Текст книги "Танго четырех слонов, или… Геополитика для всех"

Именно противостояние Индии и Китая может стать одним из наиболее вероятных сценариев развития геополитической ситуации в мире. Разумеется, для этого обе стороны должны устоять в ожидаемом геополитическом взрыве.

В то же время, можно с уверенностью утверждать следующее – если устоит Китай, то США и их союзники приложат максимум усилий для того, чтобы сделать Индию достаточно мощной для противостояния ему. И ещё больше усилий приложат они, чтобы стравить эти два государства, ибо только в этом случае, хотя бы в роли арбитра, Запад сможет играть ведущую роль в международных делах.

Некоторый интерес для геополитического анализа представляет ситуация с возможным объединением двух корейских государств.

Одно из этих государств обладает ядерными и ракетными технологиями. Причем, последние уже позволяют Пхеньяну создавать межконтинентальные ракеты.

Другое корейское государство имеет мощнейшую промышленность и чрезвычайно высокий уровень технологического развития. И что получится, если объединить северные ракеты с южной электроникой, да начать производить всё это на заводах Сеула или Пусана – пока никто точно сказать не в состоянии. За исключением, разве что, самого простого – объединившись, Корея может превратиться в очень мощного геополитического игрока, которого США попробуют противопоставить Китаю и России.

Конечно, для корректности, мы обязаны рассмотреть и версию победы Пхеньяна, и тут не поздоровится уже Японии, но будем честны – пока этот вариант выглядит не очень жизнеспособно…

Из одиночных игроков ещё стоит отметить, пожалуй, только двоих – Иран и Саудовскую Аравию.

Иран имеет огромное значение в современных геополитических раскладах, поскольку эта страна является своеобразным замком на пути американской экспансии в Среднюю Азию. Именно эта страна являлась бы самым комфортным, самым благоприятным коридором в Среднюю Азию, если бы Вашингтону удалось сменить режим в Тегеране на более лояльный. Близость Ирана к американским базам в зоне Персидского залива, налаженная логистика в этом регионе, а также открывающийся прямой выход на Туркменистан, Таджикистан, Узбекистан, морской путь через Каспий в Западный Казахстан – всё это гарантировало бы американцам и их союзникам стратегическую инициативу в регионе и резко упростило бы как «лоялизацию» среднеазиатских режимов, так и противодействие российским попыткам как-то изменить ситуацию.

Говоря откровенно, падение режима в Тегеране, равно как и его покупка, открыли бы перед американцами парадную дверь в республики Средней Азии, позволив не только политически привязать к себе государства региона, но и начать там военную экспансию. И эта экспансия имела бы все шансы на успех, поскольку была бы подкреплена не слабенькими логистическими цепочками, упомянутыми выше, а мощной региональной военной инфраструктурой США в регионе.

То есть, мы можем отметить безусловную геополитическую важность Ирана, как цели. Но и собственные амбиции этого государства могут иметь серьёзные последствия с точки зрения изменения геополитической конфигурации этого участка глобуса.

Прежде всего, мы должны отметить, что Тегеран имеет неплохие шансы перекроить карту Ближнего Востока за счет своего соседа, Ирака. Разумеется, это вряд ли возможно при текущем состоянии дел, когда США жестко контролируют всю территорию, прилегающую к Персидскому заливу, за исключением самого Ирана. Но в случае каких-то значимых геополитических подвижек именно шиитские регионы Ирака являются первыми кандидатами на удовлетворение иранского геополитического аппетита.

В обозримом будущем возможно и поглощение Ираном некоторых областей и провинций Афганистана – как в случае стихийного развала этого государства, так и при попытке относительно мирного, инспирированного извне, его раздела на отдельные государства и зоны влияния.

Ну и наименее, на данный момент, вероятное – в случае серьёзного ослабления влияния США в регионе Тегеран может занять Бахрейн и Кувейт.

Так или иначе, мы можем с уверенностью предполагать, что Тегеран потенциально в состоянии превратиться в региональную сверхдержаву, военная мощь которой будет приближаться к мощи Израиля, а экономическая состоятельность, за счет контроля за крупнейшим мировым резервуаром нефти, можно будет сравнить только с влиянием мировых, а не региональных, сверхдержав.

