Текст книги "Снежные пирамиды"

Снежные пирамиды
Абсурд. Гротеск. Кафка.
Виктор Чепой

© Виктор Чепой, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Песочные часы

Это было очень давно. Один властитель задумал создать гигантские песочные часы, которые будут отмерять время его правления. Песок он задумал брать из пустыни, что лежала к северу от столицы. Он даже хотел опустошить пустыню, лишить ее песка. Он не хотел знать – насколько пустыня была велика.

Караваны свезли песок из пустыни. Раньше на верблюдах везли мешки с солью и пряностями, а теперь песок. Огромные песочные часы были сооружены в центре столицы. Ради этого разрушили храм местного божка. «Теперь время – наш бог», – сказал властитель.

Прежде чем засыпать песок, в часы опустили десятки пленников. Затем на них высыпали тонны песка. Песок падал вниз, и через некоторое время поглотил всех пленников. «Пройдет время, и нас забудут также как этих пленников… Мы также пленники времени», – любил говаривать властитель.

Песочные часы отмеряли десятилетия. И их не пришлось переворачивать. Властитель был свергнут, а часы разрушены. А спустя века пустыня поглотила город.

Как белка в колесе

Рядом с местом моей работы находится сельский стадион. Он небольшой. Его кругом обежать – не проблема. После работы я обычно делаю круг вокруг футбольного поля. Затем еще несколько кругов иду быстрым шагом.

Зимой на стадионе никого не было. Я бегал в одиночестве и видел лишь собачьи следы на снегу.

Я взял отпуск. Но планам поехать на море помешал финансовый кризис. И вот я бегаю по два круга, а скоро буду бегать и по три.

Сон в снежную ночь

Этот сон мне приснился в одну из тех снежных ночей, которые кажутся какими-то необычайно теплыми.

Я был один дома. Пил красное шампанское и смотрел на засыхавшую елку. Так и уснул.

И приснилось мне, что стою я посреди площади один одинешенек, а вокруг меня танки. Они движутся на меня. Я хочу убежать, но не могу пошевелиться. А танки все движутся на меня со всех сторон. Я кричу, но не просыпаюсь. Я раздавлен танком, но не просыпаюсь. Я роняю бутылку шампанского и тут же просыпаюсь.

Песок для развлечений

Мы с Джимми поехали к морю. Очистить себя от кислотных дождей.

Было тепло и слегка тревожно. Мы залезли в морскую воду молочного цвета и рассыпались на тысячи частей. Вода вынесла нас на берег. Мы стали тысячами песчинок на пляже.

Было очень необычно ощущать, как на тебе лежит влюбленная пара, как дети лепят из тебя фигурки.

Со временем разноцветный песок покрыл весь пляж.

Пузырьки

Город шумел, гудел, а она наслаждалась журчанием воды. Она принимала ванну днем. Вода журчала, и пузырьки в это время наполнили ее ванну. Они лопались и снова появлялись, лопались и снова появлялись.

Я смотрел на пузырьки сквозь замочную скважину. Я не мог оторваться от появления и исчезновения пузырьков. «Девочка, я это чувствую!» До меня доносился рев улицы, а за дверью лопались пузырьки. Но и появлялись снова.

Я позвонил в дверь. Звонок у нее был в ванной, а не в коридоре как обычно. Она не открыла. Тогда я решил стать пузырьком: округлился, наполнился и лопнул на ее теле. Но и появился снова.

Улыбка типа «смайлик»

Ты с обложки улыбаешься мне? Ты, сучка, с обложки глянцевого журнала улыбаешься мне? Да как ты можешь после всего того, что было! Во-первых, я не купил предыдущий выпуск журнала. Во-вторых, я тебя редко видел до этого. В-третьих, ты мне не звонила. И как ты можешь улыбаться мне своей звонкой улыбкой?! Ты никогда не давала мне денег. Ты только дарила смешную улыбку. И в середине чаепития я брошу журнал на пол.

Человека без улыбки я видел, допустим, грустного и вялого. А вот улыбку без человека я увидел только сейчас. Точнее, только сейчас, когда ты улыбнулась мне с обложки глянцевого журнала, я понял, что вижу только улыбку, улыбку без человека. Улыбку типа «смайлик». Ты улыбаешься мне как смайлик. Ты никогда не давала мне денег. Ты только продала смешную улыбку. И в середине банкета ты уедешь домой.

