Текст книги "Удивительные дети (сборник)"

В лодке

Он остановился на дороге:

– Ну, чего ты бежишь за мной?

Мы с ним запыхались, стоим, друг на друга смотрим и дышим тяжело.

– Слушай, долго ты так за мной бежать будешь?

Я молчу.

– Если ты так за мной бежать будешь, я не знаю, что тебе сделаю!

Он повернулся и пошёл. А я за ним. На таком расстоянии, чтобы он мне ничего не сделал.

Он опять остановился.

– Послушай, – кричит, – у меня там удочки спрятаны. Не желаю я, чтобы все знали, где у меня удочки спрятаны!

– Я на твои удочки смотреть не буду, ты меня только в лодку возьми, зачем мне твои удочки!

– А ты отвернись, раз тебе мои удочки не нужны!

– А ты в лодке меня покатаешь? – спрашиваю.

– Да чёрт с тобой, садись в лодку, только не гляди, куда я удочки прячу!

Я отвернулся, он свои удочки достал и говорит:

– Смотри, чтобы в лодке шум не производить!

Я ему обещал, что шум производить не буду, и мы в лодку влезли.

Как только немного отъехали, я говорю:

– А что, если на тот берег к нахимовцам катануть? Посмотрим, как там нахимовцы живут, и обратно.

– Больше мне делать нечего, как к нахимовцам ехать, чего это я там не видел! Ты сиди да шум не производи!

– А что, если, – говорю, – я за лодку уцеплюсь и буду плыть, а ты меня будешь везти?

– Да ты что, – говорит, – шутишь, что ли? Как же я тогда рыбу буду ловить? Ты лучше гляди, нет ли коров поблизости, они нам рыбу нашугают…

Коров не было видно, и я сказал:

– Неплохо всё-таки к нахимовцам катануть…

В это время он якорь бросил и мне не ответил. Я всё смотрел на тот берег, а он удочку разматывал.

Он удочку забросил, а я хотел воду рукой зачерпнуть и чуть лодку не перевернул.

– Не производи шум! – заорал он.

Я встал, чтобы шум не производить, а лодка так закачалась, что я чуть в воду не свалился.

– Ну-ка сядь! – орал он. – Ну-ка сядь! Вот чурбан! Не смей мне шум производить!

Он стал вытаскивать якорь и всё повторял, что в этом месте теперь нет смысла рыбу ловить – она вся ушла.

Мы уплыли в другое место, а я всё думал, как бы на тот берег к нахимовцам попасть.

Он снова бросил якорь.

Я старался шума не производить и сидел не двигаясь.

Но рыба не ловилась.

– Чего же это такое, – сказал я, – никакого шума нет, и рыбы нет.

Он во все глаза на свой поплавок глазел, а мне надоело на него глазеть, раз ничего с ним не случается.

– Никакой тут рыбы нету, – сказал я, – всё ясно…

Он глаз с поплавка не спускал и молчал.

– Да где же рыба? – говорю. – Нету никакой рыбы!

Он на меня посмотрел и спрашивает:

– А?

– Хорошо бы на тот берег, – говорю, – поехать, раз рыбы нет.

В это время его поплавок под воду ушёл, а он как раз со мной разговаривал. Он дёрнул, да поздно. Весь червяк рыба съела и ушла.

Он как закричит:

– Если ты мне ещё про тот берег скажешь, я не знаю, что тебе сделаю!

Насадил он нового червяка, забросил и сидит, опять на свой поплавок смотрит. Только он в другую сторону забросил, и мне не видно стало поплавка, и я осторожно пополз, чтобы поплавок увидеть. И тут я рукой банку с червями задел, и она в воду бултыхнулась. Я не знал, что это за банка такая, и ползу себе дальше как ни в чём не бывало.

Он ко мне спиной сидел.

Повернулся и как заорёт:

– Что ты наделал!

А я сразу не понял, что это банка с червями, и говорю:

– Какая-то коробочка упала…

– Немедленно, – кричит, – убирайся от меня! Уходи сейчас же! Тут же уходи! Сматывайся сию минуту! Сию секунду проваливай!

