Текст книги "Лилия"

Граф улыбнулся. Даже как будто помолодел на несколько лет. И я впервые задалась вопросом: а сколько ему вообще?

– Просто Шторм слишком далеко от столицы, – безжалостно припечатал граф. – Нет, я хотел сказать, – увидев мою реакцию, мужчина тут же постарался объясниться, – Шторм находится на границе Светлого Королевства, так далеко от столицы, что сюда почти не доходят смутные волнения, будоражащие умы королевского двора и жителей столицы.

– Вы не делаете лучше, – буркнула я.

– Ладно, пожалуйста, не обижайтесь на меня, мисс Лили. Я ведь и сам родом из Шторма.

– Нет, вы – это другое дело.

– Почему? – удивился граф.

– Вы столько лет служили при дворе. Никто в Шторме даже с великого перепоя не назовёт вас местным.

Граф вскинул бровь. Видимо, настал его черёд обижаться.

– Извините, – буркнула я.

– Будем считать, что мы квиты, – примирительно предложил мужчина. – Так о чём мы с вами говорили? Ах да. Я пытался объяснить, что брак с вами крайне выгоден моей семье. – Граф снова помрачнел. – Ваш отец – самый богатый купец в Шторме. Да что уж тут говорить, ваша семья богаче многих знатных семей, проживающих в столице. Но, – мужчина пристально посмотрел на меня, – думаю, я не ошибусь, если скажу, что вас тянет ко мне. – Граф пару минут помолчал, изучая мою реакцию, и, видимо, удовлетворился тем, что увидел, поскольку опять уголки его губ изобразили некое подобие усмешки. – Так вот, и меня тянет к вам, – признался граф. – Это ещё не любовь, – встретив мой растерянный взгляд, тихо произнёс он, – но у нас будет время для того, чтобы взрастить в себе это чувство. Давайте отнесёмся к нашему союзу как взрослые ответственные люди. Мисс Лили, вы теперь всё знаете, что вы думаете на этот счёт?

А что я думала на этот счёт?

Я сглотнула слюну, выпрямилась на стуле, поправила выбившийся из причёски локон. Нахмурилась, потом постучала кончиком пальца по кончику носа… раздумывая.

Последние слова графа эхом разносились в моей вдруг опустевшей голове, а также отражались от стенок грудной клетки и, кажется, при каждом своём полёте от стенки до стенки дырявили сердце насквозь. Но граф был прав, меня определённо тянуло к нему. И этот призыв к моей взрослости и ответственности не ушёл от внимания моего жирного эго. О да, конечно, я взрослая и ответственная!

И вот эта взрослая и крайне ответственная привстала со стула и протянула графу руку для рукопожатия, дабы по-взрослому закрепить наше соглашение:

– Да, я согласна.

Граф поднялся из-за стола, подошёл ко мне и, взяв мою ручку в свою ручищу, склонился и, не сводя с меня своих чёрных глаз, поднёс к своим губам и поцеловал.

– Клянусь, я сделаю всё возможное, чтобы вы не пожалели об этом. – бархатным полушёпотом произнёс он.

Глава 5. Сказки моря

Можно ли в одночасье стать взрослой и серьёзной, только решив быть таковой?

Да, я согласилась с весомыми доводами графа о неоспоримом превосходстве союза, построенного на практической выгоде, над теми, которые заключаются лишь по велению сердца.

Да, мне было лестно думать, что граф общается со мной на равных и не боится говорить правду. Но стоило графу выйти за порог, мне стало вдруг сначала грустно, затем тоскливо, потом тревожно и, наконец, скучно.

Зная, что Бони, скорее всего, целиком и полностью занята общением с Томом, я решила прогуляться одна по пыльным городским улочкам. Пошататься по портовому рынку, насквозь пропитаться его звуками, запахами и суетой. С завистью посмотреть на пришвартованные в гавани корабли. Без спешки поразмышлять над тем, откуда они могли прийти и куда ещё отправятся. И, конечно, дойти до берега моря, навестить крикливых чаек и покормить их купленной в лавке пекаря свежей булкой. Вот именно это мне и было сейчас нужно. Это всё было так естественно для меня. Это всё было не просто частью моей жизни. Нет. Ведь это и была я!

