Текст книги "Дом вверх дном"

В задумчивости Мария остановилась у края поселка

Маленький деревянный покосившийся домик с облупившейся голубой краской выглядел на фоне нарядной картины современного поселка анахронизмом. Заросший дворик за заборчиком из старого штакетника, серая завалинка для утепления, опоясавшая домик по периметру, маленькие окна с резными наличниками и нависшее над кровлей, словно выставленный кулачок, окно чердака в треугольном оформлении – неожиданная картинка, случайно попавшая сюда из далекой старинки, как ее остаток или, может, памятник. Своеобразный мостик к прошлому. Слева к стене примыкало деревянное крыльцо под навесом, который опирался на два фигурных столбика.

Но не особенности домика привлекли внимание Марии. На крыльце стояла женщина и, держась одной рукой за перила, задумчиво курила сигарету. Она показалась девушке знакомой, и как выяснилось спустя минуту, не случайно. Потому что на крыльце показался отец Марии. Девушка едва успела отпрянуть от забора и, прикрываясь кустами белой сирени, отбежала к старому дубу, чтобы спрятаться за его широкую спину.

Мужчина и женщина подошли к стоявшей возле домика автомашине и остановились. Мария напрягла слух, чтобы послушать, о чем они будут говорить. Но ничего не услыхала. Если бы девушка выглянула из-за дерева (а она боялась быть обнаруженной), то увидела бы, что Владимир Викторович молча открыл переднюю дверцу и, поддерживая за локоть, помог женщины сесть за руль. Ни слова не говоря и даже не кивнув ему головой, она завела мотор и с места лихо умчалась, обдав Владимира Викторовича облачком пыли. Как только женщина уехала, отец Марии вернулся в старый домик.

Девушка еще несколько минут постояла возле дуба, а потом осторожно продолжила прерванный путь. В ней вспыхнул целый букет разноплановых чувств, они, словно закипевшая вода в кастрюле, забурлили и требовали выплеска. Она узнала женщину – это была любовница отца, теперь она точно знает. Иначе, зачем женщина вместе с Владимиром Викторовичем оказались в пустом домике?

Мария все ускоряла шаг, потом почти побежала в сторону леса, который темнел в метрах двухстах. На опушке она упала в зеленевшую траву. Молодая листва над ней, пронзенная лучами солнца, весело трепетала. Мария присела, опершись обеими руками о землю, и просто заставила себя привести в порядок мысли. А что, собственно, произошло, она и раньше знала, что у отца есть любовница. Знала ли? Да, видела их вместе, но ни о чем таком даже не задумывалась.

Несколько месяцев назад Мария в хорошем настроении возвращалась из музыкального училища. Преподаватель по фортепиано хвалила ее и сказала, что она будет выступать на областном музыкальном конкурсе. Мария и сама знала, что играла замечательно. В тот раз всё так чудесно сошлось и сплелось. Чуткие и послушные пальцы рук передавали ее чувства клавишам фортепиано, а инструмент в свою очередь благодарно отвечал фонтаном глубоких и мелодичных звуков, окутывая девушку взрывом новых эмоций. Всё ладится, когда твой настрой, техника игры и атмосфера самой музыки сливаются в единое целое. Время при этом совсем исчезает и возникает ощущение невесомости и полета. Хотя после такой игры Мария чувствовала себя словно выжатый лимон, но это совсем неважно. Чувство полной удовлетворенности перевешивало всё.

Весело напевая, девушка перешла на другую сторону дороги и внезапно остановилась. Из ресторана, что был в нескольких шагах от нее, вышли отец и незнакомая женщина. Отец, очевидно, говорил что-то смешное, потому что женщина, запрокинув голову, весело смеялась. Она была брюнеткой с копной пышных волос и мягко, но цепко держала отца под руку. Мария моментально по-женски оценила ее внешность и особенно зеленые с искрой глаза. «Как у кошки», – подумала тогда она. Это то, что она успела отметить, так как в ту же минуту отец и женщина увидели ее. Отец как-то смущенно освободил свой левый локоть от руки женщины и, натужно улыбнувшись, спросил:

– Мария, что ты здесь делаешь?

