Текст книги "Генерал Снесарев на полях войны и мира"

И Линевич, и Снесарев понимали, что подобного Китай впредь уже не позволит, и так или иначе захваченные, арендованные и т. п. куски территорий рано или поздно вернутся под китайскую сень.

И что тогда Порт-Артур и порт Дальний? И что Маньчжурия и железная дорога по ней до Порт-Артура? (Через сорок лет Советский Союз, наследовавший территории Российской империи, возьмёт реванш за дальневосточное поражение, разгромит Квантунскую армию, но Порт-Артур, как и некогда спешно построенная русскими Китайско-Восточная железная дорога, останутся всего лишь ностальгическим воспоминанием, а отвоёванный Сахалин и Курильские острова станут поистине яблоком раздора меж русскими и японцами.)

На далёком от европейских равнин Дальнем Востоке русские давно ли терпели поражение за поражением, на огромных азиатских пространствах роняя славу отважных и непобедимых; частные успехи, вроде прорыва полковника Корнилова, будущего Верховного главнокомандующего русскими войсками, сумевшего вывести вверенные ему части из-под разгрома, ничего не могли изменить. Поражение-то было полное…

Русско-японская война и русская смута 1905 года – как две пробоины в днище русского корабля. Россия потеряла обаяние и могучего противостоятеля Англии, и державы, способной быть дружественной Востоку, азиатскому миру. В Индии, Персии, Турции, как красные цветки в весенней пустыне, загорались языки национального, революционного пламени, и Снесарев призывает обратить свой взор на Восток – события в бедных горах и пустынях отзовутся на берегах Темзы. Да и Невы, следует добавить. Из-за раздела Бенгалии и из-за других малоудачных реформ Керзона поднялась Индия. Её коренные жители, по своей издревле миролюбивой традиции, по созерцательному восприятию мира считавшиеся непротивленчески-послушными, вышли на улицы, обращая в бегство полицейские карательные патрули.

5

Внимание к Востоку – главное в деятельности Снесарева в бытность в Северной столице. Восток у него и непосредственно его прямая работа – третье квартирмейстерство Главного управления Генерального штаба; Восток выходит на ближний план и при чтении лекций в военных училищах; и просветительское его подвижничество в таких почтенных обществах, как Императорское Русское Географическое общество, Императорское общество востоковедения, Российское общество ревнителей военных знаний, дышит восточными мотивами.

Председателем Географического общества был маститый П.П. Семенов-Тян-Шанский, первый исследователь Тянь-Шаня, член Госсовета, почётный член многих всемирно знаменитых академий, также уроженец Чернозёмного края; его 80-летие торжественно отмечалось в начале января 1907 года. Снесарев не однажды встречался с председателем, он видел, что такими людьми держится Россия. Увы, у Географического общества даже на пике его славы не было собственного помещения, и заседали то в кадетском корпусе, то в Офицерском собрании, то в зале Академии наук: высказать разумные, дельные мысли – всегда место найдётся. Дела Географического общества были истинно национального масштаба: всестороннее исследование ещё не разгаданной Азии, научные экспедиции Н.М. Пржевальского, Н.А. Северцова, М.В. Певцова, А.П. Федченко, Г.Н. Потанина, Г.Е. Грум-Гржимайло…

В сентябре 1907 года П.К. Козлов, ученик Пржевальского, отправился в большую экспедицию в Центральную Азию. Андрей Евгеньевич хорошо его знал и провожал его. От путешественника периодически поступали вести. Письма зачитывались на заседании Географического общества. Был найден, весь в развалинах, главный город тангутов Хара-Хото, погибший многие века назад; сохранилась редкостная библиотека, проливающая свет на историю некогда сильного народа. И когда в январе 1910 года Козлов на общем собрании Географического общества под председательством Семенова-Тян-Шанского в стенах Первого кадетского корпуса рассказывал о своей экспедиции в былые тангутские земли Центральной Азии, в зале народу собралось, действительно, яблоку негде упасть; среди присутствующих – министр иностранных дел, шведский и норвежский посланники, великие князья. Разумеется, был и Снесарев, дружески связанный с Козловым научными медиевистическими, восточноведческими интересами. На выставке предметов, вывезенных из Хара-Хото, радовали их сохранность и краски, вовсе не повреждённые временем.

