Текст книги "Святая, смешная, грешная"

– Доброе утро, милая! – произнёс он. – Лежи, не двигайся. Просто расслабься и получай удовольствие.

Я закрыла глаза и поплыла в потоке наслаждения. На моей спине, ягодицах, ногах не осталось и сантиметра, куда бы ни опустились его губы. Это был какой-то гиперэротический утренний массаж. Он развёл мои ноги чуть пошире. И теперь его ладони массировали внутреннюю поверхность бёдер, иногда касаясь, как мне казалось, нечаянно, промежности. Положив руку на тыльную сторону, он подвёл её под меня, и теперь мой лобок лежал в его горячей ладони. Я слегка привстала на локти, чтобы можно было сильнее упираться, тереться холмиком Венеры о его нежную ладонь. Мои движения становились всё темпераментнее, я всё сильнее прижималась к его ладони. Оргазм был волшебным и нежным, как это весеннее утро, как Костины руки и поцелуи…

Вечернего ошеломляющего секса, утреннего божественного массажа было бы достаточно, чтобы любая женщина почувствовала себя любимой, счастливой и удовлетворенной. «Дай Бог каждой женщине такую ночь и такое утро!» – думала я, продолжая лежать в постели. Но нет ведь! Видимо, этого Косте показалось мало, и он решил окончательно покорить меня. Через несколько минут он вошёл в спальню с подносом и поставил его на мои колени. Завтрак в постель был, несомненно, апофеозом его любовного волшебства. Но и это ещё не всё! Выйдя и тут же вернувшись, он внёс в спальню огромнейший-преогромнейший букет алых роз в такой же огромной вазе… Он подошёл и поставил их на пол у кровати. Этим я действительно была сражена. Спальня вмиг наполнилась ароматом моих любимых цветов! Я протянула ладонь и трогала их полураскрывшиеся бутоны.

– Спасибо, милый! Ты – прелесть, самый чудесный мужчина! Иди ко мне, хочу тебя поцеловать.

Он сел рядом, а я обвила его шею рукой, чмокнула в щеку:

– Спасибо! Действительно очень приятно. И за завтрак спасибо! Очень мило. Какой ты всё-таки молодчина! И цветы успел купить, и завтрак приготовить.

– Приятного аппетита, Катюша. Кушай на здоровье.

– Ммм, как вкусно! Яйцо всмятку, моё любимое. Как ты угадал? И тостики поджарил так румяненько, а кофе просто отменно сварен. Правда, вкусно! Спасибо!

– Старался, – делая как можно выразительнее лицо, сказал Костя. – Пока ты спала, метнулся за свежим хлебом. Опять же кофе кончился. Пришлось, правда, в другой магазин идти – в этом не было хорошего зернового. Потом пришёл быстро, всё сварганил – всё с пылу с жару! Посуду помыл, пропылесосил всё. Хочу, чтобы ты встала, а всё чисто, прибрано.

Он разошёлся не на шутку нахваливая себя, но тут в зале заработал пылесос…

– Костя, ты просто золото, а не мужчина! Мало того, что ты такой красивый, сексуальный, умный – ты ещё и заботливый, и хозяйственный. Одни плюсы! Хотя, – я, прищурив глаз, подбирала нужное слово, – есть один недостаток.

– И какой же? – Костина бровь взлетела вверх.

– Ты – маленький врунишка, вот!

– Я? – его лицо изобразило полное непонимание, и одновременно где-то в уголках лукавых глаз шкодливо прятался бесёнок, которого поймали с поличным.

– Посуду помыла и, наверное, тосты поджарила домработница, – выпалила я, сделав лицо, по которому можно прочесть: «Мне всё известно, отпираться нет смысла». – И пылесосит сейчас полы тоже она, вот так-то! Так что твой номер насчёт того, что я встану, а в квартире всё прибрано, вымыто – и всё это твоих рук дело, не прошёл.

Одновременно я ликовала про себя: «Идеальная чистота наводилась руками помощницы, а вовсе не руками той, которая была здесь до меня, возможно, всего несколько дней назад».

– Стоп, стоп! Это только твои догадки, ещё ничего не доказано, – произнёс он, – поэтому я хочу, чтобы во внимание было принято моё чистосердечное признание. Да, не я мыл посуду! И жарил тосты тоже не я… Зато цветы купил я! Разве вот этот великолепный букет не перекрывает какое-то яйцо, которое, видите ли, не я опустил в кастрюльку с водой? Не говорю уже о тостах. Экий труд – сунуть хлеб в тостер!

