Текст книги "АДвокат"

Камиэль несколько секунд пристально смотрела на меня, словно, не веря, что я действительно могу задавать столь глупый вопрос. Убедившись, что я от души не понимаю, в чем меня обвиняют, девушка убрала рыжие локоны за правое ухо и, наклонившись надо мной, тихо похлопала меня по плечу.

– Страница 9347, – сказала она.

– И что там? – буркнул я, листая фолиант. Сидящий все это время рядом со мной Рафаэль Эммануилович с интересом вытянул шею, пытаясь заглянуть в файл. Я не возражал, вряд ли старичка можно было хоть чем-то удивить, раз он 50 лет уже сидел среди грешников. Лист с нужным номером нашелся, когда мои пальцы почти онемели от перелистывания. Тупо уставившись на страницу, я увидел, что она была не белой и не черной. Лист имел ярко-алый цвет, оттенка артериальной крови. На нем, словно штамп, виднелось одно-единственное слово…

АДВОКАТ

Я прочел его, беззвучно шевеля губами, и сразу после этого, будто папка ждала, пока я увижу ту самую страницу, все мое дело, каждая из светлых его страниц, начало окрашиваться в черный цвет. В ужасе я начал листать файл, пытаясь найти хоть один белый лист, видел его, но он тут же, прямо на моих глазах, чернел и съеживался.

– Что за фигня??? – закричал я. – Там было столько белых листов! Куда делись мои благие поступки??

– Они совершенно неважны, – развела руками ангел. – Все адвокаты попадают в Ад. А вы, Шальков, разве не знали?

Где-то в глубине души я, скорее всего, всегда это знал. В конце концов, разве мы хорошие люди? Разве сам я был святым, когда за гонорары нехилого размера брался защищать преступников, к которым у меня не было никаких чувств, кроме омерзения? С другой стороны, такова была моя работа, моя профессия, которая на земле, между прочим, считалась одной из почетных. Думал ли я когда-либо, что моя душа отправится гореть в Преисподнюю? Конечно, мне приходилось допускать эту мысль, но вот чтобы меня отправили на сковороду к чертям только за то, что я адвокат?? Это мне даже в голову не приходило…

– Пройдемте, Шальков, – вырвала меня из раздумий Камиэль, выдернув из моей огромной папки, уже черной, как смола, ту самую красную страницу моего резюме, которое для Небесных Сил сводилось к одному единственному слову. – Вам решительно незачем тут сидеть, ваше дело рассмотрят без очереди.

И тут бесконечные стены коридора в Чистилище, его дурацкая жесткая скамейка, все души грешников, сидящих почти друг у друга на головах в ожидании суда, показались мне такими уютными и хорошими, что покидать их у меня пропало какое-либо желание.

– Нет, знаете, я лучше тут посижу, – мне стоило немалых усилий поднять досье и попытаться впихнуть его в ручки ангела. – Составлю Рафаэлю Эммануиловичу компанию, до 2573 года еще долго…

– Антон! – Камиэль даже позабыла о своем официозе, внезапно прогнувшись под тяжестью папки. – Вам это не поможет, вставайте!

– Я не полезу вперед очереди, а то еще запишете мне это как прегрешение, знаю я вас, – не сдавался я. – Все должно быть по правилам. Как я могу пролезть сейчас впереди всех, лишить этих прекрасных людей… – моя рука указала куда-то неопределенно, по периметру коридора. – Возможности в отведенное им время начать мучиться в огненных озерах, вариться в котлах и пить серу? Что же я за человек-то буду после этого? Нет, пожалуйста, давайте в порядке живой очередности. Ну, то есть уже неживой. Я все сказал!

Камиэль тяжело вздохнула. Было понятно, что я оказался далеко не первым, кто впадал в истерику в стенах Чистилища перед рассмотрением его дела по существу. Видимо, для этого и требуются годы просиживания в бесконечной очереди, чтобы грешник мог пройти все стадии осознания неизбежности своей участи и на суд уже явиться спокойным и хладнокровным, как и положено трупу. Меня этого времени на осознание своего положения почему-то лишали.

