Текст книги "Мы система"

– Антон на днях вернулся из очередной поездки, – пояснил Валентин Леонидович, – судя по голосу, парень был чем-то взволнован, очень просил о встрече.

Парнем оказался светловолосый, с иголочки одетый мужчина лет тридцати. Денис сразу обратил внимание на кожаный кейс, который тот как-то неестественно держал в полувытянутой руке, стараясь, чтобы кейс не прикасался к телу. Войдя в гараж, Антон, словно стремясь скорей избавиться от ноши, оставил кейс перед входом. Поздоровавшись, он сразу перешёл к делу и рассказал, что на этот раз их группу занесло на приток Оки реку Угра. Там, где сотни лет назад случилось великое противостояние Русских дружин и великого татарского войска, и произошла история, которая привела Антона к арендуемому Валентином Леонидовичем боксу.

– Мы уже пожитки собирать начали, – рассказывал Антон, – но двое из наших решили напоследок попытать счастья. Всплыли оба с настолько довольными физиономиями, что всем стало ясно, – грустно усмехнулся рассказчик, – что счастье нам все-таки улыбнулось.

– Интересно, – потёр Валентин Леонидович руки в предвкушении захватывающей истории.

– Нашли они древнюю лодью-долблёнку, в ил ушедшую. Небольшую, рыбацкую, скорее, – добавил Антон, – но все сразу размечтались, что лодья та – собственность кого-то из древнерусской знати. Решили, что такой бонус упустить нельзя, и отложили отъезд ещё на сутки. На утро завели помпу, смыли с полусгнившего остова слой ила и обследовали находку. Чаяния наши не оправдались, ценного в лодке ничего не оказалось за исключением останков одного единственного человека. Кости мы подняли, а исследуя их, на берегу обнаружили, что вокруг черепа повязан непонятно как сохранившийся шнурок. К великому нашему удивлению, шнурок, пролежавший под водой сотни лет, не рассыпался при попытке его снять, а спокойно перекочевал в наши руки. Дальше-больше, – продолжил рассказ Антон, – на черепе, как раз под шнурком, мы обнаружили глубокую борозду, идущую по всей его окружности. Это не было похоже на травму или на вытертость. Череп был цел-целёхонек, у меня вообще сложилось впечатление, что эта борозда не знаю каким образом, но появилась там специально, чтобы шнурок не слетел с головы.

– И этот череп ты привёз сюда? – вытянул Валентин Леонидович руку в сторону стоявшего возле ворот кейса.

– Нет, – отмахнулся Антон, – череп к истории практически не имеет отношения. Поужинав, мы разбрелись по палаткам и завалились спать. Ранним утром проснулись от дикого истерического хохота. Шумел старший нашей группы Игорь Бартин. Попытались выяснить, что же его развеселило, но выяснили лишь, что у Игоря напрочь снесло крышу. Понимаете? Он просто сошёл с ума. Здоровенный, физически крепкий сорокалетний мужик, всегда отличавшийся флегматичным спокойствием, слетел с катушек так, что мы несколько часов не могли его успокоить. В конце концов нам пришлось его связать и вызвать на берег делегацию из санитаров. Что с ним произошло, никто не понял. Ещё ночью из его палатки слышался размеренный храп, а с рассветом такое, – воспоминания заставили Антона растерянно развести руки, – глаза какие-то пустые, страшные, движения резкие, вообще Игорю не свойственные. Говорить будто разучился, лишь возгласы непонятные да безостановочный истерический хохот.

– Ну а раньше срывов таких не было? Может, скрывал от вас просто, а тут в неподходящий момент обострение? – предположил Валентин Леонидович.

– Да какое обострение, – махнул Антон рукой, – говорю же, он из всей группы всегда самым ровным был. Моментов разных хватало, Игорь никогда не терял присутствия духа, спокоен всегда и собран, но суть не в этом. Я на подъём самый лёгкий, поэтому, когда начали собирать лагерь, я быстро собрал свои пожитки и начал паковать вещи Игоря. Сворачивая спальник, под ним, как раз в районе головы, я увидел тот самый снятый с черепа шнурок. То ли он выпал, а Игорь этого не заметил, то ли он просто рассматривал перед сном, а потом сам сунул под спальник, я не знаю. Тогда я вообще не придал этому значения. Я запихнул шнурок в карман своего рюкзака и вспомнил о нём, лишь разбирая вещи дома. Вы представляете, как должна выглядеть верёвка, пролежавшая под водой несколько столетий? – неожиданно прервав рассказ, обратился он к ним с вопросом.

