Текст книги "Лилия"

Лилия
Веся Елегон

Корректор Мария Черноок

Дизайнер обложки Мария Ведищева

© Веся Елегон, 2023

© Мария Ведищева, дизайн обложки, 2023

ISBN 978-5-0060-3026-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1. Девчонка и море

Сумеречное ледяное море Лиха…

Здесь, вдали от родных берегов, его воды действительно обдавали смертельным холодом.

Перекинувшись через деревянный борт качающегося на волнах корабля, я привстала на цыпочки, пытаясь коснуться пальцами изумрудной воды.

Но волны, словно дикие звери, вёрткие и опасные, ловко подныривали под борт, избегая моих прикосновений. Ветер усилился, и на мгновение пелена бесконечного тумана разорвалась, оголив пронзительное чистое небо и по-зимнему яркое солнце.

– По правому борту, на три часа! Минут десять до первых гигантов! – прокричал с мачты смотровой, предупреждая о надвигающихся волнах.

Матросы засуетились, убирая паруса и сматывая канаты.

Я посмотрела в сторону каюты капитана. В окнах мерцал свет. Отец занят. Раздаёт команды подчинённым, обсуждает с боцманом изменение маршрута. В этом году зимние бури начались на две недели раньше, и, судя по всему, корабль повернёт назад, так и не доплыв до крайней точки своего маршрута.

Налетела очередная волна и со всей силой ударила в борт. «Отважный» испуганно вздрогнул, но устоял. Я же довольно потёрла руки, понимая, что взрослые заняты и не помешают задуманному.

Подняв уложенный у ног канат, закинула его на плечо и, переступив поручни, перемахнула через борт корабля. Там, замерев на мгновение, стала разматывать верёвку, чтобы надёжно привязать себя к металлическим крюкам, предназначенным для запасной шлюпки. В последнем порту шлюпку сдали в ремонт, а забрать её так и не успели, пришлось убегать от подступающих морозов, так что теперь я могла спокойно полюбоваться набирающей обороты бурей прямо из первых рядов…

Сумеречное ледяное море Лиха было прекрасно! Яростно вздымало хребты взбесившихся водяных «чудовищ» и грозило раздавить, словно яичную скорлупу, любимый папин корабль.

Меня с ног до головы окатило ледяными солёными каплями, словно брызгами хрусталя осыпало. Вздрогнув всем телом, я громко рассмеялась, от всего сердца радуясь, что за завываниями ветра меня никто не услышит.

Боже, как же мне хотелось отрастить крылья и улететь, скользя по этим волнам, туда, за горизонт туманов! Говорят, именно там проходит Грань между Светлым Королевством и Тёмными Землями – проклятым миром, вход в который человеку заказан. Ведь там живут кохэйро – демоны, любящие полакомиться человечинкой.

Но сей факт не останавливал меня в моих мечтаниях. Влекомая неизвестностью, я знала, что есть что-то большее, чем бесконечные учебники и поучения няни Тафиты о том, какой должна быть благовоспитанная леди.

И вот сейчас, когда мои волосы и платье рвал ветер, а лицо обдавали солёные капли, мне было так радостно! Я чувствовала себя своей в самом центре разыгравшегося шторма. А волны всё усиливались, то поднимая корабль к небесам, то отправляя в самую бездну. И преодолев очередной пенный гребень очередной волны-чудовища, я с визгом скатывалась вниз, уносимая вздрагивающим и стонущим телом бьющегося среди волн «Отважного».

Но, увы, счастье моё длилось недолго. Вскоре ветер начал стихать, а море успокаиваться.

С грустью всматриваясь в тёмно-зелёную воду, я потянулась рукой, пытаясь вновь коснуться волн. Ветер рванул последний раз и сорвал атласную ленту с моих волос. Тёмные кудри рассыпались по плечам, закрывая лицо.

Я убрала рукой упавшие пряди и ещё успела увидеть свою алую ленточку, мелькнувшую на поверхности и тут же проглоченную иссиня-тёмными водами океана. На мгновение захотелось стать этой ленточкой…

– Лилия! – Пронзительный визг няни Тафиты вскрыл тишину, наступившую после бури, разрушив остатки волшебства, окружавшего меня. – Господин Трауф Мищетцкий, вот же она! Она жива! Девочка наша… Сюда! Сюда, бездельники! – Пухлая приземистая женщина подбежала к борту и теперь, перевесившись через перила, пыталась ухватить за руку обнаруженную там меня. – Господи! Мисс Лили, как же вы сюда забрались?! Тащите её! – скомандовала она подбежавшим матросам.

