Текст книги "Рерих. В поисках мира, молчания и благоденствия"

Рерих. В поисках мира молчания и благоденствия
Составитель Виктор Меркушев

На обложке:

Б.М. Кустодиев. «Портрет Н.К. Рериха». картон, пастель, 60 × 52,5. 1913.

На фронтисписе: Д.Д. Бурлюк. «Портрет профессора Н.К. Рериха», бум. к., 28.7 × 21.3. 1929.

© В. Меркушев, 2024

© «Знакъ», макет, 2024

Индия – светлый поток вдохновляющих мыслей [1]1
  Умашанкар Джеталал Джоши – индийский поэт, учёный и писатель


[Закрыть]

 
С вершин небес упал на землю Ганг.
И браманы в нём черпают отвагу
Читать миры, смотря умом во влагу.
Там, за холмом, томится гамеланг.
 
 
Раскрытый лотос – достоверность дара…
Готовит Солнце празднество пожара.
Мечта звенит. Священный вьётся дым.
Как хорошо быть в ладе с Мировым.
 

Константин Бальмонт

Всякий человек, в особенности большой художник, являет собой три независимых сущности. В первой собрано всё, что можно отнести к внутренней жизни человека, – его мысли, чувства, видение себя в окружающем мире, образы надежд и горизонты желаний, а также способы преодолевать поражения и принимать победы. Казалось бы, исчерпывающий материал такого рода смогут дать автобиографические данные, которые принято оставлять по тому или иному поводу. Однако слишком серьёзно на них полагаться не следует, поскольку последние не более чем «охранные грамоты» от бесцеремонного вторжения во внутренний мир личности, к тому же содержат только те моменты личной истории, которые необходимо разъяснять публично. По сути, автобиографические заметки – это традиционный способ защитить себя от неосторожного прикосновения к сугубо внутренним переживаниям, которые есть у каждого и которыми не принято делиться.

Вторая личностная ипостась – сложнее и противоречивее. Она строится из оценок человека другими людьми, как входящими в ближайший круг его общения, так и посторонними – современниками или потомками.

И, наконец, третья человеческая сущность – самая обособленная от характера человека и его обыкновения быть. Она выражена в тех просчётах и свершениях, к которым человек был причастен, и объективно показывает, каким образом человек прожил свою жизнь и кем он являлся в действительности.

Впрочем, объективность – категория весьма условная. Отчего одни, наделённые «умом и талантом», оставляют след в искусстве и людской памяти, а другие, наделённые тем же, так и проходят в трудах праведных по жизни, не узнанные никем, либо привеченные в узком кругу единомышленников. Бытует мнение, что судьбу нередко решает случай, да и известного условия «оказаться в нужное время в нужном месте» пока никто не отменял. Но, надо признаться, что случай предоставляет человеку всего лишь возможность, а оказаться вовремя там, где надо, во многом зависит от личного желания и упорства. Ссылаться на критическую разницу между одарённостью и гениальностью тоже вряд ли возможно, гении нередко не воспринимаются обществом и коллегами как таковые, поскольку обычно предлагают решения насущных проблем в совершенно новых терминах и формах, к которым не готовы ни профильные специалисты, ни интересанты из широкой общественности. А утверждение о том, что тот или иной деятель опередил своё время – не более чем фигура речи, поскольку к творческому опыту, неоценённому современниками, едва ли обратятся потомки. Конечно, такое случается, но только тогда, когда складываются подходящие обстоятельства и этому благоволит время.

Представим теперь, что само время наделено субъектностью. Подобный взгляд на природу времени всё чаще и чаще встречается у философов, занятых этим вопросом. Тогда проблема выбора решается сама собой. Время непосредственно указывает на созвучных ему людей, на тех, через кого оно может говорить и заявлять о себе.

