Текст книги "Юность Манаса"

Виктор Вагапович Кадыров
Юность Манаса

© Издательство «Раритет», 2004

* * *

Это было более тысячи лет назад. Смерть и разорение пришли на земли кыргызов. Зеленая трава выбивалась бесчисленными конскими копытами. Пыль столбом поднималась над движущимися войсками кытаев, заслоняя жгучее солнце и смешиваясь с черным дымом горящих селений. Пятьдесят стотысячных армий послал Эсен-хан против хана Ногоя, который осмелился потеснить кытаев с Тянь-Шаня, подняв свое алое знамя свободы над кыргызскими племенами.

На огромной территории – от далекого озера Лоб-Нор за зыбучими песками великой пустыни Такла-Макан, где была восточная ставка хана Ногоя, до благодатной Ферганской долины – правили кыргызские баи, признающие верховную власть Ногоя. Карашаар и Куча, Тянь-Шаньские горы и Кашгарские степи, Алай и Алтай – везде кочевники вели мирную жизнь под защитой Ногоя.

Кытайский хан Эсен не хотел мириться с тем, что западные земли вышли из-под его императорской власти и управляются своевольными кыргызами. Он послал против них несметное войско, какого никогда прежде не видели седые вершины Тянь-Шаня.

Кыргызские батыры сражались как львы, но силы были неравны. По всей земле от Лоб-Нора до Ферганы лилась кровь, окрашивая реки в багряный цвет. Синее небо стало черным от дыма и пыли. К небесам неслись стоны раненых и умирающих. И над всем этим – нескончаемый гул движущихся войск, топот копыт, лязг оружия и резкие команды полководцев. Казалось, все силы ада вырвались на свободу из-под земли и заполнили нескончаемым потоком горные долины Тянь-Шаня и Алтая, пустынные равнины Кашгара.

Верная дружина Ногоя плотным кольцом окружила место последнего приюта своего хана. Воины, закованные в железные панцири, образовали сплошную стену из сдвинутых щитов, выставив вперед копья. Лучники, расположившиеся перед этой кольцевой стеной и внутри нее, посылали в сторону противника тучи стрел. А натиск надвигающихся кытаев сдерживала конница. Всадники яростно врезались в массу наступающих врагов, нанося смертоносные удары мечами и палицами направо и налево. Трупы убитых, десятками и сотнями лежащие друг на друге, создавали дополнительное препятствие на пути кытайских воинов.

В центре этого гигантского круга на разостланных шкурах лежал смертельно раненный Ногой. Широкие скулы и резкие черты лица говорили о сильном характере кыргызского хана. Глаза его были закрыты, дыхание хрипло и порывисто. Его последние слова были обращены к стоящим вокруг него людям:

– Мои братья, Чыйырды и Шыгай! Мои сыновья, Орозду, Усен, Бай и Джакып! Пришло время нам расстаться! Не жалейте о моей смерти – я умру свободным человеком! Пусть недолгой была наша вольная жизнь, но мы смогли показать великому Кытаю, что кыргызы мощная сила и что с нами надо считаться! Посмотрите, как они нас боятся – Эсен-хан прислал пять миллионов воинов, чтобы победить наших горных львов! Каждый наш джигит стоит тысячи кытайских воинов… Но время пришло. Вы должны остановить эту бойню – во имя будущего. Не дайте кытаям истребить наш народ до последнего человека. Сдайтесь на милость победителю. Просите пощады.

Пр и этих словах Ногоя среди стоящих вокруг него людей пронесся недовольный ропот. Они считали позором сдаться, а не умереть на поле сражения!

– Тише! У меня мало времени, – хан с трудом открыл глаза и посмотрел в небеса невидящим взором. – Я вижу батыра! Я вижу льва, который пьет кровь кытайского хана. Я вижу орла, который раздирает сердце Эсен-хана! Это он, я узнал его! Этот лев в обличье человека являлся ко мне во снах! Он вдохновлял меня на борьбу с кытаями!

Окружающие Ногоя люди с недоумением и жалостью глядели на своего хана. Видно, помутился у него рассудок от близости смерти!

– Джакып! У тебя родился сын, я поздравляю тебя! – продолжал Ногой.