И не ожидая ответа, тут же поспешно добавил:

– Мария, познакомься. Это моя главная помощница, можно сказать, правая рука, Лилия Николаевна. Она – главный бухгалтер, и мы здесь находимся по делам.

Странно, но Марию совсем не интересовало, чем тут занимались отец и Лилия Николаевна. Ее только слегка удивило, что отец, никогда не любивший рассказывать о своих делах, очень уж поспешно пытался объясниться. Приветливо улыбнувшись обоим и распрощавшись, Мария пошла прочь. Уже через пару минут, вернувшись к прежним приятным мыслям, она позабыла об этой встрече, и матери о ней не рассказывала.

И вот сегодня она снова увидела эту женщину, и вся картина, а точнее, ее изнанка, открылась перед ней во всей своей истинности и полноте. Потому, наверное, и затронула ее так сильно.

Боль, полоснувшая сердце острой бритвой, не отступала. По натуре Мария была максималисткой (если черное, то это черное, если белое, то – белое). К тому же, как большинство ее юных сверстников, она страдала комплексом повышенного самолюбия, высокими амбициями и чрезмерной эмоциональностью, поэтому просто не понимала, как в нынешней ситуации следует разумно повести себя.

Еще она интуитивно чувствовала, что эта нынешняя встреча обязательно нарушит равновесие, сложившееся в их семье. Баланс отношений, который зиждился на полной автономии каждого, когда никто без нужды не влезал в пространство другого, но каждый внутренне ощущал себя частью дружного семейства. У каждого были свои дела: отец занимался бизнесом, мать ставила спектакли в театральном институте, подросшая дочка занималась в музыкальном училище. Всё в этой семье было отлажено, хотя порой родители не видели друг друга по несколько дней. Отец рано утром уезжал по делам, а мать еще спала после вчерашнего спектакля, вечером отец возвращался домой, ужинал и ложился спать, а жены еще не было – у нее очередная репетиция, прогон, премьера, гастроли. Днем – два-три звонка: «Все в порядке?», ну и ладно. И такое положение как будто устраивало всех.

В растерянности Мария повела взглядом вокруг себя, и только тут заметила, насколько чудесна, как бы в диссонанс ее настроению, полянка, на которой она так неожиданно очутилась. Обоняние ее полностью еще не восстановилось, чудесные весенние запахи были ей почти недоступны. Но белые, желтые, нежно-фиолетовые крокусы сверкали под лучами солнца, словно звезды, опустившиеся с неба. Она невольно залюбовалась цветами. Между ними порхали первые веселые бабочки, ободренные весенним теплом, и одна из них села на красную кроссовку Марии. Девушка долго смотрели на нее, стараясь не шевелить ногой, и думала о том, как хорошо быть беззаботной бабочкой. Если бы она смогла ею стать, то выбирала только самые красивые цветы.

Глава 2

Как рай становится адом

1

Владимир Викторович стоял в сумраке старой кухни, низкий деревянный потолок которой нависал над ним так низко, что он опасался коснуться его головой и потому слегка сутулился. В дорогом костюме среди неуюта старенького пустого дома он выглядел странным манекеном, совершенно здесь излишним. Наконец-то он окончательно решил вопрос со своей любовницей. Однако не чувствовал при этом почти ничего, кроме щемящей пустоты

Он прошелся по кухне и подумал, что именно в этом доме, когда-то, очень давно, и совершенно в ином мире, он был абсолютно счастлив. Если, конечно такое состояние счастья вообще возможно. Более сорока лет назад в этом доме, чудом сохранившимся до наших времен, мальчик Володя прожил четыре года вместе с отцом и матерью. В домике, кроме кухни, были еще две комнаты, в одной проживала старушка-хозяйка, а другую снимал отец, обучавшийся в военно-воздушной академии, расположенной на соседней станции пригородного поезда. Позади дома находился сарай, в котором хранились дрова и уголь. Сарай давно развалился, а избушка еще стоит.