Время, когда складывался характер Николая Рериха и формировались его личностные предпочтения, отличалось не только бурным развитием российской промышленности, науки и искусства, но и было наполнено острыми социальными противоречиями, мистическими исканиями и всеобщим желанием духовного обновления. Всё это так или иначе связывалось с попытками значительной части населения приобщиться к подлинным фундаментальным основам бытия, требующим постижения глубинных смыслов природы и человеческой сути. Философская мысль последней трети XIX века в России носила преимущественно религиозно-мистический характер, базируясь как на опыте изучения западноевропейских мировоззренческих идей, так и на осмыслении движений предшествующей эпохи Императора Александра I, когда по замечанию Бердяева «формировалась эмоциональная жизнь русской души». В интеллигентской среде увлечение наукой, философией и оккультизмом становилось массовым явлением, причём практики ясновидения, магнетизма и спиритизма воспринимались как опыты приобщения к непознанным тайнам Вселенной. А в простом народе духовный поиск получил своё воплощение как в старчестве и паломничестве, так и в различных религиозных сектах, весьма далёких от канонического православия.

В качестве «властителей дум» русского общества выступают философы и гуманитарные мыслители с мировым именем: Владимир Соловьёв, Евгений Трубецкой, Георгий Гурджиев, Николай Фёдоров, Владимир Вернадский…

Находятся «лидеры мнений» и в церковной среде. Это, прежде всего, Феофан Затворник, святитель Игнатий Брянчанинов, епископ Порфирий Успенский, святой праведный Иоанн Кронштадтский, протоиерей Сергий Булгаков… Надо ли говорить, что мистическому познанию в трудах этих выдающихся людей своей эпохи уделено особенное внимание. Однако, в отличие от Средневековья, когда мистическое знание являлось тотальным, теперь оно возникает на стыках всевозможных областей человеческой деятельности: науки и культуры, искусства и литературы… В частности, Владимир Соловьёв вообще воспринимал магическую материю как часть человеческого опыта весьма близкую к творчеству. Причём исследовательский интерес интеллектуалов конца века был направлен не только к мистическим верованиям европейцев, индуистская культура в этом отношении давала не менее богатый и интересный материал.

Князь Евгений Трубецкой ввёл в русский философский дискурс термины и понятия из эпоса и доктринальных текстов Древней Индии, а также религиозный символизм индийской цивилизации. Это веяние было живо подхвачено другими философами, которые оказались не чужды индуистским традициям, разве что на русской почве идея «познания абсолюта», дополнялась новыми горизонтами его обретения и, прежде всего, глубинами собственного «я». Русскому «мыслящему и велящему духу» даже в теории было сложно принять совершенство «безмятежного покоя» через утрату своей личной индивидуальности и созидательной инициативы.

В определённом смысле это время можно было бы назвать религиозным Возрождением, если бы оно не было оппозиционно по отношению к официальной Церкви. Основной его посыл – это выход за пределы человеческого бытия за счёт приятия непознанного через метафизические практики и интуицию. Здесь уместно вспомнить философа той сложной эпохи Семёна Франка, который в своих работах утверждал, что именно интуитивный способ познания более всего свойственен русскому типу мышления.

Разумеется, не только «Философский трёхмесячник» и «Вопросы философии и психологии» – журналы конца XIX века, распространяли в России основные идеи, которые владели обществом. Существовали издания, посвящённые исключительно мистике и оккультным практикам, такие как «Ребус», «Спиритуалист», «Голос всеобщей любви», «Смелые мысли», «Оттуда»… А с 1907 года в разных российских городах начали открываться кружки Теософского общества, созданного в Нью-Йорке Еленой Блаватской. Заметим, что девиз общества: «Нет религии превыше истины» был написан на санскрите, да и сама штаб-квартира общества вскоре после создания переехала в Индию. Участники этих кружков организовали выпуск ежемесячного журнала «Вестник Теософии», в котором активно пропагандировалось индийское религиозно-философское наследие. На страницах «Вестника» регулярно публиковались произведения ученика Рамакришны, философа-мистика Свами Вивекананды, имеющего большое влияние на умонастроение читателей журнала. Идеи Вивекананды хорошо ложились на русскую почву, многие его воззрения нашли своё отражение не только в творчестве художников и литераторов, но и учёных, здесь достаточно вспомнить хотя бы Константина Циолковского и его теорию «разумной Вселенной».

