Текст книги "Черный рыцарь Артур Ярош. Книга 3. Защитник униженных"

Глава 65. Рыжая Леди

Эта группа, состоявшая всего из четырех человек, представляла собой столь же странное, как и печальное собрание в этот поздний час ночи и при таких скорбных обстоятельствах.

Старый князь сидел на своих нарах, время от времени пожимая руку молодой несчастной девушки, которую он полюбил, как родную дочь. Его глаза были устремлены то на Елизавету, то на своего нового друга, с которым капризная судьба столкнула в этих страшных местах.

Эта новая дружба, почему-то наполняла многострадального старика новой надеждой, придавала его старым глазам прежний живой блеск и заставляла забыть свои настоящие муки.

Лорд Ричард Вардмур не глядел ни на кого из своих слушателей. Показалось, его взор был устремлен, куда-то вдаль, может быть, он видел в своем воображении те места и те лица, про которые он рассказывал.

Пухлер, сидевший на своих нарах, которые он придвинул ближе к лорду, и походил на неподвижный труп или мраморную статую. Но ясно было, что он весь превратился вслух, хотя он, ни разу не перебил рассказчика каким-нибудь вопросом или замечанием.

Елизавета Бах, прислушивалась к словам лорда с большим интересом, но время от времени она поглядывала на благородного старика, в котором судьба послала ей друга и отца.

«Вам, конечно, известно, почтенный князь, – начал лорд Вардмур свой рассказ, – что наш дом постигло большое несчастие, о котором я не буду слишком долго распространяться.

Моя мать умерла в ранней молодости, оставив трех сирот – меня и моих двух старших братьев: Георга и Фреда.

Весть о несчастном случае с моим братом Георгом, погибшим на охоте, дошла до меня в Оксфорде, где я посещал тогда университет. Я немедленно нанял почтовую карету, велев ямщику немилосердно гнать лошадей, так как я хотел прибыть в Лондон на похороны. Я не уведомил отца о своем выезде и, сидя в карете, придумывал слова утешения для бедного отца.

О, с тех пор, как моя мать умерла, мы трое вместе с отцом жили, так сказать, душа в душу. Я думал, что мы с Фредом сумеем окружить отца самой нежной любовью, чтобы несколько облегчить его горе по умершему Георгу. Увы, как глупы были эти мои надежды и мечты! Лишь только я выскочил из кареты и вошел в отцовский дом, я был поражен новой страшной вестью.

Мой брат Фред был так сильно потрясен трагической смертью Георга, что он в первый же день душевно заболел. Сначала этому не придавали большого значения, да к тому же отец был убит своим горем, и не знал, что творилось вокруг него. Но когда на следующий день Фред вдруг исчез с самого утра, все начали сильно беспокоиться, и отец разослал несколько слуг разыскивать брата. Но все поиски ни к чему не привели, и слуги вернулись уже поздней ночью, печальные и удрученные своей неудачей.

На третий день, ранним утром за несколько часов до моего приезда, рыбаки вытащили из Темзы труп бедного Фреда. Представьте себе мой ужас, когда я увидел трупы моих обоих братьев, да вдобавок я нашел отца на одре болезни.

Да, бедный старик не перенес обрушившегося на его голову неожиданного несчастья, удар был слишком тяжел, и мой отец в тот же день скончался.

Я весь день не отходил от умирающего отца, я пытался утешить его, мне не верилось, чтобы я так скоро потерял его. Но он чувствовал, что смерть уже стояла за его изголовьем, и на все мои слова он только печально покачивал головой.

Но вот он велел мне сесть на край его кровати, и, взяв мою руку в свою слегка вздрагивавшую холодную руку, очень тихим голосом сказал мне:

– Слушай, мой сын, Богу угодно было, чтобы ты, еще молодой юноша, стал единственным представителем нашего старинного рода. Выслушай же последнюю волю твоего умирающего отца. Носи с честью наше старое знатное имя, храни его с той же чистотой и безукоризненностью, с какой оно досталось тебе в наследие от твоих славных предков. Будь достойным сыном благороднейших Вардмуров! Еще одно, мой дорогой сын. Ты сделаешься обладателем громадного состояния, накопленного твоими предками в течение многих столетий. Не проматывай его, а употребляй его на благо своим ближним, помогай бедным и неимущим. Не предавайся легкомысленным удовольствиям и наслаждениям, которые расточают жизнь тому, кто обладает несметными богатствами.