Подобный расклад категорические не устраивает соседа Ирана по региону, имеющего собственные геополитические амбиции, а именно Саудовскую Аравию.

Саудовская Аравия – самый, вероятно, неудобный для анализа региональный геополитический игрок. Причин для этого множество, но прежде всего – религиозное влияние Эр-Рияда значительно превосходит его экономическую мощь, а немалый военный арсенал накладывается на относительно слабую заселенность страны и полное отсутствие у широких народных масс, избалованных десятилетиями внезапного изобилия, желания с оружием в руках защищать свою страну, не говоря уже о каких-то абстрактных геополитических интересах.

Вероятно, отчасти поэтому, мы видим постоянные попытки Эр-Рияда конвертировать во что-то реальное именно своё религиозное влияние – это и поддержка саудитами различных религиозных исламских течений по всему миру, и прямое финансирование группировок, ведущих террористическую войну или претендующих на захват государственной власти в других странах. За примером, я думаю, далеко ходить не надо – Саудовская Аравия финансировала и чеченских боевиков, пытавшихся устроить халифат на территории российского Северного Кавказа, и «братьев мусульман», устроивших государственный переворот в Египте и едва не укрепившихся там в качестве государственной власти.

Не чужда саудитам и практика экономического влияния на другие государства, прежде всего, посредством манипулирования ценами на нефть. В своё время это почувствовал на себе Советский Союз, а сейчас в полной мере ощутила и Россия. Хотя очевидно, что этот способ давления весьма затратен, и вряд ли СА готовы использовать его часто и подолгу.

Так или иначе, мы должны констатировать – Саудовская Аравия является региональным геополитическим игроком, иногда оказывающим влияние и на общемировые геополитические процессы. Тем не менее, её собственные силы довольно ограничены и, как правило, находятся в большом отрыве от геополитических амбиций.

Также мы можем утверждать, что Саудовская Аравия является естественным противником Ирана и вряд ли когда-нибудь добровольно согласится на усиление его роли в региональных делах. Я даже готов допустить, что Эр-Рияд может согласиться на временный союз с Израилем, для которого сдерживание Ирана также является одной из ключевых геополитических задач, в надежде найти какую-то дополнительную военную опору своим амбициям. Ещё более вероятным видится мне укрепление военных связей Эр-Рияда с Анкарой, хотя для Турции это будет сложным решением – у Тегерана достаточно сил и средств для того, чтобы в случае появления такого альянса позиции курдов внезапно и сильно окрепли.

Не исключено и появление своеобразного ближневосточного «тройственного союза» – официального или, скорее, полуофициального объединения усилий Саудовской Аравии, Турции и Израиля с целью противодействия амбициям Ирана. Хотя данный вариант достаточно спорен и сложен для реализации – прежде всего, в силу определенных антиизраильских табу, существующих в арабском мире, и в силу априори настороженного отношения Израиля к излишнему, на взгляд Тель-Авива, усилению Турции. Кроме того, обязательным условием такого развития событий является ослабление позиций США в данном регионе, что на данный момент кажется весьма маловероятным.

Глава одиннадцатая

С некоторым сомнением, я должен, всё-таки, упомянуть ещё о двух геополитических игроках. Причем, игроках потенциально глобального уровня. Это объединённая Европа (далее наиболее рационально будет говорить о ЕС, как наиболее полно отвечающей этому определению структуре) и пока гипотетический, но вполне реальный в перспективе, исламский халифат.

Применительно к ЕС можно сказать следующее – вероятно, по своему потенциалу это даже более мощный геополитический игрок, чем США. Однако, роль европейцев в геополитике традиционно сведена к роли американской обслуги – это американский плацдарм, это американский экономический и человеческий ресурс, а также, в случае чего, американское поле боя.