Эхо войны

Покроется небо пылинками звезд,

И выгнутся ветви упруго…

Тебя я услышу за тысячу верст,

Мы – эхо, мы – эхо,

Мы – долгое эхо друг друга.

Мы – эхо, мы – эхо

– Ежи-ик!

– Лоша-адка!

– Ежик, ты от меня далеко и кругом туман! Знай, что нам объявили войну!

– Лошадка, я пойду на войну! Лошадка, если я погибну, считай меня коммунистом, а если останусь жив, то я еще подумаю. Есть вариант остаться беспартийным.

– Ежик, войны не будет из-за тумана!

– Лошадка, ты стоишь на краю пропасти!

Лошадка любила Ежика. Но туман помешал не только войне, но и любви.

– Ежик, я давно хотела тебе сказать: Мари полюби…

– Лоша-а-а-адка, нет! Ты упала прямо в пропасть! Не-е-ет!

– Ежик, если я погибла, считай себя коммунистом!

Сказка о рыбаке и рыбке

Жил рыбак с охотником у самого синего моря. Рыбак с охотником были сладкой, сладенькой парочкой. Они жили в уютном бунгало три месяца в году. Рыбак ловил сетями рыбу, а охотник охотился на дичь.

Раз рыбак закинул сеть в море – пришла сеть с одною тиной. Другой раз закинул сеть – пришла сеть с ламинарией. В третий раз закинул он сеть – пришла сеть с одной рыбкой. Непростая была это рыбка, а язь, здоровенный, здоровенный ЯААЗЬ!!! золотая. «Отпусти меня в море!» – взмолилась рыбка по-французски. «Дорогой за себя дам выкуп. Что желаете?». Удивился рыбак, испугался. Многие годы он ловил и карпов и окуней, а вот говорящих рыб ловить ему не доводилось. «Не надо мне ничего от тебя. Плыви себе в море-окиян!» – промолвил рыбак и отпустил рыбку.

Воротился рыбак к охотнику, рассказал ему великое чудо. «Я сегодня поймал было рыбку. Золотую рыбку, не простую. По-нашему говорила рыбка, домой в море синее просилась. Дорогою ценою откупалась: откупалась, чем только пожелаю. Не посмел я взять с нее выкуп; так пустил ее в синее море». Охотник рыбака забранил: «Дурак ты! Гринписовец недоделанный! Хоть бы взял с нее пушку с ядрами, я бы из пушки на дичь охотился».

Вот пошел рыбак к синему морю. Видит, – море слегка разыгралось. Стал он кликать золотую рыбку, приплыла к нему рыбка и спросила: «Чего тебе надобно?». Ей с поклоном рыбак отвечает: «Смилуйся, государыня рыбка, разбранил меня мой охотник. Не дает мне покою: Надобна ему пушка с ядрами». Отвечает золотая рыбка: «Не печалься, ступай себе с богом, будет вам пушка».

Воротился рыбак к охотнику и видит, что тот стреляет из пушки по воробьям. Воробьи присаживаются и гадят на летящие ядра, и звонко чирикают – смеются, надо полагать. Еще пуще охотник бранится: «Дурачина ты, простофиля! Выпросил пушку! Бессмысленное это занятие – стрелять из пушки по воробьям. Воротись, поклонись рыбке. Не хочу быть охотником, хочу быть абсолютным монархом, чтобы всем говорить, что Государство – это я».

Пошел рыбак к синему морю. (Неспокойно синее море). Стал он кликать золотую рыбку. Приплыла к нему рыбка, спросила: «Чего тебе?». Ей с поклоном рыбак отвечает: «Смилуйся, государыня рыбка! Пуще прежнего охотник вздурил, уж не хочет быть он охотником, хочет быть абсолютным монархом, самодержцем». Отвечает золотая рыбка: «L’Etat c’est moi. Все понятно! Не печалься, ступай себе с богом».