Поэтому когда отец или няня Тафита принимались упрекать меня в том, что негоже девушке одной бродить незнамо где, меня это удивляло, вводило в ступор, я честно не могла понять: как это можно запретить человеку быть самим собой?

Вот и сейчас я собрала непослушные волосы в хвост, надела простое тёмное платье и удобные плоские туфли-тапочки и, выйдя за калитку сада, который со всех сторон окружал мой дом, бодро зашагала туда, откуда доносились звонкие голоса продавцов, перебранка матросов, смешки, улюлюканье детворы, лай собак и рокот моря…

Поместье, принадлежавшее моему отцу, которое он в свою очередь получил от своего, а тот выкупил у разорившегося барона или графа, было расположено на холме. И дорога до рынка занимала всего минут десять, так как идти нужно было под гору.

С вершины холма был виден весь городок. Его черепичные крыши, словно чешуя прилёгшего отдохнуть дракона, плавными волнами резво сбегали вниз и замирали, чуть не добравшись до песка, так и не посмев дойти до самого моря.

Я пробежала по узким улочкам, ловко уворачиваясь на перекрёстках от повозок и их раздражённых владельцев.

В рядах с фруктами приглядела свежую черешню и, купив целую плошку, теперь вот шла и, щурясь от солнечных бликов, то тут, то там отражающихся от какой-нибудь очередной позолоченной вещицы, уплетала сочные ягоды. Жизнь сейчас казалась такой ладной, такой настоящей.

Заглянув к знакомому пекарю, купила несколько булок и, поблагодарив, направилась к самой крайней улочке, сразу за которой начинался песок.

В этом году рынок заметно разросся, и я с интересом рассматривала недавно пристроенные лавочки, жавшиеся к домам и крайне неуверенно предлагавшие прохожим свои товары. А среди них было много чего интересного: и ковры с заморскими причудливыми рисунками, и одежда, расшитая камнями и металлическими спиральками, ароматные специи, башмаки с задранными носами, шкатулки…

Дальше начинались продуктовые ряды, а ещё дальше был порт. Чтобы покормить чаек, мне нужно было идти в противоположную от порта сторону, но мой взгляд зацепился за толпу мальчишек, сгрудившихся вокруг кого-то. Всё бы ничего, но дети вели себя очень тихо, и мне стало нестерпимо любопытно – это насколько же должно быть интересным то, что они там рассматривают, чтобы так овладеть детским непостоянным вниманием?

Закинув последнюю черешню в рот, беспечно направилась в сторону толпы в надежде увидеть что-то необычайное. По мере приближения до меня начал долетать голос.

– …На самом дне изумрудного моря в самой глубокой подводной пещере лежит огромная перламутровая жемчужина. Говорят, что если её достать, то вся морская вода выльется, потому что та жемчужина закрывает собой дырку, которую случайно проделал в земле пальцем один из древних великанов.

– А ещё! Расскажи ещё! – вдруг ожили дети и запрыгали вокруг рассказчика. Я привстала на цыпочки, чтобы увидеть, кто это там, и увидела…

Ойкнув, спряталась за удачно оказавшиеся рядом бочки. Присела на корточки, зажала рот рукой. Это же он? Я ведь не обозналась?? Да нет, эти белые, словно выгоревшие на солнце, сухие волосы по плечи и странные острые уши я, наверное, на всю жизнь запомнила. Что он там говорил? До первых жёлтых листьев будет тут?

Попыталась незаметно выглянуть из-за бочки. Прислушалась.

– Ну-у-у, что вам рассказать… – Неловко перекатывая во рту звуки, пришелец задумался. – Может, про хитрую макрель?

– Расскажи! Расскажи! – раздалось детское разноголосое, и почти мгновенно на смену ему пришла внимательная сопящая тишина.