– Перекрывает! Однозначно перекрывает! Я уже не говорю о том божественном массаже. Спасибо, милый, ты действительно волшебник!

– Значит, прощён? – скрестив руки на груди, произнёс он.

– На первый раз, да. Но имей в виду – чтобы подобного впредь не повторялось! Обещаешь?

– Нет, не могу, – продолжая игру, грустно улыбнулся он. – Дело в том, что домработница приходит только два раза в неделю. А завтракаешь ведь ты каждое утро? И что? Каждое утро я должен вставать и варить это яйцо, жарить тост, варить кофе?…

– Нет, милый, совсем не обязательно. Вообще не пойму в чём кайф, сидеть в постели, не почистив зубы и не умывшись, и лопать это яйцо с подносом на коленях? Если честно, мне это не нравится. Лучше на кухне вдвоём пить кофе, завтракать, сидя рядом за столом… Это мне больше подходит.

Костя выдохнул, изображая, как будто с него свалился неподъёмный груз невыполнимых обещаний.

– Спасибо, милая! Ты просто спасла меня от невозможного.

– Извини, я не всё сказала: массаж и цветы никто не отменял!

– Согласен, обещаю – цветы, массаж, – он взял поднос у меня с колен и отставил в сторону.

– Костя, – переходя на шёпот, произнесла я, – домработница не зайдёт сюда?

– Нет, не зайдёт, – шептал он, а наши глаза уже были совсем близко, губы коснулись друг друга. Почувствовав тяжесть его тела на себе, я закрыла глаза, откинув голову на подушку, нежно обвила его шею руками и раздвинула ноги…

Оставшиеся выходные пролетели как в сказке. Мы наслаждались весенним теплом, солнцем, миллионами поцелуев, бесконечной лаской, от нежности переходящей в головокружительный секс, разжигающий пожар в постели. Целыми днями мы словно соблазняли друг друга, чтобы потом окунуться в страстную ночь любви.

Впереди маячил первый рабочий день, новая жизнь, которую я уже не представляла себе без его голоса, глаз, губ…

В первый рабочий день после выходных мы не смогли встретиться – и у него, и у меня накопились неотложные дела. Я моталась в пробках между бутиками и офисом, готовясь к летнему сезону. Костя торчал на производстве до позднего вечера. На следующий день я была в районе, где находился Костин офис.

– Привет, дорогой! Представляешь, я сейчас совсем рядом с твоим офисом, дела кое-какие тут. А ты чем занят? – произнесла я, набрав его номер.

– Привет, Катюша, рад тебя слышать! Я на месте, в офисе, работаю, потом на производство поеду. Может, ты подрулишь ко мне в гости? Кофе попьём, посмотришь мой офис. Тут буквально пять минут езды до меня. Я тебе объясню, очень легко найти.

Рассказав, как до него добраться, Костя добавил: «Приезжай, я соскучился уже!» Он произнёс это таким тоном, что я тут же развернула машину в сторону его офиса.

Костя стоял у парадного входа, встречая меня.

– Привет, милая! Как я рад, что ты приехала! – он поцеловал меня и прошептал: «Соскучился сильно, хочу тебя».

– Я тоже, – ответила я, нежно посмотрев в его глаза. – День только не виделись, а мне кажется, целую вечность.

– Что мы стоим-то у дверей? Давай заходи, кофе попьём, поболтаем немного. Я, к сожалению, через час на собрание. Не могу отменить, очень важное.

– Да ладно, ничего страшного! Ты же не знал, что я в гости нагряну, – шутила я, поднимаясь по лестнице.

Мы сидели в его кабинете, пили кофе. Костя рассказывал о бизнесе, делился планами по развитию производства, показывал журналы, в которых рассказывалось о его фабрике. Мне всё было интересно, но час свободного Костиного времени неумолимо заканчивался.

– Всё, милый, тебе пора. Сама не люблю опаздывать на всякого рода собрания, поэтому я приеду как-нибудь в другой раз, и ты всё мне расскажешь, договорились? Спасибо за кофе. Классный у тебя офис! А кожаный диванчик в углу просто прелесть – такой удобный, так и хочется прилечь!