Несколько минут спустя я уже закрыл глаза моему несчастному отцу, которого страшное горе внезапно свело в могилу. Я не стану пространно описывать вам свое трагическое положение в этот день. Скажу вам только, что, когда я стоял в нашем фамильном склепе возле трех новых гробов, я не был в силах плакать. Мои слезы иссякли!

Но подняв руку вверх, я торжественно поклялся над гробом своего отца исполнить его желание и хранить его предсмертный завет. И к своей чести я могу сказать, что я свято сдержал свою клятву.

Целых три года я вел жизнь, вполне соответствовавшую предсмертному желанию моего покойного родителя. Я жил в полном уединении, сам управляя делами своих больших владений. Я тратил громадные суммы на благотворительные дела, помогал бедным и неимущим везде, где я встречал их.

Более того, у меня были поверенные во многих городах других стран, которым я посылал большие суммы, в пользу бедного люда.

Но в одно пасмурное утро меня постигло горькое разочарование. Еще раньше мне приходилось встречаться с людьми, смеявшимися надо мной и над моей филантропической деятельностью.

– Поверь, друг. – говорили мне эти знакомые, – Все твои жертвы напрасны и бесполезны. Более того, те, которым ты оказываешь добро, в большинстве случаев, не заслуживают этого. Ты сеешь на неблагодарной почве, ты бросаешь золото обманщикам и негодяям, втихомолку насмехающимся над твоей близорукостью и наивной доверчивостью.

Но я не слушал этих людей, и три года я непреклонно шел по начертанному пути, помня завет покойного отца и свою торжественную клятву. Но вот я дожил до рокового дня, в который я горько разочаровался в своей вере, в своих благородных мечтах.

Я постараюсь быть кратким и скажу вам только, что этим роковым разочарованием я был обязан человеку, которого я облагодетельствовал и одарил полным доверием. Я сделал его посредником между мною и многочисленными несчастными, которым я оказывал помощь. Через руки этого человека проходили громадные суммы, десятки и сотни тысяч, которые он должен был раздавать по моему поручению разным лицам и учреждениям.

И вот этот человек вдруг явился ко мне, правда, кающимся, но несправедливым грешником. Ах, я узнал, что этот человек обманул мое доверие, растратив сотни тысяч вверенных ему денег.

Он сорил деньгами направо и налево, предавшись легкомысленной жизни в ночных оргиях. Вино и женщины поглотили громадные суммы, которые я ему доверял, которые были предназначены для разных благотворительных целей.

И в моей жизни произошел крутой и решительный поворот. Я прогнал с моих глаз этого человека, оттолкнул его навсегда вместе с верой в людей и в пользу благотворительности.

С тех пор я твердо решил прекратить прежнюю деятельность, но для пополнения своей пустой жизни я мало-помалу прибегал к новым занятиям.

У меня вдруг явились знакомые и друзья, для лорда Вардмура были открыты двери всех знатнейших домов Лондона. И для меня началась новая жизнь, которой я до сих пор не знал.

По правде сказать, эта жизнь не удовлетворила меня, она не увлекала меня, как много других богатых молодых людей. В это время я близко сошелся с молодым офицером королевской лейб-гвардии.

Это был лорд Сесиль Денвер, молодой человек прекрасной, привлекательной наружности, известный во всем Лондоне своей легкомысленной жизнью. Я подружился с ним весьма скоро, хотя я расходился с этим жизнерадостным офицером во мнениях и взглядах на жизнь.

Мне нравился в нем его ум, или вернее, его остроумие и живость. Однако я скучал и в этой веселой среде, среди шума и блеска жизни лондонской золотой молодежи. Я часто скучал и чувствовал себя не удовлетворенным.