– Антон Олегович… – трясущейся, но мягкой рукой меня тронул за локоть дедушка Рафаэль. – Возможно, это не совсем то, что вы хотели бы сейчас услышать, но я советую вам все-таки пойти с этой девушкой. Лишняя пара сотен лет ничего не изменят…

– Но я не готов… – честно признался я, прикусив губу и не почувствовав боли.

– К этому невозможно быть готовым, – покачал головой пожилой мужчина. – Очевидно, что ваше положение сейчас не кажется вам хоть сколько-нибудь хорошим…

– Да все хреново вообще! – дернулся я. Камиэль вновь попыталась похлопать меня по плечу, но я отшатнулся.

– За свою жизнь я побывал во множестве неприятных ситуаций, – тоном наставника ответил мне старик. – И все было хреново, молодой человек, и это еще слабо сказано. Однако, Антон, вы удивитесь, как часто события, которые казались совершенно безнадежной задницей, поворачиваются к нам совсем иной своей стороной…

– М-м-м… – тут голос подала Камиэль, деликатно откашлявшись. – Прошу прощения, Рафаэль Эммануилович, но если ситуация стоит к вам задницей, а потом поворачивается, то разве перед вашим лицом не оказывается…

– Ох, черт!! – пискнул я, съезжая по стене Чистилища, мечтая оказаться под скамейкой.

– Я вовсе не это хотел сказать! – хлопнул себя ладонью по лбу старик. – Антон!

– Да я понял… – вздохнул я, пряча лицо в холодные ладони. – Не все так плохо, как может показаться на первый взгляд, и везде можно найти свои плюсы?

– Именно, – кивнул Рафаэль. – Поспешите это сделать, молодой человек.

Рафаэль Эммануилович, добрая душа, я надеюсь, попал в Рай. Я практически уверен в этом, потому как в Аду я его не встретил ни разу, да и тогда он бы знал, что плюсов никаких в Преисподней нет, хотя в чем-то старик был, конечно же, прав…

– Ладно, – я мысленно напомнил себе, что я все еще мужчина, и надо взять себя в руки, чтобы принять все, что мне уготовано. Что еще мне оставалось сделать, не воскреснуть же? Хотя, если бы от страха мертвецы могли вернуться к жизни, я был бы среди первых…

Мы с Камиэль, у которой моя папка все еще была в руках, наперевес, медленно, но уверенно зашагали по коридору Чистилища. Грешники, ожидавшие своего судного дня, молча провожали нас глазами. Я ни разу не обернулся, да и вперед, кажется, не смотрел. Под моими ногами оранжевым светом мелькала в щелях пола Геенна Огненная. Она была живой и колыхалась от нетерпения, ожидая меня.

Мы с ангелом шли минут 10, не меньше. Я начинал думать, что вечно шагать по бесконечному коридору, размышляя о том, что вот-вот, в любой момент, тебя сбросят в Пекло на вечные муки, – это и есть сам Ад, а наказание уже началось, и состоит оно в ожидании собственной страшной участи. Я, конечно же, ошибся. В какой-то момент Камиэль остановилась, так что я врезался в ее хрупкую на вид спину от неожиданности. Девушка ловко перекинула мою папку с одной руки на другую, после чего провела свободной ладонью в воздухе, закрыв глаза. Пространство вокруг нее заколебалось, а затем стало очень плотным, складываясь в очертание большой и тяжелой деревянной двери. На ней были вырезаны фрагменты какого-то судилища: часть участников, чьи изображения были выполнены безлико и грубо, возносилась в небо, а часть падала куда-то вниз, раскрыв деревянные рты в немом крике. Над дверью светилась надпись на незнакомом мне языке, кажется, это был иврит, однако, стоило на нее посмотреть, буквы изменились, сложившись в призыв на русском языке: «Ты никому не можешь быть судьей, пока к добру не обращен душой»[5]5
  © Джами Абдурахман.


[Закрыть]. На секунду мне показалось, что я сплю и нахожусь в бредовом кошмаре, иначе как объяснить наличие в христианском Чистилище цитаты таджикского писателя-мусульманина на иврите с переводом на русский язык? Глобализация добралась и до загробного мира?

