Текст книги "Ярый князь"

Ярослав входил в Кострому через Волжские ворота. На удивление, воротных сторожей он не увидел, а на вопрос «Куда подевались воротные псы?» проходивший мимо горожанин мимолетом бросил:

– С разбойными… и сами в разбой подались!

– А как же воевода Александр? Он-то куда глядел? – недоумевая, протянул Ярослав, и тут же, правда уже другой костромич, пояснил:

– Сидит в тереме, заперся, глаз не кажет. Ватажники пригрозили, что на воротах повесят, коли веселиться мешать будет, вот он взаперти и сидит, – рассмеялся прохожий. – А ты откель такой любознательный выискался? – поинтересовался он в свою очередь.

– Новгородский я. По торговому делу.

– То-то говор приметный. Твоих земляков среди ватажников несчитано, поди, все… Вот к говору-то и привыкать начали.

– А где же их, земляков-то, искать?

– Так везде… Где хмельная брага льётся, там и ищи. Тебе-то, чай, кого из знакомцев надобно? – спросил словоохотливый костромич, на что Ярослав доверительно спросил:

– Купца Анфима Никитича не встречал?

– Оно куда хватил: Анфима Никитича… Он у ватажников за воеводу. Правильный мужик, – похвалил прохожий. – Ты его на дворе купца Михаила Игнатича поспрошай. Да поспеши. Проходил я мимо, видел во дворе купца людно, да и коней десяток топотят у коновязи.

– Спасибо тебе, добрый человек, – благодарно поклонился Ярослав.

Двор купца Михаила Игнатьевича Ярослав отыскал быстро. И правда, ворота были распахнуты настежь, а во дворе толпились десятка два мужиков.

Анфима Никитича Ярослав узнал не без труда: в Новгороде неприметный, здесь же он больше напоминал боярина – и одеждой, и осанкой, и поведением, и даже лицо стало строже, а взгляд оценивающе-властным. До Ярослава донёсся его голос:

– Выводи коней! Со мной едет десяток Никифора. Остальные без надобности, – и, направившись в сторону ворот, нос к носу столкнулся с новгородцем.

– Никак Ярослав! Ну-у, дела… Ты чего здесь? – спросил он, не скрывая удивления.

– Здрав будь, Анфим Никитич, – поклонился молодец. – Меня батюшка послал… К тебе…

– Оно как. Но дело-то, чай, не спешное? Ты где стал на постой?

– На посаде. У батюшкиного знакомца, вернее родича, правда, дальнего…

– Поедешь со мной, – не терпящим возражения тоном, произнес Анфим Никитич. – По пути поговорим. Эй, – обернулся он к следовавшим за ним ватажникам, – дать молодцу коня!

Выехав за городские ворота, десяток всадников направился берегом Волги.

– Так с чем тебя послал Тихон Семёнович? – поравнявшись с Ярославом, негромко спросил Анфим Никитич.

– Батюшка прознал о походе на булгар… И что поход тот принёс ватажникам прибыль немалую…

– Прибыль у купцов, у нас же добыча, – поправил Анфим Никитич.

– В общем, батюшка хочет получить хотя бы половину долга. Ведь за сотню, что батюшка оснащал, ты поручился.

– А почто твой отец заторопился? Уговор был расчёт по осени произвести…

– Все так, Анфим Никитич. Только батюшка тревожится, как бы ватажники не спустили всё до нитки…

– Хитёр Тихон, – усмехнулся в бороду воевода ушкуйников. – Добре! Получишь всё сполна! – И, помолчав, спросил: – А не боишься с серебром возвращаться? Путь-то не близок…

– А кого мне бояться? Я-то с деньгами не поеду. Тут вскорости через Кострому обоз с солью пройдёт, с обозниками и переправлю денежки. Сам же здесь останусь. Батюшка велел.

– Батюшка велел… – передразнил Анфим Никитич Ярослава, – а сам чего же? Вон каков вымахал молодец, и дело тебе надобно молодецкое. Иди в ватагу. Себя покажешь, земли иные посмотришь, и серебра-то поболе в мошну положишь, чем от торговлишки.

– Я, Анфим Никитич, благодарен тебе за заботу, токмо подумать надобно.

– Ну, думай, думай…

– А далече ли путь держим? – поинтересовался Ярослав.

