Текст книги "Городские комитеты обороны. Чрезвычайные органы власти в годы Великой Отечественной войны. 1941—1945"

17 ноября 1941 г. вышло постановление ЦК ВКП(б) о восстановлении политотделов в машинно-тракторных станциях и совхозах, которые существовали в период проведения коллективизации, так как уже к началу зимы первого года войны положение в сельском хозяйстве складывалось тяжелым. Практически во всех тыловых областях не было убрано значительное количество посевов, плохо был проведен сев озимых культур. Для этого имелось много объективных причин: в результате мобилизации в армию сократилось число работников на селе, тягловой силы и техники⁸¹; в начале войны к руководству в большинстве колхозов и совхозов пришли новые кадры, не обладавшие достаточной подготовкой и организаторскими способностями. Но главной причиной резкого снижения показателей работы деревни высокими партийно-правительственными инстанциями, похоже, как явствует из постановления ЦК, считалось падение дисциплины и порядка в колхозах и МТС, а также уменьшение численности парторганизаций и коммунистов на селе⁸², в то время как от местных властей требовалось не только организовать работу в ухудшившихся материально-технических и кадровых условиях, но и возросшего изъятия у крестьян продукции в пользу государства в связи с введением 3 июля 1941 г. дополнительных надбавок к сельхозналогу⁸³. В качестве основных задач политотделов МТС ставились такие: «повышение политической работы среди рабочих и служащих МТС и совхозов, так и среди членов колхозов, обслуживающих МТС, внедрение дисциплины и порядка во всей работе МТС, совхозов и колхозов для выполнения ими планов сельскохозяйственных работ»⁸⁴. Всего на местах: в областях, краях и республиках Советского Союза – в 1942 г. были созданы 189 политсекторов и политуправлений, 4703 политотдела МТС и 1324 политотдела совхозов⁸⁵.

По сравнению с периодом 1933–1934 гг. административно-хозяйственные функции политотделов МТС были ограничены. В инструктивном письме политуправления наркомзема были, например, осуждены такие факты, как замещение начальником политотдела директора МТС в период отсутствия последнего, если на месте были старший агроном или старший механик; подписывание приказов по МТС, которые имеют отношение к хозяйственным и техническим вопросам⁸⁶. Отсутствовала теперь в штате политотдела должность заместителя начальника по оперативной работе НКВД. Поэтому руководство политотделов регионов со сложной социально-политической обстановкой, в частности Чечено-Ингушской АССР, ходатайствовало, правда безуспешно, перед центром о введении в политотделы таких работников, ибо «состояние большинства колхозов в 1942 г. не лучше, чем колхозов… в 1933 г.»⁸⁷. Таким образом, новые политотделы МТС не являлись, как раньше, определенно чрезвычайными органами партийно-государственного руководства, наделенными политическими и хозяйственными полномочиями.

Особое место в работе политотделов МТС заняло проведение в жизнь постановления СНК СССР от 13 апреля 1942 г. об увеличении минимума трудодней для взрослых колхозников и введение его для подростков 12—16-летнего возраста⁸⁸. 2 июля 1942 г. политуправление наркомзема направило на места телеграмму, где указывалось, что работа политотделов будет оцениваться в зависимости от «обеспечения привлечения к общественному труду всех трудоспособных колхозников». Отмечено было, что недопустимо, когда политотделы «не интересуются причинами невыхода на работу части колхозников, не помогают колхозам в принятии мер, обеспечивающих выработку всеми колхозниками минимума трудодней, мирятся с запущенностью учета труда, несвоевременным заполнением трудовых книжек колхозниками»⁸⁹. Однако проблемы деревни военного времени невозможно было решить простыми политико-командными методами, к тому же политотделы МТС по кадровым и другим вопросам нередко вступали в конфликт с райкомами и райисполкомами, поэтому в 1943 г. они были ликвидированы, хотя положение в сельском хозяйстве не улучшилось⁹⁰.

Как видим, не все местные временные структуры руководства, которые создавались и действовали в годы Великой Отечественной войны, можно отнести к категории чрезвычайных органов государственной власти. В то же время деятельность некоторых нельзя проследить с достаточной полнотой, ввиду отсутствия для этого источникового материала. Поэтому в дальнейшем в работе в основном внимание сосредоточено на деятельности городских комитетов обороны, сыгравших наиболее значительную роль в организации отпора фашистской агрессии.