Ознакомление российской публики с выдающимися современниками из загадочной восточной страны шло не только через созданное в стране Теософское общество. В начале XX века Рабиндранат Тагор получает Нобелевскую премию в области литературы. В России это событие было отмечено изданием его произведений не только на русском, но и на разных языках народов, населяющих страну. Хотя, конечно, Рабиндранат Тагор не первый современник-литератор, известный российскому читателю. Хорошо известно увлечение Льва Толстого индийской культурой и литературой. Для более углублённого знакомства с ней, писатель приглашает в Ясную Поляну основателя индологической школы в России, востоковеда Ивана Минаева. Индийская тема звучит в «Исповеди» Льва Толстого, сказках «Карма» и «Это ты», а также в некоторых других его произведениях. Известна его переписка с Махатмой Ганди, издателем журнала «The New Reformer» Гопалом Четти, индийскими философами Преманандой Бхарати и Абудуллой Аль-Мамуном Сухраварди.

Очарование таинственной Индией проявлялось и в сочинениях русских композиторов того времени. Музыкальные воплощения представлений об этой экзотической стране, полной загадок и магических знаний, мы находим у Александра Скрябина, Антона Рубинштейна, Михаила Ипполитова-Иванова.

Из художников Николай Рерих был далеко не первый, кто попал под обаяние индийской культуры, не первый, но, пожалуй, самый преданный и обстоятельный. Чуть ранее, если брать художников из первого ряда, Индия оставила след в творчестве Алексея Салтыкова и Василия Верещагина, хотя в работах этих двух мастеров на первый план прежде всего выходит естественное восхищение первооткрывателя перед неведомой ранее реальностью далёкой страны. Кстати, точно так же восприняли Индию побывавшие там графики Николай Самокиш и Николай Каразин.

Индия представлялась российскому обществу, жаждущему обновления и новой духовности, некой загадочной Шамбалой, полной сокровенного знания и магической силы. К тому же в обществе была уверенность в общих исторических корнях, в генетическом родстве через древних ариев, прародителей славян, которые, как утверждалось, пришли на полуостров Индостана в середине II тысячелетия до нашей эры. Легенда эта была широко известна и в неё верили. Недаром посетивший Индию в 1890–1891 годах цесаревич Николай утверждал, что в индуистских храмах он ощущал себя так, словно у себя дома. А его жена, Александра Фёдоровна, везде, где случалось оставлять свой автограф, рядом с ним размещала индуистскую символику.

Индийскими мотивами была наполнена русская культура, Индия будоражила воображение русских людей, им казалось, что ответы на их важнейшие вопросы могут прийти именно оттуда. Хорошо об этом сказал Константин Бальмонт, написавший такие строки: «Я полюбил индийцев потому, что в их словах – бесчисленные знанья…» И неважно так это или не так в действительности, важно то, что на этой идее возникло нечто новое, по-своему дающее ответы на самые важнейшие вопросы бытия.

…Так в вечность льются дни и годы [2]2
  Гавриил Державин. Строка из стихотворния 1779 года.


[Закрыть]

…вся прекрасная Индия, позволь ещё раз послать тебе привет за всё то влекущее и вдохновляющее, которым наполнены твои и луга, и рощи, и старинные города, и священные реки, и великие люди.

Н. Рерих

В поэме «Маяковский начинается» Николай Асеев так писал о Велимире Хлебникове:

 
Словно в кристалл времена разумея,
он со своих
недоступных высот
ведал —
за тысячу
до Птолемея
и после Павлова
на пятьсот.
 