– Почитай, уже приехали. За тем поворотом, – повёл рукой воевода. – Лес тут хорош: сосны высокие, ровные, да и лиственница встречается. Вот мы ушкуи на Изломе и строим. Народишку прибывает, для него лодии надобны, – пояснил Анфим Никитич.

Вскоре лес расступился, и взору Ярослава открылся вид на волжский простор, песчаный откос, на котором лежало на боку несколько десятков больших лодок. Некоторые из них были подняты на бревна и закреплены упорами, вокруг них копошился народ, дымили костры, пахло смолой.

– Работает народец, а присмотр всё едино надобен. Ушкуи смолят… Дело это непростое и важное. Чай, поход-то не последний. А для нас ушкуи, что лошадь для степняка, без неё никак, и нам без лодий нет хода, – рассмеялся воевода.

– А строят-то где, не видать, – закрутил головой Ярослав.

– Сразу не увидишь. Это чуть дальше, за лесом, за косой, где Излома в Волгу втекает. Здесь поглядим, как дело движется, и на Излому поедем. Ещё увидишь умельцев наших, подивуешься. Топорами машут так, что глаз не отвести…

Всадники осторожно спустились с высокого берега на откос. Встречающиеся мужики скидывали шапки и кланялись поясно.

– Здрав будь, Анфим Никитич!

– И вам здоровья, – откликался на приветствие воевода.

Ярослав отметил, что поклоны мужики отвешивали не по принуждению, как не раз он наблюдал в Новгороде, когда мужику встреч двигался боярин, а с уважением. «Знать, в чести воевода у ватажников! А в Новгороде глянулся просто: купец как купец, коих немало было в окружении отца». Идя рядом с воеводой, Ярослав не без интереса отмечал, как со знанием дела Анфим Никитич разговаривал с мастеровыми, как любовно поглаживал борта ушкуев, мимо которых проходил. Когда же все работные собрались вокруг приехавших ватажников, Анфим Никитич, приложив руку к груди, произнёс:

– Много сделано, добротно, за то вам, мастера, низкий поклон. Одно прошу: поспешите. Ушкуи нам вскоре занадобятся. Вы уж порадейте. Вижу, работы много. Так вы среди местных умельцев поищите. Посулите денег. Сколь запросят – столь отдам! – твёрдо закончил свою речь воевода.

Когда вновь сели на лошадей, Ярослав не утерпел с вопросом:

– А что, Анфим Никитич, поход вскорости намечается?

– Будет поход. Да ты никак решил с нами податься?

– Не решил ещё, но уже охота одолевает.

– Ну-ну, – ухмыльнулся в бороду воевода. – Тот-то ещё будет, когда ты молодцов наших в доспехе да с оружием увидишь. Это тебе не княжеские дружинники, одно слово – ушкуйники.

Еще издали Ярослав услышал перестук топоров, а вскоре увидел верфь ушкуйников. На пологом берегу Изломы, некогда поросшем травой, а ныне вытоптанном до пыли, среди ошкуренных и неошкуренных стволов деревьев, чадящих и пылающих костров, ощетинившихся, словно рёбрами, начатых и уже белеющих бортами готовых ушкуев, работало до двух сотен человек. Заметив, как азартно горят глаза у Ярослава, Анфим Никитич поинтересовался:

– Доселе видел, как лодии строят?

– Не довелось, – тряхнул кудрями молодец.

– Дело то непростое, попервой не познаешь. Ну да ладно, смотри, – повёл рукой воевода, – видишь на брёвнах, что на земле, брус лежит? То киль будущего ушкуя. Поверх него наложена широкая доска – это основа для поясов обшивки. Она крепится с килем деревянными нагелями, концы которых расклиниваются. Вот те бруски, что стоят вертикально с небольшим уклоном наружу, – штевни. Они соединяются с килем клинцами. Их вырубают из цельного ствола с углом толстой ветви. Потом ставят толстые ветви с прогибом, с наружной стороны их чуть стесывают, чтобы к ним плотнее прилегала обшивка. А там уж и борта обшивают сосновыми или из лиственницы досками. Вон тот ушкуй, что слева, почти готов, только доски поперек закрепить, то для гребцов, и мачту поставить. И все – спускай на воду. Рассказал-то я просто, да только не каждому дело это по уму и по руке. Ты, Ярослав, вот что: оглядись тут, а у меня дела, – и воевода, подозвав кого-то из мастеровых, удалился в сторону уже готовых ушкуев.