– Никак, – тут же ответил Валентин Леонидович, – волокно не выдержит столь длительного воздействия, если это, конечно, не целлюлоза.

– Не целлюлоза точно, – заверил Антон, – вот как это выглядело сразу после подъёма со дна.

С этими словами он достал телефон и после проделанных с ним манипуляций протянул его Валентину Леонидовичу.

– Интересно, – пробормотал тот и передал телефон Денису.

На занявшем весь экран снимке Денис увидел пожелтевший от времени, пошедший тёмными пятнами череп и узкий шнурок, его опоясывающий. Шнурок мало отличался цветом от кости. Такой же пожелтевший от времени, усеянный язвами разложения. На снимке были хорошо видны нарушенные волокна ткани, которые иглами ежа торча в стороны, говорили, что верёвке действительно немало лет.

– Если это не целлюлоза, то сохранность шнурка действительно сложно объяснить, – пустился в размышления Валентин Леонидович, предположив, что сей факт и привёл к ним Антона.

– Вот то, что я увидел, разобрав рюкзак через несколько дней после возвращения, – перебил его тот.

Подойдя к воротам, он подхватил кейс и, так же держа ношу на полувытянутой руке, вернулся к верстаку. Аккуратно двумя пальцами вынул из кейса пакет и так же осторожно, словно боясь даже через целлофан прикоснуться к его содержимому, вытряхнул из него белую верёвочку.

Разница между увиденным на снимке и лежащим на верстаке была велика. Денис заинтересованно смотрел на чистенький белоснежный шнурок, сплетенный в виде обруча. Он будто только-только перекочевал сюда с прилавка сувенирной лавки. Шнурок не был однородным. В глаза бросались множество тончайших, замысловато сплетённых нитей, переплетённых затем между собой. Таких нитей было семь, и в каждую из них была вставлена отличавшаяся по цвету ниточка. Денис сразу отметил, что вставленные нитки соответствуют семи цветам радуги. Сам же шнурок опять в семи местах был как-то хитро перекручен, и после каждой такой скрутки общее плетение неизменно менялось. По-своему верёвочка была даже красива. Денис сразу решил, что, встретив такой сувенир, купил бы его не задумываясь.

– Это шутка? – разочарованно произнёс Валентин Леонидович, – где ценник?

Денис, почему-то радуясь, что им с шефом пришли в голову одни и те же мысли, тоже усмехнулся.

– Сначала я подумал так же, – нисколько не смутившись обвинительного тона, ответил Антон. – Решил, что кто-то из наших настолько безразличен к произошедшему с Игорем, что оказался способен на глупые шутки. Решив, что этот кто-то просто вытащил у меня оригинал и сунул в рюкзак вот это, я отбросил шнурок в сторону и больше о нём не вспоминал. Несколько раз он попадался мне на глаза, им то котёнок играл, то дочка в качестве украшения носила. Три дня назад вечером мой шестилетний ребёнок попросил меня поиграть. Нарядив меня чудищем сказочным, дочка, стремясь дополнить мой наряд, надела мне на голову вот это самое, – указал он пальцем на верстак, – заставила сесть на диван и ждать, а сама побежала в соседнюю комнату рядиться принцессой.

Антон набрал воздуха в лёгкие и протяжно, шумно выдохнул.