6

26 ноября 1907 года отмечается 75-летний юбилей Императорской Николаевской военной академии Генерального штаба, основанной генералом Жомини в 1832 году. Правда, для Снесарева военный гений-теоретик – не француз Жомини, а немец Клаузевиц, о чём он во всеуслышание и заявляет. Тем не менее он среди почётных приглашённых, равно как и перебравшийся в Петербург его тесть генерал-майор Зайцев. Памирский ветеран тридцать лет прослужил в Туркестане, из них двенадцать последних лет – воинским начальником Ошского уезда. И, наверное, пора сказать хотя бы коротко о его долгой и достойной жизни.

Василий Николаевич Зайцев родился в Перми в 1851 году. Учился в Пермской военной прогимназии, по окончании в 1867 году был назначен на службу сначала в Пятигорский полк, а затем в Туркестанский линейный батальон. В 1870 году был командирован в Оренбургское юнкерское училище, по завершении курса в звании портупей-юнкера возвратился в Туркестан. Началась его боевая походная страда: Хивинский, Кокандский, Андижанский, Алайский походы. В Кокандском и Алайском походах он был адъютантом М.Д. Скобелева, Белого генерала, Ак-Паши, и у него до поздней старости хранилась фотография генерала с надписью «Дорогому Васюку от Михаила Скобелева».

Какое бы дело ни поручалось Зайцеву – боевое, административное или представительское, он всегда выполнял его наилучшим образом, отличаясь распорядительностью и административным талантом. Уж е тогда он начал вести наблюдения географического и этнографического характера, собирал материалы по истории своего полка. В 1880 году вышло в свет «Руководство для адъютантов» – книга, выдержавшая 16 изданий, не устаревая: чуть не полвека спустя, в 1925 году, главная армейская газета «Красная звезда» настоятельно рекомендовала переиздать её вновь. Зайцев также автор большой статьи «Памирская страна – центр Туркестана», опубликованной в 1903 году в «Ежегоднике Ферганской области», а перед тем внимательно, с карандашом в руках, прочитанной Снесаревым.

С 1886 года Василию Николаевичу поручено «благоустройство города Ош». На два года эта деятельность прерывается: его назначают начальником Памирского отряда, он кладёт начало благоустройству Памирского поста. Затем он возвращается в Ош к своим прямым обязанностям уездного начальника. Помимо оных участвует в организации народных чтений на русском и туземных языках, в Первой всеобщей переписи населения в 1897 году, в деятельности Общества Красного Креста. Беззаветно помогает пострадавшим от Андижанского землетрясения.

Административная и научная деятельность успешно совмещались. Туркестан в ту пору был для России краем новым, малознаемым, он требовал серьёзных исследований и описаний. В кружке любителей естествознания молодые офицеры под руководством Зайцева проводили наблюдения географической, геологической, природоисследовательской направленности. Начальник Ошского уезда, глубоко внимательный к историческим судьбам здешних племён и народов, более всего занимался этнографией. И в этом интересы тестя и зятя неизменно совпадали.