2. Состав, полномочия, характер взаимоотношений с государственно-политическими и военными структурами

Постановление ГКО № 830с от 22 октября 1941 г. определяло, что городские комитеты обороны создавались «в интересах сосредоточения всей гражданской и военной власти и установления строжайшего порядка в городах и прилегающих районах, представляющих ближайший тыловой район фронта»⁹¹. Поэтому власть городского комитета обороны распространялась не только на территорию самого означенного города, но и на довольно обширную близлежащую местность, в связи с чем формировались своеобразные временные административно-территориальные образования под управлением чрезвычайного органа. Так, три комитета обороны Сталинградской области (Камышинский, Сталинградский, Астраханский) охватывали своей деятельностью практически всю ее территорию: 68 из 81 района, что официально было зафиксировано в решении бюро Сталинградского обкома ВКП(б) от 10 декабря 1941 г.⁹² Аналогичная картина имела место в Подмосковье, где ареал власти комитетов обороны в некоторых документах обозначался как округ⁹³, а также в Краснодарском крае, в котором было создано 9 ГорКО. В то же время в автономиях Северного Кавказа столичные комитеты обороны (Орджоникидзевский – Владикавказский, Грозненский, Нальчикский, Махачкалинский) распространяли свои функции на районы всей республики. В решении о создании Воронежского ГорКО также была записана установка: «Функции городского комитета обороны распространить на всю область». Но на одном из первых заседаний этот комитет обороны определил пределы своей деятельности 15 сельскими районами, примыкавшими к Воронежу⁹⁴. В распоряжение комитетов обороны передавались подразделения местных гарнизонов, войска НКВД, милиция, отряды самообороны – народное ополчение и истребительные батальоны.

Важнейшим показателем при характеристике городских комитетов обороны, как органов централизации власти в регионах, является их персональный состав. В состав городских комитетов обороны ГКО установил включать: первых секретарей обкомов (крайкомов) или горкомов ВКП(б) – председатель комитета, председателей облисполкомов или исполкомов горсоветов, начальников управлений (отделов) НКВД, комендантов городов. Подавляющее большинство (около 70 %) городских комитетов обороны в Российской Федерации было создано и действовало весь период их существования именно в таком составе. Это говорит о том, что он в основном отвечал условиям работы данных чрезвычайных органов власти и позволял им решать поставленные задачи, но он и не был оптимальным. Практика организации деятельности комитетов обороны, чтобы достичь поставленных целей, заставила пойти на не санкционированную сверху корректировку их состава, выразившуюся главным образом в дополнительном включении некоторых должностных лиц. Как правило, это были начальники местных гарнизонов, если они не являлись по совместительству комендантами городов. Помимо этого в ГорКО были представлены такие должностные лица: секретари обкомов (горкомов) ВКП(б) (Рязань, Воронеж, Ростов, Краснодар, Новороссийск, Орджоникидзе, Куйбышев), председатель горисполкома областного центра (Рязань), заместитель председателя крайисполкома (Краснодар), военком области (Мурманск), комиссар военного гарнизона (Орджоникидзе). Наиболее многочисленными по составу являлись Воронежский, Новороссийский, Куйбышевский (по 6 человек), Рязанский, Краснодарский и Орджоникидзевский ГорКО (по 7 человек).

С созданием комитетов обороны в регионах, близких к фронту, происходит не просто слияние гражданской и военной власти, но и устранялись рудименты формального разделения партийного и государственного руководства и последовательно реализовывалось положение Конституции СССР 1936 г. о руководящей роли коммунистической партии в советском обществе и государстве (ст. 126). Подчеркнутое главенство партийных функционеров в милитаризованной системе местного управления можно видеть, в частности, в факте временного председательства в Ростовском ГорКО в октябре – декабре 1941 г., ввиду занятости первого секретаря обкома ВКП(б) Б.А. Двинского на военной работе, не председателя облисполкома (И.В. Мотинов), формально считавшегося вторым лицом в местной властной иерархии и даже значившимся таковым в номенклатуре ЦК, а секретаря обкома компартии И.П. Кипаренко⁹⁵. Секретари горкомов ВКП(б) являлись заместителями председателей Воронежского и Новороссийского ГорКО⁹⁶.