– Заходим, – начала монотонно пояснять мне Камиэль. – Говорить ничего не нужно, наши судьи и так всё уже знают и поняли… – на этих словах я подумал про себя, что решение они уже также приняли, но язвить по этому поводу сил у меня больше не было. – Я отдаю вашу папку для ознакомления, после этого будет вынесен вердикт. Обжалованию решения суда в Чистилище не подлежат, потому что нет ни одного основания, чтобы сомневаться в компетенции и непредвзятости судей. Они служат добру и, значит, наказывают зло, а невинного никогда не осудят предумышленно.

– Ура… – вздохнул я.

– Это точно, – согласилась Камиэль. – Вперед, грешная душа.

Наше знакомство с рыжеволосым небесным созданием было недолгим и не отличалось дружелюбием, однако в тот момент мне хотелось верить, что ей меня немного жаль. В конце концов, она же ангел и должна быть милосердной даже к такому… адвокату, как я.

Тяжелая дверь отворилась с жутким скрипом. Наверняка в Чистилище не смазывают петли, чтобы на входе в зал суда все грешники окончательно впадали в священный ужас и панику, а те, кто еще остался в коридоре, чтобы не забывали, где находятся и чего ожидают. Мы вступили внутрь, в большой зал, отделанный серым мрамором. Камиэль шла первой, я плелся за ней следом, мрачно оглядываясь по сторонам. Все там говорило о нейтралитете и срединном положении, которое Чистилище занимает по отношению к Аду и Раю. Здесь не преобладали какие-либо цвета, вся обстановка зала была совершенно невыразительной. В помещении отсутствовали даже какие-либо знаки отличия, указывающие на Рай и Ад: не было вообще ничего, кроме высокой трибуны, за которой сидели трое судей.

– Они все ангелы… – вырвалось у меня, когда я увидел их в самый первый раз. – Вот вам и справедливый суд…

Я ожидал, что судить меня будут представители не только Рая, но и Ада, ведь, вполне возможно, вселенское Зло и не захотело бы забирать мою душу к себе, не посчитав ее достаточно пропащей? Однако в коллегии судей не было ни одного черта или демона, мои шансы избежать падения в Преисподнюю сводились к нулю.

– Великие ангелы – заседатели Чистилища рассматривают дело грешной души раба Божьего Антона, в мире Антона Олеговича Шалькова… – громко и звонко объявила Камиэль, передавая одному из судей мое досье. Папка медленно пролетела через весь зал, прямо в руки тому, кто сидел в середине трибуны.

– Выступи вперед, грешник, – гулко прозвучало в моих ушах, хотя ни один из ангелов не открыл своего рта. – Кальмия, страж завесы между Геенной и Царствием Небесным, Гадиэль, зло отражающий, и Мастема, ангел обвинения, видят душу твою, как видит ее Всемогущий Бог, по его собственному указанию наделивший нас таким даром.

– … Антона Олеговича Шалькова… – прерванная, Камиэль подала голос снова. – Шалькова Антона Олеговича… эх… адвоката!

Несколько лет назад, когда я вышел из здания Дома юриста в Санкт-Петербурге, только что приняв адвокатскую присягу, меня объявляли точно так же: Антон Олегович Шальков, адвокат. Это было так торжественно и мощно, что меня, вымотанного после подготовки и сдачи сложного экзамена, накрыла волна гордости и экстаза, от которого кружилась голова. Я ощущал себя частью особого, в чем-то элитного сообщества. Теперь же все было совсем по-другому, Камиэль говорила обо мне, словно я – враг народа.

Слово «адвокат» разлетелось и ударилось о чистые голые стены суда в Чистилище, гулко отразилось и повисло в пустоте. Три ангела, которых Бог наделил правом видеть души грешников, как их видит он сам, одновременно на своей высокой трибуне расправили крылья. Зрелище было великолепным, даже грандиозным, но в тоже время устрашающим. Их крылья были огромными, размахом не менее 2 метров. Судьи имели спокойный, но грозный вид.