Мимо Ярослава, с трудом переставляя ноги, невысокий кряжистый мужик тащил на плече короткий, но объемистый ствол дерева. То ли груз был велик, то ли мужик слабосилен, но сопел он натужно с придыхом.

– Пособил бы, – не поднимая головы, прохрипел работный.

Ярослав, метнувшись к страдальцу, подсел под бревно и подставил плечо. А так как ростом он был намного выше работного, то бревно поднялось над плечом мастерового.

– Куда нести?

– Пошли, милок, тут недалече, – глухо ухнул мужик и устало вытер пот со лба тряпицей, что свисала с пояса. – Рядышком тут. Вот славно-то, вот Господь послал помощника, – запричитал он. Мужик едва поспевал за широко шагавшим новгородцем. – Пришли. Клади здесь, – показал он на лежащие под навесом такие же короткие, но уже ошкуренные брёвна, и когда Ярослав освободился от груза, работный любовно похлопал ладонью по стволу: – Живое, тёплое… Хорошее из него чудо-юдо выйдет.

– Что за чудо-юдо? – удивился Ярослав.

– Это такие головы звериные, что на носу лодий ставят. Неужто не видел?

– А-а-а, вон оно что… Приходилось. Я же из Новгорода. Чего там только не видел… И заморские суда, и наших мореходов…

– А ушкуи морские видел? – поинтересовался мужик.

– Не приходилось, врать не буду.

– А я не токмо видел, но и сам помогал строить. Мальцом тогда ещё был, отцу помощником, а он у меня мастер знатный. Про поход дружины Луки Варфоломеевича супротив шведа слыхал?

– Слышал. Так то было лет сорок тому…

– Я и говорю, мальцом тогда ещё был. Ушкуи для дружины делали знатные: борта высокие, мачты крепкие, палубы, руль навесной… Ушкуи-то те в Бело-море хаживали и еще далее в самый что ни на есть Ледовитый океан. Шведов побили, добра взяли немало. Через три года опять походом пошли, ещё дальше, аж до самих норвегов, и тож побили. Я уже постарше тогда был – помню, как мужиков Господин Великий Новгород встречал… Э-эх, было время, – с грустью произнес мужик. – Мне бы годков эдак двадцать скинуть…

– Так ты вроде и ноне с ушкуйниками.

– Нет. Это мы с Новгорода пришли землякам пособить в постройке ушкуев. Завершим дело, и домой… А страсть как хочется жизни вольной хлебнуть, душу потешить… Не всё татарве над нами измываться…

– Неужто на татар ватажники пойдут? – удивился Ярослав. – Не убоятся? Татар-то тьма. Вон сколь земель под ними.

– Не убоятся, – уверенно произнёс мужик. – В Булгарии татар бивали и далее спуску не дадут. Крепки духом молодцы, в отцов и дедов пошли, – не без гордости заметил мужик. – А ты, чай, не с нашим братом, не с ватажниками? Видел я, что ты с Анфимом Никитичем приехал…

– Всё так. Я только ноне в Костроме объявился. Дело у меня…

– Дело, значит… Ну-ну, – не скрывая разочарования, поднялся с бревна мастеровой. – Заболтался я с тобой. Ты иди, земляк. У меня тоже дело…

– Тебя как зовут-то? – уже уходя, спросил Ярослав.

– Игнатом кличут. Будешь в Новгороде, на Ильине улице спроси кого, меня там все знают, избу покажут. Гостем будешь… – и, вытянув из бревна топор, направился к группе мужиков, ошкуривавших сосновые стволы.

В Кострому вернулись поздно вечером. Анфим Никитич Ярослава не отпустил, а пригласил к себе отведать хлеб-соль. За столом купца Михаила Игнатьевича собралось народу немало: кроме воевод тянули хмельной мёд из чаш сотники и даже кое-кто из простых воинов.

Когда еде и питью было отдано должное, со своего места поднялся боярин Александр Абакунович. Ростом высок, телом дороден, голосом зычен. Его русые густые волосы стянуты узкой кожаной петлей, на шее тяжёлая золотая цепь, пальцы в перстнях, отсвечивающих камениями. Несмотря на жару в трапезной, одет он был в парчовый кафтан, подбитый мехом. Взгляд цепкий, властный… Боярин Ярославу не глянулся. И хотя Александр Абакунович был новгородцем, в Новгороде Ярослав его ни разу не встречал.