В определенной мере тем самым произошло юридическое оформление фактического положения элементов политической системы СССР, соотношения власти партийных органов и Советов, которые официально переставали быть высшими органами государственной власти в регионах и городах. Но создание комитетов обороны не меняло структуру и полномочия местных Советов. Просто пирамида политической власти на местах, сформировавшаяся накануне войны, получила свое логическое завершение. Тенденция полного слияния партийного и государственного руководства, нашедшая свое яркое выражение в конституировании местных чрезвычайных органов власти, в данном случае совпала с задачей максимальной мобилизации всех сил и ресурсов страны для борьбы с агрессором. Исполкомы Советов, как и другие местные руководящие структуры (отделы парткомов, штабы МПВО, управления и отделы НКВД, военные комендатуры и т. д.) являлись исключительно рабочими, исполнительно-распорядительными органами городских комитетов обороны. Все обращения в адрес Советов соответствующего уровня в документах ГорКО формулировались в императивном духе (типа: обратить внимание, поручить, обязать и т. д.), чего не допускалось по отношению к партийным комитетам.

Руководящие кадры партийно-советского аппарата, занявшие ключевые позиции в чрезвычайных органах власти, были людьми, которых выдвинула и воспитала сталинская система, исповедовавшие ее стиль и принципы. Большинство из них – выходцы из социальных низов, в компартию вступили в результате массовых призывов середины 1920-х гг., проявили себя в юности на комсомольской работе, а затем многие из них по комсомольским путевкам обучались в инженерно-технических вузах, свои посты заняли в последние предвоенные годы после чисток и репрессий «старых кадров». Пропущенные через сито номенклатурного отбора, они действительно соответствовали типу сталинского аппаратчика, описанного ранее в работах зарубежных и отечественных исследователей. Авторы этих не лишенных тенденциозности работ выделяют в них качества веры в правоту своего дела, идеологической преданности режиму, дисциплинированного исполнения «директив сверху», умения практической интерпретации воли верховного вождя, наличие организаторского таланта, умение работать с людьми⁹⁷. Вместе с тем нужно сказать, что психология режима, поощрявшая в известных рамках инициативность и самоотверженность в работе, создала особую модель поведения руководителя, для которого не могло быть участков жизни, остававшихся вне поля партийного контроля. Можно согласиться в данном случае и с мнением известного историка-публициста «перестроечного времени» М.Я. Гефтера о том, что «сталинский человек при власти был, с одной стороны, „только исполнителем^. С другой стороны, этот же человек в пределах разрешенного ему исполнительства был всемогущ! Это странное совмещение исполнительства со всемогуществом в установленных рамках создавало ударный импульс жизни»⁹⁸.

Накануне Великой Отечественной войны на должности первых секретарей обкомов и горкомов ВКП(б) были выдвинуты новые кадры, сформировавшиеся в условиях «социалистической реконструкции» и волны репрессий 1936–1938 гг. Взятые на заметку в оргинструкторском отделе ЦК еще в период обучения в вузах как преданные генеральной партийной линии и инициативные в выполнении поручений, эти люди после кратковременной работы – стажировки в Москве, часто не имея до этого особого опыта руководящей деятельности, попадали на высокие должности в провинции. Именно они составляли в годы войны основную часть председателей городских комитетов обороны. По меркам позднего советского периода они были довольно молодыми людьми. Лишь И.П. Бойцов (Калинин), П.И. Селезнев (Краснодар), П.И. Доронин (Курск), П.Т. Комаров (Вологда, Саратов), Б.А. Двинский (Ростов-на-Дону) и некоторые другие перешагнули сорокалетний возрастной рубеж, а в партию вступили в период Гражданской войны. Большинство председателей комитетов обороны было в возрасте от 32 до 36 лет. Часть из них (первые секретари обкомов) на XVIII съезде или на XVIII конференции ВКП(б) были включены в состав Центрального Комитета: Б.А. Двинский, М.И. Родионов (Горький), Н.С. Патоличев, М.А. Суслов (Ворошиловск), И.Д. Бойцов, А.М. Алемасов (Казань), И.А. Власов (Саратов), П.И. Доронин, В.Г. Жаворонков, П.Т. Комаров, Т.Н. Пальцев (Иваново), П.И. Селезнев, М.И. Старостин (Мурманск), А.С. Чуянов". Быстрое, но номенклатурное вхождение в политическую элиту СССР наложило отпечаток на психологию мышления и поведения этих людей, где доминировали понятия «доверие партии» и «личная ответственность за порученное дело». Для организации работы звеньев управления в условиях войны эти качества руководителя имели позитивное значение. К этому следует добавить, что специфика военного времени вырабатывала у них умение принимать решение и действовать в неординарной обстановке. Вот несколько биографий первых секретарей обкомов ВКП(б) – председателей городских комитетов обороны.