– Хорошо, – кивнул парень и достал из сумки вытесанную из куска дерева небольшую статуэтку в форме рыбы. – Вот, это макрель. – объявил блондин, заправив за острое ухо свои белые волосы. Дети вокруг восторженно заохали. – Не смотрите на то, что она с виду ничем не примечательна, это рыба, которая однажды победила кита! – Дети поражённо выдохнули. – Конечно, удивительно, – подтвердил чужестранец. – Эта малявка примерно настолько же меньше кита, насколько песчинка меньше вот этого валуна. – Парень показал своим когтистым пальцем на лежащий неподалёку осколок скалы. – Так вот. Раньше большой кит очень любил полакомиться крупной жирной рыбкой. Лосось, форель, тунец – для него не было разницы. Встретит косяк, обязательно заглотит целиком и плывёт себе дальше, сытый и довольный. Но однажды, завидев группу аппетитных тунцов, кит уже раскрыл было пасть, но вдруг услышал пронзительный крик: «Да как такое возможно-то?! Куда смотрит морской царь?! Где это видано, чтобы честных граждан сотнями глотали?» Кит, привыкший слышать только песни таких же китов, как он, вздрогнул и закрыл пасть, не проглотив ни единой рыбки. Исполин поспешил уплыть от неприятного пронзительного голоса, который верещал, казалось, в самой его голове. Но в следующий раз, стоило киту задуматься об обеде, история повторилась. Вновь тот же самый противный голос закричал: «Немыслимо! Помогите! Ай-яй-яй!» – Блондин писклявым голосом изображал вопящий в голове кита голос, а дети хихикали, прикрывая рты ладошками. – Дело в том, что хитрая макрель пришла к остальным рыбам и заявила, что раз и навсегда отучит кита есть своих соседей. Рыбы, само собой, не поверили, куда такой малявке, подумали они. Но у макрели был план. Стоило киту приблизиться к косяку рыб, эта хитрая макрель заплывала ему в самое ухо и там начинала что есть мочи голосить. И, представляете, так случалось каждый раз! Только кит решит подкрепиться, а макрель тут как тут, вопит отчаянным гневным взывающим к справедливости голосом. Кит поголодал пару недель и решил перейти на планктон. С тех пор рыбы в море плавают себе спокойно, не боясь, что их вдруг проглотит кит, ведь у каждого кита в ухе живёт по одной маленькой, но самой хитрой макрели.

Тишина длилась всего секунду. Поняв, что рассказ окончен, дети снова заголосили:

– Ещё! Расскажи! Расскажи!

– Хорошо, но эта история будет последней на сегодня, – предупредил блондин.

Дети дружно закивали.

Кто-то из ребят неуверенно попросил:

– А можно про чудовищ?

– Про чудовищ? – Парень удивлённо изогнул белёсую бровь.

Ребята дружно закивали. Хотя у каждого глаза заранее уже были с небольшое блюдце.

– Ладно. Про чудовищ так про чудовищ, – тяжко вздохнул пришелец. Его лицо, от которого до сего момента вроде как исходил свет, помрачнело, словно облако заслонило невидимое солнце. Он убрал деревянную статуэтку макрели в свою потрёпанную сумку и начал рассказ: – Больше всего жители морских глубин боятся не большого кита с его недюжинным аппетитом и не серых акул, день и ночь высматривающих свою добычу, ведь и кит, и акула имеют душу и разум и с ними можно договориться, а когда и обмануть. А вот когда на изумрудной поверхности появляется тень, тогда стоит бежать без оглядки. Тень бесстрашна и бездушна, она не уступает мольбе и неподвластна жалости. Она берёт то, что ей нужно, оставляя за собой кровавые пятна на поверхности изумрудного океана. Но вам, – блондин посмотрел на обращённые к нему любопытные детские мордашки, – вам скорее покажется ужасным огромный одноглазый кракен, поднимающийся из тёмных таинственных глубин океана, чтобы сразиться с этой тенью…

По рядам маленьких слушателей пробежал испуганный шепоток:

– Кракен…

– Ты слышал?

– Тот, что топит корабли…

– Мне папа про него рассказы…

– Чш-ш-ш!

– Пит, замолчи! Слушай…

Пришелец грустно улыбнулся.