Сложная и великая эпоха, за которой начинался новый этап переформатирования стран и народов, включала в активную общественную жизнь людей, способных выстраивать образы будущего на основе анализа обстоятельств прошлого – особого рода глашатаев нового мира, организованного на обновлённой этике и подчинённого иной логике социального развития. К таким людям, бесспорно, принадлежал и Николай Рерих, художник и мыслитель, создатель учения о «Живой Этике» и автор нескольких тысяч работ, на которых запечатлены картины величия Природы, Мира и Человека.

Родился Николай Рерих в Санкт-Петербурге, в 1874 году. Отец Николая, видный нотариус, не получивший в своё время должного юридического образования, хотел видеть сына исключительно на юридическом поприще, желательно в качестве преуспевающего адвоката. Путь к такой карьере обыкновенно проходил через два важнейших этапа: хорошая классическая гимназия и Санкт-Петербургский, Казанский, Московский или Дерптский университет. В качестве первой ступени образования была избрана частная гимназия Карла Мая. Гимназия отличалась строгим подбором преподавательских кадров: на должности учителей назначались исключительно высококлассные специалисты, к которым помимо чисто профессиональных качеств, предъявлялось требование соблюдения главного девиза школы: «Сперва любить – потом учить».

Гимназисты делились на два отделения: латинисты, более склонные к гуманитарным областям знаний, и нелатинисты – воспитанники, более расположенные к освоению естественнонаучных дисциплин. Николай Рерих, разумеется, входил в число первой группы. Причём к латинистам юный гимназист был отнесён не только по формальным признакам – гуманитарным знанием он был увлечён по-настоящему.

В отцовском имении под Санкт-Петербургом он, в качестве помощника археолога Льва Ивановского, принимал участие в раскопках тамошних курганов, занимался сбором и изучением минералов и составлял гербарии, добывая, где только можно, различные растения.

В доме Рерихов, в силу деловой и общественной деятельности отца, побывало немало известных людей того времени, художников и учёных. Был среди них и скульптор Микешин, ставший первым учителем Николая, рано обнаружившим в себе художественные способности.

Также большое влияние на развитие будущего художника оказал его дед, прививший ему интерес к истории, к отечественной истории в частности. С его участием и под его руководством Николай записывает предания и рассказы, которые мог слышать от местных жителей во время археологических изысканий, и с помощью деда, подарившего внуку несколько редких монет, Николай собирает собственную нумизматическую коллекцию.

Николая Рериха с раннего возраста влекло всё непознанное, его одинаково интересовали и секреты найденных в курганах артефактов, и таинства Мироздания, окружавшие юношу со всех сторон. «Будет профессором!» – говорил о нём директор гимназии, и здесь, пожалуй, он не имел шансов серьёзно ошибиться.

1

Однако со своими соучениками Николай тесно не общался. Возможно, по причине психотипических особенностей личности, а может быть, и по причине глубокой погружённости в свой мир, полный всевозможных интересных вещей и не дающий своему обладателю лишнего времени на взаимодействие с чем-либо другим. Вот как о нём отзывался Александр Бенуа, тоже, как и Николай Рерих, обучавшийся в гимназии Карла Мая:

«…в стенах нашей общей школы я общался с ним мало, и моим другом он тогда не стал. На то причина простая: он был двумя классами ниже моего и встречались мы с ним лишь благодаря случайностям системы комбинированных уроков. Поэтому я и мало что о нём запомнил в те годы – разве только, что это был хорошенький мальчик, с розовыми щёчками, очень ласковый, немного робевший перед старшими товарищами. Ни в малейшей степени он не подпал влиянию нашей группы, да и после окончания гимназии он многие годы оставался в стороне от нас».