Когда я однажды сказал об этом своему новому другу, он усмехнулся и, взяв меня за руку, проговорил:

– Слушай, друг мой, для твоей скуки и хандры я посоветовал бы тебе искать спасения у женщины.

– У женщины? – не без изумления воскликнул я. – Неужели я должен жениться?

Сесиль снова усмехнулся, ответив:

– Нет, брат, если ты женишься, ты погубишь всю свою жизнь. При твоем богатстве ты не должен связать себя узами брака. Нет, Ричард, ты должен влюбиться, и ты увидишь какой хороший совет, я дал тебе. Такой богатый молодой человек как ты легко найдет тысячу любовниц.

Однако я и не думал обратить внимания на этот совет моего друга.

Я был в то время слишком чистым и нравственным, чтобы одобрить этот взгляд лорда Сесиля.

Прошло около года.

Однажды я вместе с Сесилем веселился в одном, маленьком артистическом обществе, с которым он же познакомил меня. Там я встретил женщину, при первом взгляде на которую я почему-то вспомнил сказанные мне Сесилем год тому назад слова.

Ослепительная красота этой женщины поразила меня с первого мига.

Ее звали Леди Арабеллой, фамилии я не хочу называть. Она была художница, но она не имела надобности работать кистью, ибо она была богатой вдовой какого-то лондонского купца, с которым она недолго жила.

После смерти своего мужа, громадное состояние которого она унаследовала, она наслаждалась жизнью, окружала себя многочисленным обществом своих прежних коллег.

В артистических кругах ее звали, «рыжей леди», благодаря ее пышным золотистым волосам.

Само собою, разумеется, что у этой богатой красавицы не было недостатка в поклонниках и обожателях, между которыми первое место занимал мой друг Сесиль.

– Не правда ли она восхитительно прекрасна? – шепотом спросил он меня после того, как он познакомил меня с этой молодой вдовой. – Знаешь ли, такая очаровательная женщина слишком хороша для этого кружка. Посмотри только Ричард на эти испитые, почти отупевшие лица окружающих ее артистов. Но с ней нечего не поделаешь, она увлекается искусством и думает, будто она служит ему тем, что она вращается в этом артистическом обществе.

Рыжая леди, действительно воодушевляла своим весельем этот маленький кружок. Она смеялась так мило, что все, должны были вторить ее смеху, глядя на нее. Когда она танцевала, всякий заражался ее живостью, и, казалось, он готов был пуститься вслед за ней в пляс.

О, она знала лучше всякой другой женщины, как вскружить головы мужчинам! Она прибегала к простому, но верному средству, – к равнодушию. Мне казалось, будто она вовсе не обращала на меня внимания, хотя я, уже в первые часы нашего знакомства, жадно искал взора ее смеющихся серых глаз.

Да, Леди Арабелла, так щедро расточавшая милые нежные взгляды была слишком скупа, по отношению ко мне, и я терзался мыслью, что эта красавица вовсе не замечает меня.

Какого-то сидевшего возле нее полупьяного артиста она называла милым Шарлем, моему другу Сесилю эта прекрасная сирена, то и дело, бросала полные любви взгляды.

Поздно, когда общее веселье стало разнузданнее и распущеннее, эта красавица танцевала на столе, выставляя напоказ свои красиво оформленные ножки, но меня она за все это время не удостоила, ни одним взглядом.

Скоро начались общие танцы, и рыжая леди кружилась в бешеном вихре, переходя из объятий одного кавалера к другому. Больше всего она танцевала с моим другом Сесилем.

Я же сидел, забившись в угол, жадно пожирая глазами ее пышные волосы, которые распустились, теперь покрывая ее словно пурпурной мантией, и восхищаясь ее разгоревшимися глазами, в которых ясно отражалась жажда любви и страсть.

Когда я в эту ночь возвращался домой под руку с Сесилем, я походил на пьяного.

Я не слышал слов, с которыми он обращался ко мне, я думал только о той, красота которой вдруг открыла предо мной новый, ненужный мне до сих пор мир любви, страсти и желаний.