– Да, кракен. – Подняв руки и растопырив когтистые пальцы, парень грозно свёл над переносицей белёсые брови и закачался из стороны в сторону. – Это древнее чудовище больше, чем дом, в котором вы живёте… – страшным голосом протянул он.

– И даже больше корабля? – осторожный полушёпот раздался из притихшей толпы.

– Определённо больше, – кивнул блондин. – Когда кракен поднимается на поверхность, его щупальца вырываются из воды, каждое величиной с исполина. Они заслоняют собой солнце, и кажется, словно среди бела дня вдруг наступила ночь. Если кракен откроет свою пасть, то он запросто может проглотить половину моря. А своим воплем это чудовище способно дробить камни и рушить горы.

– Мой папа видел такого, – не выдержал один из мальчишек.

– Да всё ты врёшь, твой папа дальше залива никуда не уплывал! – с завистью закричал другой.

– А вот и уплывал! – разозлился мальчишка и, сжав кулаки, приготовился тумаками доказать, что он говорит правду.

– Пит! – долетел со стороны жилых домов женский голос. – Пит, пора ужинать!

– Ладно, что на дураков силу тратить, – буркнул Пит и, показав язык, что есть мочи побежал в сторону дома. Остальные мальчишки посрывались со своих мест и рванули вдогонку, громко голося и размахивая кулаками.

Чужестранец остался один. Он усмехнулся, наблюдая за тем, как Пит всё же добежал до дома и, скрывшись за спасительной дверью, теперь строил гримасы вопящим на улице мальчишкам, выглядывая из окна второго этажа. Но вот за ним появилась недовольная женщина и выписала подзатыльник задире. Пристыженный Пит скрылся в комнате, а его мама – несомненно, это была она – закрыла окно и задёрнула занавеску.

Мальчишки ещё чуть пошумели под окнами дома и разошлись в разные стороны в поисках новых приключений, распинывая на ходу подворачивающиеся под ноги камешки.

Блондин выдохнул, поправил раздуваемые порывами ветра волосы и, усевшись поудобнее на камне, достал из мешка деревянный брусок и небольшой сверкнувший на солнце нож. Поднеся брусок к лицу, он долго смотрел на него, вертел в руках, о чём-то думая, а затем, будто найдя наконец ответ на мучащий его вопрос, принялся отрезать от бруска небольшие кусочки.

Я отвернулась, села на песок, прижавшись спиной к бочке. Оказывается, подглядывать за кем-то, оставаясь незамеченной, не так-то просто. Мои ноги затекли, а шея и спина болели. Я посмотрела влево на море, солнце стояло ещё достаточно высоко, но всё же было понятно, что день неумолимо подходит к концу, скоро начнёт вечереть. Торговцы начнут убирать товары и закрывать лавки. А я ещё хотела покормить чаек… Но так и сидела, смотрела на море, глазами провожала скатывающиеся с берега волны и ловила долетающие до меня звуки скользящего по дереву ножа. Не знаю почему, но хотелось ещё вот так посидеть здесь. Было… как это описать… уютно?

Поймав себя на этой мысли, возмущённо тряхнула головой. Что это я? Стараясь как можно меньше шуметь, встала и на цыпочках пошла прочь, скрываясь за сложенными ящиками и бочками.

Удалившись на безопасное расстояние, уже не опасаясь, что он меня заметит, вышла на песок и пошла вдоль моря почти по кромке воды. Остановилась, обернулась.

Отсюда всё ещё был виден камень, на котором сидел пришелец. Я нахмурилась, припоминая его тогдашние слова. Интересно, для чего это всё было? Что он хотел от меня? Зачем пришёл в Шторм, если может быть где угодно, ведь у него есть магическая метка? А эти его сказки про рыб и морских чудовищ… Несомненно, вымышленные детские сказки, но было бы интересно послушать про настоящие его путешествия, порасспросить, что он видел, где бывал…

Я почти сделала шаг в обратную сторону, но… остановилась. Я всё же взрослая девушка, у которой есть жених. И, короче, пошла я кормить чаек.

Вернувшись домой, обнаружила сидящих за столом в гостиной отца и графа. Мужчины что-то увлечённо обсуждали.