– Ну так приезжай как-нибудь вечерком, приляжем, – подмигнул мне Костя, вставая с кресла, желая проводить меня.

– Всё, милый, я ушла! Не провожай, не заблужусь, – сказала я, чмокая его в щёчку.

Выйдя из кабинета, я прошла через офис, ловя на себе любопытные взгляды менеджеров. «До свидания!»– произнесла крашеная блондинка, оценивающе посмотрев на меня из секретарского кресла.

Глава 4

Первая рабочая неделя после праздников Девятого мая подходила к концу, а мы встретились с Костей всего один-единственный раз, не считая встречи у него в офисе. Ну так её действительно же можно не считать. Приятно, конечно, попить кофе в его кабинете, но мне этого, безусловно, мало. Да думаю, и ему тоже. Просто навалились как всегда проблемы, закрутились дела, а по дороге домой физически и морально изматывали пробки. Но сегодня – пятница, последний рабочий день! Завтра можно отоспаться за всю неделю. Костя позвонил и сказал, что допоздна задержится в офисе, но тем не менее обязательно приедет ко мне. От нечего делать я болталась по торговому центру, посидела в кафе, поговорила по телефону с мамой и Любкой. Не помогло. Скучно и одиноко без него! Как некстати погода испортилась, небо серое, вот-вот пойдёт дождь, отчего стало ещё грустнее.

Идея пришла неожиданно, как и всё оригинальное. Точно! Еду к нему в офис. Сделаю сюрприз. А может, позвонить сначала – вдруг не на месте или собрание какое-нибудь проводит? Хотя кто проводит собрание в пятницу вечером? Все наоборот стараются свинтить с работы пораньше. Ну, а звонить – это значит оставить его без сюрприза. Всё, еду!

Поднимаюсь на второй этаж и, стараясь не стучать каблучками, иду по коридору. Тихо, все уже разошлись по домам. Несколько неоновых ламп, мирно жужжа, освещают рабочие столы, кресла менеджеров, разделённые между собой невысокими стеклянными перегородками. Сколько раз я уходила уставшая из своего офиса, гасила свет, мечтая побыстрее добраться до кровати… Костя, думаю, тоже чертовски устал. Может, на полчасика хоть заскочим в ближайшее кафе, а потом домой – в ванну и кровать. А, может, просто по чашке кофе, и прямо в кабинете на кожаном диванчике, а? Или в кресле. На столе тоже очень даже удобно и сексуально. Подходя к двери кабинета, подумала, что бы такое придумать, как бы его разыграть? Надо постучаться и: «Извините, налоговая инспекция!» Ага, инспекция вечером. Нет, не умно. Да и ну её, эту инспекцию упоминать на ночь глядя…

Открываю дверь. Лучше бы я никогда в жизни её не открывала. Больше всего любви, горя и боли мы приносим своим близким. Почему так? Не посторонним, не врагам своим даже, а именно близким? Тень метнулась с дивана, опуская юбку… Мимо, почти по стеночке, не смотря мне в глаза, проскользнула к двери. Нет, вроде она даже улыбнулась какой-то испуганной и глупой улыбкой, пробормотав что-то. Или мне показалось? Это та секретарша? Блондинка? Или я путаю?… На мои глаза словно пелена опустилась, в горле – ком. Я стояла не знаю сколько времени – минуту, две… пять? Вижу, как Костя идёт ко мне, застёгивая на ходу сорочку одной рукой; вторую вытянул, что-то пытался сказать. Я не сразу поняла, что он говорит – в ушах стоит звон, по-прежнему не хватает воздуха.

Костя уже рядом – в его глазах в испуге, отчаянии метались омерзительные бесы, ища, где бы спрятаться…

– Ничего не говори, прошу, ничего, – не своим голосом говорю я. – И, пожалуйста, отойди от меня. Не прикасайся ко мне, убери руки, – как можно спокойнее произнесла я, боясь сорваться в истерике.

Я повернулась спиной. Он взял мой локоть, его рука тряслась… Или моя? Или я вся? Меня трясло, словно от температуры под сорок, или наоборот, будто я замёрзла так, что не было сил успокоить озноб.

– Кать, послушай, я…

– Пожалуйста, не падай в моих глазах ещё ниже. Молчи, – не чувствуя своей руки, я толкнула дверь.