– Да как же я сию секунду уйду, если вокруг вода…

Он стал грести изо всех сил к берегу, и всё ругался, ругался, и кулаком мне грозил, и себя ругал за то, что взял меня, а я только делал виноватое лицо – чего же я мог ещё сделать!

Я ему даже «до свидания» не сказал, выпрыгнул из лодки и пошёл.

А он мне вдогонку крикнул:

– Дурень несчастный, тунеядец, балбес!

Я повернулся и кулаком ему погрозил. Какое он имеет право меня разными словами обзывать!

Разговор

Я и говорю Матвею Савельичу:

– Плохо всё-таки, что у вас нет лодки.

– Плохо, что жены нет, – говорит Матвей Савельич.

– Возьмите да женитесь, – говорю.

– Возьми лодку себе да и сколоти, – говорит Матвей Савельич.

– Как же я сколочу?

– Ты лодку себе сколотить не можешь, а я жизнь свою сколотить не умею. Вот и выходит, что мы с тобой никудышные в жизни люди…

– Да ну, – говорю, – подумаешь – лодка! Это вовсе не значит, что я никудышный.

– А я, по-твоему, никудышный? Если бы никудышный был, такого сада у меня не было бы. Никудышный человек, он куста посадить не может. А колодец? Видал мой колодец? Только с ямщиковским колодцем сравниться может! Сам рыл. Сам копал. А землю на тележке отвозил. А это ж работа. Это ж труд! Да если ещё орден Славы заслуженный во внимание взять, то даже получается, что человек я славный, а не никудышный… Нет, брат, боевой я человек да работящий…

– А я в этом году все пятёрки получил, – сказал я.

– Вот и получается, – сказал Матвей Савельич, – что мы с тобой люди достойные, славные. Только нам маленько не везёт…

– Мне ужасно не везёт, – сказал я.

– А если вникнуть, – сказал Матвей Савельич очень задумчиво, – то каждому человеку, по моему мнению, в чём-то не везёт. Это если подумать. А кому больше везёт, а кому меньше, это и понять-то невозможно. А те, кому кажется, будто им везёт особенно, так они в этом ошибаются, потому что не подумали…

– Вот у нас в классе один мальчишка был, – говорю, – вот ему здо́рово везло! Что знает, то его учительница и спрашивает. Всегда пятёрки получал. Только он в прошлом году в речке утонул…

Матвей Савельич так на меня посмотрел – я сразу понял, что глупость сказал.

– Да он не совсем утонул, – говорю, – его потом откачали…

– Повезло человеку… – сказал Матвей Савельич.

Почесал он свою бороду и говорит:

– Вот оно что значит – везенье, вещь такая спорная…

Ещё бороду почесал и говорит:

– Вот погоди, управлюсь, сработаю тебе лодчонку, да такую, что сама без вёсел и паруса плыть будет…

Собирайся, скорей собирайся!

Смотрю утром в окно, а у ворот наших Санька стоит и мне рукой машет. Я сразу во двор бегом – такая радость меня взяла!

– Вот это замечательно, – говорю, – что пришёл! Как раз о тебе вспоминал!

– Погоди болтать, – говорит Санька, – времени осталось мало.

– Какого времени? – спрашиваю.

– Немедленно собирайся, если тебе интересно, и отправляйся с нами.

– Куда отправляться?

– Если ты узнаешь, куда отправляться, ты прямо до неба подпрыгнешь. Если тебе только интересно!

– Вот это красота! – говорю. – Только ты сначала скажи, куда мне отправляться, откуда я знаю, что мне интересно, а что не интересно, если я ничего не знаю.

– Узнаешь, – говорит Санька, – узнаешь, только ты скорей собирайся, ты ещё до неба подпрыгнешь!

– А чего мне собирать? – спрашиваю.

– Да ничего не надо собирать, – говорит Санька, – ты только сам собирайся.

– Как мне собираться? – спрашиваю.

– Фуфайку, – говорит, – возьми, и всё.

– Фуфайку?

– Возьми, возьми, – говорит Санька, – фуфайку обязательно возьми!

– А ещё чего взять?