Потом Владимир Викторович снова стал думать о своей любовнице, но не в настоящем, а уже как бы в прошедшем времени, и она теперь представлялась ему как воплощение женского естества, чрезвычайно заманчивого, но очень летучего и неуловимого. А значит, ненадежного и обманчивого. Как он раньше этого не замечал? Хотя не в таком уж далеком прошлом ее близость неотвратимо действовала на него, сводила с ума. Ее глаза, то обнадеживали и предвосхищали необъятную вселенную, то суживались до кончика тончайшей стрелы, пронзавшей его насквозь. Жгучая боль и безграничное облако наслаждения – эта женщина была способна на все. Кроме одного, быть покорной. Но теперь он нашел в себе силы, чтобы покончить с ней. И очень доволен этому. Хотя нет, ему было все же жаль, что так получилось. То есть, одновременно он и радовался, и жалел. Бывает же такое!

Он переместился в комнату. Медленно обошел вдоль ее стен, всматриваясь в каждый сучок, в каждую трещинку и глубоко вдыхая в себя воздух. Да, это та самая комната, и она снова вернула его в далекое детство. Ему казалось, что он даже чувствует тот самый прежний запах, хотя ничего, кроме затхлости и пыли, комната не источала. И, наверное, воспоминания о том времени, о дошкольном детстве, которое представлялось теперь таким прекрасным и безоблачным, неосознанное желание вернуть его, заставили Владимира Викторовича купить в этой местности участок и построить загородный особняк.

Хотя детство было не таким уж безоблачным. Вот здесь, в углу, случилась беда, едва не стоившая ему жизни. Трехлетний карапуз, еще не совсем уверенно державшийся на ногах, споткнулся и упал животом на включенную для обогрева комнаты плитку, стоявшую на полу. Молодые, беззаботные родители находились тут же в комнате, о чем-то разговаривали, но ни один из них почему-то не подумал об опасности. Страшной боли Владимир Викторович, естественно, не помнил, но картина раскаленной до красноты плитки и топающего неуверенными ножками малыша перед тем, как упасть на нее, стоит до сих пор перед его глазами. Она гранитным резцом запечатлелась в мозгу. От ожога у него на левой стороне живота остался светлый шрам величиной с гривенник.

И опять возник образ женщины, перебив картину из детства. Полчаса назад она стояла в комнате и с легкой усмешкой слушала его голос, когда он, старавшийся быть спокойным, объявил о предстоящем разрыве. Она выслушала его, с безразличным видом пожала плечами и, ни слова не говоря, направилась к выходу. Он, приготовившийся к возможным сценам, разборкам и выяснению отношений, с некоторой растерянностью пошел за ней. Она умчалась на машине, оставив после себя облако дорожной пыли. Но он запомнил ее взгляд, полный внезапной ненависти и ее слова, брошенные напоследок: «Будьте вы прокляты!».

Вот у этой стены стояла его кроватка. А на стене висел тонюсенький коврик с жидкой бахромой по краям, изображавший лес и бегущих оленей. Животных было трое – впереди крупный олень с рогами, за ним – стройная олениха, а позади маленький олененок. Мальчик Володя, когда ложился спать, то отворачивался к стенке и долго рассматривал рисунок на ковре. Он хотел знать, куда бегут эти красивые звери? А еще ему всегда представлялось, что большой олень изображает его отца, олениха – его маму, а олененок – это он сам. Дружная, веселая семья. И он счастливо улыбался и засыпал.

Но, увы, потом «дружная» семья распалась. В жизни каждого человека есть ключевые события, которые накладывают на личность и его судьбу существенный или даже определяющий отпечаток. Одной из таких вех для подростка Володи оказался развод родителей, а также то, что предшествовало ему несколько месяцев. Скандалы, примирения, новые громкие и злые выяснения отношений. Жизнь напоминала опасный вулкан, который едва затихал, но потом извергался с новой силой, выплескивая потоки ядовитой лавы, отравлявшей все вокруг себя. Мальчик, не понимая причин случившегося, невыносимо страдал, в нем тоже все кипело и бушевало, и в один из вечеров, когда очередной скандал достиг высшего накала, он не выдержал и в сердцах заорал на отца, чтобы тот убирался и что он его ненавидит. Мать заплакала, отец от неожиданности опешил, а на другое утро собрал свои вещи и покинул семью. Володя потом несколько ночей не мог уснуть и весь в слезах клялся себе, что когда станет взрослым, то в своей семье никогда не допустит никаких скандалов. В ней будут царить только любовь, доверие, взаимное внимание и понимание.

