Текст книги "Невыдуманные морские истории"

Первый капитанский рейс

Самолет из Адлера приземлился в Одесском аэропорту около 11 часов. Уже в здании аэровокзала я обратил внимание на радио-объявление, в котором фигурировала моя фамилия. Приятный женский голос сообщал, что мне необходимо подойти к центральному входу в аэровокзал, где меня ожидают. Теоретически меня не должны были встречать, тем не менее, я направился к выходу и стал рассматривать более внимательно окружающих меня людей. Буквально через несколько минут ко мне подошел мужчина средних лет. Он, вероятно, точно знал, кого он должен встретить. Между прочим, я был одет по форме. Любезно поздоровавшись, незнакомец бросил лишь одну фразу: «Машина ждет Вас, товарищ капитан». Если честно, я просто обалдел от неожиданности, а в душе подумал, как же хорошо быть капитаном. Что и говорить, наивность молодости.

Все началось еще четыре месяца назад. Пройдя многомесячные собеседования с пристрастием, проверки знаний и согласований, мне, наконец, сообщили, что я утвержден капитаном, правда, с оговоркой о годичном испытательном сроке. По существующим тогда правилам через год при положительных результатах капитана приглашали в Москву, в Министерство морского флота в Службу безопасности мореплавания, на две недели для заключительной проверки знаний и собеседования с пристрастием. И это, несмотря на то, что уже было утверждение в должности на бюро обкома партии. Финальный аккорд визита в Москву заключался в представлении на коллегии Министерства морского флота в присутствии министра. При положительном исходе капитану вручалось удостоверение капитана дальнего плавания и нагрудный знак, которым по праву гордились все капитаны, пройдя тернистый путь от матроса до высшей должности на судне.

Вскоре после утверждения в должности на местном уровне меня пригласили в отдел кадров пароходства и весьма огорошили предложенной работой. Я отработал три года в должности старшего помощника и сошел с судна из самой большой (седьмой) группы, а здесь предлагалась должность капитана второй группы, да еще пассажирского судна. Старые моряки помнят эту группу судов пассажирского флота под неофициальным прозвищем «Ай-ай-ай». Дело в том, что названия у них были «Ай-Петри», «Ай-Юдаг», «Ай-Тадор», и особняком стоял «Сарыч». Так вот на этот «Сарыч» мне и предложили отправиться принимать дела. Бывалые кадровики сразу увидели мое замешательство и разочарование. Спустя лишь годы я убедился, как классно они, кадровики, умеют обрабатывать людей, когда им надо. Мне тут же доверительно сообщили, что капитан судна «Сарыч» попал в «щекотливую» ситуацию и его надо срочно заменить, а позже для меня подберут достойное судно, а пока нужно закончить ремонт на «Сарыче», который стоит у причала Второго судоремонтного завода в Одессе. Поверив на слово, не в самом хорошем настроении я направился на судно. Сейчас уже мало кто помнит или знает, что в те времена были разные визы для моряков, а именно: неограниченного плавания, короткая (лишь до Босфора, точнее в Румынию и Болгарию) и никакая, то есть каботаж. Говорят, у рыбаков Севера была еще так называемая нулевая, то есть ловить рыбку в Северной Атлантике, но без права захода в инпорты, то есть в «логово врага» – ни ногой.

Теплоход «Сарыч» был побольше прогулочного катера и плавал по Крымско-Кавказской линии, но чаще Одесса – Севастополь – Ялта и обратно. Экипаж судна во многом состоял из тех, кто зарабатывал характеристику на визу, или тех, кому эту визу временно прикрыли, но с пароходства еще не уволили в надежде на то, что перевоспитание пройдет успешно. Тем не менее, народ трудился и на таких судах в меру своих знаний и способностей. Усмирив свою гордыню, я действительно добросовестно старался выполнить свои обязанности.

После окончания ремонта и ходовых испытаний я прибыл в отдел кадров. Однако, видимо, слишком поздно о себе напомнил. На мой естественный вопрос о замене в кабинете повисла гробовая тишина. Затем мне популярно объяснили, что сегодня 29 апреля и, конечно, 1 мая меня никто не сменит. А дело в том, что 30 апреля уже с морвокзала на судно должны были прибыть первые пассажиры. Как я ни пытался разъяснить, что я не пассажирский капитан и не имею опыта работы с пассажирами, все разбивалось о наигранное недопонимание. Наконец начальник кадров пассфлота заверил меня, что замена скоро будет, а на мою информацию, что судно уходит на один месяц по Черному морю без заходов в Одессу, отреагировал как-то вяло. Правда, в конце беседы он бодро заявил: «Не волнуйтесь. Все под контролем». А вот я в этом очень засомневался.