– Братья мои, – загремел боярин голосом, заставив всех замолчать. – Ведомо мне, что хан Золотой Орды осерчал на нас за поход на Жукотин, повелел князьям головами выдать…

За столом мужики зароптали, возмущаясь услышанным.

– Да только не пойдёт русич на русича, а вот мы на татар пойдём! Князья головы свои склонили под татарские сабли, а мы сами татар склоним, до самой земли, и в землю, даст бог, вгоним! Так, мужики?

– Так! Правду говоришь! Любо нам!

Ярославу стало страшно. Во Владимире от своего дядьки-воеводы он слышал другое: что не время ещё подниматься на татар, силён ворог – и кроме крови пролитой напрасно, это ни к чему не приведёт. А тут…

– Через две седьмицы лодии, что ноне в работе, будут готовы, – продолжал Александр Абакунович. – Довольно молодцам бражничать, пора и делом заняться. Знамо мне, что вниз по Волге город богатый стоит – Бельджиман, а там еще один город – Укек прозывается, тож недалече. Так что на нагл век городов татарских хватить. Не так, мужики?

– Веди! Пустим кровя татарве! – послышались одобрительные выкрики, народ зашумел, потянулся к ендовам с мёдом. – Тебе верим, боярин, веди на татар!

«Две седьмицы. Всего две. Как же донести весть до Данилы Петровича? Самому нельзя, хватится Анфимий Никитич. Через обозников? Так те с солью еле ползут… Что же делать?»

– Ты чего такой смурной? – прервал размышления Ярослава воевода. – Радоваться надо – поход вскорости. Или ты всё ещё не надумал с нами идти?

– Надумал. Токмо воин из меня никудышный. Силы много, а умения ратного никакого, – развёл руками Ярослав.

– Ничего. Обучу. И кольчугу тебе подберу, и меч дам по руке. Воином-то быть куда как славно, а то… по торговым делам… Ты торговлю отцу оставь, ему сподручнее. Ноне ешь, пей, а завтра начну из тебя воина делать, – и воевода от души приложился ладонью по широкой спине молодца.

Слишком вольготно жилось ушкуйникам в Костроме. Не чаяли они на родной земле познать беду, а она пришла нежданно-непрошено. Нашлись среди костромичей люди верные великому князю владимирскому, открыли городские ворота и впустили дружины княжеские. Дружинники вязали ватажников во множестве и на воеводский двор стаскивали. Немногих из ушкуйников миновала уготованная им князьями участь. Среди схваченных в доме купца Михаила Игнатьевича оказался и Ярослав.

– А боярин-то, Александр Абакунович, ушёл. С ним улизнуло мужиков с сотню, а то и поболе, – тихо переговаривались ватажники. – Да и с Изломы сотни три ушло. Чай, в беде-то нас не оставят.

С рассветом ушкуйники разглядели, что повязанных не так уж много – сотен пять-шесть, а значит, из города большая часть ватажников ушла. Досадно только, что многие бежали без доспехов и оружия, которое держали сотники в определенных местах под охраной: опасались, как бы ватажники, охмелев, не порубили бы друг друга. Теперь это опасение вышло для ватажников боком. Их повязали почти без сопротивления.

День прошёл в тягостном тревожном ожидании. Поговаривали, что вместе с князьями в город вошло несколько сотен татар и отряд булгарских улан. К плененным сердобольных костромских баб, принесших в кашолках еду, не допустили. Только после полудня на площади появились князья. Оглядев плененных ватажников, великий князь владимирский Дмитрий Константинович распорядился:

– Мужиков развязать, дать воды. Воевод и иных начальных людей найти и привести на правёж.

Дабы избежать ненужных волнений среди ватажников, воевода Анфимий Никитич вышел сам, за ним последовали сотники. Их окружили княжеские дружинники и повели в сторону ближайшей к воеводскому терему башне, подле которой располагалась пытошная изба.