Три дня спустя, я опять встретился с этой красавицей в том же ресторане, в котором это маленькое общество артистов два раза в неделю собиралось вечером. Я поздоровался с ней и протянул ей руку, причем мне показалось, что она даже не взглянула на меня. Я даже и обиделся.

О, как завидовал я тогда Сесилю, к которому, очевидно, она благоволила больше всего! И не удивительно, ибо могло ли быть иначе?

Блестящий офицер, сын одного из знатнейших лордов Англии, прекрасный молодой Сесиль легко побеждал сердца женщин, и недаром друзья в шутку назвали его Сесилем – завоевателем. Да, я уже привык к мысли о том, что Сесиль имел надо мною неоспоримое превосходство в глазах женщин, но на этот раз мне это показалось обидным и даже постыдным для себя.

Еще более огорчил меня подслушанный мною разговор рыжей Леди с Сесилем.

– Отчего ты так долго не приходишь ко мне, Сесиль? – спросила она, мило надув губки.

– Прекрасная леди, мне кажется, будто ты интересуешься одним только Шарлем, – шутливо ответил мой друг, и я заметил при этом, что это был сделанный шутливый тон, и я понял, что Сесиль до безумия любил эту рыжую красавицу.

– Помилуй, как можешь ты говорить что-либо подобное! – возразила она. – Правда, он гениальный художник, но не годится в вечные любовники! Приходи же завтра вечером к чаю!

– Твоя воля для меня закон, Арабелла я охотно приду!

Итак, всякая надежда потеряна для меня! Или может быть, Арабелла принадлежала к тем женщинам, которые меняют своих любовников как перчатки.

Во время ужина я сидел напротив Арабеллы, чему я был обязан Сесилю, посадившему меня возле себя. Он же сидел на краю стола по правую руку Арабеллы.

Я проклинал свою судьбу, столкнувшую меня с этой женщиной. Ибо в продолжение всего ужина она болтала с моим другом, который чувствовал себя на седьмом небе от избытка, выпавшего на его долю блаженства. Я был рад, когда ужин, наконец, кончился и музыка заиграла.

Арабелла настолько повеселела, что она вдруг запела какую-то испанскую мелодию, причем я прекрасно видел какие страстные взгляды, она бросала на Сесиля. А затем начались танцы. Я едва не задыхался от зависти, от какой-то жгучей жажды страсти.

Ах, в этот вечер, я не раз спрашивал себя, не было бы, лучше, если бы я совсем порвал с этой жизнью и повернулся спиной к этому обществу.

Таким образом, мои муки разом прекратились бы. Но это были напрасные попытки, какая-то неведомая сила влекла меня к этой красавице, кружившейся в объятиях Сесиля, словно легкая воздушная фея.

Я не сводил глаз с этого ангела красоты. Из своего угла я следил за каждым ее движением, за каждым взглядом ее блестевших и смеявшихся глаз.

Наконец начали расходиться, и я не хотел покинуть залу, не простившись с Арабеллой.

Я подошел к ней и протянул ей руку. Возле нее никого не было теперь, ибо Сесиль ушел в гардеробную за ее шляпой и пальто.

Вдруг я весь задрожал, мне показалось, будто она крепко пожала мою руку, и я ясно слушал ее шепотом произнесенные слова:

– До свидания, милорд!

Но в этих немногих словах мне слышалось что-то странное и таинственное. Мне казалось, будто их смысл был далеко многозначительнее их скромного содержания. Но Сесиль уже вернулся, и я не мог предложить ей какой-нибудь вопрос.

Она уехала, а я с Сесилем отправились домой. По обыкновению, мы еще раньше отпускали своих кучеров и теперь возвращались пешком.

Ночь была туманная, как она часто бывает в Лондоне. В трех шагах почти ничего нельзя было видеть.

Не успели мы отойти от ресторана сто шагов, как вдруг к нам подошел какой-то незнакомец, вежливо сняв свою шляпу. Хотя на нас падал свет уличного фонаря, я не мог видеть лица незнакомца, которое, почти закрывал высокоподнятый воротник плаща.

– Кто из вас господа лорд Ричард Вардмур? – спросил странный незнакомец.

Я ответил.