Наступило 30 апреля. Судно стало к причалу морвокзала Одесского порта. Экипаж т/х «Сарыч» насчитывал 57 человек. Добрая половина сего славного экипажа были женщинами, работавшими в сфере обслуживания. Вскоре началась посадка, но я не увидел мужчин и среди пассажиров. Когда же пассажирский помощник принес списки пассажиров, то я понял, что почти не ошибся, лишь трое мужчин изъявили желание провести отпуск на судне, путешествуя по портам Черного моря. Позже выяснилось, что это заядлые преферансисты, и на люди они показывались редко. Между прочим, загрузка была полной на все 98 мест. И были это дамы разных возрастов, и все из славного города, тогда еще Ленинграда.

Вечером 1 мая около 17 часов мы вышли из Одессы на Севастополь. Туристки пока обживались, поэтому вечер и ночь прошли спокойно. В Севастополе все шло по плану согласно экскурсионной программе. А вот вечером, когда вышли из Севастополя, состоялся праздничный ужин с музыкой.

Тут и возникли проблемы. Директор круиза – между прочим, тоже женщина – заявилась ко мне с жалобой о том, что на банкете отсутствуют мужчины и дамам не с кем танцевать. Пришлось ей объяснить, что мужчин в экипаже всего 22 человека, и они находятся на работе, на вахтах по-нашему, по-морскому. У меня еще и второй помощник оказалась женщиной. Правда, по ряду причин пришлось провести перестановку и отправить ее на должность пассажирского помощника, что оказалось весьма правильным при наличии 130 женщин на борту. Единственным положительным фактом пребывания на этом судне было то, что судно заходило в порты Крымско-Кавказского побережья без лоцманов и без буксиров. Это дало мне бесценный опыт в дальнейшей работе, а в остальном никакой радости от работы не было.

Что ни день печали множились. При очередном подходе к Сочи я получил срочную радиограмму от начальника кадров ЧМП о замене, чему был безмерно рад. Содержание радиограммы было необычным во всех отношениях. Во-первых, сообщалось, что мне вылетает замена, и капитан, который должен меня сменить, был одним из моих первых капитанов. Далее предлагался вариант смены, о котором даже спустя много лет неудобно вспоминать, так как он не отвечал требованиям безопасности. Короче говоря, предлагалось взять в аэропорт Адлера судовой журнал и акт приема-передачи дел капитанов и все это оформить там же в аэропорту при встрече. Далее сообщили, что диспетчерская служба порта Сочи предупреждена и выделит машину для поездки в Адлер, а сопровождать меня будет мой второй помощник. При этом необходимо иметь с собой судовую печать. О таком я слышал в первый раз, но приказ есть приказ.

В аэропорту Одессы меня снова встретил водитель на черной «Волге». От радости прибытия домой я даже проигнорировал «весомость своей персоны» и вместо заднего сидения уселся рядом с водителем. Окончательно расслабившись, я сообщил ему, куда меня везти. Водитель удивленно посмотрел на меня, но вежливо сказал:

– Приказано немедленно доставить в «кадры».

– Но я с чемоданом, – как-то неуверенно сказал я.

– Вот именно. Сказали доставить с вещами, – уже как бы между прочим буркнул водитель.

Дорога от аэропорта до отдела кадров уже не радовала, хотя Одесса была в своей майской красе. Предчувствия меня не обманули. Приемная начальника отдела кадров была, как всегда, полна людей, но, несмотря на это, меня тут же проводили в его кабинет. Помимо начальника кадров в кабинете был начкадров пассажирского флота и еще один незнакомый мне человек. Начальник встал из-за стола и, улыбаясь, произнес:

– Наконец-то, а то мы уже хотели задержать отход «Сарыча» из Сочи.

Я вежливо поздоровался и сказал то, что уже вероятно не имело смысла:

– Спасибо за замену. Я рад, что мне предоставили отпуск летом.

Начальство переглянулось и внимательно посмотрело на меня. Говорил только начальник кадров:

– Ну ладно, шутки в сторону. А теперь слушайте внимательно. На рейде Одессы проводит девиацию груженый теплоход «Академик Янгель». Сдающий дела капитан ждет Вас. Капитан-наставник на борту и все Вам расскажет. Сдающий капитан ему все передаст. Ваша задача подписать приемо-сдаточный акт и подписаться в судовом журнале. Катер с комиссией, таможенники и пограничники ждут Вас. Кстати, в отходную роль Вы включены. А сейчас на машине Вас отвезут в контору капитана порта и перепропишут паспорт моряка. Надо полагать, документы у Вас с собой. Большой приказ о Вашем назначении уже подписан всеми, остается только подпись начальника пароходства. Вас подвезут. Если его не застанете, оставьте приказ у секретаря. На все про все Вам дается один час. Ну и счастливого плавания!