Рыбак к охотнику воротился. Что ж? Пред ним царские палаты. В палатах видит своего охотника, за столом сидит он царем. Служат ему бояре да дворяне, наливают ему заморские вины; заедает он дичью лакомой. Вкруг его стоит грозная стража, на плечах топорики держат. Как увидел рыбак – испугался! В ноги он охотнику поклонился и молвил: «Здравствуй, грозный монарх-самодержец! Ну, теперь твоя душенька довольна». На него охотник не взглянул, лишь с очей прогнать его велел. Подбежали бояре и дворяне, рыбака взашей затолкали. А в дверях-то стража подбежала, топорами чуть не изрубила. На конюшню служить его отправили. Вот неделя, другая проходит, и приходит к нему монарх на конюшню. И молвит: «Гляди в сторону горизонта. Что видишь там?». Рыбак говорит: «Не вижу ничего. Я же рыбак, я привык глядеть на мелкие предметы, в частности на поплавок, на небольшом расстоянии». «Вот именно, ты рыбак, а я охотник и вижу вдалеке народ разутый и злой. И народ бежит сюда, монархию свергать. Беги скорей к рыбке и проси ее. Не хочу быть абсолютным монархом, хочу быть вождем мирового пролетариата. Чтобы народ меня за своего считал, и не думал свергать».

Побежал рыбак к морю. (Помутилось синее море). Стал кликать он рыбку. Приплыла к нему рыбка, спросила: «Чего тебе надобно?». Ей с поклоном рыбак отвечает: «Смилуйся, государыня рыбка! Опять мой охотник бунтует: уж не хочет быть абсолютным монархом, хочет быть вождем мирового пролетариата». Отвечает золотая рыбка: «Не печалься, ступай себе с богом! С живым богом!». Рыбка подмигнула.

Воротился рыбак к охотнику. Что ж он видит? Нечто, отдаленно похожее на высокий терем. И надпись на нем: «Мавзолей двухместный». Зашел рыбак в Мавзолей. И увидел в саркофаге лежит охотник. Увидев рыбака, охотник заколотил руками в крышку саркофага. Рыбак испугался и открыл крышку. Выскочил охотник из саркофага и задышал отчаянно. «Фу! Я там чуть не задохнулся. Меня живого в саркофаг заманили. Говорили, поймите, мы не можем ждать вашей смерти. Вы нам нужны уже сейчас как символ, которому можно поклоняться, а чиновников и без вас хватает. Приходили какие-то люди, смотрели на меня влюбленными глазами, но не выпускали, когда я колотил крышку. Говорили, что я жил, я жив, я буду жить. А зачем мне такая жизнь?! Скучно в этом Мавзолее. „Плазмы“ нет, сабвуфера нет. Лежишь целый день. Хуже больницы». Молвил рыбак: «А мне здесь понравилось! Вижу тут одно место свободно, я бы рядом прилег, и мы бы с тобой лежали вместе». «Дурачина ты, простофиля! Не для тебя здесь место берегут. Для таких как ты есть только одно место – в очередях. Ступай к рыбке! Не хочу быть вождем мирового пролетариата, хочу быть фюрером германской нации!».

Вот пошел рыбак к синему морю. (Почернело синее море). Стал он кликать золотую рыбку. Приплыла к нему рыбка, спросила: «Чего?». Ей рыбак с поклоном отвечает: «Прости меня, рыбка. Не хочет охотник светлое будущее, не хочет он коммунизма к пятитысячному году, а хочет он светлое настоящее и за чужой счет. Не хочет быть он вождем мирового пролетариата, а хочет быть он фюрером германской нации!». «Германской не могу, – ответила рыбка. – Могу сделать его фюрером еврейской нации. Ступай, рыбак! Каждому – свое!». Рыбка снова подмигнула.

Вернулся рыбак к охотнику. И увидел, как охотник, одетый в простую военную форму, позирует какому-то художнику. Он держит правую руку поднятой – зигует. У охотника за это время вырос большой нос. Подошел к художнику рыбак и взглянул на картину, ожидая увидеть и большой нос, и поднятую руку. Но на картине художник рисовал большой черный квадрат. «Малевич!» – представился художник и подмигнул рыбаку. А к охотнику подбежал его помощник – тщедушный еврей в очках. «Великий Вождь, каковы будут Ваши указания относительно диких, нецивилизованных арийских племен, этих белобрысых недочеловеков?». Ответил ему Великий Вождь – охотник на человеков: «Блондинов – в расход или пусть перекрасятся! Блондинок обязать носить короткие розовые юбочки и розовые кофточки, как знак их неполноценности». Помощник убежал, а Великий Вождь поглядел на рыбака и промолвил: «Что-то мне твой нос не нравится! Какой-то он не гоголевский! Скучно все это… Пока ты с моря шел, я уже успел все захватить, всех поработить. А что дальше??? Оккупировать Солнце? Нет, не хочу быть великим фюрером! Хочу быть бизнесменом либеральных взглядов. Вложения, дивиденды, акции – это так интересно и сложно! Хочу иметь джип, охрану, свой ресторан и свою либеральную партию… как-то так.