Владимир Викторович выбрался на улицу. Надо же, дуб – свидетель его детства – сохранился. Не засох, не сгнил и зеленеет по-прежнему. Что для него сорок-пятьдесят лет? Это для человека – целая эпоха, включающая в себя детство, юность, зрелость и наступающую старость. Владимир Викторович с каким-то нежным чувством погладил ствол дерева. Шестилетним мальчишкой он забрался на него, да так высоко, что потом, глянув вниз, испугался и от страха заорал на всю деревню. Прибежала мама и, причитая, принялась бегать вокруг дерева. Потом она позвала хромого старика-соседа, и он, тыча клюшкой, сердито кричал, чтобы хулиган спускался. А хулиган крепко уцепился за ветки и кричал, всхлипывая, как резанный. Пока не пришел со службы отец, который достал из сарая лестницу, поднялся на дерево и аккуратно спустился вместе с сыном. Уже на земле хорошенько отшлепал непослушное чадо.

А вот и бывший пруд, в котором жарким летом любили купаться мальчишки. На его берегу росла береза, за толстый сук которой привязали веревку, так называемую «тарзанку», раскачивались и с визгом прыгали в воду. Пастух-подросток из местных почему-то симпатизировал Вовке и в знак особого расположения часто показывал ему «часики». Мальчишка нырял под воду, там стаскивал с себя трусы, и над поверхностью к всеобщему восторгу показывалась его голая белая попка. Сейчас пруд превратился в заросшее болото.

– Ах, Лилит, Лилит! Что ты сделала со мной? – горестно размышлял Владимир Викторович.

Когда началась пандемия, Владимир Викторович, несмотря на пугающую болезнь, был даже в какой-то степени ей рад. Ему нужно время, чтобы что-то решить и восстановить нарушенное душевное равновесие.

2

Несколько месяцев тому назад Борис Иванович предложил на должность главного бухгалтера опытного и проверенного, как он особо подчеркнул, специалиста. Потом в ресторане был юбилейный банкет, на котором новоиспеченная сотрудница показала себя, лихо станцевав «Калинку».

Она была в коротком, чуть выше колем, синем платье с белой двойной окантовкой на уровне талии и на воротнике вокруг шеи. Она попросила чуть отодвинуть столы, чтобы расчистить место для танца.

Раздалась музыка и, сложив руки на груди, женщина сделала первые плавные шаги. Остановилась, широко раздвинула руки в сторону, словно хотела объять весь мир, совершила один оборот вокруг себя, другой. И двинулась гордой поступью.

Музыка зазвучала быстрее, танцовщица на секунду замерла, обрамляя голову двумя согнутыми в локтях руками. Потом резко бросила их вниз, топнула стройной ножкой и сделала несколько кругов по площадке. Левую руку она держала на поясе, а правой изящно вращала ладонью над головой. И тут же переход в следующую фигуру: поставив руки на бедра, она попеременно выставляла вперед согнутые в коленях ножки. И наконец, кружась, снова стремительно понеслась по залу. Волосы ее развевались, а с лица не сходила улыбка радостного вдохновения. Быстрый ритм чередовался с медленными и плавными движениями, переходы были незаметными, ловко перетекающими из одного в другой, и приводили зрителей в восторг.

Когда она закончила танцевать, очарованные гости зааплодировали и радостно закричали «Браво».

Вот тогда она и обратила на себя особое внимание Владимира Викторовича, ценившего удаль и мастерство в любых проявлениях. Он подошел к ней и сделал комплимент, а потом спросил, как ее зовут.

– Если официально, то – Лилия Николаевна. А для близких и друзей я просто Лилит, – сказал она, блестя глазами.

– Можно я буду вашим близким другом?