Начальство внимательно меня рассматривало, ожидая, что же я скажу в ответ.

Молчание затянулось, и мне пришлось промолвить:

– А нельзя ли заехать домой? И куда судно вообще идет?

Очень спокойно, и улыбаясь на этот раз, заговорил замначальника кадров:

– Домой вам вроде бы не надо. Все знают, что Вы в рейсе на теплоходе «Сарыч». Пройдете Дарданеллы и по телефону скажете родственникам, что идете на Кубу. А в августе вернетесь домой. Впереди шикарный отпуск, масса фруктов, поэтому не стоит печалиться.

Я понял, что разговор закончился, и вежливо откланялся, но лишний раз убедился, что, когда очень надо, дела решаются мгновенно. Дальше все проходило, как в ускоренном кинематографе.

В сумерках мы покинули Одесский рейд. Поздним вечером следующего дня мы вошли в Босфор. Конечно, я не раз проходил Босфор, но будучи старпомом, а капитаном и без лоцмана в ночное время шел впервые. Капитан-наставник пожелал мне удачи и сказал:

– Верь в себя и не волнуйся. Я буду рядом, если понадобится.

Незаметно пробежала неделя плавания, и уже в Атлантическом океане капитан-наставник пересел на другое судно, идущее на Одессу. Было у меня предчувствие, что в августе не придется отдыхать. Так оно и случилось. Не взяли мы никакой сахар на Кубе, а пошли на Штаты, а оттуда – на Сирию, где уже давно было неспокойно. Для того, чтобы выгрузить кукурузу, нам понадобилось более 90 суток. Только в первых числах декабря мы зашли в Одессу, и то только на бункировку. Заглянуть в отдел кадров у меня просто не было никакой возможности. Только через пять месяцев, после длительного и опасного плавания, мы пришли в Ильичевск, но замена мне не пришла.

Опять пришлось встретиться с начальником кадров. На мой вопрос «А где же моя замена?» он ответил, абсолютно не смущаясь:

– Видите ли, Сэр, летом всегда тяжело с кадрами. Да и мы договаривались на август.

Я не смел скандалить, но напомнил:

– Но ведь это было в прошлом году.

Задумавшись, начальник молвил:

– Да уж, бежит время. Кто бы мог подумать, что прошел уже год. Но, пожалуй, Вы правы. Попытаемся найти замену.

Обещание он все же сдержал. И в порту Николаева в конце мая я все-таки ушел наконец-то в свой первый капитанский отпуск. Мой первый капитанский рейс запомнился мне до мелочей и навсегда: так, как помнят первую любовь.

Прощальный банкет

Собственно говоря, банкет назвать банкетом можно было с большой натяжкой. В июне 1967 года мы, уже бывшие курсанты ОВИМУ, вернулись с военных сборов и нам наконец-то выдали дипломы об окончании училища. Считалось, что мы полностью рассчитались и попрощались с училищем. Не знаю почему, но никаких торжеств в актовом зале не было. Да и настроение было какое-то подавленное. Тому было объяснение. Сразу после гос-экзаменов, или даже перед ними, госкомиссия отобрала порядка тридцати человек из нашей роты для службы в вооруженных силах, точнее в Военно-Морском флоте. Они уже ни на какие сборы не ездили, а прощание было «по-английски».

В тот день, когда мы окончательно покинули стены училища, кто-то из наших предложил как-то отметить это дело. Это было решением только нашей небольшой группы друзей. Мы понимали, что расстаемся надолго, а может быть и навсегда. Дело в том, что по распределению мы попадали в разные пароходства, а предстоящее скитание по морям не предусматривало частых встреч.

Был солнечный день, и мы решили отметить прощание в солидном ресторане. Лучшим тогда считался при гостинице «Лондонская». Во внутреннем дворике ресторана было очень уютно и стояло не более пяти столиков. Решено было водку и коньяк не употреблять, а заказать лишь шампанское. Мы удобно расположились в летнем дворике ресторана, сдвинув пару столов, так как нас было человек семь или восемь. Рядом, за соседним столиком, расположилась красивая пара. Присмотревшись к нашим соседям, я узнал в красивой, стройной и миниатюрной женщине киноактрису Жанну Болотову. В саду играла легкая музыка, но никто даже не думал танцевать. Однако я все же решился подойти к ним. Странное дело, но ни ее спутник, ни сама Жанна Болотова не отказали мне в танце. Вероятно, ее тоже удивила и заинтересовала наша компания молодых мужчин, пьющих только шампанское в дневное время. Из разговора с ней я узнал, что она находится в Одессе на киносъемках фильма «Курьер», а ее спутник – болгарский киноактер, который тоже снимается в этом фильме. Теперь наступил ее черед задавать вопросы. Уж больно ее удивил наш мальчишник. В заключение она пожелала нам не стандартное «Счастливого плавания», а как-то необычно сказала: «Желаю вам всегда возвращаться в родную гавань».