Пошел рыбак к синему морю. Видит, на море черная буря: так и вздулись сердитые волны, так и ходят, так воем и воют. Стал он кликать золотую рыбку. Приплыла к нему рыбка, спросила: «Что на этот раз?». Ей рыбак с поклоном отвечает: «Прости рыбка! Совсем мой охотник с резьбы сорвался! Не хочет быть великим фюрером, хочет быть бизнесменом либеральных взглядов. Али это деградация, али возвышение?». Ответила рыбаку рыбка: «Жизнь покажет. Ступай! Peace!»

Вернулся рыбак и не нашел охотника. Зашел он в бунгало, а на столе лежит записка: «Я тебя бросаю! Я с Виталей еду на джипе в Африку на сафари. Цём-цём!». Рыбак то ли расстроился, то ли обрадовался, и стал жить в бунгало самостоятельно.

Прошла пара недель и возвращается охотник с раздолбанным джипом и агрессивными бабуинами в роли своих охранников. «Ни о чем меня не спрашивай! Дурачина ты, и твоя рыбка дура! Не хочу быть бизнесменом либеральных взглядов, хочу быть владычицей морской!». Вопрошает рыбак: «Может быть владыкой морским?! Владычицей скорее должен быть я!». Отвечает охотник: «После того, что у меня было в Африке с Виталей, я хочу быть только владычицей!».

Пошел рыбак к морю-окияну, а море спокойно, а окиян тоже. Позвал рыбак рыбку. Появилась рыбка из глубин морских и молвила: «Не знаю, кто из вас мне больше надоел, ты али твой пассия!». «Прости, рыбка! Хочешь, я встану на колени? Совсем поменял ориентацию в этой жизни мой охотник. Хочет быть владычицей морской!». Ответила рыбка: «Желание клиента – закон! Иди и смотри!».

Вернулся рыбак, а охотника нет. И бунгало тоже нет. На месте бунгало стоит пруд с чистейшей голубой водой, а в пруду плещется маленькая серебряная рыбка. Рядом с прудом стоит табличка: «Осторожно! Частная собственность! Ловля рыбы запрещена!» Пошел рыбак за удочкой…

Безбашенная Сэлли и Джонни-Гитара

Сэлли, Джонни и Майкл сидели в баре и выпивали. Vodka текла реками по их телам. Они весело болтали. Кроме них в баре было полно других людей, которые также выпивали и болтали за своими столиками.

– А помните, как я вены себе резала? – спросила Сэлли, смеясь. – Веселуха, бляха-муха. Кровища! Джакузи потом долго отмывали.

– Ха-ха! – рассмеялся Майкл. – Джонни тогда тебя спас.

– Да я бы ее не спас, – подключился к беседе Джонни, – если бы струна не лопнула. Я сразу понял – что-то с Сэлли неладно. И вернулся на хату. А там, ёссс, Сэлли! Вены себе вскрыла. Вена на теле лопнула как струна на гитаре. Сэлли издавала такую жалобную мелодию. Это было круто, черт возьми – завораживающе!

– А помните, как я вешалась, но веревка не выдержала моего веса, хотя я была на диете?

– Да, на той веревке только вешаться! – воскликнул Джонни. – Ты бы лучше шнур от моего микрофона взяла.

– А помните, как я спрыгнула с того здания адмиралтейства? Меня потом полгода по частям собирали, – хвалилась Сэлли.

– Ох уж эта Сэлли!

– А помните, когда я хотела застрелиться? – спросила Сэлли. – А пуля в одно ухо влетела, а из другого вылетела.

– Потому что мозгов нет ни хрена, – сказал Джонни, наливая себе. – Вот и пуле не за что было зацепиться.

– А помните, как я в папиной тачке с разбегу в дерево! Хрясть! Машине – трындец! А я несколько часов с кроны не могла слезть. Боязнь высоты вдруг обрисовалась во мне.

Джонни и Майкл засмеялись.

– А помните, как я искала маньяка по объявлению, как я ходила по ночному городу, в чем мать родила?

– Конечно, – ответил Майкл, – как же не помнить, если я был единственным маньяком, клюнувшим на твою удочку. Но твоя суицидальность меня не вставила. А затем я долго лечился и излечился от желания убивать и делать людей несчастными. Хотя мы были бы отличной парой: суицидальная Сэлли и маньяк Майк.