Она удовлетворенно кивнула головой.

Ее место за столом неожиданно оказалось рядом с ним, и он вдохновленный присутствием красивой женщины и той заинтересованностью, с которой она его слушала, остроумно шутил, рассказывал забавные истории и говорил веселые тосты. Она охотно смеялась его остротам, то поднимая на него искрометные загадочные глаза, то скромно опуская их. Ах, эти красноречивые, полные тайны, взгляды женщины, желающей понравиться! Не явные, отнюдь не вызывающие, но такие многозначительные и обволакивающие. Любого мужчину сведут с ума.

Присутствующие заметили необычное поведение Владимира Викторовича, но ему было все равно. Он чувствовал себя непринужденно и свободно и с удовольствием ощущал, что перед ним, кажется, открываются перспективы заманчивого, романтического приключения. К тому же он не раз замечал поощрительную ухмылку друга – Бориса Ивановича.

По ходу вечера Борис Иванович подсел к ним, предложил тост за очаровательную Лилит, чем вызвал ее благодарную, хотя и несколько натянутую улыбку, и рассказал смешной анекдот.

– Встретились два знакомых, и один другому говорит: «Ты знаешь, мне кажется, что моя жена спит с садовником». – «Почему ты так думаешь?» – Прихожу вчера вечером домой и вижу в нашей постели букет роз». Тут его друг задумчиво произносит: «А ты знаешь, мне кажется, что моя жена спит с сапожником». – «С чего ты взял?» – «Понимаешь, прихожу вечером домой, а в нашей кровати лежит голый сапожник».

Борис Иванович тонко, одними губами, улыбнулся, а Владимир Викторович конфузливо посмотрел на Лилию Николаевну. Она в некотором смущении опустила глаза

И, как выяснилось впоследствии, – Лилия Николаевна оказалась изумительной любовницей, мечтой многих искушенных мужчин. Всепоглощающая страсть нахлынула на Владимира Викторовича стремительными цунами. Увы, когда мужчиной овладевает такая болезнь – все остальное по боку, разум бледнеет и отступает. Владимир Викторович окунулся в бешеные чувства, как в прорубь с головой, и окончательно ее потерял.

Три дня и три ночи, официально в командировке, а на самом деле в пансионате, затерявшемся в лесной глубинке Подмосковья, пролетели для Владимира Викторовича как один миг. Здесь в номере люкс он вместе с Лилией Николаевной провел чудесное время. По части любви эта женщина была неистощима и безрассудна. Она напоминала отнюдь не ужасную, а прекрасную Горгону-Медузу с многочисленными щупальцами, которые крепко сжимали не только его тело, но и порабощали душу. От взгляда ее зеленоватых глаз, в которых играли непонятные искорки, он трепетал и впадал в некий ступор. Страсть охватывала Владимира Викторовича по несколько раз за ночь, опустошала его до донышка, но тут, же наполняла вновь, заряжая новой силой. Трое суток напоминали сказочный сон. Любовники больше ни на что не хотели тратить драгоценное время, выходили из номера только для того, чтобы перекусить в ресторане, и быстро возвращались в номер, желая снова остаться вдвоем.

Последующие дни также были наполнены заманчивым содержанием. Таинственность на работе, когда надо было под маской безразличия и служебного интереса, скрывать истинные отношения, красноречивые взгляды при каждом удобном случае, периодические свидания в отелях или саунах, страстные объятия, порой случавшиеся в служебном кабинете, – все это делало его жизнь разноцветной, насыщенной и утонченной. Даже следы от ногтей, которые как-то после очередного свидания оставила Лилит на его спине, показались ему доказательством ее необыкновенного чувства и их удивительных отношений. Правда, жена этот знак любви не оценила, и ему потом пришлось объяснять, что царапины якобы были сделаны иголками от можжевелового веника, которым попотчевал его банщик, когда он с Борисом Ивановичем посещал парную.