– Ата! – рыдая отозвался младший сын Ногоя. – Вы бредите, у меня еще нет жены! Я молод!

– Не говори глупостей, юнец! – перебил его Ногой. – Твой первенец лежит рядом со мной, как бы я не задавил его невзначай! Береги его, Джакып!

В этот момент раздались дикие вопли кытаев, разъяренных собственным бессилием перед бесстрашными всадниками Ногоя.

– Торопитесь, братья! Вы должны спасти людей, сложите оружие! – вновь произнес Ногой.

Словно темная туча на мгновение скрыла солнце и погрузила весь мир во тьму. Мгновенно стих шум борьбы, и слышались только причитания пораженных ужасом людей.

Когда тьма рассеялась, из уст родственников кыргызского хана вырвались возгласы удивления. Тело Ногоя исчезло… вместе с покрывавшим его алым знаменем!

В наступившей тишине раздавались команды кыргызских военоначальников, призывавших своих воинов сложить оружие.

Непослушный сын

Восточная часть Тянь-Шаньских гор, где берут начало могучие реки Или и Тарим, гигантским языком врезается в выжженные пески Джунгарии и Такла-Макана. До подножия горных хребтов доносится и другое знойное дыхание – великой пустыни Гоби. Но многочисленные озера, надежно укрытые горными хребтами, величественные ледники и реки, скачущие по крутым ущельям, – эти бесценные водные сокровища – создали в этой части земли неповторимое зеленое царство.

Склоны гор здесь покрыты густой и сочной травой. Буйно цветут растения и кустарники, распространяя медвяный запах. Тысячи насекомых наполняют округу гудением и стрекотанием. Переливистые трели птиц услаждают слух всякого странника, оказавшегося здесь волею судьбы. Уставший от унылого однообразия выжженных склонов, оставшихся позади него, путешественник оживает и молит Всевышнего о милости к этой благодатной земле – земле Тянь-Шаня.

Эта горная страна с давних пор давала приют многим племенам кочевников: вверх по Или поднимались со своими стадами казахи, догоняя уходящую в горы весну; здесь прятались от жгучего зноя калмаки и джунгары, когда выгорала трава в Джунгарской степи от летнего солнца; кочевали со своим скотом многочисленные нойгуты, торгоуты и манджу. Всем хватало места. И именно здесь, в верховьях реки Или, несущей свои воды в бескрайние казахские степи, расположился небольшой аил[1]1
  Аил – стоянка, селение кочевников.


[Закрыть] кыргызского бая Джакыпа.

Когда-то давно, еще юношей, приехал в эти земли Джакып. Не по своей воле покинул семнадцатилетний сын великого Ногоя свою родину – Талас. Кыргызское войско было разбито кытаями, а потерявшие в одночасье и отца и мать четыре брата были сосланы в разные земли. Старший сын Ногоя, Орозду, со своим многочисленным семейством был заперт в долине Алая. Второй, Усен, с сыновьями был отправлен далеко на восток, в сибирские леса. Третий, Бай, с двумя сыновьями поселился в Кашгарских степях, а младшего – Джакыпа отослали в Алтайские горы.

Не добрался до далекого Алтая сирота. В семье Чаяна, сына Бёёна из племени манджуров, живущих на востоке Тянь-Шаня, нашел приют кыргызский юноша. Впрочем, многие кочевники и эту землю называли Алтаем, хотя туда было еще несколько дней пути вдоль длинного Джунгарского хребта на восток.

Джакып так ловко управлялся со стадами Чаяна, что тот в знак благодарности выделил ему часть скота и отдал в жены свою дочь Бакдёёлёт. У Джакыпа к тому времени уже была одна жена – Шакан, оставшаяся вдовой после смерти его дяди Чыйыра. По кыргызскому обычаю, после проведения аша – годовщины смерти аксакала[2]2
  Аксакал – седобородый; человек почтенного возраста.


[Закрыть], племянник взял Шакан в жены. Всевышний не дал им ребенка. Вторая жена Джакыпа – Бакдёёлёт тоже оказалась бесплодной.