Отличаясь исключительным прилежанием, в учёбе Николай Рерих не числился среди первых. Ему случалось и пересдавать экзамены, и повторять пройденный курс повторно. Это, возможно, являлось следствием его слабого здоровья вместе с отсутствием у него завышенной самооценки, которая обычно отличает первых учеников. Легче всего ему давались гуманитарные науки, к примеру, явным свидетельством гимназических успехов Николая в литературе был ряд его газетных и журнальных публикаций. Интересно, что псевдоним для них он выбрал никнейм «Изгой», что, очевидно, соответствовало его внутреннему самоощущению. Но больше всего, Николай Рерих всё-таки любил историю, особенно историю Отечества. В своём дневнике он отмечал, что из всех наук, преподаваемых в гимназии, имел глубокие познания только по русской истории. Хотя, как позже говорили его товарищи по

«Академии», в нём «есть большое преимущество перед многими художниками – это образованность и знание многого такого, что другие не знают».

А в Императорскую Академию художеств Рерих поступает в 1893 году, как раз ко времени переименования этого учебного заведения в Высшее художественное училище при Императорской Академии художеств. Одновременно с поступлением в училище, следуя настойчивым требованиям семьи, он становится ещё и студентом юридического факультета Санкт-Петербургского Императорского университета. Семья возлагала большие надежды на будущего юриста. Отец хотел передать Николаю, как самому способному из детей, свою нотариальную контору. Но Николай видел себя только художником, и уже в стенах «Академии» активно проявлял себя в этом качестве. Николай Микешин, памятуя о декорациях своего подопечного к любительским спектаклям в гимназии Карла Мая, приглашает Рериха к совместному оформлению проводимых в городе «Петербургских вечеров».

Новоиспечённому студенту сразу двух высших учебных заведений положительно не хватало времени, но он успевал и рисовать, и писать этюды, и выполнять задания по правовым дисциплинам. Как дополнение к последним, в университете он избирательно посещал лекции историко-филологического факультета. Рерих по-прежнему был увлечён историей, которая оказывала непосредственное влияние и на его живописную практику. Но живопись всё равно оставалась в приоритете. Как признавался сам художник «на юридическом факультете сдавались экзамены, на историческом слушались лекции», однако «Университету, сравнительно с Академией художеств, уделялось всё же меньше времени». Впрочем, ничто из пройденного не осталось в итоге невостребованным. Благодаря своему юридическому образованию он впоследствии провозгласит и заставит принять знаменитый «Пакт Рериха» – первый в истории международный договор о защите культурного наследия; глубокая осведомлённость в вопросах исторического знания поможет ему осуществить ряд исследовательских экспедиций; а умение воплощать в материале художественные идеи позволит Рериху создать свой собственный мир красоты и гармонии.

2

«Академию» Рерих закончил в 1897 году, университет – в 1898. Его «академическая» дипломная работа, картина «Гонец», была доброжелательно встречена критикой и сразу же приобретена Павлом Третьяковым. Обращение к теме Древней Руси сделало Николая Рериха фигурой заметной, сблизило его с выдающимися деятелями культуры, которые так же, как и он, заботились о сохранении и популяризации отечественной истории. К теме прошлого Руси художник ещё будет неоднократно возвращаться на протяжении всего своего долгого творческого пути. На почве интереса к истокам Древнерусского государства, взаимопонимание и плодотворное общение сложилось у Николая Константиновича с известным историком искусства и общественным деятелем Владимиром Васильевичем Стасовым.

По окончанию университета Рерих становится помощником директора Музея при Императорском Обществе поощрения художеств и одновременно помощником редактора журнала «Искусство и художественная промышленность». Чуть позднее он был назначен секретарём Императорского общества поощрения художеств.

Возможно, будет справедливым рассматривать человеческую миссию, в значении ответственного посланничества, в метафизическом измерении. Тогда логично предположить, что все иерархические ниши и социальные связи, все узловые точки судьбы, выпавшие на долю Николая Рериха – лишь способ реализации той необходимой роли, которая была на него возложена Временем. Как бы то ни было, но прослеживая хронологию жизни Николая Константиновича и рассматривая его окружение, трудно отстроиться от мысли, что всё дело лишь в сосредоточении воли и прихоти Случая.