Алексей Семенович Чуянов (1905–1977) – председатель Сталинградского ГорКО происходил из семьи темрюкского рабочего (Кубань). В ранней юности, в августе 1918 г., попал в отряд Е. Ковтюха и участвовал в известном отходе таманской армии через занятые деникинскими войсками районы на соединение с главными силами красных на Северном Кавказе. В ВКП(б) был принят в 1925 году. В девятнадцать лет стал аппаратным работником в комсомольских органах Кубани. В 1929 г. был зачислен в Московский механический институт в счет так называемой парттысячи. После окончания вуза в 1934 г. становится аспирантом Московского химико-технологического института мясной промышленности, одновременно работал инженером-механиком треста «Мясохладстрой». В 1937 г. переходит в аппарат ЦК ВКП(б) на должность инструктора сектора промышленных кадров. В июле 1938 г. назначается первым секретарем Сталинградского обкома¹⁰⁰.

Председатель Вологодского, а с мая 1942 г. Саратовского ГорКО Павел Тимофеевич Комаров (1898–1983) родился в г. Солнечногорске Московской губернии, в семье сапожника, окончил трехклассную начальную школу, затем работал на стекольном заводе и обувной фабрике. В 1917 г. был призван в армию, служил рядовым гвардейского Литовского полка в Петрограде, участвовал в Февральской революции. В 1918–1922 гг. проходил военную службу в Красной армии, вступил в РКП(б). После демобилизации некоторое время был рабочим-обувщиком, а затем долгое время работал в партийных и советских организациях столицы, с поста заместителя председателя Московского городского Совета направлен первым секретарем Вологодского обкома ВКП(б)¹⁰¹.

Василий Гаврилович Жаворонков (1906–1987) – председатель Тульского, с марта 1943 г. Куйбышевского ГорКО родился в деревне Куст Устьянского района Архангельской области в крестьянской семье. Трудовую деятельность начал в родном селе, комсомольский активист, член ВКП(б) с 1929 г. После окончания рабфака в 1929 г. работал два года заведующим отделом, секретарем Вологодского горкома комсомола. По завершении обучения в Московском горном институте в 1936 г. был оставлен здесь в аспирантуре. Но затем взят на партработу: был вторым секретарем Ленинского и первым секретарем Москворецкого райкомов г. Москвы, а в 1938 г. назначается первым секретарем Тульского обкома ВКП(б)¹⁰².

Первый председатель Ярославского ГорКО Николай Семенович Патоличев (1908–1989) родился в бедной крестьянской семье в д. Золино Нижегородской губернии.

Рано остался без родителей. Отец, полный георгиевский кавалер в Первую мировую войну, погиб в 1920 г., будучи командиром бригады 1-й конной армии. В 14 лет Н.С. Патоличев был принят в школу ФЗУ в г. Дзержинске при химическом заводе, рабочим которого стал в 1928 г. Но вскоре был отправлен на комсомольскую работу в Уральский край, по возвращении откуда в 22 года становится директором школы ФЗУ. Затем учеба в Военно-химической академии, где возглавлял комсомольское бюро. После непродолжительной службы в армии началась карьера партийного функционера: январь 1938 г. – инструктор ЦК, август 1938 г. – парторг ЦК на Ярославском резинокомбинате, январь 1939 г. – первый секретарь Ярославского обкома¹⁰³.