Кальмия, очень старый, покрытый морщинами и старческой «гречкой» ангел, существовал, наверное, с первого дня создания Ада, когда тот был отделен от райских долин завесой, невидимой и непоколебимой, чтобы ни один разгневавший Бога падший и повелитель их, Дьявол, не могли вернуться назад и хотя бы немного приблизиться к Небесам. Кальмия был совершенно безмятежен, его внутренний взор всегда был обращен к завесе, которую он приподнимал, пропуская души в Рай или сбрасывая их в Ад.

Гадиэль, чье имя означало «отражающий Зло» и которого Господь наделил неуязвимостью ко всем порождениям Ада, не испытывал никаких мучений в присутствии демонов и самых страшных грешников. Прекрасная способность, вот только вместе с этим у него также выработалось полное отсутствие сострадания к душам, стоящим перед ним на суде. Гадиэль выглядел очень молодо, ему на вид не было и 30 лет. Кожа его была бронзового оттенка, с металлическим отливом, не ощущающая ни жара Третьего, ни холода Девятого круга Ада. Взгляд его выцветших глаз, которые сверкали из-под ниспадающих на лоб волос цвета стога сухого сена, заплетенных в длинную, тонкую косу до пят, задержался на мне на некоторое время, а после вернулся к папке с моим делом.

– Листок? – попросил он приятным голосом у Камиэль. Та передала ему красную страницу из моего досье, которая зависла перед Гадиэлем, покачиваясь в воздухе. – Еще один адвокат…

Последним из трех ангелов был Мастема, темноволосый ангел с красными глазами и бледной кожей. Вот уж кто смотрел на меня неприязненно, так это он. Его пылающий взгляд, которым он буравил страницу из моей папки, я запомнил надолго. Он был ангелом обвинения, для него ни одна душа, попавшая в Чистилище, не была полностью чистой и невинной. Пройти отбор у Мастемы могли лишь самые праведные из умерших людей, то есть, в наше время, практически никто. Больше всего Мастема любил отправлять в Ад продажных священнослужителей – их было в чем обвинить, и вполне заслуженно.

– За прегрешения перед лицом Бога нашего, всемогущего Создателя всего сущего, твоя черная адвокатская душа отправляется, решением трех представителей Господа, судьи всему сущему, в Ад, – холодно произнес Мастема.

– Я не понимаю, как это возможно… – схватился за голову я, когда мой разум смог уместить в себе кошмар всего происходящего. – Да, моя жизнь была далеко не идеальной, но я не плохой человек! На земле моя профессия считается элитной!

– Элита… преобладание одного человека над другими? Ты за это хотел попасть в Рай? – сморщился Гадиэль. – Брат Кальмия, открой Завесу…

– Вот черт! – вырвалось у меня.

– Скоро ты с ним встретишься… – впервые за время судилища надо мной Кальмия произнес хоть слово. Глаза его затуманились, он словно не присутствовал в зале, а был где-то далеко. Ангел поднимал Завесу между Адом и Раем, чтобы я мог провалиться под землю, где меня только что обрекли на вечные муки.

Внезапно стены вокруг меня затряслись так сильно, что я повалился на пол. Все вокруг пришло в движение, кроме трибуны с тремя ангелами, которых «землетрясение» вовсе не задело. Барахтаясь на холодном мраморе, по которому мои ноги и руки скользили в беспомощности, я не понимал смысла слов Кальмии до того момента, как тот самый пол не пошел трещинами, из которых показались десятки тощих рук, покрытых коричневой шерстью. Щелкая длинными, острыми или, наоборот, обломанными когтями, все эти руки потянулись ко мне. Это были черти, и Кальмия говорил именно о них. В детстве нас часто пугают прислужниками Дьявола, мохнатыми и ужасными полузверями, полулюдьми, которые жарят на сковородах души грешников. В реальности черти гораздо страшнее: мерзкие сильные твари, в которых от человека остались лишь большие пальцы, да и те изгибаются во все стороны, легко выходя из суставов. Это делается для того, чтобы их можно было запихивать в рот и ноздри грешников, кричащих слишком громко…

Стоит ли мне запугивать вас муками Ада? Нет, я же не проповедник. Я – адвокат и ваша бессмертная душа, очевидно, недостаточно сильно заботила меня при жизни, и уж тем более она не будет волновать меня теперь, когда я попал в Преисподнюю.