На следующий день состоялся суд. Перед воеводским теремом за ночь соорудили помост, на котором под знаменами поставили три кресла. В центре сел великий князь владимирский Дмитрий Константинович, справа от него расположился его старший брат князь нижегородский Андрей, слева – князь ростовский Константин. Поодаль за столом разместились тиун княжеский и писцы. Слева в окружении воинов стояли послы татарские и булгарский князь Ази Билуг – посланец хана Булат-Тимура. Он-то и был главным обвинителем ушкуйников. Суд вершился споро: Анфимия Никитича и ещё сорок двух начальных людей, заковав в железа, передали послу хана Хидыбека для суда и расправы. Остальных же ватажников, приведя к кресту, пустили вольно. Те не замедлили оставить город. С ними ушёл и Ярослав.

На луговине, что сползала к реке Изломе, собрались уцелевшие после рядов ушкуйники, и хотя пострадали от княжеского суда немногие, на Излому пришло не более четырех сотен. Кто-то из ватажников ушёл в Новгород, а кто-то по лесам прячется, спасаясь от княжеского гнева.

На притащенный из окружавшего луговину леса обрубок дерева взобрался боярин Александр Абакунович. Все-таки ночь захвата княжескими дружинниками ушкуйников не обошлась без крови: рука боярина была на перевязи, да и голова стоявшего рядом с ним воеводы Дмитрия Сапы была охвачена набрякшей от крови тряпицей.

– Что ж, братья мои, наказал нас Господь за гордыню, чрезмерное питьё и житьё разгульное… Проворонили дружины княжеские, – разнёсся над понуро стоявшими ушкуйниками зычный голос Александра Абакуновича. – Думали, что на родной земле вольно жить будем и сам великий князь володимирский нам не указ. Ан нет! Ткнул нас Димитрий Константинович рылом в землю, и поделом! Впредь остерегаться надобно и своих, и нехристей-бусурман. Жаль вот токмо братьев, что головами выданы татарве. А посему – не защита нам князья! Верно ли я говорю? – обратился боярин к притихшей толпе.

– Верно! Всё так! – разноголосо отозвались ушкуйники.

– А не помститься ли нам за обиды, князьями причинённые, за наших братьев, татарам отданным на расправу?!

– Пустим кровя дружинникам! – уже дружнее подхватили ватажники. – Покажем князьям, чья воля!

– Одно плохо, – продолжил Александр Абакумович, – много оружия и зброи осталось в Костроме. А с голыми руками нам дружины княжеской не одолеть. Надобно в Новгород возвертаться, народишку понадёжней набрать, оружия прикупить… а там можно и на Волгу! Благо дело ушкуи все целы, на воду спущены, нас дожидаются. Все ли со мной согласны? – обозрел толпу ватажников боярин.

– Веди, Александр Абакунович!

– Ты нам воевода – тебе и решать!

Боярин смахнул с головы шапку, перекрестился и крикнул в гомонящую толпу ушкуйников:

– Так тому и быть! С богом, братья!

Ярослав был среди ватажников. Он внимал речи боярина и был с ним согласен: подло поступили князья, ночью напали, повязали безоружных… А суд и подавно… вспомнить стыдно: не суд, а судилище, во всем потакали суздальские князья булгарскому князю Ази Билугу. Но Ярослав понимал и другое: с ушкуйниками ему не по пути. Торговое дело в Новгороде крепко налажено. Отец в летах, уйдёт в мир иной, ему всё достанется. Тут уж не до походов за зипунами, о своём деле думать надобно. И потому, когда ватажники устремились к излучине Изломы, где сиротливо стояли ушкуи, Ярослав приотстал, а представился момент – юркнул в кусты.

Княжеские дружины Костромы ещё не покинули, и потому на улицах было людно и шумно. Ярослав с большим трудом отыскал княжеского воеводу Данилу Петровича Скобу, который по-хозяйски распоряжался погрузкой на подводы собранного по дворам оружия ушкуйников. Увидев племянника, воевода призывно махнул рукой, и когда тот приблизился, с облегчением выдохнул:

– Слава тебе, Господи! В здравии. Ты где же, племяш, пропадал? Я тебя в городе обыскался. Грешным делом, подумал, не загинул ли…

– Жив-здоров. Прости, что раньше не сказался. Был среди ватажников… – оправдываясь, виновато произнёс Ярослав. – Ты же наказал мне втае быть: ниже травы, тише воды…

– И то верно. Всё верно сделал. Ты мне вот что скажи: со мной пойдёшь или здесь дела есть?

