что они с коллегами опросили всех посетителей гостиницы, присутствующих в ней на момент похищения (а таких было всего пятеро), горничную, администратора первой смены, «дневного» охранника, метрдотеля ресторана и официантов (сотрудников «ЛК» опросить пока не удалось – они должны приехать для дачи показаний только завтра). Конечно же, никто из них не заметил в тот день и вечер ничего странного и подозрительного. Только одна пожилая постоялица заметила, что слышала с улицы издали какие-то крики в районе девяти вечера. Но женщина не придала этому особого значения, сославшись на шумную молодежь, решившую погулять, поразвлечься, либо выяснить отношения. Правда, почтенная дама тогда возмущённо подумала, почему это молодые люди позволяют себе такое на территории приличного отеля. Но вскоре ей позвонил сын, и старушка благополучно забыла о том инциденте до прихода оперативников.

– Так, а почему охранник за пультом не увидел ничего в режиме онлайн? – вскипел вчера Гоша, услышав про это. – Разве это не его работа – следить за территорией и охранять посетителей!?

Юрий растерянно пожал плечами, отвернулся, и смотря куда-то вверх, проговорил:

– Можно только догадываться. Смирнов мог отойти по нужде. Или не слишком внимательно вглядывался в мониторы, отвлекался на посторонние дела. Всё-таки невозможно в течение двенадцати часов неотрывно пялиться в монитор. К тому же вечер, конец смены – усталость накапливается, внимание улетучивается. Он мог предвкушать, как меньше чем через час уйдёт домой, поест, поспит… К тому же вот что: обычно охранник обращает внимание на более крупные объекты – фойе, входные двери, коридоры, центральный двор. А тот проулок, даже на камеру не весь попадающий, и так легко пропустить. Возможно, кстати, преступник знал это, и учёл, когда выбрал место для нападения. Хм. Может, он сотрудник этой гостиницы или служил там раньше? Надо будет и это проработать…

Гоша мрачно уставился перед собой. И, конечно же, идентифицировать преступника тоже абсолютно не представилось возможным, в силу плохого качества изображения на пленке. Даже по половому признаку. Всё это тоже уже обсудили вчера.

– А дорожные камеры? Всё, что располагались по пути… Тоже ничего?

– Ничего нового, – печально ответил Юрий. – Мы запросили данные про всех владельцев машин, установленных по номерам, которые проезжали вчера по тем направлениям в районе половины десятого вечера и двенадцати ночи. А Лёха сейчас ещё работает с записями камер за весь день похищения. Пытается установить, не проезжала ли в тех местах и до него, и после, одна и та же машина.

Георгий кивнул, опустил голову и сжал правую руку в кулак. Да, зацепки найти крайне трудно. Чёртов ублюдок всё рассчитал – помимо всего сказанного, ещё и то, что на участке дороги, куда он вывел Ксюшу, не было дорожных камер – ближайшие располагались лишь через пять километров от того места, на развилках в обоих направлениях. От одной развилки отходило три пути, от другой – два, и все они, проходя через леса, вели прямиком в соседние деревни. А по главной дороге он мог проехать вообще куда угодно.

Вчера они размышляли над версией, что преступнику логичнее было бы не выезжать за пределы областного района – в виду меньшей вероятности наткнуться на пост ГАИ и дорожных инспекторов, которым могло прийти в голову устроить обыск в машине. Поэтому они прикидывали все ближайшие населенные пункты, где он мог остановиться. Для дальнейших размышлений над этим Гоша попросил для себя копию карты, изучая которую, и уснул.

«Только если он не вывез её в другой лес, и не…»

О самом плохом варианте он старался не думать.

– Слушай, пойдём, – сказал Юра.

Гоша понял, что они направляются в комнату оперативного штаба. Он с горечью вспомнил, что всего каких-то пять дней назад он был здесь в качестве обычного гостя; слушал мрачные истории о пропавших людях, проникался ими и сочувствовал родственникам тех бедняг. А теперь сам оказался на их месте.

В комнате, помимо угрюмого парня за угловым компьютером, никого не было. Обернувшись, парень с таким же насупленным видом кивнул им, и вновь уставился в экран.

Юра предложил чай, но Гоша вежливо отказался.

– Наши все сейчас объезжают ближайшие населенные пункты, опрашивают жителей, не видели ли они чего-нибудь странного, – приятель сел в кресло и взял со стола бумажный листок. – Я тут изучал информацию о её телефонных разговорах в день похищения. Тоже ничего подозрительного. В собеседниках только я, Ефим Алексеевич Архипкин, и Евгений Васильевич Гребнёв – так понял, это её дядя, и тот чувак из издательства. Верно?