Санька подумал и говорит:

– Фуфайку, пожалуй, брать не надо, ничего брать не надо…

– А чего брать?

– Чего-нибудь возьми.

Я уже хотел бежать чего-нибудь взять, но тут же понял, что никак не могу этого сделать, ведь для этого надо знать, что брать.

Странная у него всё-таки привычка всё недосказывать!

– Еды у нас навалом, – говорит.

– Какой еды?

– В крайнем случае товарищи тебя выручат!

– Какие товарищи?

– Да ты что, не проснулся? Что, я тебе не товарищ, что ли?

– Ты-то? Конечно, товарищ, как же ты не товарищ!

– А раз я товарищ, значит, и другие товарищи, там-то тебя не посмеют гнать! Кто может гнать из леса? Лес общий. Если тебя из леса погонят, вот потеха будет!

– Из какого леса?

– Да ты не рассуждай, а собирайся. Неужели ты понять не можешь (ну и голова у тебя!), что отправляемся мы сейчас всем отрядом в поход с ночёвкой…

– А мать?

– Что мать?

– А как же мать?

– Вот фрукт! Если тебя мама в поход не пускает, тогда нам с тобой не о чем разговаривать…

– Кто сказал, что не пускает?

– Ты сказал.

– Когда?

– Сейчас.

– Никто не имеет права меня в поход не пускать! – крикнул я.

Поход

Мы с Санькой договорились: сначала я сзади буду идти, на почтительном расстоянии, чтобы меня не видели. А потом, когда в лес углубимся, я могу на глаза появиться. Тогда уже никто меня обратно не пошлёт и я могу вместе со всеми дальше идти. Правда, мы с ним не договорились, сколько времени мне на почтительном расстоянии идти. Один раз я их из виду потерял, побежал вперёд и чуть на вожатого не налетел. Хорошо, он меня не заметил. Он обернулся, а я за куст спрятался. Потом Санька специально отстал, и мы с ним переговорили. Он советовал мне пока держаться на почтительном расстоянии, а мне надоело. Он стал уговаривать ещё некоторое время не показываться, но в это время его позвали, и он убежал, чтобы не вызывать подозрений. Я ещё немного продержался на почтительном расстоянии, а когда отряд на полянку вышел, я тоже к ним вышел. Санька стал мне знаками показывать, чтобы я обратно в лес уходил, а я и не подумал.

Как ни в чём не бывало прошёлся по полянке и в сторонке сел.

Вожатый ко мне спиной стоял и дирижировал, а они пели:

 
Летний денёк,
Речка, песок,
Тихий лесной ручеёк, ок, ок, ок!
Светлый лужок,
Синий дымок
И над костром пионерский котелок, ок, ок, ок!
 

Так дружно пели! Особенно это «ок, ок, ок!» у них здо́рово получалось. Раз десять эту песню спели. Припев я запомнил и с ними пел. Никто на меня никакого внимания не обращал, не считая Саньку. Он всё продолжал мне разные знаки делать, что-то на пальцах показывать – надоел ужасно! Не для того я в поход собрался, чтобы на почтительном расстоянии плестись. Никто не может мне запретить на полянке сидеть!

Все встали и пошли, а я за ними. Иду себе сзади, и никто меня даже не спрашивает, зачем и куда я иду. Вожатый обернулся и на меня посмотрел, а потом ещё раз обернулся и говорит:

– Что это ты, мальчик, за нами увязался? Не вздумай с нами идти: мне за тебя отвечать нет никакого желания.

Я остановился и говорю:

– Да что вы! За меня отвечать совершенно не нужно!

– Гуляй сам по себе, – говорит вожатый, – а к нам не пристраивайся.

Я обиделся и говорю:

– Если я с вами песню спел, это не значит, что к вам пристраиваюсь.

Санька говорит:

– Пусть он с нами идёт, он хороший парень.

И ребята говорят:

– Да пусть идёт, нам жалко, что ли.

Вожатый говорит:

– Никаких хороших парней! Чтобы я больше не слышал этих слов! Пока не поздно, возвращайся к своей маме!