– До сих пор как вспоминаю, дурно становится, – прокомментировал он свой тяжёлый вздох, – пару минут ничего не происходило. Затем я почувствовал…, – Антон на секунду прикрыл глаза, – даже не знаю, как описать, слов просто не нахожу. Таких ощущений я никогда не испытывал. Знаете…, будто это я, а будто и не я вовсе, странное такое чувство. Точнее, как будто появились новые ощущения, и не одно, не два, целый пласт ощущений, которых я никогда ранее не испытывал. Не скажу, что я испугался, так, тревога какая-то в груди заворочалась. Я даже не сразу связал это с верёвкой. Всё это длилось по моим ощущениям несколько секунд, а затем я увидел себя со стороны. Я просто стоял напротив и смотрел на сидящего себя же. Я полностью утратил контроль, пытался сдвинуться, вернуться обратно, но ничего не мог сделать. Понимаете? Ничего. И при этом я чувствовал своё тело, чувствовал ноги, руки, чувствовал всё. Потом где-то в районе пояса появилось жжение. Оно разрасталось и становилось всё сильнее. Когда огонь поднялся к голове, я познал такую боль, о которой даже не подозревал. Я был уверен, что моя голова вот-вот взорвётся. Возможно, так и случилось бы, но вернулась дочка. Я не знаю, что именно подвигло её сдёрнуть с моей головы эту дрянь, но сделала она это сразу войдя в комнату. Не иначе как бог помог, – озвучил он собственную версию, – и всё. Я опять сижу на диване, у меня ничего не болит и я прекрасно себя чувствую. Такая вот история.

Несколько минут в гараже стояла тишина. И Денис, и Валентин Леонидович молча переводили взгляд то на разволнованного воспоминаниями Антона, то на объект его рассказа.

– Вот это, – нарушил Антон тишину и указал на шнурок пальцем, – настолько далеко от человеческого понимания, что я даже не знаю, каким словом это выразить.

– Антон, что ты за это хочешь? – спросил заинтригованный рассказом Валентин Леонидович.

– Ничего, – поспешно ответил Антон, – я хочу, чтобы эта вещь находилась от меня как можно дальше. Это единственное моё желание. Сначала я позвонил в один из Московских институтов. Выслушав мой рассказ, они посоветовали сходить к психиатру. Затем я его сжечь пытался, но при приближении к верёвке огонь странным образом теряет температуру, сами можете попробовать, в сантиметре от него пламя даже пальцы не жжёт. Только поэтому, Валентин Леонидович, я и решился вас побеспокоить. Вы, вроде, интересуетесь разными странными вещами. Нужно – берите даром, нет – я его утоплю просто или закопаю. Сначала хотел выбросить, но вдруг найдёт кто; решил: либо расскажу всё как есть и отдам, если возьмёте, либо уничтожу.

– Спасибо, Антон, я возьму.

– Осторожней только, Валентин Леонидович, – с видимым облегчением в голосе предостерёг Антон, – если разберётесь, что это такое, сообщите, пожалуйста.

– Конечно.

Антон подхватил с верстака кейс, пожал им на прощание руки и направился к выходу, но на пороге обернулся.

– Не знаю, важно это или нет, но дочка моя часами носила эту мерзость и на руках, и на голове. К счастью, ничего не случилось. Думаю, дрянь эта, – указал он на замысловатую верёвку, – как-то выборочно что ли действует. Удачи вам. До свидания.

***

«Свиданий больше не будет, – с горькой усмешкой подумал Денис».

Только сейчас, в подробностях вспомнив тот разговор, Денис удивился собственной забывчивости. Ранее такого с ним никогда не случалось, тем более, что следователь задавал множество наводящих вопросов.

«Странно», – думал он.

В памяти всплыл тот самый день, когда, войдя в квартиру, он увидел то страшное, что осталось от Валентина Леонидовича. Денис раз за разом гнал прочь эти воспоминания, но сейчас, посекундно воспроизводя перед глазами те страшные моменты, вспомнил, что в луже слизи, рядом с останками Валентина Леонидовича, видел тот самый, заляпанный кровью и чем-то жёлтым злосчастный шнурок. Также вспомнил, что они собирались испытывать его вместе. Один надевает, второй смотрит и, если что, страхует. Почему Валентин Леонидович не дождался Дениса, осталось загадкой.

Первым порывом было желание подняться к следователю и всё рассказать, но, рассудив, что это сделать он всегда успеет, Денис порывисто встал на ноги. Подхватив обронённый девушкой ключик, он несколько секунд смотрел на вставленный в него шнурок. Запустив чужую пропажу в ближайшие кусты Денис отправился восвояси.