Джакып был справедливым и заботливым баем, и к нему прибивались те, кто остался без крова и помощи в родных аилах. Одни были из кыргызских, другие из казахских, третьи из нойгутов и иных племен, пострадавших от притеснений калмаков и кытаев. Джакып всем давал кров и надежду на лучшую жизнь. Пришлые люди гордились тем, что их, как и уважаемого ими бая Джакыпа, называли кыргызами.

Аил Джакыпа состоял уже из семидесяти семей. А скота у кыргызского бая теперь было больше, чем у любого жившего по соседству племени. Скот для кочевника – единственное богатство, поэтому Джакып считался на Алтае очень богатым человеком. Видно, Небо охраняло его. А в пятьдесят лет кыргызский бай чуть не умер от счастья – Всевышний помог Чыйырды, так по имени первого мужа прозвали Шакан, родить Джакыпу наследника – сына Манаса. С тех пор минуло десять лет. И вот уже перед Джакыпом, волосы которого сверкали серебром, сидел сын-юноша. Посторонний человек вряд ли бы догадался, что этому юноше десять лет. На вид Манасу было не меньше пятнадцати.

– Ты опять бросал камни в священный мазар[3]3
  Мазар – гробница, место поклонения.


[Закрыть], когда там молились люди, – в который раз пытался увещевать сына Джакып. – Небо покарает тебя за такое богохульство! А недавно ты сломал святую арчу у источника – сотни паломников прокляли тебя!

– Отец, эти глупые святыни с их беспомощными духами не могут защитить людей от несправедливости и от бед! Почему люди вместо того, чтобы взяться за оружие и дать отпор ненавистным калмакам и кытаям, грабящим и убивающим их, бегут к этим мазарам и, как трусливые шакалы, воют о спасении? – в глазах Манаса полыхнул мрачный огонь.

Джакып испуганно замахал руками:

– Молчи, сынок мой! Не накликай беду на нас. Молод ты рассуждать об этом. Мы живем на чужой земле, все наши родичи рассеяны по свету. Я сорок два года живу на Алтае, ни с кем не ссорился, у всех почет имею. А ты своим поведением позоришь мои седины.

Несмотря на тревожные чувства, снедавшие его душу, Джакып с любовью посмотрел на нахохлившегося сына. Улыбка пряталась в густой белой бороде старика. Он с трудом придал твердость голосу и продолжил нравоучения:

– Пойми, жеребенок мой, нельзя обижать ходжу[4]4
  Ходжа – мусульманин, совершивший паломничество в Мекку.


[Закрыть] – он совершил великий путь в святую Мекку. Ты вырвал у дуваны[5]5
  Дувана – юродивый, нищий.


[Закрыть] посох – а он им лечит людей.

– Дервиш[6]6
  Дервиш – мусульманский нищенствующий монах.


[Закрыть] – шарлатан, а не врачеватель… – начал было возражать Манас, но Джакып остановил его, повысив голос до звенящих нот:

– Ты должен слушать старших и не возражать – это закон кочевников. Нельзя нарушать законы – они даны нам нашими предками. Тысячи лет мы кочуем по земле, и нас охраняют наши законы и обычаи.

– Атаке[7]7
  Атаке – уважительное обращение к своему отцу.


[Закрыть], расскажите лучше про вашего отца, моего деда великого Ногоя! – взмолился уставший от нравоучений мальчик. И добавил, оправдываясь: – Знать своих предков – тоже наш обычай!

– Ты прав, Манас. Человек, не знающий своих предков, подобен дереву без корней. Недолог будет его век. – Джакып выдержал паузу и продолжил величественным голосом: – О дитя мое, твой род из тюрок-кыргызов. В нем знаменитый Кара-хан и Огуз-хан, основавшие могучие каганаты тюрок. От их потомка Бабыр-хана, сына Байгура, родился Тюбей. От него – Кёгёй, у которого было три сына – Ногой, Шыгай и Чыйыр.

Славный твой дед Ногой потеснил кытаев, правил на всем Тянь-Шане. Подчинялись ему Кашгар и Карашаар. На берегу далекого озера Лоб-Нора ставку имел Ногой. Все мы тогда, кыргызы, в правителях ходили. Но Эсен-хан, правитель могучего Кытая, послал против кыргызов огромное войско в пять миллионов воинов. И они разорили страну Ногоя. Жили мы беззаботно и вот превратились в беспомощных рабов. Много кыргызов погибло. Погиб и твой дед. Его сыновей и весь народ кыргызский развеяли кытаи по свету, чтобы впредь кыргызам не объединиться. А были мы свободным народом – никому не подчинялись!