Незаметно проскользнула в свою комнату, переоделась, причесала растрёпанные волосы. В дверь постучала служанка, сообщила, что отец ждёт к ужину.

Улыбнувшись своему отражению в зеркале, я выпорхнула из комнаты и, легко сбежав по лестнице, затормозила у дверей гостиной. Перевела дух. Всё же взрослой леди не к лицу бегать, хохотать в голос и краснеть. Хмыкнула, осознав, что для меня это неотъемлемые составляющие счастья. Ну да ладно. Наверняка у счастья много других обличий. Например, широкие плечи и чёрные глаза…

Чинно вошла в гостиную, ища глазами графа. Не найдя, остановилась, чувствуя, как уголки губ ползут вниз. Счастье стремительно покидало меня.

– Лилия, малышка моя, – улыбнулся отец, закрыл газету и отложил в сторону.

– А где граф? – упавшим голос спросила я, прошла к столу и теперь усаживалась на своё место, напротив отца.

– Должно быть, уже поднялся на борт корабля. – посмотрев на часы, беспечно отозвался папа, с интересом рассматривая блюдо, стоящее перед ним на столе.

– Какого корабля? – округлив глаза, громче, чем хотелось, спросила я.

– «Отважного», конечно, – обеспокоенно посмотрев на меня, ответил отец. – Ты чего, моя милая? Побледнела… А, волнуешься за своего жениха. – Отец одобрительно покачал головой. – Не стоит. Ты же знаешь, «Отважный» – один из самых надёжных кораблей Светлого Королевства! Он за несколько дней домчит твоего графа до Дэверраха…

– Граф снова уехал в столицу? Зачем? – раздражённо отодвинув от себя тарелку, буркнула я.

– А он тебе не сказал? – удивился папа. – Ну конечно, письмо короля застало его врасплох. Тут уж не до любезностей с наречённой. Даже любовь отходит на второй план, когда дело касается короля. Но ты не переживай. Граф вернётся, не успеешь и соскучиться. Хотя для возлюбленных иногда бывает полезно поскучать. – Папа расплылся в довольной улыбке. – Да и, я уверен, тебе будет некогда томиться в ожидании. Предсвадебные хлопоты займут всё твоё свободное время. Сколько всего нужно подготовить! Я слышал, только выбор тканей для свадебного платья у некоторых невест занимает недели, – округлив глаза, поведал отец. – Давай скорее есть. Всё такое аппетитное! – Ухватив вилку с ножом, отец с энтузиазмом принялся нарезать лежащий перед ним на тарелке кусок запечённой говядины.

– Нет аппетита, – рассеянно кинула я и, потянувшись, взяла тонконогий бокал, наполненный шампанским.

– И это абсолютно нормально, – не отрываясь от блюда, довольно сообщил папа. – Девушкам свойственно терять аппетит перед столь волнительным событием… м-м-м… объеденье, – протянул отец и запил съеденное шампанским. – Кстати, это подарок графа. Говорит, что такое пьёт сам король. Надо же, подумать только, сам король! – Отец зарделся от осознания того, что пьёт вино, которое пришлось по вкусу столь влиятельной особе. – Эх, знал бы отец, как высоко взлетит фамилия Мищетцких. Породниться с древним родом графов…

– Папа, я, пожалуй, поднимусь в комнату, – вставая из-за стола, прервала я отцовские витания в облаках.

– Что? Почему? – забеспокоился отец.

– Подумаю, насколько длинную фату выбрать, – без зазрения совести соврала я.

– Понимаю, да, это дело важное, – расслабился отец.

По дороге в комнату взглядом наткнулась на деревянные ящики, стоящие под лестницей. У одного из ящиков была сдвинута крышка. Оттуда торчала солома и виднелись запечатанные пробками стеклянные горлышки.

– Королевское вино, – раздражённо фыркнула я, не зная, куда деться от разрастающегося чувства досады и ощущения собственной глупости. Постояла пару мгновений в нерешительности, кусая губы и хмурясь, а затем достала одну из бутылок и уверенно направилась в свою комнату. Ну уж теперь-то я достаточно взрослая, чтобы впервые в своей жизни остаться наедине с бутылкой алкоголя.