Глава 3

– Что ты несёшь? – гремел в прихожей Московской однушки хрипловатый, крайне раздражённый, если не сказать взбешённый, мужской голос, – ты хоть понимаешь, о чём сейчас говоришь?

– Я всё понимаю, – вторила мужчине хрупкая невысокая женщина, не пустившая дальше прихожей столь долгожданного гостя, – и голос на меня повышать не смей, – выговорила она с каким-то отчаянным вызовом, – ты сам во всём виноват.

Среднего роста жилистый мужчина шагнул вперёд и попытался положить широкую ладонь на плечо супруге, но та, будто предвидя намерения вернувшегося из заключения мужа, зябко повела плечами.

– Нет, Серёжа. Я всё решила. Отныне мы с тобой чужие люди.

– Кто он?

Женщина вздрогнула. Она хотела, мечтала дать ему ещё один шанс, она надеялась, что, может, сейчас, после второй отсидки, Сергей смог что-то понять, переосмыслить, как-то измениться, но тихий, севший до шёпота голос, которым он задал вопрос, ушатом ледяной воды смыл теплящуюся в ней надежду. Слишком хорошо она знала своего мужа, знала его нрав, который в определённые моменты превращал её Серёжу, в общем-то неплохого и доброго человека, в совершенно неуправляемого обезумевшего зверя. Этот тон всегда являлся признаком вспышки безудержной агрессии, и Лена поспешила дать ответ на повисший в воздухе вопрос.

– Никакого «он» нет и никогда не было.

Шаря взглядом по загоревшему до черноты лицу мужа, по плотно сомкнутым губам, упрямому подбородку, по высокому лбу, прямому носу и впалым небритым щекам, Лена, словно стремясь запечатлеть в памяти дорогой образ, прощалась с мужем и годами прошлой, связанной с Сергеем жизни.

– Я ждала тебя, – заглянув в карие, глубоко посаженные глаза, тихо произнесла женщина, – ждала все эти годы, и ты об этом знаешь.

– Знал, – жёстко, будто выплюнув ей в лицо это слово, ответил Сергей, – теперь я не уверен.

– Не уверен? – на красивом лице тридцатишестилетней женщины, обрамлённом тёмными, спадающими на плечи прядями волос появилось выражение горечи. Выразительные глаза наполнились слезами, – наверное, и не надо было. Не надо было, – вдруг выкрикнула она в лицо мужу, – ты убил, понимаешь? Ты всё убил, всю нашу жизнь, любовь, все мечты – всё, ты всё это убил своими руками. Не надо было тебя ждать, не надо было, ещё тогда, в первый раз. Надо было плюнуть на тебя и строить жизнь заново. Понимаешь, заново.

– Так что же не строила? – выкрикнул он в ответ.

– Потому что дурой была. Потому что любила тебя больше жизни. Любила девчонкой, когда замуж за тебя выходила. Любила, когда ты сразу после свадьбы в банду эту проклятую вляпался. Как же, – всплеснула она руками, – Серёжа умный, Серёже надо семью кормить, на дворе конец девяностых, братва – это круто, гордилась тобой, дура. И когда срок тебе дали, я тоже тебя любила. На свидания на три дня раз в полгода ездила, а остальное время в слезах и пустой постели ночи проводила. Ты меня в неверности обвиняешь, а я даже не взглянула за всё это время ни на кого. Понимаешь? – уже кричала она в голос, – хотя предложений всяких за эти годы выслушала немало. Ко мне только Макей, авторитет ваш долбаный, по чьей команде вы всякую мерзость творили, не один раз подкатывал. Что? – видя, как на скулах мужа заходили желваки, сыпала она наболевшим, – да, Серёжа. Стоило тебе в тюрьму сесть, как тот, кому вы, дураки молодые, в рот заглядывали, жену твою в любовницы свои пристроить пытался.

– И что ж не пристроил?

Сейчас, с высоты своих сорока двух лет, он понимал, что так, наверное, всё и было. Детский романтизм в виде книжных понятий о дружбе, преданности, чести давно сгинул под гнётом реальных поступков реальных людей. Сергей до сих пор верил, что всё это есть. Где-то рядом, в других, идущих мимо людях. В людях, которые ему почему-то не повстречались. Он отдавал себе отчёт, почему не встретил на жизненном пути таких людей. Это его вина, он знал, что в какой-то важный момент сам свернул не туда. Сергей давно понял, что в том мире, в котором он живёт, людьми движут совсем другие чувства, другие цели, другие понятия.