– Почему же сейчас мы терпим, когда калмаки наш скот угоняют? – запальчиво вскрикнул Манас. От охватившего его гнева зрачки темных глаз вновь заполыхали мрачным огнем.

Напуганный внезапной вспышкой сына, несчастный отец сурово проговорил:

– Манас, своим поведением ты снискал себе славу бесноватого, одержимого. Ты не умеешь сдерживать себя, выказывать уважение другим. Я боюсь, что Небо покарает тебя, сынок! Как мы без тебя останемся? Ведь мать в тебе души не чает, не надышится на тебя. Пожалей своих старых родителей, жеребенок.

Джакып закрыл лицо руками и сидел, горестно размышляя.

Ночь перед расставанием

– Апа[8]8
  Апа – мать.


[Закрыть], расскажите сказку про меня, – попросил Манас. Уложенный в постель раньше обычного, мальчик никак не мог заснуть и беспрестанно ворочался под одеялом.

– Я тебе, миленький, столько уже раз рассказывала. Не устал слушать? – отозвалась Чыйырды, занятая вышивкой затейливых узоров шелковой нитью на кожаных штанах сына.

– Еще только один раз, – взмолился мальчик. – Завтра отец отвезет меня в горы к одному богатому человеку. Я там буду ягнят пасти. Отец сказал, что за хорошую работу богач обещал скотом расплатиться. Я уже достаточно большой, чтобы вам помогать.

Чыйырды неспешно начала свой рассказ, а воображение ребенка рисовало яркие картины.

Вот его несчастный атаке, горестно взывающий к Небу, рыдающий о бесплодии жен. «Все будет хорошо!» – отвечает ему Небо тихим голосом.

А вот чудесный сон его матери. Явился к ней седобородый старик, посланник Аллаха, и сообщил, что Всевышний сжалился над слезами Чыйырды и Джакыпа. Вручил старик ей огромное белое яблоко и попросил съесть его. Яблоко оказалось слаще меда и заполнило собой весь живот женщины. Выполз из нее, шипя, гигантский дракон в семьдесят метров длиною. А Чыйырды сама великаншей стала. Оседлала вместо коня того дракона, а он вдохнул и втянул в себя весь мир.

И отцу его, Джакыпу, сон снится. Сокол с золотым оперением, стальными когтями и клювом прилетел к нему. Стал Джакып кормить птицу лунным светом, свитую из серебра веревку на нее надел. На шест посадил сокола. От его грозного вида другие птицы не смеют по небу лететь, звери от страха по норам попрятались.

Вот собрались на совет старейшины, чтобы истолковать вещие сны Джакыпа и Чыйырды. «Родится сын!» – твердят одни аксакалы. «Он будет править миром!» – предвещают другие.

Вот Чыйырды, увидевшая вещий сон, молит Джакыпа зарезать сорок лошадей. Тот в гневе – да мало ли что там аксакалы нагадали! Может, сын и не родится, зачем же попусту забивать столько кобылиц? Скот же большим трудом наживается. Рассерженный Джакып выходит из юрты и в ночной тишине слышит голос: «Атаке, зачем вы мою мать расстраиваете? Не печальтесь из-за добра, богатства всего света найдете!»

Вот казашка Канымджан ругает бая Джакыпа за пропажу своего сына Мендибая. Бай забыл привязать своего коня Туучунака, и тот убежал. Мальчик отправился на поиски коня – и не вернулся.

Отправляется бай Джакып на розыски мальчика. Ищет его всюду, зовет: «Мендибай!» Клянет своего коня за крутой норов. Вдруг видит – на островке посреди реки пасется его Туучунак! Мальчика рядом нет, а конь покрыт шкурой белого тигра. Сжалось сердце Джакыпа – не разодрал ли тигр сорванца? И где тот человек, что тигра убил?