– В таком случае будьте любезны возьмите это письмо, адресованное вам милорд. – сказал незнакомец, сунув мне запечатанный конверт.

Я сейчас раскрыл его и вынул из него маленькую записочку следующего:

«Милорд! Не колеблетесь, кто прозевает свое счастье, тот непростительно глуп. Следуйте, за человеком, принесшим вам эту записку».

Подписи не было. Автор или авторша этих странных строк, по-видимому, хотел остаться неизвестным.

– Браво… Великолепное авантюристское приключение! – воскликнул Сесиль, которому я показал эту странную записку. – Спеши же дружище! Вот едет кэб, поезжай с этим незнакомцем. Спокойной ночи! Хватай свое счастье обеими руками, если не хочешь быть дураком… Спокойной ночи!

И, крепко пожав мою руку, Сесиль поспешно удалился.

С минуту я стоял, однако в нерешительности, опасаясь ловушки каких-нибудь злоумышленников, какими, как известно, Лондон изобилует.

Однако, когда незнакомец обратился ко мне с вопросом еду ли с ним, я машинально ответил:

– Да! Едем!

Впрочем, дорога была недолгой. Через полчаса кэб остановился во дворе неизвестного мне дома. Мой спутник повел меня в большое прекрасное здание, и мы поднялись по широкой лестнице наверх, где я скоро очутился в роскошно убранной комнате.

Я был один, в незнакомой обстановке, и я чувствовал себя как-то небывало странно. Однако я не мог не заметить великолепия и роскоши комнаты, в которую меня ввели. Это великолепие изумило даже меня, лорда Вардмура!

Прошло несколько минут пока, наконец, отворилась дверь, и показавшаяся на пороге старуха знаком пригласила меня следовать за ней. При этом она приложила палец к своим губам, как бы желая этим сказать мне, что я должен хранить молчание. Мы поднимались по узкой витой лестнице, и старушка открыла предо мной маленькую дверь.

Я вошел – в ванную комнату. Эта комната напоминала великолепие восточных сказок. Мозаичный пол и мраморные фонтаны и вся эта пышная обстановка была освещена матовым блеском розовой лампы и имела почти фантастический вид.

Очнувшись от своего поражения, я увидел себя и одного. Старушки, к которой я хотел обратиться с вопросом, уже не было около меня. Страшные мысли кружились теперь в моей голове. Я готов был подумать будто я, в самом деле, попал в хитрую ловушку злодеев и убийц.

У меня не было с собою никакого оружия, а моих сил не хватило бы для борьбы с бандитами. Но вдруг мое внимание было привлечено чем-то страшным, в первый момент показавшимся мне фантастичным и сверхъестественным.

Я увидел, как напротив меня вдруг стена загорелась и заблестела. Вслед за тем я заметил, как предо мной открылась небольшое отверстие. Я сунул свое лицо в эго отверстие и…».

Лорд Ричард Вардмур вдруг прервал свой рассказ, и в тот же миг он вместе со своими тремя слушателями вскочили со своих мест.

Из коридора доносились шум шагов и громкий голос Бриссона, говорившего со старшим надзирателем.

– Вот сюда… здесь эти три отъявленных негодяя, – послышались слова надсмотрщика.

– Хорошо посмотрим, как они будут оправдываться, – раздался в ответ голос старшего надзирателя.

Князь Фельс, испуганно схватив руку Елизаветы, шепотом проговорил:

– Спрячься поскорее… Они не должны застать тебя здесь. Скорее спрячься.

Лорд поспешил к своим нарам, на которых лежала целая груда старого платья и лохмотьев.

– Иди сюда, Елизавета, – позвал он молодую девушку, – ложись, а мы прикроем тебя этим платьем.

Едва успел он спрятать Елизавету, как отворилась дверь и в камеру вошли надсмотрщик и старший надзиратель в сопровождении шести солдат.

Глава 66. Исповедь

Старший надзиратель окинул трех каторжников быстрым испытанным взглядом.

– Отчего вы не спите в такой поздний час ночи? – сердито крикнул он. – Да ты седой старик, отчего ты бодрствуешь поздней ночью? Завтра что ли будешь спать на работе?