Когда после двадцатилетнего благослужительства в Оше в марте 1906 года Зайцев готовился к переезду в Петербург, памирские горцы вознесли общую молитву о ниспослании Василию Николаевичу и Ольге Александровне доброго пути. «Человек, отлично знающий все местные нужды и условия и проведший лучшие годы своей жизни в изучении нужд вверенного Вашему попечению народа», – писали в адресе выборные по поручению киргизского населения Ошского уезда. Василий Николаевич говорил, что высокие нравственные качества народа давали ему возможность управлять уездом добрым словом, без системы наказаний. Он настойчиво рекомендовал изучать русский язык и давать более обширное образование детям, чтобы увидеть кого-либо из туземных юношей мировым судьей, врачом, офицером. Даже в 1926 году, через двадцать лет после выезда из Оша, от Джамшида Карабекова, внука алайской царицы Курбанджан, собирателя поэтических преданий своего народа, одного из тех, кто сохранил для мировой культуры киргизский эпос «Манас», он получил приглашение приехать и обещание встретить торжественно как наижеланного гостя. (Приглашение, по сути, от имени киргизского народа ему вручил Н.М. Козо-Полянский, инженер-ирригатор, работавший в Оше, – брат Б.М. Козо-Полянского, известного учёного-ботаника, создателя Ботанического сада Воронежского университета.)

7

Знакомых в Петербурге стало столько, что если бы только раз в год навещать или принимать в гости каждого из них, года, пожалуй, и не хватило бы.

Среди близких в Обществе востоковедения – Риттих, учёный секретарь Среднеазиатского отдела, Аристов, Сементовский, Карташевский, Андогский, Позднеев, Масловский, Кареев, специалист по Афганистану, трагически ушедший из жизни в 1908 году; о нём Снесарев опубликовал некролог в «Голосе правды» и в сборнике Среднеазиатского отдела.

Хорошие знакомые по Главному штабу – Александр Михайлович Волконский, внук Волконского-декабриста; Василий Фёдорович Новицкий (его брат Фёдор – «автор» штурма Перекопа, а брат Евгений – на других берегах: командир Семёновского гвардейского полка, участник Белого движения, эмигрировал в Югославию); Владимир Степанович Скобельцын (отец знаменитого советского академика, учёного-физика, открывшего электронно-ядерные ливни), из рода в род военных, любил повторять анекдот о своём предке генерал-аншефе Скобельцыне из восемнадцатого века: был тот в своё время отставлен от должности и в приказе стояло: «…поелику он на фрунт грусть наводит». На фронте они не раз встретятся, а в Гражданскую Скобельцын, пройдя северными дорогами белых, уйдёт в эмиграцию; Леонид Митрофанович Болховитинов, знаемый Снесаревым по совместно проведённым годам в Академии Генштаба, – тоже будущий белоэмигрант; в Гражданской войне он послужит сначала у красных, когда попадёт в плен к белым, будет разжалован до рядового, но через год вернёт себе генеральский чин. Ещё Николай Николаевич Сиверс, ещё Владимир Евстафьевич Скалон, чей предок погиб при обороне Смоленска, и Наполеон велел похоронить его со всеми подобающими воинскими почестями.

Другом Андрея Евгеньевича по работе и по духу был Фёдор Фёдорович Кудрявцев, правнук Н.Н. Раевского, героя Отечественной войны 1812 года. Сын его, тоже Фёдор Фёдорович, при моей встрече с ним вспоминал далёкие дни, когда Снесарев бывал их гостем, а он, мальчик, сидел, зачарованно, завидчиво слушал статных военных и считал, что нет иного пути для мужчины, как стать военным. Разговор то серьёзный, то шутливый, порой переходил на французский, немецкий языки, даже на восточные. Поражала масштабность знаний и интересов. Однажды они весь вечер занимались Америкой, для начала не «пустив» туда ни Колумба, ни англичан, а затем «разрешив» им перебраться через океан, но снабдив индейцев конями, им принадлежавшими по праву истории, и выверенно расставленными на побережье пушечными батареями, которые на века отбили охоту у европейцев искать золотых и пряных земель. И совсем по-иному пошло движение мира…