Глава 2
Горячая встреча

Тет элуль

«Отец, это мое третье письмо. Я напишу еще два таких же и передам их с моими братьями. Возможно, М. согласится мне помочь, он видит тебя чаще всего, и меня это немного волнует. Все-таки у М. достаточно узкая специальность, за ним стоят определенные… профессионалы своего дела, которые пока не нашли свое место в Структуре, возглавляемой тобой. Если честно, я надеялся, что им никогда и не придется применять свои навыки и знания, но ты вызвал их к себе. Что же произошло?

Я не прошу тебя передо мной отчитываться, отец, ты даже не отвечаешь мне, однако мое воображение играет со мной злые шутки. Вчера я схватил М. за локоть и попытался оттащить на разговор куда-нибудь в спокойное место. Так он заломал мне руки, повалил на траву и лишь потом увидел, что это всего лишь я! Он напряжен и серьезен, гораздо больше, чем обычно, отец! После встречи с тобой все мои братья выходят в задумчивости, некоторые – со следами просветления на лице. Ты зовешь их не просто так, тебе есть что им сказать, всем, кроме меня… Ладно, это неважно. Сейчас важен М.; что ты сказал ему, отец? Мой брат – чернее тучи, решительнее шквального ветра в самую ненастную погоду. Надеюсь, все это происходит по твоей указке; иначе что-то странное творится в Структуре.

Все очень изменилось с того момента, как наш проект был запущен. Сначала мне казалось, что работать с экспериментальной парой будет одно удовольствие, но, думаю, некоторым это дается с трудом. Если бы я мог рассказать тебе лично, отец, о том, как тяжело часть из моих братьев переносят ежедневную работу по нашему делу. Сначала Л., про него я тебе уже писал. С ним улучшений никаких, отец, но я уже устал волноваться. Он то смеется, то плачет, но заскакивает на огромный валун посреди нашего сада, чтобы высказать какую-то сумасшедшую идею. Пока что его легко утихомирить, все братья смеются над Л., потому что он вечно паясничает. Другое дело, что иногда в его шутках и кривляньях проскакивает что-то… будто он безумный, отец. Будто что-то засело у него в голове, о чем он не расскажет никому до тех пор, пока идея полностью не созреет. Надеюсь, я ошибся в нем и все будет, как прежде.

Поначалу работы с проектом мы все были беззаботными, отец, и ты уделял нам всем равное количество внимания. Сейчас ты игнорируешь меня, резко сократил встречи с Л., да так, что он придумал себе невесть что. Про угрюмого М. я тебе уже написал… Я не виню тебя, отец, в том, что они довели себя до такого состояния. Ты просто ответь мне, давай встретимся, прошу тебя.

Твой сын»

* * *

Теперь уже трудно вспомнить, попал ли я на сковородку Ада сразу же после падения через Завесу, или еще какое-то время мою душу таскали по углам Преисподней, чтобы найти наказание под стать моим прегрешениям. После того как Кальмия открыл проход между реалмами, перед моими глазами все смешалось. Кажется, я даже смог увидеть всю свою жизнь: она яркими вспышками возникала в голове, эпизод за эпизодом, и тут же гасла.

Возможно, я долго падал, по крайней мере, это должно было произойти просто потому, что Чистилище находится выше Ада, куда меня сбросили мои судьи. Волосатые ручищи чертей, которые были посланы за тем, чтобы меня забрать, утянули мою душу прямо в Геенну Огненную, где я был брошен прямо в центр огромной двадцатиметровой сковороды. Покрытие у нее точно было не тефлоновое…

Вокруг меня извивались и стонали другие грешники, их лица были покрыты глубокими ожогами. Раны тут же затягивались, только для того чтобы кожа по всему телу могла гореть заново. Мой костюм и рубашка, а я был все еще в них, ведь никто не потрудился раздевать меня, словно героя на картине Босха, обуглились первыми. Обезумевший грешник, который мучился на сковородке рядом со мной, попытался забраться на меня сверху, чтобы хоть на секунду его тело перестало соприкасаться с горячей поверхностью. Под его черными пальцами моя одежда просто развалилась, и я стал таким же, как все – голым и беззащитным.

