Книга: В тупике - Викентий Вересаев

Да, есть красные, есть белые - а есть же еще и местные, как им жить в этом красно-белом аду? Викентий Викентьевич как раз жил в это тяжелое время с 1918 по 1920 года в Крыму и видел этот ад своими глазами. Он видел, как местные жители, называемые себя дачниками невольно вынуждены были становиться на ту или иную сторону. Каждый делал свой выбор, даже в одной выбранной семье - главные герои романа в итоге оказались по разные стороны баррикад. Тема двух сестер, выбравших для себя разные жизненные судьбы, меня особо глубоко потрясли в этом произведений. И все же основным действующим лицом романа стал именно полуостров, который стоял, стоит и будет стоять далее со своими горделивыми скалами, вдающимися в Черное море, и будущими далее еще тупиком для многих и многих жизней землян...

Произведение необычно, неудобное, ведь роман изымался из советских библиотек в 30-х годах, и все же оно не стало таким знаменитым, как, например, булгаковский цикл о гражданской войне. Тут я согласен с мнением Дмитрия Быкова, который говорил в своих лекциях, что роману не хватает особого героического нерва, который бы вот мог порваться и унести читателя в драматизм событий. Здесь нет и сильных, глубоко прорисованных персонажей, но тем не менее, благодаря личному наблюдению автора за событиями, "В тупике" останется правдивым литературным памятником нашей истории.

"В тупике" - очень подходящее название для романа Вересаева. Мне хотелось назвать его "На распутье", но распутье такое, где любая дорога заведёт в тупик. Читать было сложно, тяжесть от переживаний за судьбы героев казалась просто физической. Как же страшно, когда единственным выходом является смерть. И идёт девушка на расстрел с сияющими глазами... Вересаев описывает смутные времена Гражданской войны: власть свергается, не успев утвердиться; грабежи, поджоги, расстрелы становятся чуть ли не обыденным происшествием. Страшное время, страшные лозунги и понятия. Ценность человеческой личности сведена к нулю, если действуют по правилу: лучше расстрелять десять невинных, чем упустить одного виноватого. И стреляют, и льётся кровь...

Хорошо ловкачам, как бывший солист императорских театров Белозеров с хамелеоновой раскраской, они меняют убеждения и подстраиваются хоть под белых, хоть под красных, хоть под махновцев. А таким, как бывший земский врач Иван Ильич Сарганов, таким, у которых есть принципы и честь, - попадать в тюрьму при любой власти. Вересаев близок к своему герою, ему сложно принять революцию - жестокую и беспощадную, он хочет принять её, как освобождающую, раскрепощающую. Объективно и правдиво изображает писатель судьбы русской интеллигенции, большинство героев романа имеет прототипы.

Небольшая историческая справка. Удивительно, как подобное произведение могло быть издано (впервые роман печатался в альманахе "Недра") в 20-ые годы. Вересаев понимал, что цензура может не пропустить "В тупике" и решил организовать предварительные литературные чтения в Кремле, на которых зачитал отдельные сцены. Мнения были разные, но Сталин и Дзержинский высказались одобрительно. Позже Вересаев признался, что изображая председателя ЧК Воронько, он думал о Дзержинском.

Книга очень тяжела. Тяжела проблемами, которые в ней описаны, она давит каким-то прямо-таки свинцовым реализмом пожалуй, самого жуткого этапа истории России - Гражданской войны, войны, в которой никогда не будет победителя и проигравшего. Сам Вересаев, взявший на себя обязанность говорить от лица интеллигенции, самой противоречивой социальной группы, убедителен до абсолюта. Как ему удалось передать все эти рефлексии, самоедство и убежденность без занудства? Загадка... Но ему это удалось, и книга оказалась не скучной. Из романа вполне можно создать пьесу, настолько хорошо показаны характеры героев, будь то Катя, Белозёров, Иван Ильич, Леонид или Ханов, да и по построению текст разбит на череду "явлений" и три акта, как в самом настоящем спектакле

Кто-то пытается приспособиться, учится жить и при одной, и при другой власти, забыв о чести, о достоинстве и только заботясь о себе, о выживании. Но это тоже не спасет – первыми на плаху революции сложат свои головы бывшие узники царских тюрем и ссылок; самыми рьяными борцами за равенство и справедливость окажутся те, кто умеет лучше всех отбирать добро под покровом ночи у перепуганных женщин; самыми непримиримыми и идейными станут те, то все-таки будет, будет использовать свое служебное положение, чтобы хоть что-то сделать для людей, которые были родными и близкими в прошлой, дореволюционной жизни…

На глазах Кати разрушится все: не только старый гнилой мир капитализма, к чему вся их семья и стремилась, но и едва народившийся мир справедливости и свободы, который пытаются устроить на крови и разбое, на дикой жестокости, превращающей нормальных когда-то людей в озверевших садистов, упивающихся кровью правых и виноватых.

Этот смертельный вихрь, в котором то и дело слышится веселый (несмотря ни на что!) Катюшин смех, уносит одного за другим родных и знакомых… А она все ищет какой-то сути происходящего, все доискивается какой-то правды…

Гусар заговорил взволнованно: - Вы говорите - в сдавшихся стреляли. С немцами, с австрийцами мы были рыцари. А против большевиков мне совесть моя разрешает все! Меня пьяные матросы били по щекам, плевали в лицо, сорвали с меня погоны, Владимира с мечами. На моих глазах расстреливали моих товарищей. В родовой нашей усадьбе хозяевами расхаживают мужики, рвут фамильные портреты, плюют на паркет, барабанят на рояли бездарный свой интернационал. Жена моя нищенствует в уездном городишке... Расстреливать буду, жечь, пытать, - все! И с восторгом! Развалили армию, отдали Россию жидам. Без рук, без ног останусь, - поползу, зубами буду стрелять! Высокий задумчиво курил папиросу. - У меня такой ненависти к большевикам нету. Но я человек деятельный, сидеть в такое время, сложа руки, не мог. А выбор только один: либо большевики, либо добровольцы. И я колебался. Но когда в Петрограде, за покушение на Ленина, расстреляли пятьсот ни в чем не повинных заложников, я почувствовал, что с этими людьми идти не могу. И я пошел к тем, кто говорил, что за свободу и учредительное собрание. Но у большинства оказалось не так, до народа им нет никакого дела. А народ ко всем нам враждебен, тому, что говорим, не верит, и всех нас ненавидит. Выходить можем только по нескольку человек вместе, вооруженными. Вон на днях где-то тут поблизости, на греческих хуторах, нашли голые трупы двух офицеров... Буржуазия на нас молится, но ни кровью своею, ни деньгами поддержать не хочет"

Очень взволнованное, за душу берущее повествование. Такие книги, прежде всего ценны как документ эпохи, который нужно знать каждому, чтобы не было никаких иллюзий и идеализации прошлого в какую бы то ни было сторону. "В тупике" и "Сестры", куда мощнее, чем "Окаянные дни" Бунина.