– Да ну не надо, сама я, – переваливаясь через перила, раздражённо отмахнулась я от рук, втягивающих меня обратно на борт корабля.

– Как вообще тебе в голову пришло?! – Отец расхаживал по каюте, в его руках всё ещё была зажата та верёвка, которой я привязала себя к кораблю, чтобы насладиться бурей. – Ведь это уму непостижимо! – Он схватился за волосы, парик сполз, оголив лысину.

– А я вам говорила! – торжествуя, объявила няня Тафита. – Я говорила, что не место молодой леди на корабле. Это опасно и для здоровья, и для ума. Молодая леди должна сидеть дома и учиться.

– Наверное, вы правы, мадам Шногл. Больше ноги её не будет на корабле… – глухо пообещал отец.

– Но папа! – впервые за долгое время действительно испугавшись, воскликнула я. – Ничего же не случилось! Я здорова. Даже не поцарапалась, – пряча за оборками рукавов ободранные о верёвку ладони, с жаром произнесла я.

– Ни слова больше! – яростно возопил отец и так строго посмотрел на меня, что сердце моё неприятно сжалось, предчувствуя недоброе. – Слава небесам, всё чудом обошлось! И мы больше не будем испытывать судьбу. С этого дня ты сидишь в своей каюте. Лишь только мы причалим в порту Шторма, ты сойдёшь на берег и отправишься прямёхонько в родимый дом. И, я клянусь, больше ноги твоей не будет на борту «Отважного»! С этой минуты в вопросах твоего воспитания я целиком и полностью полагаюсь на мадам Шногл.

– Господин, я вас не подведу, – мгновенно надувшись от гордости и ощущения собственной значимости, пропищала женщина.

– Но папа… – не веря своим ушам, запротестовала я.

– Молчать! Отправляйтесь в свою каюту, юная леди. И хорошенько поразмыслите о своём поведении. Подумать только, тебя могли утащить на дно склизкие морские твари…

– Лучше бы уж утащили… Всё веселее, – пробурчала себе под нос я, вылетая из отцовской каюты.

– Ничего, мисс Лили. Вы скоро поймёте, что куда интереснее заниматься домашними делами. Интереснее и безопаснее… – поучающим тоном произнесла няня Тафита, следуя за мной по пятам.

Я протяжно застонала. Хотела бы я убежать от неё, но тяжёлые складки мокрого платья облепили ноги и мешали идти. Я раздражённо дёрнула ткань подола. Боже, ну отчего моя жизнь настолько непомерно тяжела и бесцветна, прямо как это промокшее насквозь платье??

Видимо, в этот раз я действительно сильно провинилась, поскольку, едва «Отважный» причалил в родном порту, меня в сопровождении няни тут же отправили в отцовское родовое поместье, где я провела всё своё детство и, кажется, теперь проведу и юность.

Месяц я просидела запертая в своей комнате, наблюдая из окна, как на приморский городок медленно и неумолимо наваливается пришедшая из-за сумеречного моря зима. Улочки и дома, покрытые мерцающим на солнце снегом, скованные морозным оцепенением, наспех украшались гирляндами. Горожане так торопились, словно от этих разноцветных лампочек напрямую зависела их жизнь.

Спустя месяц отец, не умевший так долго хранить обиду на своё единственное чадо, сам пришёл мириться. Остановившись на пороге двери и не решаясь зайти, осмотрел мою комнату. Стены в ней были завешаны полками и заставлены книгами, которые мы вместе привезли из бесконечных путешествий. Отец криво улыбнулся. Кажется, снова пришёл к мысли, что его дочь вся в отца, а значит, злиться на неё – это всё равно что злиться на самого себя.

– Граф и графиня Стольмские устраивают бал на будущей неделе, – примирительно начал он.

– Как-то рановато. Рождество только через месяц, – не отрывая глаз от книги, равнодушно отозвалась я.

– Возвращается их старший сын Августос. Срок его службы при дворе окончен.