Близкими были О.А. Федченко и её сын Б.А. Федченко, главный ботаник столичного Ботанического сада, – он, как и Свен Гедин, когда-то в Туркестане ухаживал за будущей женой Снесарева. Ольга Александровна – крёстная Кирилла, второго сына Снесарева. Маленькой дочери Андрея Евгеньевича она запомнилась в день Пасхи на втором году Первой мировой войны – почтенной матроной, сидящей у горящего камина, и на столе – горящая свеча: Ольга Александровна никогда не работала при электричестве, только при свечах, почти не читала газет и не слушала радио (прямо-таки как в романе Набокова – «княгиня порицала радио как еврейскую затею»). Да, она была величавая женщина, Ольга Александровна, в замужестве Федченко, не пожелавшая стать в замужестве Толстой… Лев Толстой, прежде чем посвататься к Софье Берс, сватался к ней, но получил отказ. Когда писателю исполнилось 80 лет, много славословий было сказано в его адрес, и попадавшиеся ей на глаза она воспринимала спокойно, не читая; правда, вскользь пробежала глазами журналистские выпады против Священного Синода, вынужденного отметить отпадение Толстого от Церкви; и не понять было её иронической гримасы: то ли реакция на неуместно-стариковское «церквоборчество» писателя, то ли на плоские и злые перья «прогрессивных» журналистов.

Всегда желанный гость в доме Снесаревых – всеевропейской известности борец, чемпион мира Иван Максимович Поддубный. Никогда он не отказывался от спортивных поединков с самыми прославленными борцами. Никому из них (Зифриди, Петерсен, Понс, Боккеруа, Гаккеншмидт) не удавалось удержать звание чемпиона мира больше одного года. А Поддубный был им шестикратно и по справедливости заслужил звание «чемпиона чемпионов».

Могучий богатырь, потомок племени запорожского, был в жизни добродушен, едва заметная улыбка часто гостевала на его лице. Мог пошутить, как в известном ответе газетчикам, которые откуда-то узнали или выдали желаемое за действительное, что в Петербурге в лето 1908 года состоится коррида, и что из Испании уже движутся быки и тореадоры, и что главным тореадором русская публика желает видеть Поддубного; на что Иван Максимович, какой-то миг подержав ироническую улыбку в запорожских усах, ответствовал, что, во-первых, перчатки-вызова от быков не получал, а во-вторых, он с быками не борется и не воюет, поскольку их собратья-волы, судьбе покорные, не один уже век влекут арбы и возы, помогая крестьянину, быть которым и он имеет честь.

Поддубного, любившего аппетитно поесть, приглашали обычно к обеду. Горничная Таня Проскурякова, румянощёкая, весёлая девушка из поморской глубинки, счастливо нашедшая дом Снесаревых и счастливо вошедшая в него, приносила из кабинета и ставила рядом два дубовых кресла с резными верхами, изображавшими двух вздыбленных львов, передними лапами поддерживающих щит. Посадив хозяйку и горничную на увесистые кресла, Иван Максимович, играючи, поднимал и словно бы взвешивал: кто больше тянет. Снесарев, в чьих жилах разреженно струилась струйка крови запорожской, посмеивался, мол, их предки на днепровской Хортице гружёные возы приподымали, а потомки разошлись: один, пожалуй, и многотонный вагон с места сдвинет, а другой – тяжелее полковничьей шапки ничего-то и не подымет.

Как во всяком времени, утрачивающем ровное, спокойное течение, отовсюду проекты, действа и новации били тогда через край. Была, например, организована и женская борьба. Любопытствующих собралось – не пробиться в зал, но после первого же раунда он стал полупуст: зрелище оказалось малоприятным, слабый пол совсем не украшающим. Впрочем, то были цветики, пройдёт век, и женская половина эмансипируется до такой степени, что не диво будет увидеть ладушек, брунгильд, миссис, как их там ни назови, боксирующих, снайперски стреляющих, убивающих – всё умеющих, разве только не умеющих воспитывать детей и даже рожать их не желающих.