Вернее всего картины Ада нарисовал, как мне тогда казалось, Малевич в его произведении «Черти пилят грешницу»: все плоское, темное, одномерное. Вокруг тебя мелькают тени, перед глазами все сливается от боли, а уши заложены от жара и криков, наполняющих воздух. Кажется, я плакал и кричал, дергаясь всем телом, но выбраться не пытался. Моя память подсказывала мне образы из истории, в которых черти вилами закидывали назад на сковороду души тех, кто пытался сбежать. Позже выяснилось, что я провел в пекле каких-то 25 минут. Страшно подумать, что предстояло мне, ведь впереди была вечность.

– Подцепите вот этого… – донесся до моих ушей чей-то громогласный голос, пробивавшийся даже сквозь истошные вопли грешных душ. Над моей головой замелькала тень длинного железного крюка, на которую я даже не обратил внимания, пока он не опустился с гулким звуком вниз, впиваясь в чью-то плоть. – Да не этого, кретины! Того, что извивается рядом! Того светленького!

– Загореленького, – послышалось в ответ мерзкое хихиканье – я был готов поспорить, что оно принадлежало одному из чертей.

– Хватит ржать, – одернул его тот же громкий бас. – Мне с вами тут греться некогда, работа простаивает. Это у вас трудовой день идет, хоть стой, хоть падай, хоть шутки трави, а если перестану работать я, вы все тут…

– Да, мы в курсе, Астарот, – прервал его кто-то из чертей. – Можешь не напоминать… Сейчас притащим тебе эту душу, потерпи…

Я решил, что разговор не настолько интересен, чтобы отвлекаться от адских мук, которые испытывало мое несчастное тело, поэтому закрыл глаза и попытался ни о чем не думать. Мне не удалось увидеть, как во второй раз металлический крюк взмыл в воздух и, зависнув на несколько секунд над сковородой с грешниками, упал вниз. Мне было настолько больно от огня, которым меня мучили, что я даже не заметил, как крючья впились в мою спину и потянули меня по раскаленной поверхности к ее краю.

– Ну наконец-то… – раздался уже знакомый голос. – Это вам не автомат с игрушками, неужели так сложно было выудить его с первого раза?

– Да они для нас все на одно лицо, – закряхтел кто-то из чертей, хотя ему не стоило больших усилий, чтобы тянуть меня своими длинными мохнатыми руками.

– Какой расизм! – возмутился обладатель баса. – Мы в Аду не терпим предрассудков и одинаково издеваемся над всеми расами. Кроме евреев, пожалуй, их вообще никто не любит…

– У евреев и Ада-то нет, – заметил один из монстров.

– Вот именно, – согласился голос. – Они дискриминируют нас, а мы – их. Все честно. Вытащите из моего гостя эту фигню, он же не рыба! Эй, парень? Приди в себя, не притворяйся мертвым!

Во мне не было ни капли притворства, но разлепить веки я был не в силах. Волна невероятного облегчения и удовольствия накрыла меня, когда я после сковороды оказался на земле. Теплый грунт, устилавший землю Ада, показался мне ледяным по сравнению с раскаленным железом. Я мог только стонать, обхватив руками колени и ощущая, как моя обгорелая кожа срастается вновь.