Санька говорит:

– С ним теперь уже ничего не сделаешь, он никуда не пойдёт…

– Как это – не пойдёт? – говорит вожатый.

– Никуда я не пойду, – говорю.

Вожатый мне пальцем погрозил:

– Отстань от нас, я тебя предупреждаю!

– Не отстану, – говорю.

– Неужели ты не понимаешь, мальчик, что ты нам нежелателен? Ну что ты пристал к нам, зачем? Разве можно так поступать? Тебе ведь не разрешают с нами идти, а ты идёшь. Ну разве это хорошо?

Санька говорит:

– Ему одному скучно живётся. Он на всё пойдёт.

– Как это – на всё пойдёт? – спрашивает вожатый. Вид даже какой-то испуганный у него стал.

– Я всё равно за вами пойду, – говорю.

Ребята говорят:

– Он теперь дорогу обратно не найдёт.

Санька говорит:

– Он, наверное, дорогу обратно забыл, как же он теперь вернётся?

Вожатый так разнервничался!

– Не валяйте дурака! – кричит. – Мы совсем мало прошли! Кого вы из меня хотите сделать?!

Санька ко мне подскочил и на ухо мне шепчет:

– Ему всё кажется, из него хотят простофилю сделать…

Я сразу задом к лесу попятился.

– Не смей за нами идти! – крикнул мне вслед вожатый.

Я за дерево спрятался. Они постояли, в мою сторону посмотрели и пошли.

Я подождал, пока они подальше отойдут, и за ними пополз. Потом их потерял.

Вскочил, за ними побежал.

Бежал, бежал, а они мне навстречу идут. Выходит, я вперёд их забежал.

Я обратно бежать! Ребята смеются, а вожатый вслед мне кричит, чтобы я домой возвращался.

Некоторое расстояние пробежал, остановился, чтобы дух перевести.

Постоял, отдышался и забыл, откуда я бежал. И в какую сторону мне теперь бежать. Я, значит, на месте крутился и все стороны перепутал.

Стал бегать по лесу, их звать.

То в одну сторону побегу, то в другую, то в третью, а то в четвёртую.

– Кто здесь?! – кричу. – Кто здесь?!

Сел на пенёк, а слёзы у меня из глаз каплют.

А если я дорогу обратно не найду, только одни кости мои в лесу найдут?

Поплачут родители над моими костями… Простят, что школу пропускал… Если бы они знали, что от меня одни кости останутся, они бы меня ни за что на свете, никогда, ни за что не ругали бы…

Вдруг слышу:

– Ок, ок, ок!..

Они!

Ура!

Куда теперь бежать? К ним или от них?

Если я к ним побегу, вожатый опять меня гнать начнёт, но в то же время, если я от них всё время бегать буду, – тоже не дело. Не для того я, в конце концов, в поход собрался, чтобы вокруг них по лесу бегать!

Отряд приближался.

А я назад.

Вдруг песня прекратилась. Опять их потерял.

Тогда я слёзы вытер и пошёл вперёд наперекор всему. И чего это вожатому кажется, будто из него хотят простофилю сделать? С чего это он взял! У меня такой мысли вовсе не было. Как бы ему объяснить, что у меня такой мысли никогда в жизни не было?

Я их издали увидел.

Вдруг испугался идти наперекор всему и за куст лёг. Из-за своего укрытия наблюдаю, как они рассаживаются, вынимают бутерброды из рюкзаков и едят.

Мне так есть захотелось! Хоть ложись да помирай. Вовсю себя ругаю за то, что утром поесть не успел, а теперь после этой бестолковой беготни в желудке, наверное, совсем ничего не осталось.

Я к ним направился из-за своего укрытия. Вид у меня был что надо! Заплаканный и весь в земле.

Навстречу мне Санька выбежал. Он меня первый заметил. Я на него умоляюще посмотрел и говорю:

– Дай мне кусок бутерброда, тогда я опять в лес уйду…

А ребята кричат:

– Смотрите, смотрите, он опять идёт!

Санька говорит:

– Пусть человек идёт с нами, куда он теперь обратно пойдёт, вы посмотрите, какой он голодный и усталый…

Он даёт мне бутерброд, и я его моментально весь целиком в рот запихиваю.