В феврале 1908 года в Петербурге проходит международный шахматный турнир. Его участники – мастера мирового класса, среди них и чемпион мира Ласкер, и будущий чемпион мира Алёхин. Снесарев, вспомним его студенческое почти болезненное увлечение шахматами, сколько мог, присутствовал в турнирном зале, более всего приглядываясь к игре Алёхина, корни рода которого, к слову молвить, также начинали свой рост в Воронежской губернии. Алёхин ещё только восходил в своей известности, а другой земляк, уроженец села Хреновое Воронежской губернии, Панин-Коломенкин в тот год уже прославит свою малую родину: станет первым русским чемпионом Олимпийских игр. Игры проходили в Лондоне в летние июльские дни, но воронежцу успех сопутствовал в зимнем виде: он выиграл первенство по катанию на коньках.

Весь 1908 год и первую половину 1909 года Снесарев, помимо основной службы в Главном штабе, был занят подготовкой «Военной географии России» – для юнкеров Николаевского кавалерийского, Павловского и Петербургского военных училищ (с 1910 года он – преподаватель также и Николаевской академии Генерального штаба;). Изданная в 1909 году книга-учебник разошлась менее чем за месяц. Через год она вышла вторым изданием. Даже в этой малой по объёму книжице виден замечательный педагог, знатель и просветитель, для которого «военное отечествоведение» является насущностью подступающих испытательных дней. Учащиеся в ней могли получить краткое представление об империи, поистине великой просторами, историей, но и – читалось между строк – чреватой возможными потрясениями. Была родственная перекличка этого небольшого учебника с фундаментальной «Исторической географией России». Академик Любавский, в предреволюционные годы ректор Московского университета, в тридцатом арестованный по так называемому Академическому делу, едва ли не мог не знать о снесаревском учебнике, когда завершал «Историческую географию России». Впрочем, некая перекличка могла исходить из солидарной мысли – однонаправленных раздумий, осмыслений прошлого, надежд на будущее.

8

В конце 1908 года Снесарев был произведён в полковники. Мало ли их, полковников, в России и даже в Петербурге? Только много ли среди них истинных патриотов, истинных военных мыслителей? Снесареву дано было обострённо чувствовать именно те болевые точки русского бытия, о которых надо было не говорить, а бить в колокол! И слово его – слово оповещающее, предупреждающее, объясняющее, призывающее… Что важно ныне и ещё важнее будет завтра? Об этом находим в снесаревских статьях в «Гол о с е правды»: «…такова уж судьба нашей многомиллионной Родины, занявшей одну шестую всей земной суши, что односторонность увлечений для неё в высшей степени опасна и, смотря одним глазом на Запад или пылая одной половиной своего сердца в европейском направлении, Россия обязана другую половину своего внимания неукоснительно посвящать Востоку…»

«Русский Восток на большой линии соприкосновения входит в связь с народами жёлтого мира, а главное, пожалуй, он сосед с Китаем. Как известно, мысль о кончине мира в обиходных сказаниях и верованиях русского народа иногда связывалась с каким-то конечным подъёмом Китая, который должен был покорить весь мир. В Средней Азии я также встречал это поверие… Есть ли возможность, хотя бы и далёкая, будущего надвижения на Европу жёлтых полчищ и оседания жёлтого мира на кладбище европейской культуры (здесь вспомнишь не только предсказания философа Владимира Соловьёва, но и пророчества старца Серафима Вырицкого о “жёлтой опасности” и поглощении России Китаем. – Авт.). При трагическом развитии событий Русский Восток есть первый буфер, смягчающий удар жёлтой волны о берега Белого моря; он является первой дверью, в которую будет стучать жёлтый властелин, прежде чем вступить тяжёлой ногой на поле европейской культуры. Это обстоятельство придаёт Русскому Востоку провиденциальное значение и делает из него тему не только лишь русского, но и общемирового значения…»