Несамостоятельность ЕС обусловлена разными факторами – это и сохраняющаяся раздробленность, которая, при всех благих намерениях, вряд ли когда-либо будет преодолена полностью, и продолжающаяся американская оккупация некоторых ключевых европейских государств, и политическая инертность населения, привыкшего к высокому уровню жизни и готового ради него жертвовать своими политическими (и тем более – геополитическими) амбициями.

Думаю, отдельно нужно сказать именно о раздробленности, потому что все остальное, случись Европе объединиться в настоящее единое государство, было бы преодолимо.

Мы можем с уверенностью утверждать, что американцы не заинтересованы в подобной консолидации общего европейского проекта. Да-да, именно потому, что в итоге они могут получить такие геополитические проблемы, которые окажутся несопоставимы ни с какими экономическими выгодами. Да и выгоды будут для США, скорее всего, мифическими – просто представьте, что им пришлось вывести в США всю свою европейскую военную группировку и потратиться на её размещение, обеспечение объектами инфраструктуры, новыми логистическими цепочками, а также в целом скорректировать свою логистику с целью замещения выпавших возможностей (например, построить ещё пять-шесть авианосных ударных группировок и пару сотен десантных кораблей, способных, при случае, относительно оперативно перебросить через Атлантику несколько американских дивизий со штатным вооружением).

Америка явно играет на то, чтобы сохранить имеющийся статус-кво – ЕС остается экономической, в первую очередь, структурой, с которой выгодно торговать, и которую ещё выгоднее защищать. Ведь, как говорит одна грубоватая пословица – «кто кого защищает, тот того и имеет».

Кроме того, нужно понимать и то, что сама Европа далеко не так однородна, как этого бы хотелось теоретикам европейского единства. Там есть группа стран, условно заинтересованных в большей самостоятельности – Германия, Франция, Италия. Прежде всего, потому, что они сами – достаточно самостоятельны и эффективны. Но есть и государства, в силу ряда причин крайне заинтересованных в подчинении ЕС американцам – в частности, это восточноевропейские государства во главе с Польшей. Причем, продиктовано это не только страхом перед Россией и сомнениями в способности ЕС их защитить – нет, активное участие американцев в европейских делах они считают довольно хорошим балансиром, уравновешивающим влияние Германии и Франции.

Кроме того, большое участие в европейских делах принимает и Англия, давно и прочно являющаяся сателлитом США и не представляющая свои интересы отдельно от американских. До недавнего времени она и вовсе была полноправным членом ЕС, с соответствующими последствиями для общеевропейской внешней политики.

С учетом того, что решения в ЕС принимаются консенсусом, США до сих пор могли не беспокоиться насчет того, как именно будут проходить в Европе интеграционные процессы.

Однако, недавние события в Великобритании позволяют нам рассмотреть одну из гипотез будущего ЕС.

Украинский кризис многому научил не только европейцев, в лице самых старых, уважаемых и самостоятельных членов ЕС. Кое-чему он научил и американцев.

Весьма вероятно, что британский «брексит» стал началом более глубокого и серьёзного переформатирования ЕС, чем об этом догадываются сами европейцы. И наиболее вероятным мне представляется такой вариант – ЕС будет разделен надвое. В результате этого раздела образуются две организации – условно говоря, «старая Европа», или ЕС того состава, который был до вступления туда восточноевропейских государств, и «восточная Европа», образующая некий «Черноморо-балтийский союз», во главе с Польшей и с Украиной в составе.

Такая обновленная конфигурация Европы позволяет американцам добиться сразу нескольких целей, который выглядят пока почти нерешаемыми – например, глубокой интеграции Украины в пусть урезанную, но всё-таки Европу, а также получения союзников, критически зависящих от США и Великобритании в вопросах безопасности.

Вероятно, устроит такой расклад и «старую Европу», уставшую от крикливых, брыкливых, малоценных восточноевропейских членов, мешающих ей строить «общий европейский дом» по собственным правилам. Да, за это придется поплатиться изрядной частью своего геополитического потенциала, но напугает ли это Париж и Берлин, которые и сейчас не могут воспользоваться им хотя бы на десять процентов?