Вот из леса выходит невредимый Мендибай, с улыбкой на лице. Рассказывает Джакыпу удивительную историю. Бежал он за Туучунаком долго и уже отчаялся поймать его, как выбежали вдруг из-за горы сорок мальчиков и тоже припустили за конем. Туучунак добежал до леса и хотел скрыться в нем, но вдруг из зарослей выскочил белый тигр и бросился на Туучунака. Норовистый конь лягнул зверя копытом, а тут и один из мальчиков подскочил – огрел тигра палицей по голове. Хищник издал оглушающий рык и повалился замертво. Сняли мальчики со зверя шкуру и набросили на Туучунака. Подошел к Мендибаю удалец, ударивший тигра, и пригласил его поиграть с ними. А когда прощались, сказал тот мальчик Мендибаю: «Бедняга мой отец, бай Джакып, совсем извелся от горя. По ребенку горюет. Пока к нему не приду, не успокоится».

Манас, слушая нескончаемый рассказ матери, в который раз попытался напрячь свою память – есть что-то заветное, тайное, известное только ей. Ведь если правда все то, что рассказывает ему мать, то он, Манас, – не случайно появился на свет. Его рождение было угодно Богу небес! Схватки у Чыйырды длились восемь дней. Разве такое бывает? Не хотел Манас выходить на свет божий. Женщины, помогавшие при родах, так устали, что руки им свело. Чыйырды, державшаяся за специально для этого случая установленный посередине юрты золотой кол, так измучилась, что едва сознание не потеряла. И только когда в юрту влетела божественная Умай-эне[9]9
  Умай-эне – мифическое существо, охраняющее младенцев; покровительница домашнего очага.


[Закрыть] и стала выталкивать дитя, приговаривая: «Твоя доля в бренном мире», – вышел из чрева Манас.

А сейчас он прислушивался к себе – должно было быть внутри него что-то, что отличает его от других людей! Но он прожил уже десять лет – и до сих пор не было ни одного знака от Всевышнего. Может быть, он действительно еще очень мал для выполнения своего предназначения? И в чем оно заключается?

Когда Манас появился на свет, все дивились ему – столь необычному ребенку. Все старейшины собрались, чтобы найти ему имя подстать. Долго спорили аксакалы, но так и не смогли подобрать подходящее имя. И только дувана в белом одеянии и с огромным посохом, невесть откуда появившийся и потом неизвестно куда девшийся, сумел предложить имя мальчику, которое с восторгом было принято всеми: «В начале имени пусть будет буква «мим» – это начертание имени пророка. В середине пусть будет «нун» – начертание имени святого. А в конце «син» – образ льва. А вместе будет «Манас», да убережет его Всевышний!»

– Манас, – еле слышно вслед за матерью повторил мальчик. – Это имя будет обласкано Аллахом!

Все дальше и тише становился голос Чыйырды, все ближе и яснее виделись Манасу фигуры таинственных воинов. Он хотел вглядеться в их суровые лица, запомнить их, но сон окутал все пеленой.

Чудесная встреча

Прошло уже семь дней с тех пор, как привез Джакып сына к своему пастуху Ошпуру. Манас не должен был знать, что Ошпур – простой чабан. Поэтому Джакып поприветствовал Ошпура словно богатого бая и попросил оказать ему милость – взять сына в помощники пасти ягнят. В тайне от Манаса Джакып поручил Ошпуру и его помощнику Кадообаю присматривать за мальчиком. «Будьте с ним построже – пусть иногда и поголодает. А если дерзить будет, так и поколотите. Только на пользу строгость ему пойдет, может, возмужает дитя мое», – так говорил своим работникам бай.

Манас сразу сдружился с сыном Кадообая Чегебаем. Вдвоем они пасли ягнят, скрашивая медленно текущее время бесконечными разговорами.

Вот и сейчас они сидели на вершине небольшого холма, у подножия которого паслись их ягнята.

– Чеге, что за странная собака появилась в стаде – она схватила одного ягненка! – воскликнул Манас, дернув за рукав сидевшего рядом с ним мальчика. Чеге обернулся и увидел, что огромный волк, придавив ягненка, вырвал большой кусок из его тела.

– Ой-бой! Это не собака, это – волк! Пропали наши ягнята! – и Чегебай бросился к волку, размахивая палкой.

– Стой, Чеге! Может, он съест одного – и сам убежит! – попытался остановить товарища Манас, видя, что серый хищник намного больше, чем его друг.