«Известна смена мировых резервуаров: сначала человеческая культура ютилась у Средиземного моря, затем оно было изжито и покинуто для Атлантического океана, в настоящее время борьба у этого океана тухнет и переносится к водам Тихого океана… Там народы зажгут факел их последнего состязания, там кто-то выйдет последним мировым победителем…»

Как проницательно Снесарев увидел перемещение мировых сил, сегодня особенно явственное, – быть может, участь мира и решат Индия, Китай, Япония. Да и другие страны Азии. Персия, Турция, Афганистан – куда бы он ни обращал свой умственный взор, он словно бы видел не только прошлый и текущий день, но и сегодняшний день этих стран да и всего восточного мира.

Он же и пропел поистине гимн Востоку: «Старая поговорка “ex oriente lux” особенно верна в том смысле, что Запад есть лишь надстройка над фундаментом, который заложен Востоком. Цифра, музыкальная гамма, письмо, учёт времени, религия, право собственности… весь сонм нашей духовной жизни взят с Востока – мы его верные и раболепные дети. Почему опознать Восток без связи с Западом трудно и неразумно. Затем к Востоку нужно подходить строго научно, без европейского чванства, без высокомерия и предрассудков. Нужно отдать должное самобытности и своеобразности Востока и не прилагать к ним осудительного штемпеля, раз они не совпадают с европейскими шаблонами. Ещё вопрос, кто разгадал загадку о человеческом счастье – Запад или Восток, кто больше испил до дна чашу человеческих испытаний и горя».

В августе 1908 года в Копенгагене проходит Пятнадцатый международный конгресс ориенталистов. Снесарев на нём выступает с двумя докладами: «Религии и обычаи горцев Западного Памира» и «Пробуждение национализма в Азии». Читает их на немецком языке, может, таким косвенным образом подчёркивая как опасность для России быть пристёгнутой к английской колеснице Антанты, так и желательность если не союза, то хотя бы искренних благососедских отношений с Германией; правда, немецкий кайзер был не из больших, далеко видящих политиков, сумасброден не менее, чем умен, не чужд был милитаристско-расистских, в духе Сесиля Родса, устремлений; поначалу рассуждавший об азиатской опасности, он к концу своего императорства сумел навлечь на Германию неприязнь, ненависть и пушки большинства европейских стран.

Грустный штрих: полтысячи участников конгресса, а русских – горстка учёных. И это когда страна территориально на четыре пятых азиатская; глава делегации Бодуэн де Куртенэ прочитал три доклада: «Гипотеза проф. Марра о родственности семитских и яфетических языков», «К вопросу о взаимосвязи фонетического и графического с морфологическим и семасиологическим представлением», «К вопросу о транскрипции»; ещё профессор Познанский из Варшавы, профессор Томсон из Одессы, учёные Фасмер, Руднев из Петербургского университета.

В снесаревских выступлениях – животрепещущая тематика: пробуждение национального сознания Востока; вторжение подобных тем на традиционные поля классического востоковедения было внове, и Бодуэн де Куртенэ, очевидный «классик», не без удовольствия принял участие в обсуждении докладов Снесарева, и мнение его было в пользу нужности на классических форумах и такой современностью пропитанной тематики. Шведские и датские газеты также не обошли вниманием доклады военного и учёного, найдя, что в них впервые всерьёз рассматривается проблема индусско-мусульманского единства.

Копенгаген, не избалованный мировыми форумами, был рад выказать гостям всю меру гостеприимства. Уж е в первый день конгресса состоялся приём в ратуше города. Через день, в воскресенье, поездка в Эльсинор – «замок Гамлета» (Снесарев называл Шекспира, создателя «Гамлета», «Короля Лира», «Макбета», не иначе как «великий англичанин»). Далее – посещение Национального музея; встреча в Королевском яхт-клубе; празднество и иллюминация в саду Тиволи в честь участников конгресса; банкет.