Разумеется, можно спорить о том, где же именно пройдёт «линия раздела», и какие именно государства в какой блок войдут. Более того – сам этот гипотетический расклад сильно зависит от того, какие силы придут к власти в Германии и во Франции в обозримом будущем, и можно ли будет с новым руководством этих государств договориться о сохранении курса на изоляцию России и об интеграции Украины в европейские структуры, что для США является делом довольно принципиальным – одним из ключевых факторов в борьбе против России будет то, сможет ли Украина обеспечить опережающий (Россию) экономический рост и интегрироваться в европейские структуры.

Ещё одним фактором, который может сильнейшим образом повлиять на будущее Европы и её геополитические амбиции, является ползучая исламизация этого региона. Разумеется, он не будет определяющим в ближайшие пять-десять лет, но, при существующих тенденциях, уже лет через двадцать доля мусульман среди активного деятельного населения ЕС будет такова, что они начнут определять политику европейских государств – не только внутреннюю, но уже и внешнюю.

То есть, уже в среднесрочной перспективе мы сможем говорить о том (наверное, сможем, так точнее), что Европа становится важным исламским игроком и двигателем общеисламских геополитических интересов.

Что же касается ещё одного коллективного геополитического игрока, условно именуемого «исламский халифат», то давать какие-то прогнозы тут чрезвычайно сложно.

Нужно понимать, что ислам отнюдь не однороден, и взаимоотношения суннитов и шиитов вполне можно сравнить, например, с взаимоотношениями католиков и православных христиан – вера у них, конечно, одна, но толкования этой веры у них разные, и различий, претензий, взаимных упреков накопилось очень много. Кроме того, основные исламские игроки – по крайней мере, как это видится сейчас – отличаются и по этническому, языковому признаку. С одной стороны, это суннитский (по большей мере) арабский мир, во главе с Саудовской Аравией, а с другой – шииты, ведомые иранскими персами.

Если учесть, что к этим субъективным сложностям добавляются и объективные различия в геополитических интересах, а также подразумеваемая борьба за первенство в исламском мире, то можно с уверенностью говорить – пока дело превращения исламского мира в некий геополитический монолит, объединённый общими целями и интересами, выглядит очень и очень сомнительно.

Разумеется, все может измениться. Но для этого потребуются какие-то внешние воздействия, которые всеми мусульманами будут восприняты, как святотатство. Например, военные акции «кяфиров» в районе Мекки или Медины, являющихся общими для всех мусульман святынями. Вряд ли мусульман объединит, хотя бы на время, что-то менее страшное, с религиозной точки зрения.

Вместе с тем, нужно понимать и то, что в интересах англосаксонских элит было бы стравить мусульман со своими противниками – например, китайцами или русскими – и получить ослабление одной из сторон конфликта.

Большая угроза кроется в противоречии российских и китайских интересов в ближневосточном регионе. Потенциально они могут привести к очень и очень сильному охлаждению отношений между этими двумя геополитическими игроками, и почти наверняка западные спецслужбы попытаются разыграть эту карту.

Различия кроются в том, что Россия является крупным экспортером нефти, и для неё было бы выгодно превращение Персидского залива в регион, охваченный военными действиями. Это, без всякого сомнения, приведет к значительному росту мировых цен на углеводороды, что, в свою очередь, резко усилит внутри– и внешнеполитические позиции Кремля.

В то же время, Китай является крупнейшим импортером углеводородов. Для него, в среднесрочной перспективе, важно видеть Персидский залив относительно спокойным. В долгосрочной же перспективе он, возможно, попробует вести игру на вытеснение оттуда США.

В свою очередь, это может стать сигналом для арабских элит Залива, и при критическом ослаблении позиций США, либо при отказе Вашингтона выступать гарантом безопасности арабских монархий, они могут и сами развернуться в сторону Пекина.

Так или иначе, подобный дрейф вряд ли пройдет безболезненно, и наверняка в этот момент появится окно возможностей для тех, кто хотел бы серьёзного ухудшения отношений между Москвой и Пекином.