– «Суицидальная Сэлли и Джонни-Гитара» звучит круче, – прогремел Джонни.

– Ладно, ребята, – сказал Майкл и махнул рукой. – Тема такая: завтра будет митинг, будем прорываться к полицейскому участку. Как говорили бородатые бунтари прошлого: «от каждого по способностям». Учитывая твои способности и наклонности, Сэлли, ты будешь впереди толпы, вести ее в бой. Так что – если что, то погибнешь первой. Но мы тебя будем помнить. Мы в твою честь улицу назовем: улица суицидальной Сэлли. Веселое название! Может в твою честь мост назовут, с которого все самоубийцы будут прыгать.

– Не неси чушь, Майкл! – взвизгнула Сэлли. – Я знаю, чего ты добиваешься этой революцией: ты хочешь коммунизма, всеобщего счастья. О каких самоубийцах может идти речь в обществе всеобщего счастья?! Не будет самоубийц. И как это ты из маньяка превратился в такого добряка, который хочет всеобщего счастья?

– Да там меня какими-то таблетками передознули. Желтенькими такими, – спокойно ответил Майкл. – Короче, пустой треп. А если откажешься, то революции не будет ни фига. Как показали события в Тунисе, один бесстрашный самоубийца может вдохновить миллионы. А ты же у нас безбашенная, наша любимая мисс Суицид! Значит, завтра в десять штурмуем полицейский участок. Сэлли, оголишь перед штурмом свою грудь. Будешь как Свобода, ведущая народ. А ты, Джонни, возьмешь гитару и будешь играть для штурмующих.

– Что играть? – спросил Джонни.

– Ну, уж точно не классику. Играй по обстоятельствам. Когда будем гнать копов, сыграй «Let It Be».

Майкл поднялся со стула.

– Ладно, мне пора! – сказал он. – И вы не засиживайтесь. Завтра чтоб были как огурчики.

– Можно ли заниматься сексом в ночь перед Революцией? – спросила Сэлли у Майкла.

– Нельзя, – ответил Майкл. – Самый секс завтра будет! Peace&Vodka!

На следующий день, рано утром, Джонни вызвонил Майкла:

– Майк, Сэлли ночью того… передознулась. Нет больше нашей Сэлли. Видать, она хотела стать такой же доброй и жизнелюбивой, как и ты, наглоталась желтеньких таблетосов, но передознулась капитально. А может она просто, наконец, добилась своего.

– Ёпта, вот и накрылась революция медным тазом, – огорчился Майкл. – Теперь и мне в пору в петлю. Ах, Сэлли!

– Да-а, не получилось нашего совместного выступления. А как бы было красиво: «Suicide Sally&Johnny Guitar». Но может, теперь ты поведешь толпу? – спросил Джонни у Майкла.

– Нет, тут нужна голая баба. В наше время толпа только за голой бабой и пойдет. А если баба еще и экзальтированная, как наша Сэлли…

– Ладно, пока!

Джонни-Гитара повесил трубку.

«А ведь я, – подумал Майкл, – в долги влез с этой революцией. Проклятый капитализм! Придется фьючерсы на революцию задвигать».

Ruff In The Jungle Bizness

Синие волны омывали африканский берег. У устья Нигера было полным-полно джунглей, в которых жили веселые обезьяны. Мартышки, орангутанги, шимпанзе, макаки и бабуины. Весело и беззаботно они прыгали по деревьям. С дерева на дерево: прыг-скок!

Прыг-скок! Прыг-скок!.. Прыг-скок!

С пальм падали кокосы. Абориген Василий искал сокровища. Отец Пимен крестил аборигенов в водах Нигера. Зимой Нигер замерзал, и отец Пимен шел по льду на ярмарку.

Раф был вожаком стаи шимпанзе. Он кричал и лазал по деревьям. До определенного времени все фрукты, будь то манго, бананы или кокосы съедались на месте стаями обезьян. Но однажды вожак стаи шимпанзе Раф с высокого-превысокого дерева увидел ярмарку – увидел, как люди торгуют. И он повел свою стаю на ярмарку. Вся стая сошла с высоты деревьев. У каждого шимпанзе в руках было несколько фруктов, которые они несли на ярмарку.