По вечерам Снесарев выходил к морю, на край бухты. Море с его проливами и заливами было единое – Балтийское, на другом конце его располагался Петербург, и Андрей Евгеньевич мысленно видел проспект и дом близ Невы, и родных (чем занятых в этот миг?). Он стоял поблизости от того места, где через пять лет на морском валуне легко, грациозно, словно на миг, присядет «Русалочка» скульптора Эриксена, увековечивая известную датскую танцовщицу, но прежде всего Русалочку из сказки Андерсена, которую и увековечить более, чем это сделал сказочник, уже не удастся, поскольку и взрослые, и дети во всех странах читают сказку, – может быть, и в этот миг, пока он вдыхает запахи моря, читают, может, даже в его петербургском доме читают…

Восточный вопрос – из главных, и в этом Снесарев, евразиец, обращенный глазами, разумом и сердцем к Востоку не менее, нежели к Западу. И коль «Запад есть Запад, Восток есть Восток, и с места они не сойдут», то европейски-азиатская Россия есть органический переток, географический, духовный, межконфессиональный, межцивилизационный мост между ними. (Деятельность его в Обществе востоковедения обстоятельно исследована его дочерью Евгенией Андреевной Снесаревой.)

Созданное в Петербурге в 1901 году, это общество ставило целью «содействовать сближению России с восточными окраинами и служить проводником русской культуры и производительности среди восточных народностей».

У Общества востоковедения была библиотека с отделами по географии, этнографии, истории, экономике. Книги частью покупались, чаще жертвовались. Был и небольшой музей, составленный из пожертвованных коллекций. Общество организовывало экспедиции, отправляло своих членов в научные командировки, на съезды и конгрессы, содержало в Тегеране больницу с 10 постельными койками. В 1912 году создаётся печатный орган Общества востоковедения «Мир ислама» под редакцией В.В. Бартольда. Почти одновременно под руководством Н.Я. Марра организуются курсы грузинского, армянского и татарского языков.

Выдающийся археолог, этнограф, лингвист, действительный член Российской академии наук (1909) Н.Я. Марр (1864–1934), позже, в тридцатые годы, обретёт статус непререкаемого законодателя в советском языкознании. Занимаясь сравнительно-историческими исследованиями, он выдвинет причудливую научную теорию, сведя сложность мировых языков к четырём простейшим элементам: сал, бер, ион, рош.

Создателя «нового учения о языке» похоронят в Ленинграде на скороспело устроенной новыми властителями «коммунистической площадке» Александро-Невской лавры с почестями, которые подобали разве что политическому деятелю высшего ранга.

Удивительный парадокс времени. Сталин – «корифей всех наук» – в пятидесятом году последовательно марксистское учение Марра подвергнет сокрушительному разгрому в растиражированной работе «Марксизм и вопросы языкознания». Правда, разумное здесь перечёркивалось исторически несостоятельным утверждением о происхождении русского литературного языка на основе курско-орловских наречий…

29 февраля 1908 года в Обществе востоковедения Снесарев излагает свои соображения на тему «Железнодорожный путь Москва – Калькутта».

9 мая 1908 года на общем собрании Общества востоковедения Снесарев сделал сообщение «Индо-Афганские события последнего времени». Сказав о практическом изучении Востока, то есть того, что полезно политику, торговцу, путешественнику, он обозрел события последнего времени в Индии и Афганистане как следствие экономической политики, которую Англия проводит в своей колонии полтораста лет; подчеркнул, что в Индии наблюдаются две борьбы: одна с Англией, другая – с древними предрассудками, кастами и враждой между индусами и мусульманами, и что он видит в этом предвестие будущей независимости. На северо-западной границе, сообщил он далее, несмотря на две войны, англичанам не удалось добиться решительного успеха, они только вызвали враждебность ко всему английскому. Колонией Афганистан не стал. Числом штыков в карательных экспедициях сломить афганцев никогда не удавалось.