Однако, мы немного забегаем вперед – понятно, что тут мусульманские страны выступают не как геополитический актор, а как объект геополитических устремлений других игроков. Разумеется, они и сами могут извлечь из этих противоречий какую-то выгоду, но вряд ли она будет направлена на решение каких-то общих геополитических задач.

В долгосрочной перспективе можно предположить, что ислам не станет монолитным геополитическим игроком, пока не будет окончательно разыграно первенство в исламском мире.

В свою очередь, этой победе может поспособствовать первенство в исламизации Европы, если таковая не прекратится и достигнет значительного прогресса. Ориентировочно, потребуется на это от двадцати пяти до пятидесяти лет, хотя цифры эти слегка лукавы и не предполагают какого-либо сопротивления исламизации со стороны самих европейцев.

Нельзя исключать и того, что события на самом арабском востоке будут развиваться гораздо быстрее, и лидерство Эр-Рияда или Тегерана (а пока это основные на него претенденты) определится в открытой схватке между ними. В этом случае я бы поставил на Тегеран, но никаких гарантий тут, разумеется, дать невозможно.

Также нам следует учитывать и технологическую отсталость исламского мира, преодолеть которую вряд ли получится за пару-тройку десятилетий. Поэтому ничего, кроме ползучей, демографической экспансии, ислам пока крупнейшим мировым игрокам противопоставить не в состоянии. Что, на фоне демографических показателей Индии и Китая, тоже не выглядит такой уж явной заявкой на глобальное доминирование…

А значит, мы можем с большой уверенностью утверждать, что в ближайшие десятилетия ислам будет занят сам собой и преодолением своих внутренних противоречий. И творить мировую геополитику исламская умма будет ровно в той степени, в какой другие геополитические игроки сочтут нужным вмешаться во внутренние внутриисламские разборки.

Не исключен и выход на геополитическую арену других региональных игроков. Таковыми сразу станут любые крупные государства, оказавшиеся, хотя бы на время, в зоне геополитической и военной нестабильности, даже если эта зона окажется далеко на периферии традиционных геополитических процессов. Но мы, наверное, не станем глубоко влезать в эти глухие геополитические дебри – тем более, что скорее они станут отражением существующей на тот момент мировой геополитической повестки, чем наоборот, и вряд ли Россия с США, забыв прежние распри, дружно ринутся спасать какую-нибудь африканскую демократию от какой-нибудь латиноамериканской деспотии…

Глава двенадцатая

А теперь, уважаемые читатели, давайте попробуем более подробно остановиться на задачах и устремлениях основных геополитических игроков, которые, вероятно, и будут определять мировую политику в ближайшие десятилетия. Или весь двадцать первый век…

Соединенные Штаты Америки

В научном мире довольно популярно разделение цивилизация на два типа – «цивилизация моря» и «цивилизация суши». И США являются одним из ярчайших представителей первого «подотряда». Тем более, что они являются прямыми наследниками Великобритании и сохранили не только английский язык, но, помимо ещё многого прочего, британское политическое мышление.

«Цивилизации моря» часто характеризуются как более активные, динамичные, бурно развивающиеся, тогда как «цивилизации суши» часто изображаются косными, медленными – особенно в своих политических трансформациях – и тяжелыми на подъем.

Как ни странно – а ведь мы, вроде бы, являемся представителями одного биологического вида – это не так уж далеко от истины. Но совершенно неверно приписывать эту разницу якобы имеющимся психологическим, ментальным отличиям народов, представляющих эти цивилизации. Скорее я бы согласился с тем, что подобные различия могли сформироваться уже по факту длительного существования народов и государств в одном из двух упомянутых качеств. Так сказать, бытие определило сознание, и разные рецепты успеха, по-разному мотивируя людей, привели к формированию определенных психологических различий между американцами и китайцами, например, как самыми яркими представителями двух различных типов.

Но в чем же тогда причина, если не в психологии? Почему, действительно, «цивилизации моря» так бурно развивались, так активно, в сравнении с остальными, богатели, и почему они смогли так широко распространить своё влияние?

Ответы на эти вопросы нужно искать не в психологии, а в логистике.