На ярмарке Раф продал фрукты и нанял репетитора, чтобы тот научил его считать и торговаться. Так происходило много дней. Скоро в лесу стал ощущаться дефицит фруктов. Фрукты стали выдаваться по талонам, а сушеные манго – в конвертах. Тот, кто был приближенным Рафа, получал сушеные манго в конвертах и обилие фруктов по талонам. Остальные обезьяны рубились за талоны и ели листья. Срывать плод с дерева для пропитания стало нельзя. Каждое дерево охранялось специальным бабуином. Был издан специальный закон о трех полосках манго, по которому бабуины могли избить палками любого, кто покушался на сладкие плоды манго.

Раф стал меняться. Он научился считать, торговаться, разговаривать. Красножопые макаки танцевали для него, а агрессивные бабуины охраняли веселье. Раф стал расчесывать свою шерсть. Затем шерсть стала опадать. Раф стал выпрямляться и прямоходить. Затем он сходил к цирюльнику и стал уже более похож на человека, чем на шимпанзе. Отец Пимен крестил Рафа в водах Нигера. Вот так, благодаря своему бизнесу, Раф стал человеком, тогда как его подчиненные продолжали оставаться обезьянами.

Абориген Василий, не найдя сокровищ, арендовал лодку и поплыл по океану. Океан был синий-синий. Ветра почти не было. Вдруг возле лодки лопнул пузырь воздуха, поднявшийся из пучины океана. И послышалось: I’d like to be under the sea in an octopus’ garden.

«Это Волшебный Пузырь!» – тут же догадался Василий. Тот самый Волшебный Пузырь, о котором ходят легенды, что когда он лопается, то освобождается воздух, в котором находится чья-то песня.

Тут же лопнул еще один Волшебный Пузырь:

 
Oh what joy for every killed boy,
Knowing they’re happy and they’re safe.
We can be so happy you and me,
No one there to tell us what to do.
 

Оказывается, что здесь затонула английская подлодка во время то ли Первой, то ли Второй мировой войны. Хотя, говорят, что никаких двух мировых войн не было, а была одна война с перерывом. Из пузырьков доносилась волшебная песня погибшей затонувшей команды подлодки.

Да, совершенно точно, что затонувшая команда подлодки живет под водой в саду осьминогов. Ведь только там глубоко под водой есть счастье.

Абориген Василий смотрел на лопающиеся пузырьки и слушал песню, как вдруг из воды выглянула чья-то голова. Это был Андрей Макаревич в костюме аквалангиста. Открыв лицо, он спросил у аборигена Василия: «Хорошо ли я пою песню The Beatles?». И запел: Ид лайк то бе ундер вэ се…

Но тут рядом с Макаревичем лопнул Волшебный Пузырь, и всё всем стало ясно.

В голодной России с миллионами нищих Андрей Махаревич вел кулинарную программу «СМЭК». «А сегодня мы будем готовить осьминога, которого я выловил у берегов Африки. И в гостях у нас Анатолий Чубейс – главный электрик и приватизатор страны», – сказал Махаревич, глядя в камеру.

В студию вошел Анатолий Чубайс в элегантном костюме. Чубайс перебирал в одной из рук пару батареек для успокоения. Он прошел к плите, а тем временем Макаревич достал топор и отрубил осьминогу ногу.

Тут внезапно в студии отключился свет. Кажется, свет отключился по всей Москве.

– Толя! – недовольно воскликнул Махаревич, как бы намекая Анатолию на его обязанность – чтобы свет был всегда.

– Извините, простите, – донесся из темноты голос Чубейса, – это Ванюша, мой сын. Я его оставил там за старшего, а он сорванец, видимо, лампочку выкрутил или на кнопку нажал. Или хуже того – рубильник! И нет контакта. Но не волнуйтесь: скоро свет будет! Наверное…

Махаревичу принесли свечу. Он зажег свечу на столе и стал на ней коптить ногу осьминога, и чтобы зрители не скучали, пел: «Пока не меркнет свет, Пока горит свеча».

Из дневника отца Пимена: «Вчера крестил семерых в Нигере. Двое утонули. Господи, когда же эта речка замерзнет?».

Анатолий Чубейс шел со съемок передачи «СМЭК» по темному городу, в котором не было ни капли электричества. Чубейс ощущал себя идущим по джунглям. Каменные джунгли – а в них свой Раф. И у каждого столба по бабуину. Темнота не давала прохожим возможности опознать Чубайса. Только в идеальной темноте Анатолий мог спокойно гулять по городу. И он наслаждался этой возможностью: свободно гулять и чувствовать себя хозяином каменных джунглей.