– Не записал? – напомнила о себе Лена, – любила я тебя Серёжа, вот и не записал. Ни он, ни многие другие.

Вспышка эмоций, заставивших её повысить на него голос, прошла и Лена сбавила тон. Глядя на её раскрасневшееся лицо, на катящиеся по щекам крупные слёзы, Сергей не сразу понял, что именно, никогда ранее им не виденное, появилось в её глазах. Прочитав же в них угрюмую решимость, Сергей вдруг понял, что вернуть что-то назад будет невероятно сложно.

– Любила и ждала, когда ты сел и во второй раз, – изливала женщина душу, – люблю и сейчас, но вместе мы больше никогда не будем.

– И когда ты это решила?

– После приговора. Сразу после того, когда ты предал меня в очередной раз.

– Так вот почему за четыре года ни звонка ни строчки. Поэтому и номер телефона и адрес сменила? – обличительно глядя на супругу, констатировал Сергей, – почему так, Лена? Почему просто не сказать и всё?

– Надеялась потому что. Знала, что всё равно найдёшь, не так это сложно. Надеялась, что хоть это заставит тебя задуматься, но сейчас вижу, что ровным счётом ничего не изменилось. Ты такой же как был, – говорила она с чувством неоправданных ожиданий, – поэтому прошу тебя, не надо снова ломать мне жизнь. Забудь обо мне, забудь и уходи.

– Ты с кем-то живёшь, – полувопросительно, полуутвердительно заключил он, – сразу бы так и сказала, а то голову тут мне высшими материями полощешь.

– Нет, – вновь повысила она голос, – говорю же, я тебя не предавала. Я ждала тебя, как и предыдущую твою отсидку. Только на этот раз, выходит, ждала, чтобы сказать, что, между нами, всё кончено.

– Но почему? – воскликнул он, чувствуя, что теряет терпение, – почему сейчас? Что случилось такого, чего не случалось раньше.

– Устала я, Серёжа, мне сорок, а вся моя жизнь у окна проходит. Устала я тебя постоянно ждать, ты не представляешь, чего мне стоили все эти годы.

– А мне?

– Ты сам выбрал такую жизнь, и это твоё право. А наше право – жить так, как хочется нам. Без потрясений, нервотрёпки и многолетних ожиданий.

– Нам? – воскликнул Сергей.

Внутри что-то вспыхнуло. В приступе навалившейся ярости Сергей схватил вдруг сжавшуюся в комок женщину за плечи и с силой толкнул её к стене. Нависнув над супругой, заглянув во вдруг наполнившиеся испугом глаза, чувствуя, как гнев застилает разум, он прорычал.

– Так всё-таки нам?

– Нам, – от испуга шёпотом вымолвила Лена, – мне и твоему сыну. Не хотела я тебе об этом говорить, случайно вырвалось.

– Сыну? – огорошенно выдохнул Сергей.

Последних её слов он не расслышал. Новость оглушила. Вмиг позабыв обо всём на свете, думая только о том, что услышал Сергей, шагнул к противоположной стене и обессиленно присел на стоявший в коридоре пуфик.

– Моему сыну? – тихо, боясь, что услышанное всего лишь пригрезилось, переспросил он.

– Да, Серёжа, твоему сыну.

Будто потеряв опору, Лена съехала по стене и, присев на корточки, взглянула на мужа

– Помнишь, как мы мечтали о ребёнке? – спросила она, – помнишь, сколько раз в надежде, что вот, наконец-то удалось, ждали мы результатов обследования. А когда действительно удалось, – скривила она губы, – когда я вернулась домой, чтобы тебя осчастливить, оказалось, что полчаса назад дома побывал взвод спецназа, утащивший тебя на очередные несколько лет. Вот тогда, Сережа, я и решила, что вместе мы больше никогда не будем.

– Сын, – всё ещё находясь под впечатлением, не слушая её монолога, медленно, словно пробуя на вкус такое долгожданное и непривычное слово, сказал Сергей, – как ты его назвала?