Отец замолчал, ожидая моей реакции. Я упорно делала вид, что крайне заинтересована чтением. На самом же деле мне уже давно до чёртиков наскучило сидеть в комнате. Хотелось выйти на улицу, побегать по заснеженным тропинкам, посмотреть на сонное зимнее море, встретиться с подружками, наконец. Поэтому, хотя балы меня мало интересовали, сейчас я бы согласилась даже на это пресное, пропахшее нафталином мероприятие, лишь бы вырваться из своего заточения. Но я не спешила показывать свою радость. Я знала, что если совершу подобную ошибку, то этим дело и закончится, я буду жить от бала до бала, а между – сидеть в своей комнате. Нужно дать понять отцу, что мне нужно больше и я так просто не сдамся. Да, я до сих пор не чувствовала своей вины за ту выходку на корабле и хотела, чтобы отец пожалел о том, что запер меня здесь. Но моя абсолютная уверенность в том, что я смогу выйти победительницей и из этой ссоры, изрядно поблёкла, едва я услышала следующий вопрос.

– Помнишь Августоса? – вдруг спросил отец. – Вы виделись пару раз…

– Когда мне было три? – наугад сказала я, сразу поняв, к чему отец клонит. Мало ему было лишить меня свободы, так он снова заводит эти свои разговоры о замужестве. Немыслимо! Моё расчётливое самообладание как ветром сдуло. Трудно оставаться равнодушной, когда на кону твоё будущее.

– Нет, лет пять. Он тогда приезжал к родителям на каникулы, – воодушевившись моим вопросом, сообщил папа.

– Нет, пап, не помню, – закрыв книгу, сухо оборвала я отцовскую речь.

– Ну вот как раз и вспомнишь. Сходи с мадам Шногл в ателье, чек я ей уже выписал. Пусть тебе сошьют что-нибудь по последней моде. Похвалишься перед подружками.

– И Августосом, – добавила я, с укоризной посмотрев на отца. – Папа, ты опять за старое??

– Ничего подобного. Я не настаиваю, – отмахнулся отец и, наконец переступив порог, зашёл в комнату. Прошёл к окну и, облокотившись о подоконник, задумчиво уставился на открывшуюся взору панораму заснеженного города. – Я не настаиваю. Но если между вами проскользнёт искра… Почему бы и нет. – Оторвавшись от сказочного пейзажа, отец посмотрел на меня затуманенным надеждами взглядом и улыбнулся.

– Ну, это вряд ли, – встав из-за стола и скрестив руки на груди, насупившись, уверенно заявила я.

– А это, дочь моя, одному только небушку и известно.

Как бы я ни была возмущена намёками отца, но свежий морозный воздух, прохладными ладонями касавшийся сейчас моего розовощёкого лица, быстро выдул из моей головы все роящиеся там невесёлые мыслишки. Гулять по городскому рынку, уже украшенному к Рождеству, было невообразимо приятно, и я невольно улыбалась, легко шагая по хрусткому снегу, и напевала себе под нос смешные портовые песенки. Прямо как в старые добрые годы детства!

Чуть впереди торопливо семенила озабоченная будущим балом мадам Шногл. Она сурово оглядывала лавки торговцев и сетовала на то, что в нашем захолустном городишке вряд ли найдётся что-то, способное удивить или хотя бы удовлетворить вкусы вернувшегося из столицы графа Стольмского.

– А вам, мисс Лили, не мешало бы прекратить эти глупые ужимки с дурашкой Бони. У той ни приданого, ни разума. Вся в отца. Какой уважающий себя купец на старости лет возьмётся шить сапоги? – всплеснув руками, осуждающе прицокнула языком мадам Шногл.

– Это честный труд, который, кстати, приносит неплохие деньги, – с интересом оглядывая прохожих, сообщила я и радостно взвизгнула, разглядев стоящую у лавки с конфетами ту, о ком так нелестно отзывалась няня, – свою лучшую подругу Бониэль Кокрок! Светловолосую голубоглазую улыбчивую Бони.

– Подруженька! – Подскочив к девушке, я обняла её и не сразу заметила, что Бониэль протестующе пищит и вырывается из моих излишне пылких объятий.

– Что ты творишь, Лили?! Прекрати! Сейчас же прекрати…

Растерявшись, я разжала руки и отступила на шаг назад, пытаясь понять, что это за необычная реакция.