В тот период угарной страсти он абсолютно не ощущал какой-либо вины перед женой и не хотел признавать, что совершает что-то неприличное, неподобающее. И это он, до этого случая верный муж, никогда не изменявший супруге. Как большинство мужчин в аналогичном положении, Владимир Викторович, конечно, тщательно скрывал от жены свое любовное похождение. Когда же надо было отсутствовать дома по причине очередного свидания, врал, не моргнув глазом, и не испытывал при этом никаких угрызений совести. Для себя же всегда находил оправдание. Его бурный и яркий роман не шел ни в какое сравнение с привычной, спокойной и размеренной семейной жизнью. Как прекрасно, что он встретил женщину, которая внесла в его будни яркие краски!

Так продолжалось около трех месяцев.

Правда, однажды жена, стараясь не глядеть мужу в глаза, заявила, что отныне они будут ночевать в разных спальнях, объяснив это тем, что она не высыпается. Он воспринял ее решение спокойно и не стал вдаваться в подробности.

Гораздо мощнее на него подействовало неожиданный поступок Лилии Николаевны. В конце рабочего дня она появилась в его кабинете, многозначительно, словно маятник, покачивая бедрами, подошла к столу и положила перед Владимиром Викторовичем какую-то бумагу.

– Что это? – спросил он.

– Заявление об увольнении, – спокойно произнесла Лилия Николаевна, слегка наклонив набок голову.

– Что? – Владимиру Викторовичу показалось, что очки на его носу от удивления полезли вверх. Он долго читал несколько слов, никак не мог вникнуть в их смысл и сообразить, что бы это значило.

– Подпишите заявление, Владимир Викторович, – тем же невозмутимым тоном продолжала Лилия Николаевна, и обычная легкая хитринка в ее глазах, которая всегда его волновала, и смысл которой он никогда не мог постичь до конца, засияла как-то по-особому.

Он, подчиняясь ее взгляду, машинально подписал.

3

Лилит исчезла из его жизни так же внезапно, как появилась. Вот уже три недели он ее не видел. Ни звонка, ни привета. Причем случилось расставание в тот момент, когда он считал, что их отношения прочны, как никогда, а любовь достигла апогея.

Кто-то засомневается да еще усмехнется: разве это любовь? Так, банальная интрижка, нередко случившаяся на служебной территории между начальником и его подчиненной. Протекают подобные истории обычно одинаково, но вот их последствия для каждого или обоих могут быть разные.

Но будем считать, что любовь все-таки была. Иначе, как и чем объяснить, что Владимиру Викторовичу после неожиданного расставания стало мучительно больно. Словно недавно он как бы получил самое великое в жизни сокровище и неожиданно его лишился. И теперь цеплялся за него всеми фибрами души и атомами тела. Нет, втюриться в пятьдесят – это страшно и опасно.

Первый ушат холодной воды вылил на него Борис Иванович. Он лично способствовал сближению своей бывшей любовницы Лилии Николаевны с Владимиром Викторовичем и внимательно наблюдал за развитием любовных перипетий друга. Небольшое приключение он бы еще понял. Но здесь было нечто иное, от чего веяло тревогой и даже опасностью. Вот тогда Борис Иванович решил действовать.

Обычное посещение бани в конце недели, где друзья расслаблялись и отдыхали, в этот раз прошло по измененному сценарию. После горячей парилки с дубовым веничком и легкого массажа, который им устроил знакомый банщик Федя, а также пары рюмок коньяка, которые они приняли, удобно устроившись на диване за низеньким столом, Борис Иванович спросил:

– Дружище Володя, что происходит с тобой? Где задор, где энергия, где целеустремленность? Ты похож на мокрую тряпку, брошенную на пол.

– Я и есть тряпка, – как-то вяло ответил Владимир Викторович.

Он залпом выпил еще одну рюмку, не предложив присоединиться другу, и произнес такую тираду:

– Послушай, Боря. Почему все так обмелело? Где чувства? Где страсти? Все исчезло. Одна видимость, обман, сплошные иллюзии и пошлости. Я ведь всегда считал себя удачливым человеком. Да, мне везло, хотя везение не то слово, ибо я всего добивался сам. Точнее, мы вместе с тобой добились, – поправился Владимир Викторович. – Но сейчас я чувствую себя несчастным.