Вожатый говорит:

– Я никакого морального права не имею брать тебя с собой.

Санька говорит:

– Человек ведь пропадёт, голодный и заблудший…

Ребята говорят:

– Дайте ему бутерброд в таком случае…

Ребята вокруг меня столпились и сразу мне несколько бутербродов дали.

– Пусть он ест! – кричат. – Дайте ему поесть! Не мешайте ему есть!

Вожатый подождал, пока я наемся, и говорит:

– Почему ты всё время за нами шёл, негодный мальчишка?

– Это я его позвал, – говорит Санька.

– Твои выходки ни с чем не сравнимы, – говорит вожатый. – Никто нам права не давал брать с собой посторонних.

– Какой же он посторонний, – говорит Санька, – если он наш сосед.

– Сосед – это ещё не значит, что не посторонний, – говорит вожатый.

– Соседи должны быть друзьями, – говорит Санька.

– Ты всё-таки, может быть, найдёшь обратно дорогу, мальчик? – спрашивает вожатый.

– Да как же я её найду? – говорю. – Вы что!

– Неужели не найдёшь?

Я с радостью говорю:

– Ни за что не найду, честное пионерское!

После бутербродов мне как-то легче на душе стало.

– А ты, Саня, будешь держать ответ перед начальником лагеря, – говорит вожатый.

Ребята кричат:

– Пусть, пусть идёт! Тем более он наш сосед!

Вожатый вздохнул и говорит:

– Иди сюда…

– А вы меня не ударите? – спрашиваю.

– Да ты с ума сошёл! – говорит вожатый. – Откуда у тебя такие представления о воспитателях! Не хватает мне ещё с тобой драться! Этого мне ещё не хватает! Кого вы из меня хотите сделать?

Ребята говорят:

– Ты не бойся: он никогда никого не бьёт.

Тогда я к нему подошёл.

– Будешь вести себя образцово? – спрашивает.

Санька говорит:

– Если хотите, я за него поручиться могу.

– Кому надо твоё поручительство, – говорит вожатый, – когда ты сам за себя поручиться не можешь.

Вожатый взял меня за плечи и так, стоя предо мной и глядя мне в глаза, сказал:

– Коллектив – это большая сила. Что значишь ты без коллектива? Без друзей? Вне общества? Ты ноль! Да, да. И я понимаю тебя. Хотя я не имею права брать тебя с собой, но мы всё-таки тебя возьмём, тем более тебя уже обратно не пошлёшь. Но ты, дорогой, от нас не отставай и, пожалуйста, не теряйся, я тебя очень прошу, потому что с этой минуты я несу за тебя полную ответственность, представь себе…

Он улыбался, когда всё это говорил, и таким хорошим человеком мне показался – дальше ехать не-куда!

– Теперь-то уж я не потеряюсь, – сказал я.

– Это будет очень благородно с твоей стороны.

– И с вашей стороны благородно, что вы меня с собой берёте, – сказал я.

– Вперёд, – сказал вожатый, – а то мы так до речки ещё не скоро доберёмся.

Все стали надевать рюкзаки и отправились дальше.

Санька со мной рядом шёл и про вожатого рассказывал:

– Его однажды ребята подвели. Он с нами договорился, что мы будем спать на тихом часе, а он в соседний лагерь сходит по делу. Мы ему обещали, что будем спать и он может спокойно уходить. А когда он ушёл, мы говорим: «Айда на озеро, ребята, искупнёмся и обратно, пока Виктора Александровича нет». Мы с кроватей повскакали – и на озеро со всех ног. Вода ещё холодная была, но мы всё равно разделись и купнулись. Тут нас начальник лагеря и поймал. После этого Виктор Александрович нам всё время говорит, что мы из него простофилю хотим сделать, а мы – ты же сам понимаешь – никакого простофилю из него делать не собирались… Мы хотели быстро возвратиться. Откуда мы знали, что нас начальник лагеря поймает… Так что ты на него не особенно-то обижайся…

– Да я и не обижаюсь… Вот только нечестно вы с ним поступили…

– А я говорю – честно, что ли? Факт, нечестно…

– Зачем же вы так поступили?