Вышла. Тихо, не хлопая, прикрыла её. Иду к выходу по коридору. Почему-то он кажется мне бесконечным… Наконец я на улице! Спасибо, небеса, спасибо, тучка – как же вы кстати! Люди спешат, перешагивая лужи, глядя себе под ноги; другие, прячась под зонтом, тоже не видят моего лица, по которому бегут, конечно же, не слёзы, а капли дождя. Села в первое попавшееся кафе, заказала кофе и смотрела ничего не видящим взглядом, помешивая сахар в чашке. Что насыпала вместо сахара соль, поняла только со второго глотка. Да и не важно – соль, сахар, перец… вкус-то один и тот же. Вкус боли, измены, пустоты. Моя душа тихо плакала, любовь металась в ней, ища место, где бы умереть, мозг кричал в непонимании: «Как? Почему? За что?», сердце молило: «Нет, это не он, это какое-то недоразумение, это сон, наваждение… этого не может быть!»

Не знаю, сколько времени прошло – десять минут, полчаса, больше… Постепенно все эти чувства сменились апатией, безразличием. Хотелось одного – забиться в угол своего дивана, накрыть голову подушкой и забыться, уснуть, исчезнуть…

Села в машину, положив голову на руль, замерла, слушая, как дождь барабанит по крыше, по ветровому стеклу… Вечерняя Москва в дождь – это особое испытание для любого водителя. Не помешает заряд терпения, набор определённых слов и жестов, хорошая реакция и ещё раз терпение. Как всё-таки хорошо, что у машины есть щётки на окнах. Раааз – и капли дождя летят в стороны. На мгновение стекло чистое – я вижу, как блестит асфальт, бегущий навстречу, как мигает светофор, останавливая поток машин, и чёрные силуэты под зонтами переходят дорогу. Вроде я не выключала дворники, почему так плохо видно? «Кать, у тебя на глазах нет щёток! А так как платок давно мокрый, достань салфетки, протри глазки и трогай с места. Это тебе некуда спешить, это тебя никто не ждёт, а люди спешат по домам, к родным, друзьям, любимым»…

Скинув туфли в прихожей, включаю в ванной воду, затем подхожу к минибару. Вино, ликёр… Что за бред? Какой вино, какой ликёр? Вот! Это – то, что мне нужно. Щедро плескаю хорошую порцию виски, бросаю несколько кубиков льда. Не отходя от бара, делаю пару глотков. К сожалению не мой напиток, не получаю удовольствия. Пью только бы поскорее избавиться от жуткого состояния озноба и побыстрее закончить затянувшуюся аудиенцию сердца к разуму. Сердце ныло: «Он мой! Я не хочу его терять». Разум упорно твердил: «Уже нет, не твой. Ты же всё прекрасно видела сама. Забудь! Он уже не твой».

Бреду медленно в ванную. В руке стакан с виски позвякивает кубиками льда. На ходу теряю юбку, блузку, трусики. Горячая вода и виски. Что может быстрее, чем такое сочетание, погрузить душу в состояние наркоза, а память – в состояние амнезии? Может вот это лезвие от станка? А что? – горячая вода, виски, лезвие, всё как нельзя к стати…

– «Хочешь?» – «Нет!» – «Боишься?» – «Да!»

Стакан с характерным звуком погружается в воду, выкидывая на поверхность тёмное пятно виски. Становится страшно и жалко себя. Медленно сползаю с открытыми глазами под воду. Слёзы такие же прозрачные и горячие, как вода в ванной. Через прозрачную гладь вижу лампочки в натяжном потолке. Медленно закрываю глаза – свет уже не такой яркий, тихо, спокойно… так и лежала бы вечность. Видимо, отпустив сознание и полностью расслабившись, я не заметила, как мои губы разомкнулись. Вода в одно мгновение заполнила рот, при этом я неосознанно сделала вдох. Кашляя и ловя воздух открытым ртом, с вытаращенными глазами я выскочила из воды и, сидя в ванной, переводила дух. Вытянув пробку, смотрю, как вода, закручиваясь в воронку, исчезает. Ложусь в пустую ванну и лежу, словно в белом саркофаге. От своей наготы и одиночества начинаю дрожать. Не вытирая тело, сую его в махровый халат, оставляя лужицы от босых ног, плетусь к дивану. Почему к дивану, а не в постель? Пустая постель мне казалась огромной. А ещё она пахнет им. А здесь, на диване, есть уголок, щель, куда, натянув на голову ворот халата, я, как щенок мордочку, сунула своё лицо. Отключив телефон, засыпая, я услышала, как скулит моя душа и плачет сердце.