Взгляд мой скользнул по девушке, поспешно оправляющей помятую одежду и выбившийся из причёски локон. Видеть такое было весьма… странно. Бони, моя родная подруженька, можно сказать, моя сестричка… выглядела абсолютной незнакомкой. Аккуратно уложенные локоны светлых волос, шляпка, приколотая сбоку, подбитое чёрным мехом дорогущего соболя пальто. И накрашенные помадой губы!

Мы не виделись всего-то… сколько? Месяца три? Да, точно, два месяца в плавании на «Отважном» и месяц в заточении дома. И такие разительные перемены?

– Бони? Что с тобой произошло? – растерянно спросила я, понимая, что моя лучшая подруга из задиристой девчонки, готовой на любую шалость, пришедшую мне в голову, вдруг превратилась в молодую леди.

– А что со мной? – поспешно вытащив из кармана зеркальце и теперь пристально вглядываясь в своё отражение, испуганно спросила девушка.

– Ты накрасилась, и волосы…

– И? – Синие глаза с возмущением уставились теперь на меня. – Разве молодая леди не должна следить за своей внешностью? – живо напомнив мне няню Тафиту, поджав губы, отчеканила Бони.

– Ну, да, наверное, – смутившись, кивнула я.

– А ты совсем не изменилась, – криво усмехнувшись, оглядела меня подруга. – Говорили, ты сидишь под домашним арестом. Я думала, тебя продержат взаперти до весны, – разочарованно с необъяснимой тоской в голосе озвучила свои мысли девушка.

– Да, наверное, так бы и было, – сведя брови к переносице, поморщилась я, с неприязнью припомнив своё месячное заточение. – Но бал у Стольмских, и папа сменил гнев на милость… А ты не хочешь сходить на площадь? – решив уйти от неприятной темы, улыбнулась я подруге.

– На площадь?.. – задумчиво протянула Бони.

– Да, покатаемся на коньках! И, я слышала, там уже горку залили.

– Мисс Лили, нам ещё к портному, неужто вы забыли?? – послышался писклявый голос няни откуда-то справа.

– Бежим. – Ухватив Бони за рукав пальто, я потянула её прочь от лавки с конфетами и от подбирающейся к нам мадам Шногл.

– Не так быстро, – запротестовала Бони.

Но ещё пара шагов, и сквозь всю эту наносную шелуху на свободу выбралась та светловолосая девчонка, которую я знала с детства, с которой вместе убегала из дома. Бони громко засмеялась, со всех ног стуча каблуками по выложенной камнем базарной дороге.

Минут через пять мы добежали до городской площади и, запыхавшись, остановились у деревянного столба, завешенного разноцветными ленточками. Столб обозначал вход на каток. Здесь же неподалёку сдавали напрокат коньки. Мы, раскрасневшиеся, с взъерошенными волосами, горящими глазами в азарте оглядывали катающихся и одновременно пытались отдышаться.

– Бони, как же здорово! Я так устала сидеть в своей комнате, слушать наставления няни…

– Так что же ты, Лилия Мищетцкая, натворила, что твой почтенный отец решил лишить тебя свободы? – сверкнув лукавыми глазами, улыбнулась Бони.

Услышав мой подробный рассказ о том, как я привязала себя к борту корабля, чтобы сполна насладиться штормом, подруга сделала большие испуганные глаза, попыталась меня пожурить, даже пнула в плечо, укорив за то, что я могла погибнуть. Но потом, всё-таки не выдержав, сдалась и долго смеялась над моей бесшабашностью и особенно над тем, что я ни на йоту не считаю себя виноватой хоть в чём-то и до сих пор абсолютно уверена, что наказана совершенно безосновательно.

– В этом вся ты. – Успокоившись, Бони стёрла рукавом выступившие в уголках глаз слёзы. И вдруг, словно что-то припомнив, схватила меня за руку и, приблизившись, зашептала: – А у меня тут такое… – начала было девушка, но осеклась.

– Что? – подавшись вперёд, заглянув подруге в глаза, спросила я.

Блондинка несколько мгновений медлила, будто решая, стоит ли мне довериться. Это даже немного обидело, ведь между нами никогда не было тайн.