– Да мы же нечаянно поступили, вот чудак! Откуда мы знали, что нас начальник лагеря поймает…

– Но вы же знали, что нечестно поступаете?

– Вот пристал! – сказал Санька. – Откуда мы знали, ничего мы не знали!

– Как же не знали?

– Не знали, и всё!

Хороший у него был характер, весёлый такой, он так и не мог понять, что всё-таки он нечестно поступил. Он к этому так просто относился, как будто ничего и не было. Удивительный у него всё-таки характер! Я бы сказал: нет, ребята, не надо, что вы, зачем и всякое такое. А ему, наверное, даже и в голову не пришло, когда он отправился купаться на это озеро. Он ведь не один пошёл купаться, вот что странно…

– Не растягивайтесь! Подтягивайтесь! – кричал вожатый.

Мы с Санькой немного отстали и побежали догонять.

– Мы на тихом часе вообще всегда духаримся, – рассказывал Санька на бегу, – веселимся, подушками кидаемся, а Виктор Александрович из-за этого себе нервы треплет, а по-моему, не сто́ит. Подумаешь там, подушками лупим друг друга – и всё. Ужасно ведь весело, правда?

Я согласился с Санькой, что действительно это весело.

Наш поход Санька потом описал в дневнике замечательно.

«Привал у нас был через полтора километра. Это был первый привал. Мы все хором спели нашу любимую песню «Ок, ок, ок!» Мы с таким удовольствием её спели, что решили ещё спеть десять раз. После этого мы прошли ещё километр, сели на привал и стали есть бутерброды. В это время оказалось, что нас преследует Валька-дачник, которому я сказал, чтобы он нас преследовал. Он к нам присоединился, и дальше мы уже отправились в гораздо большем количестве. К следующему привалу мы подходили со следующими вопросами: „Скоро мы придём?“ и „Скоро ли обед?“. Но нам не пришлось мирно отдохнуть. Заметили лесной пожар и стали тушить. Но вот пожар потушен. Надо сказать, что перед тем, как тушить пожар, мы по приказу Виктора Александровича залезли на деревья, чтобы выяснить, откуда дым. Правда, Виктор Александрович сказал, чтобы кто-нибудь один лез, а мы все сразу полезли, кроме девчонок. И Валька-дачник не полез, потому что он обещал Виктору Александровичу образцово себя вести. Потом мы добрались до пожара и засыпали огонь землёй и затоптали ногами. Но вот, как я уже сказал, пожар потушен. После пожара нам не терпелось скорее обедать, хотя другие говорили, что они ещё не хотят обедать, но я был с ними не согласен. Виктор Александрович просил нас потерпеть до речки. И вот мы дошли до речки. Я сразу залез в воду и стоял в воде. Все тоже захотели залезть в воду, но Виктор Александрович их не пустил, а меня вывел из воды за руку. Но вот все взялись за дело. Кипит работа. Некоторые уже поставили палатки и отдыхают. Я тоже лёг отдыхать в поставленную палатку. В это время наша звеньевая Кашежева, не теряя времени, ходит, слушает и записывает. На вечернем костре вся тайна раскрывается: она записывала всех нарушителей. Я тоже попал в этот список, так как стоял в реке. Все нарушители исполнили свои художественные номера. Я исполнил несколько номеров, в том числе номер „подражание паровозу“. Я показал, как паровоз пыхтит, гудит, мчится и как подходит к станции. Этот номер всем понравился, и я показал, как стреляют тяжёлые орудия и крупнокалиберные пулемёты. После этого меня попросили больше не исполнять, и я согласился. Перед костром, я забыл сказать, мы ели вкусный суп из тушёнки и очень вкусное второе, только я забыл, как оно называется, хотя съел его две порции. Ночью мы спали, а утром пошли обратно, предварительно позавтракав. Мы были счастливые и довольные. В лагерь мы вошли с песней. Побольше бы таких походов и полезных дел, как тушение пожара! Ура!

Ответственный за проведение

пионерского похода

Саня Буртиков»