– Лёша, – его зовут Лёша. Сейчас нам четвёртый годик, и мы уже ходим в садик.

– Лёшка, – глядя на вдруг подобревшее при мыслях о сыне лицо жены, выговорил Сергей, – расскажи о нём, фото есть?

Рассказ о собственном мальчике слушал с замиранием сердца. Сергей и предположить не мог, что ещё что-то может вызвать в его огрубевшей душе такую бурю эмоций. Он, словно губка, впитывал каждое слово, он широко улыбался, глядя на пухлую улыбчивую мордочку, взирающую с экрана дешёвого телефона. С уст Сергея сыпалось множество вопросов, на которые Елена охотно отвечала. Когда был задан вопрос, во сколько идти за Лёшкой в сад, настрой Елены резко изменился.

– Нет, – вдруг выкрикнула она, – даже не думай о встрече. Тебя для него нет. Понимаешь? Нет и никогда не будет. Я не позволю тебе пройтись по его жизни так же, как ты прошёлся по моей. Я не хочу, чтобы он повторил твою судьбу. Дети почти всегда копируют повадки родителя, а он достоин большего, чем следом за тобой отправиться в клетку. Умоляю тебя, дай ему шанс вырасти нормальным человеком.

– По-твоему, я не нормальный человек?

– Из твоих сорока с небольшим почти треть прошла за решёткой, считаешь, это нормально?

– Нет, Лена, это не нормально.

– Вот поэтому я и прошу тебя. Уходи, Сережа, уходи, не трави жизнь собственному ребёнку.

Повинуясь внезапному порыву, Сергей подскочил к Елене, встал рядом на колени и протянул руки в попытке заключить супругу в объятия, но в лице её опять мелькнуло что-то такое, что остановило вспыхнувший порыв.

– Нет, – прошептала она, – прости, если сможешь.

– Бог простит, – ответил он, поднимаясь с колен.

По её лицу, по взгляду, Сергей понял: сейчас что-либо доказывать – бесполезная трата времени. Решив вернуться к разговору позже, он шагнул к двери, но, схватившись за ручку, обернулся.

– В общем так, Лена, – сказал он, заглянув в её полные слёз глаза, – разговор наш ещё не закончен.

– Закончен, – возразила она.

– Нет, не закончен, – поджал он упрямо губы, – касаемо нас с тобой ты решай сама. Примешь – буду рад, нет – твоя воля, но независимо от наших отношений с сыном ты разлучить меня не сможешь. Понятно тебе? Я не отступлюсь, нравится тебе это или нет.

– Жизнь ему порушить хочешь? – обречённо выдохнула она.

– Я никому ничего не рушил, – медленно, почти по слогам, словно объясняя простые истины непонятливому ребёнку, произнёс Сергей, – за всю свою дурь, за все свои поступки я ответил и ответил сполна. Тебя же у окна сидеть никто не принуждал. Вспомни сказанные мной слова ещё тогда, на первой свиданке. Помнишь?

– Помню.

– Так что жертву из себя строить не надо. Как бы тяжело мне это ни было, но я сразу тебе сказал, что ты вольна поступать так, как считаешь нужным. Ты взрослая девочка и сама принимала решения, так что валить всё в одну кучу не надо. Ждала – спасибо, нет – разбежались по сторонам и тему закрыли. Вот только теперь, Лена, разбежаться по сторонам и навсегда забыть друг о друге у нас не получится. И просить меня об обратном даже не пытайся. Подумай, Лена, хорошо подумай, а после мы ещё раз всё с тобой обсудим. Давай, милая, до встречи.

Вышел на площадку, прикрыл за собой дверь. Ступив на лестницу, Сергей остановился, присел на ступеньку, задумался. В данный момент его не тревожили мысли о том, что дальше. О том, куда податься, где спать, на что первое время жить. Душу бередили совсем другие мысли. Разрыв с женой был и так предсказуем, но всё же буквально оглушил. Совсем не так он представлял себе эту встречу. В то же время весть о сыне наполнила душу таким теплом и смыслом, что даже невозможность жить с ним под одной крышей отступила на задний план.