– Ладно… Весьма вероятно, что я скоро выйду замуж, – понизив голос и воровато оглянувшись по сторонам, словно нас мог кто-то подслушать, сообщила Бони.

– Ого… – озадаченно произнесла я. – И за кого?

– Ну… Он приехал на прошлой неделе. Моего отца и меня пару раз приглашали на ужин в графский дом…

– Августос! – догадавшись, вскрикнула я.

– Да. Не кричи так, – испуганно посмотрев по сторонам, шикнула на меня подруга.

– Ладно, извини. И что у вас – любовь? – вдруг поняв, что не могу произносить это слово с серьёзным выражением лица, спросила я.

– Ну. Мы виделись два раза, и то мельком. Но родители почти сговорились о цене приданого, – крайне серьёзно, почти по-взрослому сообщила Бони.

– О. Ясно, – закивала я, делая вид, что понимаю. Но на самом деле не понимала я ровным счётом ничего. Почему моя свободолюбивая подруга вдруг решила пожертвовать бесценной свободой и выйти за едва знакомого человека?

– Господи, это он… – вдруг побледнев, промяукала Бони и, оттолкнув меня, принялась шарить по карманам, видимо, в поисках зеркальца.

– Мисс Лили, вот вы где! Господи, ну за что мне такое наказание?! – Вынырнув из проходящей мимо толпы людей, запыхавшаяся мадам Шногл, словно разъярённый тролль, рванула в мою сторону. – Пойдёмте же! – хватая меня за руку и утаскивая куда-то в сторону от подруги, прокричала она, пытаясь перекричать радостные улюлюканья и нестройные звуки музыкальных инструментов, доносящиеся со всех сторон площади. – Вот раскупят все лучшие ткани, как прикажете потом вашему отцу в глаза смотреть?

Глава 2. Бал у Стольмских

Бал. Слово, которое молодые барышни произносят с придыханием и при этом немного краснеют, а их отцы серьёзно хмурят брови и подсчитывают приданое.

Всё, что чувствовала я, думая о предстоящем событии, – это то, что туфли слишком тесные, а корсет, похоже, создан лишь для того, чтобы молодые леди помирали медленной мучительной смертью, но при этом оставались крайне стройными, а значит, ослепительно красивыми.

В очередной раз попытавшись сесть, я потерпела неудачу из-за слишком пышных юбок платья и, промахнувшись мимо стула, с кряканьем повалилась на пол.

– Боже, мисс Лили! – заквохтала мадам Шногл и закружилась вокруг, пытаясь меня поднять. – Я же говорила вам не садиться. На балу не будет стульев. Вам это умение совсем ни к чему.

– Ну да, – пропыхтела я, морщась от впившихся в голову шпилек, коими мои волосы были уложены в футуристическую причёску, живо напоминавшую гору из овечек. – А ещё, видимо, там мне не пригодятся такие навыки, как дышать и думать…

– Молодая леди должна выглядеть идеально и приятно улыбаться. Вот всё, что от вас требуется, мисс Лили, – наконец, не без помощи набежавших слуг придав мне вертикальное положение, прокряхтела мадам Шногл.

– Если это всё, что от меня требуется, может, вы просто нарисуете мою картину в полный рост и будете возить по балам? Мне кажется, разницы не заметят, – пытаясь не отмахиваться от тысячи рук служанок, поправляющих сразу мой макияж, причёску и платье, печально предложила я. Удивительно, после пяти часов сборов сил не было даже на злость.

– Ну что? Готовы? – В гостиную вбежал папа. – Милая моя! – Купец всплеснул руками. И даже прослезился. – До чего же прекрасна! Вся в мать!

Я только кисло улыбнулась. Мать я не помнила, но готова была поклясться, что та тоже не была бы в восторге от этих нарядов. Господи, под всеми этими слоями косметики, накладных волос и чудовищного платья я чувствовала себя случайно запечённой в торт.

– Нет, не будем откладывать! – Захлопав в ладоши, отец подпрыгнул на месте. – Как можно быстрее явим это великолепие обществу! Высший свет достоин лицезреть мою жемчужину.