– Так, вот только не надо начинать получать удовольствие, – бас зазвучал уже прямо над самым моим ухом. – Тут это законодательно, конечно, не запрещено, но как-то неприлично, согласись. Вставай, Антон Шальков, возвращайся в Ад, хватит витать в облаках…

Тут я все-таки распахнул глаза: прямо перед моим лицом маячила холеная физиономия, которая могла бы принадлежать какой-нибудь голливудской кинозвезде, любимцу женщин бальзаковского возраста, играющему опытных, обласканных жизнью мужчин, героев-любовников. Обладателю глубокого, бархатистого баса на вид было лет 37. Черты его были вполне человеческими, за исключением совершенно красных глаз с белыми зрачками да витых бараньих рогов, которые выглядывали из-под его идеально уложенных каштановых волос средней длины. На фоне покрытых коричневой жесткой шерстью чертей, которые сбились в кучу и нерешительно топтались неподалеку, забыв о необходимости мучить грешников, мужчина смотрелся очень странно: он был одет в идеально чистый, выглаженный черный костюм, стоимость которого наверняка превышала несколько тысяч долларов. Пока я, голый и трясущийся, лежал перед ним на земле, мне удалось рассмотреть его ботинки. Как могут в Аду, среди копоти, песка и пепла, ботинки быть такими чистыми??

– Кто вы? – только и смог спросить я, закашлявшись. Мне хотелось пить, во рту все еще был привкус жареного мяса и сажи.

– О, говорить может! – обрадовался мой собеседник, хлопнув от удовольствия руками себе по коленям. У него были длинные, почти звериные когти на пальцах, однако на них виднелись следы дорогого маникюра. – Значит, он точно адвокат. Лежит без одежды, на последнем издыхании, но талант болтать и задавать правильные вопросы, как говориться, не прожжешь.

– Кто… вы? – с трудом повторил я. Кажется, это был мой последний вопрос, на большее мои иссохшие голосовые связки были не способны.

– Да я-то простой и достаточно скромный герцог Ада, мое имя демон Астарот, – он распрямился, но только для того чтобы отвесить мне короткий, немного шутовской поклон. – Вопрос в том, кто у нас ты? – Увидев, что я плохо соображаю и не понимаю, о чем идет речь, он покосился на чертей. – Вы свободны, ребята. Можете возвращаться к своим увлекательным извращениям над теми, кто остался на сковородке. Эту душу я забираю.

– В другой круг Ада? – прохрипел я, хватаясь за горло.

– Для начала в поход за трусами, если ты, конечно, не предпочитаешь ходить голеньким, – ответил Астарот. – А там уж сам решай… – он вполне дружелюбно протянул мне когтистую руку.

– Что за обходительность в Аду? – подозрительно покосился на Астарота я, потирая воспаленные глаза.

– Все твари, населяющие темные углы Преисподней, – невероятные душки, разве ты не знал? – пожал плечами он. – Вообще на вас, грешных людишек, не напасешься никакого хорошего отношения. Являешься им зверюгой в сере и с оскалом на морде – плохо. Протягиваешь руку помощи – тоже недовольны! Что, вам надо, чтобы я являлся всем в виде котика? Их, кажется, все любят?

– Ненавижу котов, – признался я, затравленно оглядываясь.

– Мда, к такому меня жизнь не готовила, – щелкнул белыми клыками Астарот. – И как тогда простому демону понравиться?

Я оглядывался вокруг себя, разминая шею и руки. Кажется, в Аду рабочий день, если такой вообще мог существовать, был в самом разгаре. Все пространство вокруг меня было заполнено истошными криками десятков тысяч душ. Края Преисподней, конечно же, не было видно: пейзаж закрывали стенки котлов и сковородок, а также шерстяные задницы чертей, которые окружали их. Служители Ада были очень заняты; впрочем, это не мешало им время от времени оглядываться и буравить меня своими черными глазами-бусинками. Мне от их внимания было не по себе: казалось, в любой момент адские твари снова набросятся на меня и вернут на раскаленный металл сковороды.

– Эти парни тебя стесняют? – проследил мой взгляд Астарот. – Извини, не могу удалить их отсюда, а то грешники заскучают. Второй раз предлагаю переместиться туда, где обстановка поспокойнее. Мы, демоны Ада, способны уговаривать людей годами, чтобы в итоге получить их души, однако позволю себе напомнить, что и так уже как бы… ну…

Идея убраться как можно дальше от котлов и сковородок показалась мне замечательной, и плевать, что она исходила от демона. Тогда я еще не задумывался о том, что в Аду бесполезно перемещаться, надеясь найти безопасное место: его там попросту нет, а один круг ничем не лучше другого. Эти мысли даже не приходили мне в голову я просто поднялся и, пошатываясь, попытался выпрямиться. Астарот смерил меня взглядом красных глаз, покивал и, жестко перехватив мой локоть, потащил в неизвестном направлении.