Председатель Мурманского ГорКО Максим Иванович Старостин (1902–1948) родился в деревне Столыпино Вольского уезда Саратовской губернии в семье кочегара. Позже переехал в Иркутск, где закончил три класса железнодорожной школы и пять классов промышленного училища. С июня 1918 г. работал в слесарной железнодорожной мастерской. С октября 1921 г. помощник уполномоченного и уполномоченный чрезвычайной транспортной комиссии на станции Иркутск и станции Иннокентьевская Забайкальской железной дороги. В июне – октябре 1922 г. помощник начальника 1-го района городской милиции в г. Балаганске Иркутской губернии. С октября 1922 г. курсант Иркутской школы советского и партийного строительства 2-й ступени. В 1922 г. вступил в Коммунистическую партию. В 1923–1925 гг. находился на комсомольской работе. В феврале 1925 г. был призван в Красную армию: политбоец, политрук роты, ответственный организатор полка, секретарь партийного бюро отдельного радиобатальона. Участвовал в конфликте на КВЖД. В 1931 г. окончил Институт советского строительства и перешел на преподавательскую работу в армии. С января 1933 г. по июнь 1938 г. слушатель Военно-инженерной академии им. В.В. Куйбышева. После окончания академии направлен в распоряжение ЦК ВКП(б), работал инструктором Отдела руководящих партийных органов ЦК ВКП(б). В январе 1939 г. был назначен первым секретарем Мурманского обкома ВКП(б)¹⁰⁴.

Приведенные биографии отражают факт формирования в 1938–1939 гг. нового корпуса партийно-советских руководителей, который за годы войны не претерпел заметных изменений. Мобилизация в годы войны в армию, в целом вызвавшая немалый отток номенклатурных работников, не затронула первых лиц партийных и советских органов регионов и городов. Политико-начальствующие должности в войсковых объединениях они выполняли по совместительству со своими гражданскими постами. Правда, в случае полной оккупации местностей, которыми они руководили, им приходилось практически полностью сосредотачиваться на военной работе.

Смена первых руководителей партийных и советских органов в годы войны выразилась главным образом в их перемещении по горизонтали – из одной области в другую (горрайзвена – в пределах области). Это касалось прежде всего первых секретарей обкомов (горкомов) ВКП(б). Отсюда мы видим, что отдельные лица в разное время возглавляли несколько комитетов обороны: П.Т. Комаров (Вологда, Саратов), В.Д. Никитин (Воронеж, Куйбышев), В.Г. Жаворонков (Тула, Куйбышев), Ф.И. Тулупов (Балашов, Вольск). В исключительных случаях в рамках комитетов обороны происходили вертикальные передвижки. Так, в апреле 1942 г. с поста первого секретаря обкома на должность председателя облисполкома был переведен И.А. Власов (Саратов). Н.И. Чмутов (Тула) в марте 1943 г., наоборот, после руководства облисполкомом стал возглавлять обком компартии¹⁰⁵. Всего в 17 комитетах обороны в период их существования произошли замены председателей, и только в двух случаях они мотивировались плохой постановкой военно-организаторской работы (Владимир, Махачкала)¹⁰⁶. Председатель Махачкалинского ГорКО, первый секретарь Дагестанского обкома ВКП(б) Н.И. Линкун был снят с должности по предложению Берии, Багирова и Тюленева постановлением ГКО № 2309 от 16 сентября 1942 г.¹⁰⁷

Включение в состав городских комитетов обороны руководителей местных органов НКВД свидетельствовало как о давно закрепившемся месте органов госбезопасности в системе управления СССР, так и о возросшей в годы войны роли этого наркомата в проведении военно – мобилизационных мероприятий и организации самообороны. Поступавшие в комитеты обороны спецдонесения управлений (отделов) НКВД показывают, что эти структуры от методов разбирательства различного рода срывов, аварий на производстве, характерных для предвоенного времени, перешли к контролю производственных процессов и выполнения оборонно-производственных заданий. В местных управлениях НКВД были с началом войны созданы штабы истребительных батальонов и отделы местной противовоздушной обороны. К укреплению влияния органов НКВД вело объявление в прифронтовой зоне военного положения и проводимые в целом в тылу мероприятия по усилению режима охраны.

Только в Мурманске начальник местного органа НКВД не был одно время включен в состав городского комитета обороны. В итоге возникли трения между председателем ГорКО М.И. Старостиным и начальником УНКВД И.И. Курылевым. 16 августа 1944 г. бюро Мурманского обкома ВКП(б) объявило И.И. Курылеву выговор по партийной линии. В решении бюро отмечалось, что тот «не понимает, что для него, как члена партии и начальника УНКВД, указания первого секретаря обкома ВКП(б), являющегося членом Военного совета армии и Северного флота и председателем городского комитета обороны, в условиях военного положения г. Мурманска и области являются обязательными»¹⁰⁸. Однако последнее слово в этом выяснении отношений, по всей видимости, было за НКВД, поскольку вскоре работа Старостина разбиралась в ЦК, а на пленуме обкома ВКП(б) в конце 1944 г. он был подвергнут критике за «бюрократизм и командный стиль руководства»¹⁰⁹.