Радовало то, что я здесь была не одна такая… красивая. Девушек привозили на украшенных золотом, обитых бархатом каретах и, выгрузив у широких лестниц, долго поправляли плащи, съехавшие шляпки и выбившиеся из причёсок локоны. Потом заносили вверх по лестницам и, войдя внутрь фамильного замка Стольмских, расставляли вдоль стен, как огромные вазоны с цветами.

Видят небеса, такого унижения я ещё не испытывала! Меня всё же успокаивала одна мысль. Бал закончится. А вот возможность вновь покидать свою комнату останется. Нужно только немного потерпеть. И поэтому я стояла и терпела и улыбалась всякий раз, когда папа поворачивался ко мне и что-то радостно и громко шептал на ухо.

Когда наконец объявили начало мероприятия и лакеи представили всех пришедших гостей, с меня сняли подбитый мехом тяжёлый плащ, стало ощутимо легче. А когда заиграла музыка и начались танцы, я вообще позволила себе скинуть с ног туфли, всё равно за длинным подолом не было видно стоп. Облегчённо выдохнув, я огляделась. Неплохо было бы найти дамскую комнату. Я бы избавилась от половины шпилек…

Но план пришлось отложить, так как в мою сторону направился папа в компании графа и графини Стольмских.

– Вот, хотел вам представить моё сокровище! – расплылся в улыбке отец.

– Лили, как ты выросла! – улыбнулась графиня. – Ты всегда была красоткой, но сейчас твоя красота ослепительна, – склонив голову, благосклонно сообщила женщина.

Я постаралась улыбнуться как можно приветливее. Тем более что против графа и графини я ничего не имела. Приятные дяденька с тётенькой. Может, излишне пафосные и говорят медленно, но это их право. Мне с ними не жить.

Графиня всплеснула руками:

– Валот, а где же Августос? Нужно его познакомить с Лили!

– Да, где же… – Граф завертелся на месте, живо напомнив выскакивающую из шкатулки куклу на пружинке. – Кажется, вижу! – победоносно провозгласил он и замахал руками. Как-то вдруг совсем не по-графски. Но мне ли судить. Я стою посреди бала без туфель…

– Впечатляющий образчик мужественности, – подмигнул мне отец, разглядев направляющегося в нашу сторону мужчину. – Статью в отца, а красотой в мать, – лукаво улыбнувшись, заявил он, чем заставил покраснеть и засмеяться графскую чету.

– Августос закончил свою службу при короле и решил вернуться в родной дом. Говорит, что устал от светской жизни и хочет спокойствия. А что может быть лучше, чем жена и домашний уют? – хихикнула графиня.

Я не была в восторге от того, в какую сторону повернул разговор. Но не могу сказать, что это меня удивило. После всех намёков отца это было вполне ожидаемо. Только вот я надеялась, что у графов этот вопрос уже закрыт. Ведь, если я правильно поняла, Бони что-то говорила о приданом и замужестве…

– Августос, сынок мой! – Графиня радостно обняла подошедшего мужчину. – Всё не могу привыкнуть, что ты так близко и никуда больше не уедешь!

– Мама, – сдержанно улыбнувшись, Августос отстранился от расчувствовавшейся женщины.

– Августос, возможно, ты помнишь, лет десять тому назад ты приезжал домой на Рождество… И… Что ж это я смущаюсь как ребёнок. – Граф Стольмский перевёл дыхание. – Это леди Мищетцкая.

У молодого графа были тёмные глаза. Эти глаза пристально посмотрели на меня, и мне вдруг стало как-то не по себе. Молодой граф улыбнулся и протянул руку.

– Кудрявая девочка с картинками, – произнёс он.

– Ах, Августос, неужели ты помнишь? И действительно! Валот, помнишь эти рисунки? Лили тогда очень любила рисовать, – умилённо улыбнувшись, видимо, вспоминая ту маленькую смешную круглощёкую девочку, которой была я, на одном дыхании произнесла графиня.

– О да. Лили тогда рисовала всех. Заставляла позировать себе часами. Слуги прятались по углам… – улыбаясь своим воспоминаниям, припомнил папа.

– Она и тебя тогда нарисовала. У меня где-то лежит этот рисунок. Ты помнишь, Августос?

– Да. На том рисунке я был похож на хромого ободранного пса, – серьёзно, не сводя с меня своих чёрных глаз, произнёс молодой граф.