Мне показалось, что половину территории Ада, если у него были хоть какие-то границы, нам придется пройти пешком, однако через несколько шагов демон щелкнул пальцами, перенося нас в неизвестность. Реальность задрожала и разорвалась на куски: я поднял ногу с горячего, сухого песка, а опустил ее на мягкий багровый ковер в помещении, напоминавшем офисное. Смена декораций была настолько внезапной, что мой уставший разум захотел отключиться. Меня повело куда-то в сторону, тело начало заваливаться на бок.

– Присаживайся, – Астарот указал мне на кресло, только потом увидев, что я и так уже рухнул в него. – О, отлично. Здесь мы можем пообщаться спокойно… – с этими словами, демон нажал когтем на кнопку черного коммуникатора, стоявшего на большом дубовом столе, который занимал весь центр помещения. – Карго, воды нашему гостю, а также костюм, рубашку и галстук. Тебе какой цвет больше нравится? – Я лишь затравленно покачал головой, не в силах что-либо ответить. – Синий, Карго.

После того как из коммуникатора раздалось некое одобрительное урчание, Астарот отпустил кнопку и замолк, опустившись в широкое кресло на кривых ножках, увенчанное изображением головы барана с точно такими же рогами, как у самого демона. Он не проронил ни слова до того момента, как дверь в его офис открылась, и в нее вошла высокая девушка с кошачьей мордой. В одной ее руке был деревянный поднос, на котором стоял стакан с водой, в другой – вешалка, на которой покачивался мужской костюм из тонкой ткани, с рубашкой с косую полоску.

– Это Каргоруша, – представил женщину Астарот. – Редкая форма нечисти, скажу я тебе, и получить такую в секретарши очень трудно. Люди видят их только в образе кошек, однако для меня Карго принимает форму, несколько более удобную для… совместной работы.

Женщина-кошка заурчала при этих словах, наградив демона довольным взглядом желтоватых вертикальных зрачков. С тем же урчанием она подала мне воду, а костюм аккуратно разместила на ручке моего кресла. Котов я все еще ненавижу, после встречи с Карго они стали казаться мне еще более жуткими тварями, но, по крайней мере, эта редкая форма нечисти была ко мне вроде бы добра.

– Пей, Шальков, – приказал мне Астарот, указывая на стакан. Я послушно вцепился в него, жадно поглощая жидкость. Она была теплой и мутной, с осадком, но мне было все равно, так сильно меня мучила жажда. – Извиняюсь за качество питья. Марка «Родники Ада», сам понимаешь, не отличается конкурентоспособностью на рынке.

– Плевать… – пробулькал я, найдя в себе силы говорить. – Что я вам должен за эту воду? Еще 100 000 лет мучений на сковородке?

– Дьявол упаси, – отмахнулся Астарот. – Вижу, тебе не слишком пришелся по душе, извини за каламбур, Квартал Страданий, верно?

– Это место так называется? – поставив стакан на поднос, тихо уточнил я.

– Да, – кивнул головой демон, так что идеальная укладка его волос немного растрепалась по плечам. – Еще есть Озеро ярости, в котором бьют источники из кипящей крови. Ее вытягивают из вен грешников, сидящих в этом озере, а потом их же ею и поливают. Немного восточнее расположился район Возмездия, туда ссылают души педофилов, превратив их в детей, а местные надзиратели…

– Я понял! – Меня всего передернуло, оставалось только мысленно порадоваться, что хотя бы этим я при жизни не грешил.

– У нас много достопримечательностей, Антон, – откинувшись в кресле, Астарот посмотрел на меня с едва заметной ухмылкой. – Когда чертям, в обязанности которых входит организовывать и поддерживать мучения, надоедают их постоянные клиенты, мы отправляем души в другой район, чтобы процесс не приедался.