– Он пока всех овец не перережет – не успокоится! – крикнул на бегу Чегебай, но тут же внезапно застыл на месте, остановленный пристальным взглядом желтых глаз волка. Хищник злобно рыкнул, и перепуганный мальчик опрометью пустился назад.

Какая-то сила подхватила Манаса, и он бесстрашно бросился на волка. Зверь закинул ягненка себе на спину и побежал в сторону гор. Манас – за ним.

– Манас, осторожно! Волк может и на человека напасть! – кричал вслед своему товарищу Чегебай. Но Манас твердо решил догнать зверя и отобрать его добычу.

Волк, перевалив небольшую гору, скрылся в узком скалистом ущелье. Мальчик потерял хищника из виду, но кровавый след, который оставляла его жертва на камнях, был отчетливо виден. Попетляв между огромными валунами, Манас оказался перед входом в пещеру. Кровавые следы вели туда. Поколебавшись мгновение, мальчик смело шагнул во мрак навстречу неизвестной опасности.

Манас остановился на секунду, чтобы дать своим глазам возможность привыкнуть к темноте. Как только мальчик различил впереди себя слабый свет, он, не раздумывая, бросился вперед.

Очередной узкий поворот привел мальчика в гигантский каменный зал. То, что увидел там Манас, привело его в изумление.

Зал был полон всадниками на крылатых конях. Роскошные одежды людей слепили глаза, все пространство было залито призрачным светом, исходившим от всадников. И, о чудо! – перед Манасом стоял ягненок, целый и невредимый. Манас подбежал к нему, оглядываясь по сторонам в поисках волка. Но серого хищника нигде видно не было. Прижав к себе ягненка, мальчик поразился тому, что на его шкуре не было ни ран, ни пятен крови. Манас вопросительно посмотрел на чудесных всадников.

– Моего ягненка притащил сюда волк. Я сам видел, как он разодрал это создание на части. Скажите мне, куда делся волк, как получилось, что ягненок остался цел. – Манас настолько был поражен происходящим, что ему казалось, узнай он, куда делся хищник и как воскрес погибший ягненок, то и остальное станет понятным.

– Не тревожься, дитя. Разве ты видишь ссадины или раны на своем ягненке? – проговорил один из всадников. – Выслушай нас…

Но Манас, казалось, не понимал обращенных к нему слов.

– Этот волк был похож на большую собаку, только он был серый и бежал большими прыжками. Уши у него торчком стояли. Я сам видел, как он разодрал моего ягненка пополам. Я бежал за волком по кровавым следам. И теперь я здесь, и мой ягненок цел и невредим. Кто вы? – мальчик во все глаза разглядывал необычных людей. Да люди ли это?

Один из всадников сошел с коня и приблизился к Манасу. Белые одежды дервиша и белая борода – мальчик узнал его, хотя видел только в своих фантазиях! Это он приснился его матери – Чыйырды. Это он появился на совете старейшин, чтобы дать ему имя «Манас».

Старик ударил посохом о землю и на глазах ошеломленного мальчика превратился в волка. Хищник встряхнулся, и перед Манасом опять стоял удивительный старец.

Это превращение видел и Чеге, пробравшийся следом за Манасом в пещеру.

– Я Хызр Илиас[10]10
  Хызр Илиас (Кызыр) – бессмертный пророк, покровитель героев и влюбленных.


[Закрыть], – проговорил старец, подходя к Манасу. – Я искал тебя сорок дней. А это мои помощники – сорок чилтенов[11]11
  Чилтены – сорок мифических существ, обладающих сверхъестественной силой.


[Закрыть]. Настало время, я должен открыть тебе твое предназначение. Аллах создал тебя для сражений. Никогда ничего не бойся. Борись за справедливость. Всевышний будет всегда на твоей стороне. Я и мои чилтены поможем тебе, если потребуется тебе наша чудесная сила. Ты должен прославить свое имя, Манас!

Указывая на перепуганного Чегебая, Хызр сказал:

– Зови его отныне Кутубием, он принесет тебе счастье. Этот мальчик будет твоим верным товарищем – чоро. Еще тридцать девять товарищей будет у тебя. Их имена известны мне. Но ты, Манас, их найдешь сам. И помни, время пришло!