Звонок в дверь настойчиво и монотонно выцарапывал меня из моей щели, куда я забилась вечером. Беру в руку стоящий на «беззвучном» мобильник – десять утра, двенадцать пропущенных звонков и ещё больше смс-ок. Читаю смс-ки. Почти все от него. Глаза вновь накрывает пелена слёз, поэтому почти ничего не вижу, кроме повторяющихся, как молитва или заклинание, слов «прости», «умоляю» и что-то там ещё, что, в общем-то, уже совершенно не важно. Читаю смс-ки от Любани – здесь тоже одни повторы «ответь», «ответь», и «я еду к тебе». Скорее всего, это и есть она там, у двери, уже пять минут насилующая кнопку звонка. С закрытыми глазами, упершись лбом в дверь, минуту стою молча.

– Кто? – спрашиваю я, сама не узнавая свой голос.

– Катюш, это я, открой, – голосом взрослого человека, уговаривающего ребёнка, просит Любка. – Ты что там, спишь что ли? Я уже десять минут тут торчу, открывай.

Молча поворачивая ключ в замке и не оборачиваясь, ухожу в комнату. Любка сбрасывает на ходу обувь, идёт за мной. Я села в кресло, поджала ноги, положив на колени подбородок.

– Кать, я всё знаю. Он звонил мне раз десять, наверное. Ну, понятно, просил поговорить с тобой и всё такое. Мы с тобой сто лет уже дружим, поэтому приехала не как парламентарий, не уговаривать – это не имеет смысла – а просто, как подруга. Я знаю, что он значит для тебя. Всё знаю, всё понимаю, поэтому не думаю, что могу тебе чем-то помочь или успокоить. Просто давай проведём день вместе, а? Вот сейчас иди в ванную, умывайся, а я кофе пока сварю, хочешь? А потом пойдём погуляем в парке, тут ведь от тебя пять минут ходу. Полночи дождь лил, а с утра солнце, погода отличная. Посидим в кафе, прогуляемся.

– Любань, спасибо, что приехала. Я знаю, ты лучшая и самая надёжная подруга, я верю, что ты искренне переживаешь за меня, но, знаешь, мне сейчас хочется побыть одной. Прости, но не могу говорить, в голове постоянно эта картина – его секретарша и он… Мне, наверное, нужно время, чтобы избавиться хотя бы от этого видения. А потом уж всё осмыслю, как жить, что делать и всё остальное.

– Правильно, милая, вот и я о том же, – не замолкала Любка. – Я и говорю – попьём кофе, прогуляемся. Жизнь-то продолжается! На нём свет клином не сошёлся.

Я по-прежнему сидела, уставившись пустым взглядом в никуда. Идти точно никуда не хотелось. А вот до ванной, пожалуй, добраться не помешало бы.

Флегматично двигаю зубной щёткой, пригоршней зачерпываю воду и полощу рот, краем глаза косясь на пустой стакан, лежащий на дне ванны. Выхожу и опять сажусь в кресло. Любаня подаёт кофе – видимо, сварила крепче обычного, желая взбодрить меня.

– Всё, Катюня – пьём и идём прогуляемся, – тараторит она. – Может, в Третьяковку сходим? Побродим по залам в тишине. Там кафе на углу – съедим по пирожному, какое ты любишь, там же всегда свежие.

Она говорила и, видимо, сама понимала, что не все слова доходят до моего сознания, поэтому иногда повторяла одну и ту же фразу по два раза. Чувствуя, что мне проще согласиться пойти с ней прогуляться, чем выслушивать всё это в тишине комнаты, я стала собираться.

– Люб, знаешь, я не буду краситься, хорошо? Нет никакой трагедии, все, слава Богу, живы и здоровы. Но знаешь, просто натяну джинсы, майку… Что там у нас за окном? Тепло? Вот и отлично. Пять минут, и я готова, о кей?

– Вот и молодец, Катюха, одевайся. Тебе-то зачем краситься? Ты у нас и так красавица, – обрадовано затараторила Любка. – Всё, давай одевайся и вперёд!