Мне очень запомнились ее слова, и, хотя некоторых моих друзей по бурсе я так больше и не увидел в этой жизни, а четверо не вернулись из рейсов, в основном мы благополучно возвращались в родные гавани.

Начало пути

Мой друг Анатолий был добросовестным и исполнительным человеком. Я не буду перечислять все его положительные качества, но, когда его назначили капитаном, я был рад за него. Он действительно этого заслуживал.

Однако начало было не столь радужным. Приняв впервые дела и обязанности четвертого помощника капитана перед отходом из Одессы, Анатолий старался хорошо подготовиться к проходу Босфора. Понятное дело, что он был не самым ответственным за безопасное прохождение Босфора, но честь мундира все-таки обязывала. Это сейчас проход Босфора менее опасен. Все идут конвоями, и встречных судов практически нет, так как турки внимательно за этим следят. Да и лоцманы особенно не придерживаются системы разделения движения, полагаясь в основном на схему течения у мысов и берегов пролива. Но тогда плавание было несколько другим.

Боновое заграждение в северной части Босфора убрали в 60-х годах, систему разделения движения в проливе утвердили. Однако сложность заключалась в другом. Опять же, руководствуясь местными условиями из-за течения в проливе Босфор, турецкие власти установили в северном и южном участках пролива зоны смены направления движения. Другими словами, при следовании с севера на юг судно входило в Босфор, придерживаясь правого берега согласно МППС, затем, пройдя зону смены направления, должно было придерживаться левого берега (по турецким правилам), а в южной части пролива – опять к правому берегу. При этом всегда был встречный поток. Это можно сравнить, как если бы на евротрассе на отдельных участках вступали в силу английские правила движения автомобилей. Конечно, на этих участках нет-нет да и проходили столкновения судов с большими человеческим жертвами, особенно когда сталкивались танкера. Были случаи, когда Босфор закрывали на трое суток, так как горящая нефть текла по проливу.

Усугубляли плавание в проливе погодные условия. При сильных северных ветрах скорость течения в проливе значительно возрастала.

Так вот, в осеннюю ночь судно подошло к проливу Босфор. Согласно турецким правилам, лоцманская проводка в Босфоре была необязательной. Однако по советским правилам без лоцмана мог идти только тот капитан, который сдал экзамен на самостоятельный проход Босфора. Капитан судна в данном случае обладал таким правом и был, как говорят, морским волча-рой. Хотя, вероятно, как и все, был предельно внимателен. Расстановка на мостике, в машинном отделении и на баке была соблюдена, руководствуясь правилами и хорошей морской практикой. Весь судоводительский состав был на мостике и обязанности были заранее распределены.

Так вот, в эту ночь и под дождем они вошли в пролив Босфор. Анатолий заранее изучил контрольные расстояния и пеленги на маяки, старался как можно чаще определяться, т. е. ставить точки на карте. Приходилось из штурманской бежать к пеленгатору на крыло мостика. Двери, естественно, были открыты, и сильно сквозило из-за ветра по всей ходовой рубке. Здесь надо помнить, что двери на крыльях мостика были застекленными в верхней части. Кто и когда дал команду прикрыть двери, Анатолий так и не узнал. Когда он в очередной раз из штурманской рубки ринулся на крыло мостика к пеленгатору, из света в темноту, то не заметил закрытую дверь. Удар головой о стекло был настолько сильным, что он невольно осел на палубу. Находясь в полусознании, он увидел на фоне иллюминаторов фигуры капитана и старшего помощника. Но не боль в голове насторожила и обидела, а слова старпома. Боль в голове была ничто по сравнению с услышанной фразой, точнее коротким диалогом капитана и старшего помощника. Капитан, не отрываясь от бинокля и гладя вперед, бросил фразу:

– Ну, что там еще случилось?!

На что стоящий у телеграфа старпом подобострастно сообщил:

– Не отвлекайтесь, Иван Петрович, ничего страшного: четвертый помощник убился.