В 1900 году умирает его отец, Константин Фёдорович. Мать продаёт семейное имение Извара в Царскосельском уезде, и на часть денег от продажи Николай Рерих едет во Францию. Эта поездка Рериху была необходима. И не только для упрочения своего художественного мастерства, но и по чисто психологическим причинам. Он, правда, уже не был тем розовощёким робеющим гимназистом, каким помнил его Бенуа, но к своему новому ответственному положению в обществе он ещё не привык. Ведь далеко не всякий человек способен с лёгкостью примерить на себя публичный статус. Даже такому вечному постояльцу вельможного света, как Александру Пушкину, приходилось жаловаться на известность и общественное внимание. «Я имею несчастье быть публичным человеком», – признавался он в частной беседе, хорошо понимая насколько важны в таком положении все его слова и поступки, и как бывает непросто сохранить себя от внешних вторжений, избежать которых, когда к твоей персоне прикован всеобщий интерес, практически невозможно.

И вот, наконец, Рерих сумел «вырвался из какого-то заколдованного круга», и оказался там, где «не дозволяют врываться в личность и топтаться в ней». А именно так – несвободно, он чувствовал себя в Санкт-Петербурге, очутившись в центре общественной жизни российской столицы.

В Париже, где Рерих решил продолжить художественное образование, он останавливает свой выбор на студии Кормона – частной художественной школе, куда можно было поступать без экзаменов и знания французского языка. Вскоре, между наставником и студийцем складываются отношения симпатии и взаимопонимания. Рерих писал: «Фернанд Кормон несколькими своими указаниями заложил многое незабываемое. Некоторые его считали неисправимым академиком и очень формально сухим человеком. По моим наблюдениям, это было не так… Красок он не знал, но в то же время он очень поощрял краски в учениках. Рассматривая мои эскизы, он сказал: “Мы слишком изощрены (рафинированы) – мы у Вас будем учиться”. Затем, когда как-то я сказал ему, что люблю не столько работать на глазах у всех в общей мастерской, сколько наедине, он как-то сочувственно улыбнулся и сказал: “Все наши школы – чепуха (blague), человек становится художником, когда остаётся один. Если имеете средства – возьмите мастерскую, работайте один и приносите мне этюды. С удовольствием и я к вам зайду”».

Кормон сразу же заметил в русском художнике редкий талант и почувствовал глубокую мировоззренческую основу, на которой было построено всё его творчество. «Он чувствует характер страны своей. У него особая точка зрения», – говорил наставник о своём ученике.

Этот период жизни много значил для молодого художника. Здесь, фактически, окрепла его вера в себя, он многое переосмыслил в своей жизни и, можно предположить, что именно здесь наметился его особенный путь в искусстве.

3

Будучи за границей, а кроме Франции ему удалось посетить ещё Голландию и Италию, Рерих не прерывал общения с теми, кого оставил дома, на родине. В первую очередь это касалось его невесты, Елены Ивановны Шапошниковой, дочери известного академика архитектуры и двоюродной правнучки полководца Кутузова. Осенью 1901 года, сразу же по возвращению Николая Константиновича, пара обвенчалась, несмотря на противодействие родственников невесты, считавших такой брак мезальянсом.

С той же, обретённой в Париже неутомимостью, Рерих продолжает работать и в Санкт-Петербурге. Но к труду живописца, который в полной мере не мог обеспечить достойное благосостояние семьи, примешивается его сложная работа в Обществе поощрения художеств, где были и интриги, и прямое противодействие деятельности Николая Константиновича в должности секретаря – должности, наделённой большой ответственностью и множеством полномочий.