Погружённый в раздумья, Сергей на автомате хлопнул себя по карману, достал сигарету, втянул густой дым. Шли минуты, а он всё сидел, размышлял, пытался строить планы. Очнулся, когда истлевшая сигарета обожгла пальцы. Прикурил вторую.

– Ладно, – сказал он себе, вставая со ступеньки, – есть к чему стремиться.

Шагая вниз, думал уже о другом. Под гнётом столь мешающих сейчас мелких бытовых мыслей тоска и радость от только что состоявшейся встречи начали меркнуть. С каждой пройденной вниз ступенью Сергей возвращался в свой привычный образ. Раздосадованный муж и, как оказалось, любящий и кроткий отец постепенно уступали место хлебнувшему в жизни, отчасти обозлённому, никому не верящему тёртому мужику, ядовитые слова которого часто вводили в замешательство тех, о ком он изъяснялся.

***

– Это чё за чучело?

Глядя на вошедшую во двор сутулую каланчу, спросил один из подростков и повернулся к живущему в этом дворе пацану.

– Придурок местный, – усмехнулся тот, – и сплюнув сквозь зубы, вытянул руку, – вон в том доме живёт.

– Прикинут он знатно, – рассмеялся первый, разглядывая мятый, старого кроя костюм, словно на вешалке сидящий на своём обладателе, – наверное, ещё прадед женился, – выдал он давно набившую оскомину шутку, но, несмотря на это, обитающая на детской площадке компания подростков звонко рассмеялась.

– А чё он в таком старье ходит? – спросил кто-то из компашки, – пациент психушки, буйный, наверное?

– Да какой нафиг буйный, – послышалось в ответ, – типчик странноватый, но тихий, от людей шарахается, мутный какой-то, зашуганный.

– Зашуганный? – с интересом глядя на бредущего мимо площадки чудика, переспросил Витька.

Бутылка водки и упаковка пива, распитые компанией, взывали к приключениям. Тянуло на подвиги, и в хмельной голове юноши созрел план.

– Слышь, – грубо окликнул он поравнявшегося с площадкой мужчину, – тебе, тебе говорю, сюда иди.

– За… зачем? – с какой-то оторопью, заикнувшись, спросил остановившийся сутулый верзила.

– Чё зачем? – осклабился лидер пьяной компашки, – сюда сказал.

Оглядев двор и не заметив никого поблизости, Витька сам направился к ещё больше съёжившемуся молодому мужчине. Следом, словно почуявшая добычу стая, устремились остальные. Шаги за спиной придали наглецу храбрости.

– Деньги есть? – спросил он, исподлобья глядя на заметно побледневшего верзилу.

– Нет, – затряс тот головой.

– Карманы выворачивай.

Наблюдая за тем, как высокий, почти под два метра ростом, по любому лет за двадцать жлоб по его команде послушно выворачивает карманы, Витя буквально чувствовал как среди, сверстников растёт его авторитет. А углядев в глазах верзилы выражение панического страха, он не смог удержаться, чтобы не блеснуть перед парнями и девчонками своей удалью. Как только выяснилось, что денег действительно нет, Витя ударил мужчину кулаком в лицо. Верзила упал и даже не делал попыток подняться, но Витю было не остановить. Удар ногой в живот сложил лежащего пополам. Вновь замахнувшись, ударил в лицо, асфальт окрасился хлынувшей из носа кровью. Понравилось, хотел продолжить, но грубый окрик от ближайшего подъезда остановил занесённую для следующего удара ногу.

– Хорош я сказал, – вновь разлетелось по двору.

От подъезда в их сторону шагнул худощавый невысокий мужичок, одетый в спортивный костюм.

– Ты ещё кто такой? – разгорячённый лёгкой победой, юноша обернулся.

– Смерть твоя, – услышал в ответ.

Подойдя, тот схватил Витю за шиворот рубашки и тряхнул с такой силой, что вместе с треском ткани тот услышал, как щёлкнули собственные позвонки. Боевой задор пошёл на убыль, почуяв силу железной руки, Витя решил отступить. Друзья же, не поняв, что заводила сник, зло ощерились и устремились в сторону коротко стриженного мужика, так нагло прервавшего их развлечение.

– Стоять, щенки, – рыкнул тот, видя, что перебравший алкоголя молодняк настроен весьма решительно.