– Мы чистили свою одежду, – поспешил ответить князь Фельс.

Старший надзиратель сердито проворчал, что-то про себя, и, обратившись к Пухлеру, спросил его:

– Ты ли номер 148?

– Да, ваше благородие, – самым смиренным тоном ответил каторжник.

– Тебе ли надсмотрщик Бриссон приказал сегодня вечером собрать орудия и инструменты? – продолжал допрашивать старший надзиратель.

– Да, я все собрал, как мне было приказано, – раболепно ответил Пухлер.

– А после работы, ты прямо отправился сюда?

– Конечно, ваше благородие, – самым убедительным тоном ответил каторжник.

– Ты лжешь! – заревел Бриссон надеясь напугать Пухлера и заставить его сознаться в своем нападении на него. – Ты следовал за мной и в темном проходе напал на меня, повалив меня на землю.

– Упаси Боже! – воскликнул Пухлер. – Помилуйте, как осмелился бы я, на что-либо подобное! Ты всегда так добр и снисходителен ко мне, и мог ли я дерзнуть поднять на тебя свою руку?

Пухлер искусно играл свою роль, придав своему лицу самое наивное выражение, так, что оба тюремщика были введены в заблуждение.

– Что же скажет теперь Бриссон, – обратился старший надзиратель к своему подчиненному.

– Право, сам не знаю… может быть, это был кто-нибудь другой. Но за этим негодяем я уже буду смотреть в оба!

– Сделай одолжение, но большего я не могу теперь добиться, так как этот человек решительно отрицает свою вину. Пока остается неразрешимой загадкой это страшное нападение, но если этот негодяй будет обнаружен, то ему не поздоровится.

По знаку старшего надзирателя солдаты удалились, и еще раз окинув каторжников испытующим взглядом, он сам также ушел вместе с надсмотрщиком.

Все трое облегченно вздохнули, когда, наконец, замолкли шаги удалившегося начальства.

– Елизавета, – сказал старый князь, – ты можешь выйти из своего убежища, опасность миновала.

Молодая девушка отбросила покрывавшие ее платья и соскочила с нар. Она слышала каждое слово и дрожала за жизнь своего спасителя, предвидя угрожавшую ему опасность. Пухлер же посмеивался.

– Вот, какие дураки. – сказал он старому князю. – Они думали, что я буду настолько глупым, чтобы сознаться в своем поступке. Нет, им долго придется ждать, пока они откроют виновника этого нападения.

Когда маленькое общество успокоилось, лорд Вардмур снова начал свой неожиданно прерванный рассказ:

«Да, я остановился на самом интересном месте. Но я постараюсь быть кратким.

В отверстие я увидел небольшой, но утопавший в сказочной роскоши будуар, посредине которого на мягком диване лежала женщина ослепительной красоты и с пышными золотистыми волосами, прекрасная Арабелла, рыжая Леди. Она глядела на меня, и мне показалось, что в этих больших, серых глазах бушевало море огня и страсти.

Я толкнул маленькую дверь и в следующий миг мои руки уже обнимали нежное тело красавицы. Только тот, кто сам изведал блаженства любви, мог бы понять, какую счастливую ночь я пережил в будуаре рыжей Леди.

С тех пор началась для меня новая жизнь, я стал ежедневным гостем прекрасной Арабеллы.

– О, – сказала она мне однажды, – я полюбила тебя с первого взгляда. В тебе я нашла идеал, которого я давно жаждала, ты чище и выше всех тех пошлых обожателей, которые окружали меня до сих пор.

Мой друг Сесиль вдруг охладел ко мне, и я почувствовал, будто между нами пробежала кошка. Догадывался ли он, от кого я получил в ту ночь странную записку, или может быть, сама Арабелла рассказала ему все. Но я обращал мало внимания на внезапно изменившееся отношение ко мне Сесиля, я весь был опьянен своей любовью, и в это время во всем мире для меня, кроме Арабеллы, ничего не существовало.