Вышли во двор. Квадрат синего неба лежал на краю крыш сталинских домов, образующих колодец двора, где в песочнице под присмотром мамаш, сидящих на лавочке, играли дети. Высокие старые тополя уже уронили свои рыже-золотистые клейкие чешуйки под ноги прохожим, на стёкла и крыши припаркованных под их кронами машин. Дурманящий аромат кружил головы всем – и тем, кто, ворча, стряхивал липкую, вкусно пахнущую напасть с подошв обуви, и владельцам авто, тщетно пытающихся избавиться от прилипшего на стеклах и крышах смолистого вещества. В майских лужах с чириканьем купались взъерошенные воробьи. Сизый голубь, надув и выставив свой зоб, то кланяясь, то закидывая голову назад, расстилая веером хвост по асфальту, уговаривал свою голубку. Мир пропитан красками, запахами и любовью. «Оказывается, жизнь продолжается», – то ли обрадовалась, то ли удивилась я.

– Спасибо, Любаня, что вытащила меня! Пойдём прогуляемся – погода и вправду чудесная. Только знаешь, я бы просто прошлась по набережной. Может, посидим где-нибудь на открытой террасе кафе? Думаю, открыли уже кафешки на набережной, теплынь-то такая стоит полмесяца!

– Отлично, Кать, с удовольствием! Действительно, просто погуляем, посидим где-нибудь. А то сидишь, запершись в четырёх стенах, – не умолкала Люба, пытаясь своей болтовнёй вывести меня из подавленного настроения.

Срезав двор по диагонали, вышли на Кадашевскую набережную. Несмотря на выходной день и тёплую погоду, народу было немного. Так как определённого маршрута не было, мы тихо брели, молчали, не зная с чего начать разговор. Я – потому что не хотела говорить, обсуждать всё, что произошло вчера, а Любка – из чувства деликатности. Хотя зная её, я была уверена – надолго этой деликатности не хватит и при первой возможности она издалека начнёт разговор.

– А давай перейдём обводной канал по Лужкову мосту, постоим на нём, посмотрим фонтаны на воде? – слышу Любкин голос.

В её предложении я почувствовала нотки сомнения, нерешительности. Это было откровенно провокационное предложение – для чего она это делала, я так и не поняла. Ведь известно, что уже давно этот мост в народе называют Мостом любви – на нём установлены несколько металлических деревьев, к которым по субботам приезжают молодожёны, чтобы повесить на их кроны замки верности, а ключи выбросить в реку; не говоря уже о скамейке, изготовленной таким образом, что поругавшиеся молодые люди, даже садясь на разные края, не могут долго сидеть, не скатившись в центр, друг к другу.

«Интересно, – думала я, – это её заранее продуманный план или спонтанный?» С чего она начнёт разговор? Ведь вполне очевидно и понятно, что всё здесь пропитано счастьем – и эти замки, тоннами свисающими с металлических прутьев веток, и всевозможные надписи на асфальте в клятвах любви и верности, ленточки, привязанные к перилам ограды, ещё не убранные цветы после вчерашних свадеб… Мягко говоря, это не совсем то, что мне сейчас хотелось бы видеть, и я не думаю, что Любка этого не понимала. Мы стояли на мосту, смотря, как струи с напором вырываются из глади воды. Казалось, что гигантские киты заплыли по ошибке в этот узкий канал и теперь то тут, то там с шумом выбрасывают вверх свои фонтаны.

– Кать, если честно, то Костя мне сразу не понравился. И я тебе об этом говорила. Он – обычный ловелас, любитель красоток вроде тебя, от него так и прёт ненадёжностью. Он не для тебя, он не создан для семейной жизни. Ну сама подумай – парню скоро сорок, а он ни разу не был женат, нет детей, семьи… Это о чём-то говорит. Тебе нужен другой, совсем другой. Ты молодая, красивая, за тобой мужики табунами ходят, только пальцем помани!

– Где-то я уже всё это слышала. И не раз. Особенно за последние лет пять. Мне уже 27, я хочу семью, детей, настоящую любовь, мужа, одного-единственного, а не этих жеребцов из табуна, желающих поскорее улечься с тобой в постель, понимаешь? – спросила я, глядя в Любкины глаза. Глаза такой же, как и я, одинокой, мечтающей о том же, о чём мечтают все нормальные люди.

Она обняла меня, гладя по голове, как маленького ребёнка, от чего сердце моё сжалось, и из глаз потекли слёзы.