Одновременно со словами резким молниеносным движением ударил ногой в грудь первого из подошедших. Тот, издав нечленораздельный звук, отлетел на газон. Компания замерла.

– Яйца поотрываю, – прошипел мужик.

– Слышь, ты чё беспределишь? – воскликнул кто-то из молодёжи.

– Ты поспорить хочешь? – мужик шагнул к задавшему вопрос подростку, но тот проворно отступил назад.

Наглые немигающие глаза нового участника событий поочерёдно отсканировали каждого из притихших ребят.

– Ну-ка, шакальё недоношенное, свалили отсюда, – процедил он сквозь зубы, – стоп, – тут же окликнул попятившуюся молодёжь, – барана своего забрали, – приказал мужик, указав на всё ещё сидящего на газоне парня.

Проводив молодёжь взглядом, Сергей переключил внимание на утирающего рукавом кровь Дениса.

– А ты, чмо болотное, что здесь развалился. Тебе с твоим ростом спарринги проводить, а ты от шелупони подзаборной отгребаешь. Вставай, девка.

Верзила упёрся в асфальт узкими, измазанными кровью ладонями и попытался встать, но вдруг застыл. По повёрнутому к Сергею лицу парня прошла исказившая черты судорога, остекленевшие глаза упёрлись в точку где-то над его головой. В следующий миг согнутая в локте правая рука с силой разжалась и, словно пружина, бросила парня спиной на асфальт. По его телу пошли судороги, заставляющие руки и ноги совершать хаотичные резкие движения.

– Да чтоб тебя, – бросился вперёд Сергей, видя, как парень насколько раз приложился затылком об асфальт.

Сняв с себя олимпийку, прикрыл от света голову бьющегося в эпилептическом припадке парня. Сам присел рядом на корточки и прижал голову верзилы к асфальту, следя, чтобы тот не разбил затылок. Откуда ни возьмись рядом возникли две старушки, которые, охая и ахая, стали бегать вокруг лежащего парня, наводя так ненужную сейчас суету.

– Ну-ка, бабаньки, разбежались быстренько, – беззлобно прикрикнул Сергей на старушек, – проходим, проходим, – поторопил он не терпящим возражения тоном, – нечего здесь разглядывать.

– Может, помощь какая нужна? – спросила одна из них, – скорую вызвать?

– Сами справимся, – со знанием дела ответил Сергей, – дуйте отсюда.

Через минуту бьющие Дениса судороги сошли на нет. Стеклянные глаза наполнились разумом. Положив парня на бок, свернув олимпийку и подсунув её верзиле под голову, Сергей поднялся на ноги, закурил.

– Да, Лена, – произнёс он, отыскав глазами окна новой квартиры супруги, – ты всегда умела весёлые места для жизни подбирать. Ну, ты как? – спросил Сергей парня, выпустив через ноздри ядовитый дым.

– Как обычно, – послышался слабый негромкий голос.

– Где живёшь-то?

– В соседнем доме.

Щелчком отправив окурок в сторону урны, помог парню подняться на ноги.

– Звать тебя как?

– Денис.

– Пойдём, Денис, до дома тебя доведу. Оставь, – бросил он, видя, что еле стоявший на ногах новый знакомый пытается поднять безнадёжно измазанную кровью олимпийку, – хотя на, – поднял он её сам и протянул Денису, – лицо вытри и к носу приложи.

***

Решение Денис принял утром. Пришло оно целиком и сразу и простотой своей даже озадачило. Он больше не будет заниматься фигнёй в виде бритв и таблеток, на этот раз он всё сделает так, чтобы пути назад уже не было.

Скрипнув пружинами старой кровати, Денис принял сидячее положение. Уперев локти в колени, Денис взглянул в висящее на двери стоявшего напротив шкафа зеркало. Жалкое зрелище. Из зеркала смотрело худосочное чучело с костлявыми волосатыми ногами, выпирающими рёбрами и длинными тонкими руками. Добравшись до увенчанного копной нечёсаных волос лица, Денис скривился. В подножье распухшего носа цвела синева, которая, переливаясь в бордовый, растеклась под глазами в смачные синяки.

– Убожество, – зло прошипел Денис собственному отражению.