Я предпринимал со своей возлюбленной более или менее продолжительные путешествия по Средиземному морю. Мы посетили Ниццу, Монте-Карло, но больше всего мы жили в Париже, в этом всемирном городе шумного веселья и разнообразных развлечений.

Только после целого года скитания по разным, уголкам Европы, мы вернулись, наконец, в Лондон.

Моя любовь к Арабелле за это время даже возросла, и что всего больше радовало меня, она также сильно полюбила меня, по крайней мере, я был вполне, уверен в этом.

По нашему возвращению на родину, Арабелла в одно прекрасное утро, высказала мне, свое желание, чтобы мы сочетались браком. Я был сильно смущен и поражен этим ее желанием.

Мне казалось, будто я слышу предсмертные слова, которому я поклялся с достоинством носить безукоризненное имя лордов Вардмур, этого знатного старинного рода, которого я остался единственным представителем.

Но нет на свете никакой силы, которая могла бы устоять против любви, и неудивительно, если Арабелла добилась, в конце концов, своей цели. Ея ласки и нежности заставили меня уступить ее желанию. День нашей свадьбы был назначен на двадцать шестое декабря, и Арабелла деятельно готовилась к этому торжественному дню.

Наконец, наступил светлый праздник Рождества, который я хотел встретить в этом году с особой торжественностью, не в шумном кругу знакомых и друзей, а вдвоем со своей невестой.

Однако мое желание не сбылось. Уже перед вечером Арабелла вдруг заявила мне, что она чувствует себя дурно, почему она решила уехать к себе и спокойно провести эту ночь. Она надеялась, что отдых и сон успокоят ее расстроенные нервы.

Я весьма сожалел об этом неожиданном препятствии, но волей-неволей пришлось провести эту ночь одиноко. Я остался на своей квартире, но печально глядел я на ярко горевшую елку. Да, меня глубоко печалило это разочарование, это неожиданное одиночество.

Тихо проходили часы, тянувшиеся для меня какой-то вечностью, но было еще далеко до полуночи, когда мной вдруг овладело чувство непонятной тревоги. Сначала робко и едва слышно, но потом все сильнее и сильнее во мне заговорил какой-то голос на страшном языке сомненья и ревности.

Я действовал как бы машинально, автоматически, не отдавая себе никакого отчета. Схватив свое пальто и шляпу, я выбежал на улицу и сел в первый, попавшийся мне навстречу кэб.

Полчаса спустя, я уже позвонил у двери дома Арабеллы. Горничная отворила мне, но с первого взгляда на эту девушку, уже несколько лет служившую у моей невесты, сердце у меня невольно дрогнуло. От моего внимания не ускользнуло сильное смущение горничной, и я понял, что мой приход был некстати.

– Чего ты стоишь истуканом? – почти сердито спросил я Магги. – Помоги мне снять шубу!

– Ожидает ли вас Леди? – спросила она меня, снимая шубу.

– А если я неожиданно явился к своей невесте? – почти злобно воскликнул я.

Вид горничной казался мне все более и более подозрительным, и я вдруг, схватив ее обеими руками, грозно крикнул:

– Говори, Магги, не скрывай правды! Есть ли кто-нибудь у твоей госпожи?

Я слышал трепет этой девушки, которая, стуча зубами, пролепетала:

– Да!

– У нее лорд Сесиль Денвер, не правда ли? – задыхающимся голосом спросил я, глядя в упор слегка побледневшей девушке.

Этот неожиданный вопрос и мой пронизывающий взгляд ошеломили горничную, которая была только в состоянии утвердительно кивнуть головой.

– Хорошо, – сказал я, – успокойся, останься здесь и не говори никому об этой маленькой сцене.

Твердыми шагами подошел я к двери большого салона и тихо постучался. В следующий миг я уже стоял на пороге, но одно мгновение я не в силах был двинуться с места.

Хотя я ожидал этого, я был сильно ошеломлен увидев Арабеллу, сидевшую вместе с Сесилем на мягком диване в этом салоне, точно так же как бывало она сиживала со мной.