Борис Иванович тоже выпил свою рюмку. И снова наполнил обе.

– Э-э-э, куда тебя потянуло, дружок, – покачал он головой. – Это все лирика. Эфир. Подуешь на него, он и растворится в воздухе. Даже запаха не останется.

– Нет, любовь – не эфир. Любовь – это…, это…, – так и не найдя подходящего сравнения Владимир Викторович махнул рукой, немного подумал и спросил: – Ты знаешь, что такое счастье? – И, поскольку находился в состоянии среднего опьянения и рассеянного духа, то принялся философствовать: – Я теперь знаю, счастье – это лишь небольшой промежуток времени, наполненный неким особым содержанием. Оно, увы, никогда не бывает постоянным. Потом о нем с грустью вспоминаешь и хочешь повторить снова и снова. Но, увы, как нельзя дважды войти в одну и ту же воду, так и невозможно вернуть ушедшее счастье.

– Эка, куда тебя потянуло? – снова протянул Борис Иванович. – Понимаю, тебе надо выговариваться. Ты не стесняйся. Говори, говори

– Но ведь хочется счастья, Боря. Так хочется.

– Гениально! – воскликнул Борис Иванович. – Давай выпьем за счастье.

Чокнулись и выпили

– Но когда оно появляется, то, как его удержать?

– Я тебя понимаю, дружище. И вот что скажу. Плюнь ты на эту Лилит. Она не стоит твоего ума, твоего благородного сердца. И даже мизинца. Да!

– Нет, – горячо возразил Владимир Викторович. – Она не такая. Она… Она…, – он снова пытался подыскать звонкую метафору, но опять не получилось. – Если бы я не встретил ее, то так и прожил бы оставшуюся жизнь ровно и спокойно. Был бы доволен, но никогда не испытал бы настоящего блаженства. Но…, – он снова ушел в задумчивость, и вдруг глаза его заблестели, как будто он неожиданно сделал выдающееся открытие. – Ты знаешь, что мне только что пришло в голову – в неведении ведь тоже блаженство. И в забвении. Только оно другого рода. И никто не знает, какое блаженство лучше. Вот так. И потом, – он укоризненно покачал пальцем перед лицом Бориса Ивановича, – ты ведь тоже не в стороне был, когда у меня с ней завязывалось. Вроде даже поощрял.

– Я ничего не имею против легкого флирта. Он и в самом деле скрашивает будни. Ты же знаешь мой принцип – из всего извлекать удовольствие жизни.

– Из всего? – с сомнением покачал головой Владимир Викторович.

– Ну да. Для чего тогда жить? Я хотел, чтобы и ты получил удовольствие. Но я не думал, что ты втюришься по самую макушку. А ведь у тебя семья, – Борис Иванович многозначительно поднял вверх указательный палец. – Не забывай, твоя семья – это все.

Владимир Викторович поморщился, но промолчал. Покончив с одной бутылкой, друзья заказали вторую.

– У тебя, друг мой, обычная хроническая болезнь, – настойчиво твердил Борис Иванович, с тонкой, всёпонимающей улыбкой. – Она настигает тысячи, миллионы людей. Так что, ты не новичок. Но ее надо лечить. Лекарство от любви всегда горькое, однако его можно подсластить. Я понимаю, Лилия Николаевна – дама манкая, она кого хочешь с ума сведет, но… Имей ввиду, если дама сорвалась с привязи, это цунами, шторм, и никакие разумные доводы на нее не действуют.

– Это ты к чему? – испугался Владимир Викторович.

– Так, к слову. Давай, я познакомлю тебя с другой женщиной. Красотка, скажу тебе.

Владимир Викторович гневно сжал губы и решительно помотал головой.

И тут Борис Иванович выпустил, наконец, на свет свой самый мощный аргумент. Он подвинулся совсем близко к другу, наклонил к нему лицо и заговорщицки произнес:

– Я тебе вот что хочу сказать. Лилит – это крот. Понимаешь, крот. Она внедрена.