И я, кажется, покраснела. Да, под всеми этими слоями грима – пудры и румян – я покраснела. Но не оттого, что мне вдруг стало стыдно за своё неуклюжее творчество. Отнюдь, я и сейчас могу с уверенностью заявить, что оно прекрасно. Нет. Я покраснела из-за другого. От этого его тёмного и тяжёлого взгляда вдруг стало крайне неловко, и в то же время хотелось, чтобы он продолжал смотреть. Что это? Я тряхнула головой.

– Извините, мадам Стольмская, где у вас тут можно носик попудрить? – выпалила я, устремив взгляд на графиню.

– О, дорогая. Это туда, – указала она рукой.

– Прошу прощения, – отрывисто бросила я и, развернувшись на месте, рванула в указанном направлении.

– Что это?

Я стояла напротив огромного зеркала и с упрёком смотрела на своё нелепое отражение. Отражение выглядело взрослой и немного растерянной девушкой, которой я себя совершенно не ощущала. Я с вызовом уставилась в свои лихорадочно сверкающие глаза.

– Что это такое было?

Но отражение не спешило отвечать. А только растерянно моргало длинными ресницами и часто вздыхало, так что белоснежные от пудры холмики грудей вздымались над обшитым тюлем корсетом.

Немного собравшись с мыслями и решив, что мои ощущения – это результат ношения неудобной одежды, я собралась возвращаться. Вряд ли отец обрадуется, если я весь вечер проведу в туалете. А с ним сейчас лучше отношения не портить, не хватало ещё месяц просидеть в комнате…

Кое-как протиснувшись в слишком узкую дверь и благополучно вытащив за собой все свои юбки, уже думала выдохнуть с облегчением, но от стены уютного коридора отделился силуэт. Я вздрогнула.

– Играете в Золушку, мисс Лили?

Это был Августос. В руках держал мои атласные туфли.

– Боже, – прошептала я, смутившись. – Извините.

Протянула руку, чтобы забрать своё, но глазами поймала его взгляд и поняла, что так просто мне не отделаться.

– Думаете, пару раз улыбнётесь, сбежите, оставив туфли, и молодой человек уже у ваших ног? – Лукавая улыбка дрогнула на мужских губах, но что-то недоброе смотрело на меня из глубины пристальных чёрных глаз.

– Я не… – растерянно начала я, возмущённая высказанным предположением.

– Мне просто интересно, мисс Лили, неужели вы так уверены в красоте своих ног?

– Моих ног? – глупо повторила я, не в силах отвести взгляд от чёрных гипнотизирующих глаз молодого графа.

– Ваших ног, – повторил мужчина. – Что ж. Давайте проверим, – вдруг предложил он, а затем опустился передо мной на колено.

Я словно онемела и молча смотрела на то, как мужская рука пропадает под пышными юбками моего платья. Вздрогнула от прикосновения горячих пальцев к щиколотке. Пальцы на секунду замерли, затем заскользили вверх и остановились на середине голени, обхватили и сжали, заставляя меня ойкнуть. Он приподнял мою ногу, словно ногу безвольной фарфоровой куклы, затем надел туфлю. То же проделал с другой ногой. А я так и не проронила ни слова. Лишь заворожённо наблюдала, словно всё, что происходило, происходило не со мной. Мужчина закончил и, оправив мои юбки, выпрямился и навис надо мной. Его глаза смотрели серьёзно, даже пугающе, а губы вновь улыбались.

– Крайне любопытно, – наклонившись, прошептал он у моего уха и, развернувшись, ушёл.

Я осталась одна. С бешено бьющимся где-то в районе головы сердцем и пылающим розовым ухом.

Вернувшись наконец в зал, сказала отцу, что плохо себя чувствую. Его нетрудно было в этом убедить, поскольку лицо моё покрылось лихорадочным румянцем, а руки дрожали.

Мы покинули бал, даже не дождавшись его середины. Я так и не встретилась с Бони.

Всю дорогу до дома отец верещал о том, что нельзя ходить босиком по каменному полу. И что по приезде велит мадам Шногл сделать для меня горячее молоко с чесноком.

Этот «живительный», по словам моего отца, напиток я отчаянно ненавидела с детства, но сейчас только рассеянно кивнула. Всё, что меня в данный момент беспокоило, так это шторм мыслей и эмоций, разрушающих меня изнутри.