Сесиль покраснел, но вслед затем побледнел как мертвец. Как ни в чем не бывало, я подошел к нему и протянул ему руку. Не без мгновенного колебания взял он мою руку, причем я чувствовал холодное прикосновение его оледеневших пальцев.

– Не правда ли, Арабелла, – обратился я к своей невесте, – мне пришла на ум хорошая идея сделать тебе маленький сюрприз в ночь великого праздника… Может быть это невежливо с моей стороны, но хорошо, что вы еще подождали меня с ужином. Я сам распоряжусь о третьем приборе, признаюсь, я страшно проголодался.

И, подойдя к Арабелле, я поцеловал ее руку, как будто ничего особенного не произошло. Я позвонил и велел Магги принести третий прибор.

Вам, почтенный князь, может показаться несколько странным мое поведение. Но в этот миг Арабелла так низко пала в моих глазах, что я не считал себя оскорбленным изменой моего друга.

Арабелла и молодой офицер, может быть, считали меня лишившимся рассудка, когда я остался вместе с ними далеко за полночь.

Наконец я встал со своего места.

– Пора нам оставить леди Арабеллу. – сказал я своему другу. – Ты проводишь меня немного, Сесиль, не правда ли? Мы давно уже не виделись, и мы оба расскажем друг другу много интересного. Вам же леди Арабелла я хотел сообщить, что завтра отправляюсь в долгое путешествие так что, то, что было назначено на послезавтра, не может состояться. Вы извините меня, не правда ли?

И при этом он поцеловал ее руку, как будто между ними в этот час ничего не произошло.

– Ричард, умоляю вас, останьтесь у меня, – дрожащим голосом произнесла она. – Ричард простите меня.

– Ах, извините Арабелла, – возвысив голос, возразил я, – Мне некогда, ибо лорд Денвер спешит домой, и нам пора отправиться!

Две минуты спустя, я с Сесилем уже очутились на улице. Снег падал крупными хлопьями, устилая землю белым ковром.

– Ричард, – сказал мне мой друг едва мы отошли несколько шагов от дома Арабеллы, – я в долгу у тебя. Ты вел себя до сих пор как благородный кавалер, и я обязан дать тебе удовлетворение.

– С какой стати? – тоном сильного изумления спросил я.

– Признаюсь, что я обманул тебя с Арабеллой… Я должен также сознаться, что между мной и Арабеллой возобновилась прежняя связь… Теперь поступай, как знаешь!

Но я расхохотался ему в лицо.

– Мой дорогой Сесиль. – сказал я, – Право ты добрый товарищ, но подчас говоришь смешные вещи. Я отнял у тебя твою любовницу, с которой я жил больше года, а теперь ты опять заманил ее на свою сторону и вот мы квиты! Дай же руку на прощанье, я спешу домой, мне хочется отдохнуть. И, крепко пожав ему руку, я поспешно ушел, чтобы скрыть навернувшиеся на мои глаза слезы.

Сколько неимоверных усилий стоило мне то, что я только что сделал. Увы, я чувствовал, что я все еще сильно любил Арабеллу. Мой путь лежал мимо берега Темзы, и скоро я невольно остановился на самом берегу, устремив свои глаза на темную мутную поверхность реки.

Мне пришла в голову роковая мысль. Какой-то голос говорил мне, что на дне этой реки я найду душевный покой и забуду свою сильную любовь к Арабелле и ее постыдную измену. Может быть, я сделал бы этот роковой шаг.

Я был уже готов принять это безумное решение, как вдруг я услышал дрожащий детский голос:

– Дайте, барин, милостыню… на хлеб… я голоден…

Обернувшись, я увидел оборванного мальчугана лет семи. Бедняжка был весь в лохмотьях и дырявых башмаках, он весь окоченел от холода.

Вдруг меня осенила светлая мысль. Не послало ли мне Провидение этого мальчугана, как напоминание о моем долге, о моей клятве над гробом отца.

И мне показалось, будто этот мальчик не просил милости, не умолял о хлебе, а напоминал мне слова покойного отца: «Вернись к жизни! Посмотри, сколько есть на земле горя и нищеты. Продолжай свою прежнюю благотворительную деятельность!».