Да, именно логистика определила темпы экономического развития, географической, демографической и политической экспансии, распространении религий и многое другое. И страны, которые причисляются к сухопутному типу, оказались в изначально неравной ситуации.

Чтобы понимать значение этой логистической компоненты, просто сравните – сухопутное сообщение между Санкт-Петербургом и Камчаткой составляло около трех лет. Осуществлялось оно посредством конной тяги – то есть, даже теоретически невозможно себе представить перевозку на такие расстояния грузов, которые не могла бы увезти одна подвода, запряженная парой лошадей. Путешествие растягивалось на годы, в том числе, из-за длительных сибирских зимовок, проходило оно от одного поселения до другого, между которыми иногда могло быть сотни километров, а в обеспечении подобного путешествия, с учетом помощи на местах, принимало участие несколько сот человек.

В то же время, морское сообщение между указанными точками на карте занимало от года до полутора лет. При том, что морской корабль того времени мог разом перевезти несколько сотен тонн грузов, сотни пассажиров (в зависимости от класса путешествие могло быть очень непростым, конечно), роту солдат и ещё что-нибудь полезное. При этом, экипаж судна составлял порядка сотни человек, у него было вооружение для защиты и зависел он, в общем, только от погоды и мастерства своего капитана.

Разумеется, морские перевозки того времени также были весьма далеки от полной безопасности и часто сопровождались значительным риском для кораблей и экипажей. И, тем не менее, они были не только более комфортны и быстры, но часто и весьма экономически эффективны – сказывалась возможность перевезти разом хотя бы сотню тонн грузов, что часто окупало не только все расходы на экспедицию, но и давало большой финансовый запас на случай будущих неудач.

В то же время, европейская часть России почти не торговала с Восточной Сибирью и Дальним Востоком – окупались только перевозки ценных сортов меха, вроде соболя, а все остальное «выпиливалось» логистическими издержками из разряда коммерчески оправданной торговли.

То есть, освоение огромных российских территорий долгое время было если не убыточным для российской казны, то, по меньшей мере, бесприбыльным. Более того – на каких-то этапах, когда завоеванные территории нужно было защищать, строя там крепости, размещая корабельные соединения и гарнизоны, это прямо било по карману Российской Империи.

Великобритания же не просто извлекала из своей экспансии большую выгоду – она поставила этот процесс буквально на промышленную основу, не откладывая дело на долгий срок. Экспансия давала деньги. Деньги подпитывали экспансию. Экспансия становилась масштабнее – денег становилось больше. И так продолжалось до тех пор, пока Британской империей не были заняты все территории, которые не могли оборонять аборигены. А потом пришел черед колониальных войн и захватов, в ходе которых территории отнимались уже у других европейских колониальных государств.

Нужно ли говорить, что золотая колониальная жила породила огромный платежеспособный спрос на технический прогресс, который стал важнейшей составной частью английского военного доминирования на море?

Это длинное вступление понадобилось для того, чтобы примерно представлять себе, из чего слагался англосаксонский геополитический багаж, который на данный момент насчитывает десятки стран-сателлитов, военные базы по всему миру, контроль ключевых точек морской транспортной логистики и так далее. США, сменившие у руля мировой политики Великобританию, имеют шикарную геополитическую базу, позволяющую им по-прежнему контролировать морскую торговлю (а это львиная доля всей мировой торговли) и практически любому своему геополитическому противнику угрожать почти с любого направления.

Добавим к этому ещё один момент – англичане очень давно поняли важность геополитики, как области прикладных знаний. Например, захват англичанами Гибралтара произошел в 1704-м году. И с тех самых пор процесс создания ими военных баз, захвата островных архипелагов, контроля морских проливов и т. д. практически не останавливался – наука постигалась на практике, совершенствовалась и быстро становилась частью сначала общей военной, а потом и политической традиции.