Ворвавшись в комнату, раздражённо пнула ногой стоящий у кровати пуфик. Заходила из угла в угол, пытаясь понять: что же так меня злит?

Очевидно, после сегодняшнего такого откровенного разговора с графом я ожидала… чего? Вот чего я ожидала? Что граф и дальше будет относиться ко мне с уважением? Будет посвящать в свои планы? Поставит меня в известность, если вдруг захочет уехать… Я вновь пнула пуфик.

– Глупая, глупая, глупая! – на одном дыхании выпалила я и топнула ногой, закрыла глаза, сжав голову руками. – Ты ничего не смыслящая в жизни дурочка, – прошептала я, изо всех сил стараясь успокоиться.

Но душевное равновесие упорно отказывалось восстанавливаться. Поэтому, прихватив бутылку, я прошла к открытому окну и уселась на широкий подоконник.

Здесь было уютно. С моря долетал лёгкий тёплый бриз. Верхушки деревьев качались и шелестели листьями. С тёмно-синего безмятежного неба мерцали первые звёзды. Над обозначившимся горизонтом показался краешек восходящей луны. Полнолуние. Я ноготками подцепила пробку бутылки. Она поддалась, но не до конца. Пришлось пустить в ход зубы. Бутылка с лёгким хлопком откупорилась. В нос ударил приятный фруктовый аромат.

«А это вино действительно особенное, – подумала я, сделав несколько глотков. – Но лучше бы он всё-таки сказал мне…»

К середине бутылки луна поднялась в зенит и теперь лила свой пропитанный магией свет на сад, окружающий мой дом, на крыши городских домов и на море. Мир вокруг приобрёл необычайный ореол таинственности. Во всём: в плавном движении листвы, в хлопанье не закрытых где-то ставень, в отдалённом лае бездомных собак, а особенно в мерцании лунной дорожки, убегающей сейчас от берега к горизонту, – чувствовалась какая-то неразгаданная тайна, какое-то послание, которое должно было быть прочитанным, но оставалось невидимым, хоть и лежало на поверхности…

Губы мои вдруг растянулись в плавной улыбке.

– Да ладно? – протянула я, впервые услышав свой пьяный голос. От этого стало ещё веселее. – Конечно, прям-таки любишь? Вот осёл. – Припомнив первую встречу с блондином, я вновь приложилась к бутылке. – Наверное, пришёл в город, спросил у первого попавшегося, какая семья здесь самая богатая и нет ли у главы этой семьи дочери на выданье? И решил попытать счастья. Думает, стоит заявить, что любит, и любая сразу растает. Конечно, ищи дуру! Знаем мы таких… Хотя… А чем тогда граф отличается от всех этих охотников за приданым? Ах, нет. Конечно, отличается. Он даже и не пытался врать, что любит. – Икнув, я досадно шикнула сама на себя, – Тише. Не надо сейчас об этом. Не порти такой заме-е-ечшательныйший вечер. А вино хорошо…

Так, глупо улыбаясь, я сидела на подоконнике в своей спальне и вглядывалась в ночь, вдыхая ароматы, приносимые ветром. И даже не заметила, как начала подпевать неслыханной доселе песне, которую, казалось, пела сама ночь, пели звёзды и луна, и небо тоже пело, и особенно море. И так было от этой песни хорошо и в то же время очень грустно…

Я надула губы, хлюпнула носом. Подтянув колени, обняла их, опустила голову. Перед глазами вставали неведомые дали, пенилось море, волны разбивались о скалы, и солнце сменяло луну много раз…

– Нет, надо ложиться. – Заставила себя спуститься с подоконника, помедлила пару мгновений и всё же не стала закрывать окно.

Засыпая в ту ночь в своей кровати, я слушала странную песню. И будь я тогда трезвой, я бы, наверное, задалась вопросом: кто это поёт и кому? Но когда в твоей крови замешаны пузырьки золотого шампанского, всё намного проще, волшебство логично, а ты настолько великодушен, что можешь позволить ему существовать, не задавая лишних убивающих магию вопросов.