Постановление ГКО № 830с предписывало в каждом городе, где создавались городские комитеты обороны, иметь коменданта, который и должен был осуществлять непосредственное руководство войсками НКВД, милицией и рабочими отрядами. Включаемые в этой связи в состав комитетов обороны военные коменданты городов не всегда годились для выполнения такой функции. Поэтому в некоторых городах (Воронеж, Тамбов, Темрюк, Махачкала) они были вскоре заменены на представителей органов НКВД, что также усиливало здесь их властные позиции. В разъяснениях к протоколам заседаний Махачкалинского ГорКО указывалось: «Первоначально членом комитета обороны был военный комендант города, который по своему служебному положению не мог обеспечить предъявляемых к коменданту города требований, определенных решением ГКО, поэтому был утвержден на эту должность зам. начальника УНКВД ДАССР по милиции Громинский и введен в состав комитета обороны. Для более тесной связи с частями Красной армии в состав комитета обороны вводился начальник Махачкалинского гарнизона»¹¹⁰.

В целом же взаимодействие на местах партийных органов и органов НКВД было достигнуто еще в конце 1930-х гг., и военный период добавил сюда лишь некоторые новые штрихи. Можно сказать, что перед лицом общей военной угрозы оно укрепилось, в том числе на почве совместной деятельности в рамках городских комитетов обороны. В своих мемуарах А.И. Воронин, начальник УНКВД и член Сталинградского ГорКО, неоднократно подчеркивает свое личное влияние на принятие тех или иных решений комитета обороны по самым разным вопросам¹¹¹. А из воспоминаний В.Г. Жаворонкова мы узнаем, что назначение его 23 октября 1941 г. председателем ГорКО узаконивало данное им накануне на свой страх и риск распоряжение о направлении на передний край обороны Тулы подразделений войск НКВД¹¹².

Особую проблему составляли взаимоотношения городских комитетов обороны с органами военного управления и войсковыми учреждениями. Как можно заметить, постановление ГКО № 830с в части определения полномочий ГорКО противоречило формуле указа Президиума Верховного Совета СССР от 22 июня 1941 г. «О военном положении» о переходе в местностях, объявленных на военном положении, всех функций органов государственной власти в области обороны, обеспечения общественного порядка и государственной безопасности военным советам фронтов, армий, военных округов, а там, где нет военных советов, – высшему командованию войсковых соединений. По существу, на территории, где стали действовать городские комитеты обороны, без соответствующего законодательного оформления оказывались отмененными пункты 3, 4, 5 данного указа. Но не столько формально-юридическая коллизия, на такие вещи в то время мало кто обращал внимание, сколько реальная роль в жизни страны армии ставила в затруднительное положение руководство комитетов обороны в определении в этой связи их места в системе власти.

Председатель Севастопольского ГорКО Б.А. Борисов пишет: «Вначале нам было не совсем ясно, как должен городской комитет обороны решать задачи, поставленные Государственным Комитетом Обороны, и как строить взаимоотношения с вновь созданным Военным советом Севастопольского оборонительного района. Некоторое недоумение по поводу создания комитета обороны выражали отдельные военные работники, говоря: „В Севастополе есть Военный совет флота и Военный совет Севастопольского оборонительного района, для чего еще нужен городской комитет обороны?!“»¹¹³ О том, что такие вопросы являлись типичными, свидетельствуют и другие материалы. Выступая на пленуме Краснодарского крайкома ВКП(б) 19 ноября 1941 г., председатель Новороссийского ГорКО Н.В. Шурыгин говорил, что в принципе председатели и члены городских комитетов обороны понимают, какие задачи поставлены перед ними, но в практике работы выявлено ряд вопросов, на которые необходимо получить более детальные конкретные ответы. «В частности, – сказал он, – на вопросы взаимоотношения между комитетами обороны и начальниками гарнизонов, которые имеют свои директивы от вышестоящих организаций и которые пытаются как-то влиять на состояние хозяйства города»¹¹⁴. Нотки сомнения в реальной выполнимости категоричной формулировки целей городских комитетов обороны по сосредоточению «всей гражданской и военной власти» в своих регионах звучат уже в публикациях местной прессы, разъяснявших в конце октября 1941 г. задачи ГорКО. Так, в передовице газеты «Красный Север» за 29 октября говорилось, что комитет обороны города Вологды учрежден «в интересах сосредоточения единства действий (курсив мой. – В. Д.) всех граждан и военных организаций».