Правда, примерно в это же время в России царь Петр Первый основывал Санкт-Петербург – действие, безусловно, имеющее значительное геополитическое наполнение. Но большого развития эта традиция в Российской империи не получила, и, за исключением присоединения Крымского ханства, а потом укрепления на Дальнем Востоке за счет строительство морских крепостей Владивосток и Порт-Артур, сразу как-то ничего и не вспомнить. Но с учетом того, что между этими событиями временная разница почти по сто лет, можно констатировать, что осознание Россией, как основным геополитическим конкурентом англосаксов, своих геополитических интересов проходило очень медленно и не очень гладко…

Глава тринадцатая

Итак… Возвращаясь к современности, давайте попробуем оценить геополитические реалии для США, а также хотя бы отчасти спрогнозировать их действия в обозримом будущем.

В настоящий момент США являются, без преувеличения, самым мощным государством с точки зрения военных возможностей. Военная мощь США дополняется относительной безопасностью, которая обеспечивается огромными расстояниями, которые нужно преодолеть их основным вероятным противникам – России или Китаю – для нанесения коренной территории Штатов какого-либо военного ущерба. Если мы исключаем возможность превентивного ядерного удара по США – а её, вероятно, нужно полностью исключить, поскольку в этом случае агрессор также наверняка будет уничтожен – то современное состояние безопасности самих США можно оценить, как абсолютно безмятежное.

Никто сейчас не в состоянии вести войну с США на территории этого государства, и нанести этому государству прямой военный ущерб практически невозможно.

Но можно нанести серьёзный ущерб международным интересам США и силам, которые призваны эти интересы защищать. В том числе и американским вооруженным силам, рассредоточенным буквально по всему миру. И именно это, по всей видимости, и будет одной из основных проблем Вашингтона – сильных соперников становится всё больше, они всё активнее заявляют свои права на отдельные участки глобуса, и риск возникновения локальных конфликтов разной степени интенсивности становится всё выше.

Самая большая проблема при этом – то, что участником такого конфликта может стать ядерное государство. Потому что в этом случае ядерный геополитический рычаг становится не просто почти неприменимым – он, как описано выше в сценарии вероятного ограниченного ядерного обмена между США и РФ, может оказаться в руках американских противников, способных с его помощью просто перевернуть геополитическую реальность.

Другой угрозой благополучию США является растущий Китай. Причем, угроза эта носит априорный характер – к сожалению для США, рост Китая на каком-то этапе обязательно войдет в прямое противоречие с американскими интересами и может привести к сильнейшим экономическим потрясениям за океаном. Даже, что важно, если Китай будет демонстрировать крайнее миролюбие и корректность.

Дело в том, что современная мировая экономическая система, а вместе с ней и процветание США как государства, основана на том, что доллар превратился в основной экспортный товар Америки. Да, вы правильно поняли – как это ни парадоксально, впервые в мировой истории сложилась ситуация, при которой одно государство, пользуясь своим доминирующим военным и политическим положением, строит свою экономику на экспорте денег. Причем, это деньги, не имеющие другого реального наполнения, кроме военной мощи США.

Обычная модель, при которой государство экспортирует товар или ресурсы, получает за них деньги, и потом уже тратит их на нужные ему товары и ресурсы других государств, упростилась до возможного предела – США, не давая почти ничего (а точнее, очень мало, потому что реальное товарное наполнение доллара и само по себе переоценено, а уж если сравнивать реальный американский экспорт с объемом циркулирующих в мире долларов, то и вовсе почти ничтожно), просто печатает свои деньги и получает за них необходимые ресурсы, товары, технологии, производственные мощности, интеллектуальную собственность и т. д. Проще этой схемы только прямой грабеж, при котором деньги вообще исключаются из схемы и одна из сторон, просто по праву сильного, забирает то, что ей нужно.

Так или иначе, эта уникальная экономическая практика действует уже не один десяток лет, США успели по достоинству оценить все её выгоды, а покушение на неё может создать Америке такие проблемы, к которым она попросту не готова.

Важно и то, что приемлемой для США альтернативы этой схеме пока не просматривается – Вашингтон либо экспортирует доллар, либо экономика США коллапсирует, утягивая за собой и американское геополитическое влияние, основанное на огромных военных расходах.