– Люб, я так влюбилась в него! Он не такой как все. Я просто жила им! Жила нашими встречами, нашей любовью, строя надежды, планы… Только всё это, как оказалось, было из песка, – грустно закончила я.

– Забудь его, – шмыгая носом, роняя слёзы, ответила Любаня, – забудь и начни жизнь сначала, без его… – помолчав, она добавила, – без его любви и без его измены.

– Спасибо, милая! Ты самая, самая лучшая подруга, – улыбнулась сквозь слёзы я. – Ты единственная, кто не бросит и не предаст.

Пройдёт не так много времени, и я буду вспоминать этот день – мост, нас, стоящих в обнимку, и мои слова. Пройдёт всего лишь месяц, но он многое изменит в моей жизни.

– Катюх, имею предложение. Давай вечером напьёмся, позовём кого-нибудь из наших девчонок, сходим в клуб, потанцуем, развеемся? Всё встанет на свои места, вот увидишь! Как идея?

– Отличная, только не сегодня. Завтра воскресенье, но мне кровь из носа нужно поработать. Да и настроение не клубное. Прости, но не сегодня.

– Слушай, Кать, я тут на днях с Олегом пересекалась. Помнишь, тот красавчик, директор рекламного агентства? О тебе всё спрашивает, телефончик просил. Может дать, а? Мне кажется, вполне респектабельный парень, красивый, моложе твоего Костика… пардон, – она на секунду замолчала. – Ну, я имела в виду бывшего твоего. Могу позвонить, заберёт вечерком, и куда-нибудь закатим. Давай, мы же не на всю ночь! Потусим до часу и по домам. Ну в общем подумай, до вечера время есть. А сейчас смотри, вон кафе. Пойдём, посидим, закажем что– нибудь. Я бы кофе с удовольствием попила.

Небольшой участок брусчатки, выделенный под сезонное кафе, был покрыт доской цвета спелой вишни. Несколько открытых зонтов создавали тень для желающих, но таких было немного. Люди сидели, подставляя лица весеннему солнцу и наслаждаясь ароматом кофе или чая. Отодвинув большие плетёные кресла, мы сели за столик.

– Кать, ты что будешь?

– Кофе, наверное, – безразлично ответила я. – Как-то ничего пока не хочу.

Подошла официантка.

– Два кофе, пожалуйста, – произнесла я, получив одобрительный кивок Любани.

– Кать, ты только посмотри вот за тот столик. Как мы только сели с тобой, те двое симпатичных так и смотрят на тебя. Глаза, наверное, сломают.

– Люб, уверяю тебя – неинтересно и неактуально. Пусть смотрят.

Какое-то время мы сидели молча, глядя на чёрную поверхность воды, маленькими глотками отпивая кофе, пока наше молчание не нарушил звонок Любкиного мобильника.

– О, опять Олег звонит! Что ему ответить? Едем в клуб или нет? Кать, как ты скажешь, так и будет. Едем? – не унималась Любка, делая мне разные знаки и показывая пальцем на свой мобильник. – Что ответить? Блин, какой настойчивый, – улыбнулась она, подмигнув мне, и нажала кнопку приёма звонка. – Извини Олег, мы тут как раз с Катериной обсуждали твоё предложение насчёт вечера, поэтому не сразу ответила. Что она? Нууу, не знаю, пока думает.

Я скрестила руки, показывая Любке своё категоричное «нет», мотая головой и шепча, что ничего я не раздумываю, а просто говорю: «Нет!»

– Дать трубку? Подожди минутку – она отходила в туалет, сейчас подойдёт к столу… В общем, подожди минутку.

Выключив звук, Любка протянула мне свой телефон:

– Хочет с тобой поговорить. Извини, но как-то не сообразила сразу сказать… ну, что ты не со мной сейчас и всё такое. Да, собственно, что за проблема? Возьми трубку, ответь что– нибудь, неудобно как-то. Как дети, ей Богу. С этими словами она включила звук и всунула мне в руку мобильник.

– Катюша, привет! – услышала я в трубке бодрый и весёлый голос Олега. – Я Любови уже говорил, что зарезервировал столик в клубе. Сегодня там реально интересная тусня, подтягивайтесь часикам к одиннадцати. Если хотите, могу забрать вас, где скажете. Посидим немного, хорошая музыка, люди интересные, в общем, поверь, я знаю, куда приглашаю, скучно не будет.