– Коли позволишь, с тобой пойду. Токмо вести нехорошие довести хочу про ватажников, – снизил голос до шёпота Ярослав. – То князей касаемо.

– Пойдём. С великим князем сведу. Токмо ты уж, племяш, не оплошай, поведай всё как есть.

Великий князь Дмитрий Константинович перед уходом из Костромы в очередной раз строго наказывал костромскому воеводе Александру Щеличеву. Тот стоял перед ним склонив голову, тяжело и шумно дышал, раз за разом торопливо смахивая пот со лба.

– Большую часть оружия и зброи ватажников оставлю тебе. Ты же, употреби его с умом: помимо дружинников, что под твоим началом, ополчи ещё сотен пять мужиков, одень их, корми справно, делу ратному обучи.

– Всё сполню, как велишь, государь, – затряс кудлатой бородой воевода Щеличев.

– И вот ещё что: ворота, что на Волгу выходят, хлипковаты. Укрепи. Буду в городе, спрошу. Да ты, воевода, по-хозяйски осмотри крепость – вал поднови, стены, заборала-то[16]16
  Заборала – деревянная надстройка для защиты воинов, стоящих на стенах крепости, от стрел противника.


[Закрыть] вона дырами светятся…

Александр Щеличев только пыхтел да кивал согласно головой. И как не кивать: грозен великий князь, спросит строго, коли что.

– А людишек, что помогали дружинникам моим вязать разбойных, ты одари: кому зерна отсыпь, кому медяков…Да не скупись! – погрозил перстом великий князь. – В другоряд мужики те помощниками тебе верными будут.

В дверь горницы заглянул боярин Никита. Кашлянув в кулак, он пробасил:

– Прости, государь, воевода Данило на слово просится. Впущать или пождёт?

– Зови, – и, обернувшись к Александру Щеличеву, приказал: – Иди да помни, что я тебе наказал. И зла на меня не держи.

Щеличев поклонился поясно и устремился к двери, но на пороге горницы воеводы сошлись. Оба дородны, широкоплечи, уперты, уступать друг другу не хотят – и если бы не боярин Никита, так бы и стояли набычась. Двинув плечом Данилу Петровича и отпихнув внушительного размера чревом Александра Щеличева, боярин протиснулся в дверь горницы.

– Государь, дружина на молебен стала, владыка тебя дожидается.

– Буду, пущай ждёт. Эй, Данила Петрович, заходи. Или дело неспешное?

Воевода поклонился поясно.

– Не один я, великий князь. Племяш со мной. Дозволишь ли?

Дмитрий Константинович кивнул.

Впервые Ярослав видел князя так близко. Русоволос, сероглаз, лоб высокий, открытый, нос тонкий, прямой, усы и борода с проседью, хотя и лет-то всего великому князю владимирскому неполных тридцать шесть. Оглядев молодца, князь строго сдвинул брови.

– Говори.

Поклонившись, Ярослав торопливо поведал:

– Был я по велению твоему, государь, у ватажников. Задумали они помститься за то, что учинил ты в Костроме. Пошли в Новград Великий сил набраться, а по весне опять придут на Волгу.

– Да, нужно было всех ватажников в железа взять, тогда бы и мститься некому было, – перебив речь Ярослава, зло бросил князь. – Кто у них за атамана?

– Боярин Александр Абакунович.

Помолчав, князь распорядился:

– Ты, молодец, пожди за дверью, а я тут с воеводой поговорю малость, – махнул рукой Дмитрий Константинович, и когда Ярослав вышел, продолжил: – Боярина до Новугорода не допускать. Неча ему народ баламутить. Ушкуйникам Твери не миновать. Там ты их встретишь. Как мне послухи донесли, разбойные без оружия и зброи… Так что бери три конных сотни и поспешай. Ушкуйников не жалей! Кровь на мне!

Оставшись один, Дмитрий Константинович перекрестился на образа, висевшие в красном углу горницы, и чуть слышно произнёс:

– Верно ли поступаю, Господи. Прости мои заблуждения, коли что не так. Не со злого умысла творю сие, а не могу поступить иначе.

В горницу уже в который раз заглянул боярин Никита.

– Ты уж прости, государь… владыка торопит.

– Иду, – решительно поднялся со скамьи Дмитрий Константинович. – Владыко пождёт, а вот дружину томить не след!