– Крот? Внедрена? – Владимир Викторович усиленно заморгал, пытаясь сообразить. Потом поднял на друга покрасневшие глаза:

– Какой крот? Врешь, кроты так себя не ведут.

– У специалистов есть другое название для таких дам – сладкая приманка. И ты попался на этот крючок.

– Зачем? Зачем? – воскликнул Владимир Викторович.

– Тише ты, – Борис Иванович наклонился к самому уху друга и многозначительно прошептал: – Чтобы украсть наш бизнес. Неужели непонятно.

И с самым серьезным и озабоченным видом откинулся на спинку диванчика.

– Откуда знаешь? – все еще не верил Владимир Викторович.

– Да уж знаю, – подтвердил Борис Иванович. – Она была внедрена в нашу фирму и выполняла специальное задание.

– Не понимаю. Мы с ней никогда о работе при встречах не говорили. Да и она ни о чем таком не спрашивала. Да и ни к чему ей. Она главбух, вся отчетность была перед ней.

– Вот именно. Она все разузнала. И скрылась. Скоро мы почувствуем последствия.

– Но ведь ты сам ее предложил, у нее были надежные рекомендации.

– Это говорит только о том, насколько она профессиональный агент. И о том, что у нее опытные покровители. Нам надо серьезно подумать – что мы можем им противопоставить. Да соберись ты, наконец!

Владимир Викторович поднял на Бориса Ивановича растерянный взгляд.

– Нет, Боря. Шпионки так себя не ведут. Она…

– Только так и ведут. Они прекрасные актрисы, специально обучаются искусству обольщения. И ты не отличишь, где у них истинное, а где они играет. Вспомни легендарную танцовщицу Мату Хари, которая работала сразу на несколько разведок.

– Что же мне делать? – схватился за голову Владимир Викторович. – Как быть? Раскинули, понимаешь, сети со всех сторон.

– Ничего. Прорвемся. Если она позвонит тебе, а она, думаю, скоро это сделает, согласись на встречу. Покажем, что и мы не лыком шиты. Нам навязывают бой, и мы его достойно примем. А надо будет, нанесем упреждающий удар.

– Хорошо, – нехотя согласился Владимир Викторович. – Хотя мне будет нелегко.

– Ты уж постарайся. Ради общего дела.

4

Через несколько дней Лилит действительно позвонила и, как ни в чем не бывало, предложила встретиться. Владимир Викторович долго думал, в каком месте организовать свидание, и тут ему на помощь опять пришел Борис Иванович, который предложил собственную квартиру на северо-востоке Москвы.

Владимир Викторович долго собирался с духом. Нужно было определиться, какую линию избрать, как он должен вести себя, что будет говорить. Но, увы, – никакой ясности у него в голове не было. Он поехал на встречу не с мыслью, чтобы расставить все точки над «i» и окончательно расстаться с бывшей подругой, а с какой-то неявной надеждой, что, может, все еще образуется и вернется на круги своя.

Ранее Лилия Николаевна никогда не приходила на свидания вовремя. Привычка у нее такая была – постоянно опаздывать. Иногда Владимир Викторович ожидал ее в машине по десять, двадцать, а то и тридцать минут, а когда она с улыбкой впархивала в кабину, то никогда не извинялась за опоздания. Как можно? Разве в чем-то она виновата? Ну, так получилось, и вообще в рамках московских ожиданий сорок минут – это нормально.

Но в этот раз Лилия Николаевна появилась вовремя. Она села в машину возле станции метро, легко и приветливо поздоровалась с ним, как будто они расстались только вчера. Владимир Викторович повез ее на квартиру Бориса Ивановича. Лилит выглядела ослепительно. Или Владимиру Викторовичу, истосковавшемуся по общению с ней, так показалось? Нет, и в самом деле, легкий загар и умелый макияж прекрасно подчеркивали все достоинства лица и особенно выразительные глаза Лилит. Светлый брючный костюм сидел на ней так, словно она манекенщицей на показе мод готовилась выйти на помост. Все в ее облике было продуманно и изящно. Владимир Викторович залюбовался женщиной, и сердце его заныло и закипело от пожара вновь вспыхнувшей страсти.