Характер взаимоотношений комитетов обороны с органами военной власти по сути дела определился уже в процессе практической деятельности. Изучая материалы местных архивов, можно видеть, что с созданием ГорКО фактически все важные письменные обращения военных учреждений к местным властям адресуются на имя чрезвычайных органов. Назначение комитетами обороны начальников гарнизонов, отчеты им командиров дивизий, установление правил поведения военнослужащих в городах показывают, что комитеты обороны демонстрировали властный приоритет над командованием и штабами частей и соединений вооруженных сил в военно-оборонных и режимных вопросах, стараясь при этом не решать их самостоятельно. Для руководства войсковых объединений комитеты обороны представлялись наиболее авторитетными органами местной власти. Это наглядно характеризует приводимый Н.С. Патоличевым в своих воспоминаниях эпизод с попыткой командования резервной армии, размещавшейся в Ярославской области в октябре 1941 г., занять обкомовское здание под свой штаб. «Они сидели по-хозяйски… – пишет мемуарист, – давая понять, что вопрос не подлежит обсуждению… что все должно подчиняться им». Ретировались же военные после того, как Н.С. Патоличев объявил, что он не только секретарь обкома, но и председатель городского комитета обороны¹¹⁵.

Судя по наличию встречных директив, совместных заседаний и объединенных постановлений, взаимоотношения комитетов обороны с командованием армий можно характеризовать как равноправные и конструктивные¹¹⁶. Это относилось к проведению оборонных мероприятий, охране общественного порядка и укреплению государственной безопасности. Но имелось и существенное разграничение компетенции комитетов обороны и руководства армий: военное командование разрешало оперативно-тактические вопросы, ГорКО же регламентировали вопросы жизни города и прилегающих к нему районов, подчиняя их задачам обороны. Отмечены случаи, когда комитеты обороны решительно пресекали попытки вмешательства армейских структур в гражданские сферы через голову местных властей (изъятие помещений для размещения воинских учреждений в Сталинграде, вырубка леса на Таманском полуострове)¹¹⁷. В зоне военных действий председатели ГорКО, как правило, включались в состав военных советов армий, дислоцированных в районе их деятельности. Так, М.И. Старостин (Мурманск) был членом Военного совета 14-й армии, В.А. Голышев (Астрахань) – 28-й, Б.А. Двинский (Ростов) – отдельной 56-й, В.Г. Жаворонков (Тула) – 50-й, З.Д. Кумехов (Нальчик) – 37-й, A. А. Алиев (Махачкала) – 58-й, Н.Н. Мазин (Орджоникидзе) – 9-й армии. В военные советы фронтов входили только немногие из руководителей комитетов обороны – А.С. Чуянов (Сталинградский и Донской фронты), B. И. Тищенко (Воронежский фронт), П.И. Селезнев (Северо-Кавказский фронт).

На уровне фронта (флота) взаимоотношения военного руководства с комитетами обороны сводились к изданию обязательных для последних предписаний, которые они затем разверстывали в комплекс мероприятий, и в редких случаях имели место совещания по отдельным вопросам¹¹⁸. По словам командующего 62-й армией В.И. Чуйкова, Сталинградский городской комитет обороны в период битвы на Волге являлся «боевым органом Военного совета фронта»¹¹⁹. Военные органы фронтового звена могли для координации своих действий с гражданскими учреждениями формировать параллельные городским комитетам обороны организации. Так, например, 9 ноября 1941 г. Военный совет Черноморского флота создал в Севастополе специальную оборонную комиссию по материальному обеспечению войск. Председателем комиссии был назначен начальник тыла флота контр-адмирал Н.Ф. Заяц, а в состав ее вошли секретарь Крымского обкома по промышленности Н.А. Спектор, секретарь горкома А.А. Сарина, председатель горисполкома В.П. Ефремов, начальник тыла Приморской армии интендант 1-го ранга А.П. Ермилов и другие¹²⁰.