Всё это время, пока он почти скороговоркой перечислял все плюсы его предложения, я пыталась вспомнить его лицо… Но как бы я ни напрягала память, ничего не вышло. Видимо, для меня какое-то время в памяти будет всплывать только одно лицо – лицо Кости.

– Привет, Олег, – как можно дружелюбнее ответила я. – Верю, что будет чудесный вечер, но, извини, сегодня никак. Может, как-нибудь в другой раз? Я планирую отпуск в следующем месяце, может, тогда сходим куда-нибудь, хорошо? Всё, пока, хорошего дня! Любови дать? О кей, передаю трубку.

Пока они о чём-то говорили, я вспоминала, как Олег произносил её имя – «я уже говорил Любови» или «дай пожалуйста Любовь» – прикольно. Я улыбнулась, мысленно склоняла её полное имя так, как произносил сейчас его Олег. Для меня моя подруга всегда была и будет просто Любкой, как и я для неё – Катюхой.

– Ну вот! Наконец вижу улыбку на твоём лице, – сказав Олегу «пока», произнесла Любка. – Оживаешь, слава Богу! А то смотреть на тебя одно мучение. Кстати, а почему Олег узнаёт вперёд меня, что ты идёшь в отпуск? – с лёгкой ревностью в голосе спросила Любка. – И когда, куда? Давай выкладывай.

– Да нет, какой отпуск! Сама не пойму, с чего это я брякнула. Наверное, чтобы отвязаться просто.

– А я вот думаю, отпуск для тебя сейчас в самый раз – отдохнёшь, сменишь обстановку и всё такое. Чего в Москве-то торчать? Тем более скоро тополиный пух попрёт, опять с аллергией мучиться будешь.

– Давай рассчитаемся, я что-то домой хочу. Любаня, позвони Юльке, Светке, и правда смотайтесь в клуб. Потом позвонишь, расскажешь, что там и как.

Официантка принесла счёт и сложенную пополам салфетку: «Это вам». Развернув её, я увидела пляшущего человечка, пронзённое стрелой сердце, номер телефона и несколько слов: «Молодые, здоровые, интересные, на «Мерседесе», желают познакомиться», – и подпись: «Вадим, Стас». Я поняла, что художник – один из тех, кто уже полчаса не сводил с нас глаз, нагло таращась, сидя через столик. Передав салфетку Любане, я стала рыться в сумочке, выуживая двести пятьдесят рублей за кофе. Любка положила сто рублей на чай и, повертев в руках послание, вернула его мне со словами: «Я же тебе говорю, брось париться по этому Костику! Посмотри кругом – жизнь бьёт ключом. Не выбрасывай телефон, вдруг»…

– Не «вдруг», – оборвала её я и, сжав салфетку в кулак, оставила её на столе.

– Далеко припарковалась? – перейдя мост, спросила я Любу.

– Да нет, тут буквально пять минут ходьбы, а что?

– Извини, просто хочу до дома пройтись одна, не провожай. Спасибо, что приехала. Мне правда уже легче. Я пойду, ладно? – чмокнув Любку в щёку, произнесла:

– Пока-пока, созвонимся.

– Пока, созвонимся, – произнесла мне Любка вслед. – Телефон только не отключай, хорошо? Я вечером позвоню. Пока– пока, не расстраивайся сильно, всё пройдёт, вот увидишь! И, действительно, подумай об отпуске.

Через минуту я свернула за угол дома и, вновь окунувшись в тополиный запах, остановилась возле старой выцветшей, с потрескавшейся краской скамейки. Постояв минуту, присела на неё и подняла вверх глаза. «Боже мой, как быстро природа берёт своё!»

Ещё утром тополя качали голыми ветвями, будто шептались, как досужие соседки на скамейке, бросая под ноги клейкие раскрытые чешуйки, словно шелуху от семечек; а теперь с веток свисали бордовые серёжки. Так и у людей – ещё вчера ты бегала под этими тополями, а сегодня позади и школа, и институт, и тебе уже скоро тридцатник. «Ах, тополя, эти тополя, ну вот опять сердце пополам. Ах, как давно эти тополя парнишечкой видели меня», – вспомнилась мне вдруг песня Шуфутинского. «Всё, Катя, это опять депрессия, и с ней нужно что-то делать». Я встала, ещё раз взглянула на небо и пошла к своему подъезду.