2 мая 1910 года общему годовому собранию Общества востоковедения Снесарев зачитывает большой доклад «Практическое изучение Востока». Именно практические знания, сказал он, лежат в основе деятельности общества. В допетровские века знания эти были естественны и глубоки. Смелые, жаждущие увидеть и познать мир предприимчивые купцы, как Афанасий Никитин, были часто и послами, и исследователями. А торговые фактории являлись своеобразными реальными консульствами. Два прошлых века, по сути, ничего не прибавили к знанию, так как Россия была слишком занята европейскими делами. Во второй половине XIX века с началом русского продвижения в Азию, по существу, и началось именно практическое изучение Востока. Для России, большая часть которой лежит в Азии, особенно необходим подход практический. Снесарев закончил свою речь призывом почаще обращать взгляд на Восток: там восходит солнце, ex oriente lux.

Отчёты о снесаревских чтениях появлялись в «Санкт-Петербургских ведомостях», «Русском инвалиде», «Слове», «России», «Туркестанских ведомостях», «Голосе правды», «Кавказе»…

В начале 1910 года Курсы востоковедения по трудам и хлопотам председателя Среднеазиатского отдела были преобразованы в Практическую восточную академию, куда принимались люди с законченным высшим образованием. По специальному ходатайству командования предоставлялись места офицерам. Прослушав двухгодичный курс и сдав соответствующий экзамен, слушатель получал звание переводчика. После полного трёхлетнего обучения и сдачи экзамена он получал звание восточника.

Снесарев, к этому времени уже полковник Генерального штаба, преподаватель Императорской Николаевской академии Генштаба, стал также и членом совета Практической восточной академии.

Был он деятелен, среди первых, и в Обществе ревнителей военных знаний. Заседания чаще всего проходили в помещении Офицерского собрания на Литейном проспекте, доклады произносились самые разнообразные: о новой пушке, о шведской войне, о психике бойцов во время сражений, об Амурской железной дороге, об англо-русском соглашении… В 1908 году при этом обществе был создан отдел военной педагогики: предполагалось «изучение той тёмной, неисследованной области, которую называют психологией боя», заявлялась необходимость знакомства с психологией бойца.

В «Русском инвалиде» в те поры активно сотрудничает молодой офицер, капитан Генштаба Александр Андреевич Свечин. Встречались ли Снесарев и Свечин в те годы? Их имена – в числе сотрудников «Военной энциклопедии» (издательство Сытина) в 1910–1913 годах. Много позднее они стали друзьями-спорщиками, вместе организовали Историческую комиссию по изучению опыта Первой мировой войны, вместе разрабатывали теорию новой военной доктрины, часто встречались домами.

Печатается в «Русском инвалиде» и Василий Федорович Новицкий. Он побывал в Индии годом раньше Снесарева. В соавторстве они подготовили и выпустили в свет «Военно-географический очерк Британского Белуджистана».

9

В марте 1909 года славянский мир празднует 100-летие Гоголя. Не только строка, но и судьба Гоголя до конца дней будут волновать Снесарева. Эта безмерно великая, всемирная, писателем увиденная даль и крохотный замкнутый дворик московского особняка, в камине которого корчатся в судорогах пламени мертвые души второго тома «Мертвых душ»; эта Русь-тройка, птица-тройка… при всей своей проницательности Снесарев и помыслить не мог, что через сто лет переведённый на украинский язык гоголевский «Тарас Бульба» растеряет до единого все слова «русский», а в выхолощенно-русской через сто лет Москве, обогатящейся музеями всякого рода, в Москве, где Гоголь завершил свои земные дни, музей-библиотеку его имени не без спешки едва успеют открыть к 200-летию писателя. Гоголя почти так же, как Пушкина, Лермонтова и Достоевского, военный мыслитель-поэт любил перечитывать, имел он и обыкновение, когда выпадал свободный час, побродить по гоголевским местам Петербурга, может, чуть менее и реже, чем по местам Достоевского.