Кто в темноте помог ему подняться с палубы, Анатолий уже не помнил, но фразу «Капитан на судне второй после Бога» хорошо помнил, хотя был уверен, что это звание надо заслужить у экипажа. И доказал это, когда стал капитаном.

Черепаха с острова Святой Елены

В памятные, уже далекие времена, большая страна, которая называлась Советским Союзом, занималась не только строительством гигантских заводов и сооружений, но и всесторонними исследованиями в различных областях. Государство имело довольно внушительный научно-исследовательский флот. Бывали периоды, когда научный флот имел перерывы в работе, но оставался в бассейне Атлантического океана. Для моряков самым полюбившимся заходом судна считался остров Святой Елены.

Бывалые моряки и «научники» при заходе в Гибралтар для пополнения судовых запасов на океанскую работу всегда просили заказать и выплатить часть причитающихся им командировочных в английских фунтах стерлингов. Все это было неспроста. Дело в том, что в те времена для захода на остров Святой Елены не требовалось специального запроса, а наших представителей и агентских компаний на острове не было вообще. Для того, чтобы зайти в кафе, бар и местные магазины, надо было иметь валюту, а именно английские фунты стерлингов. Надо сказать, что остров Святой Елены выглядит прекрасно как со стороны океана, так и непосредственно на берегу. Жителями острова являлись в основном бывшие потомки пленных буров и переселенцы из Англии. Их численность составляла более четырех с половиной тысяч. Но наиболее примечательным было то, что женщины были в большинстве. Губернатор этого острова был очень интеллигентным и образованным человеком. Помимо обычных служащих при губернаторе состояло еще несколько полицейских. В большем количестве сотрудников не было никакой необходимости, потому как была там тишь и гладь да Божья благодать.

Поначалу все было прекрасно и ничто не предвещало никаких сюрпризов. Мы радовались искреннему радушию губернатора и местных жителей. Гостеприимство влекло на берег, хоть знатных исторических памятников на острове нет. Первой главной достопримечательностью является дом, где доживал ссыльный Бонапарт. Второй, но не менее важной, была старая черепаха, которая не покидала остров со времен Наполеона по причине своей старости.

Как часто бывает, некоторые наши сограждане, находясь за пределами родины, путают гостеприимство со вседозволенностью. Так вышло и в этот раз. В один прекрасный день на заборах стали появляться неясные для англичан символы ХУ…. После посещения баров отдельные осмелевшие мореплаватели стали приставать к местным барышням, другие кутили с песнями. Финальным же аккордом стало то, что на панцире старой черепахи появилась отчетливая надпись «НИС «Моржавец»».

Поначалу полиция прямо не вмешивалась, но губернатору, вероятно, все-таки доложили. Он, в свою очередь, пригласил к себе капитанов и комиссаров советских судов, стоявших на рейде. Беседа явно отличалась от разноса в парткоме и была нелицеприятной, но не нашла явной конкретики. Однако в заключение беседы губернатор достал листик бумаги и зачитал название судна, обнаруженное на панцире черепахи. У многих присутствующих отлегло от сердца, чего не скажешь о капитане и комиссаре НИС «Моржавец». В свою очередь все капитаны заверили губернатора, что дисциплина будет немедленно налажена. Так бы оно и было, но через сутки губернатор опять пригласил капитанов к себе. Услышанное их шокировало. Как им стало известно, поутру полицейский обнаружил, что группа энтузиастов поймала на пляже старую черепаху. Плотно удерживая ее, они счищали злополучное название судна с ее панциря. Уже точно неизвестно, кто дал команду и сколько «гвардейцев» ее выполняло.

Губернатор был немногословен. Он попросил в течение 24 часов покинуть территориальные воды Великобритании, т. е., мягко говоря, поднять якоря и убраться с острова. Под конец непродолжительного рандеву он сказал: «В принципе, вы – неплохие парни и можете заходить на остров Святой Елены снова, но только предварительно согласовав заход через Министерство иностранных дел Великобритании. В подтверждение серьезности намерений губернатора на следующее утро рядом с островом всплыла английская подводная лодка, и вскоре бравые «томми» уже были на берегу. Однако предполагаемая конфронтация не состоялась, если не сказать обратное. Началось «братание». Утром нашего артельщика Васю Рыжего доставили в «разобранном виде» не то с берега, не то с английской подводной лодки. Привезли его на десантном катере к борту нашего судна. Увидев этот «спектакль», наш капитан сказал: «Все, вира канат. Пора прощаться с этим гостеприимным островом».

Если бы старая черепаха знала, что постигло наших мореплавателей, то она бы, скорее всего, простила бы их.