Сближение Рериха в начале 1900-х годов с объединением «Мир искусства» произошло не столько по причине идейной близости к творческим установкам этого сообщества, сколько благодаря личным контактам художника с Дягилевым и Серовым. К Серову Николай Константинович проявлял особенное расположение, что неудивительно по причине редкой бесконфликтности Валентина Александровича. Собственно, таким же адекватным и ровным с коллегами старался быть и сам Рерих. Хотя, как отмечали многие, а Бенуа высказался публично: «С этим чрезвычайно самодовлеющим человеком нельзя было сблизиться вполне». Но это нисколько не мешало деятельности Рериха и его связям в художественном и артистическом мире. И когда в 1904 году прервалась череда выставок «Мира искусства», где обычно появлялись его работы, Николай Константинович продолжил свою выставочную деятельность и на других площадках, нередко между собой враждовавших. Резонно заметить, что далеко не у всякого художника приняли бы работы для экспозиции и в объединении «Современного искусства» князя Сергея Щербатова, и на площадках «Союза русских художников», где выставлялась большая часть мирискусников.

В Париже, в лице Кормона, Рерих нашёл единомышленника, который упрочил в нём интерес к детству человечества, к истокам цивилизации и истории её развития. В 1902 году Рерих предпринял очередную археологическую экспедицию по вскрытию курганов Каменного века в Новгородской и Тверской губерниях. Обнаруженные им артефакты вызвали сенсацию в научном мире. На археологической конференции, проводимой во Франции в 1905 году, Николай Константинович ознакомил с ними учёных и широкую общественность. Янтарные украшения и антропоморфные фигурки, найденные в курганах, положили начало его знаменитой неолитической коллекции, которая в дальнейшем пополнялась, включая в себя находки из других регионов мира.

В 1903–1904 годах Рерихи предприняли масштабное путешествие по России. По итогам работы в городах, которые им удалось посетить, Николай Константинович устраивает большую выставку «Памятники художественной старины». Часть этюдов из этой экспозиции была впоследствии направлена в 1906 году в Америку на выставку русского искусства. Для показа заокеанскому зрителю была отправлена почти тысяча работ известнейших российских художников. Прежде ничего подобного между двумя странами не происходило. Однако это благое художественное начинание прошло без должного юридического сопровождения, и финал предприятия оказался плачевным. Работы конфисковали и назначили к распродаже. Так в музеях Окленда и Нью-Йорка появились работы русского художника Николая Рериха.

Удачнее для Рериха оказалась выставка 1905 года в Праге. Демонстрация работ художника прошла исключительно успешно и получила благожелательные отклики зрительской аудитории и чешской прессы.

1906 год ознаменовался для Рериха новым назначением. Рерих становится директором школы Общества поощрения художеств. Процесс реорганизация заведения, с царившей там косностью и некомпетентностью, потребовал от Николая Константиновича много душевной энергии, такта и изобретательности. Преображение Школы поощрения художеств Александр Бенуа, разделявший все начинания Николая Константиновича, охарактеризовал как чудо. К преподаванию были приглашены видные российские художники: Иван Билибин, Василий Матэ, Алексей Щусев и некоторые другие. Новому педагогическому составу предписывалось возобновить регулярные педагогические советы, на которых, как в первые годы существования Школы, решались многочисленные вопросы хозяйственного и организационного характера. А принципиальные вопросы устроения, требующие согласования с влиятельными кураторами, не признающими новаций нового директора, Николаю Константиновичу приходилось решать самому.

При Рерихе изменилась и методика преподавания, и сделалась качественно иной программа школьного обучения. Сам Николай Константинович вёл занятия с учениками по классу композиции. Вот что писал о реорганизации Школы один из её преподавателей: «Среди прочих мероприятий отмечаются, кроме расширения керамической мастерской и рукодельной, также и расширение иконописной мастерской, а также работы о развитии конкурсов на составление рисунков по различным родам художественно-промышленных производств. <…> Введены были, по предложению Директора Н.К. Рериха, воскресные классы по особой записи, предназначенные специально для лиц, не имеющих возможности посещать классы Школы в обычные дни. Это нововведение направлено в связи с открытием тридцати четырёх пригородных отделений и мастерских Школы, куда имеют возможность поступать лица, не занимающиеся в классах Школы, к ещё большему сближению искусства со всеми слоями общества. Воскресные классы доступны, и по времени, и по цене, и рабочим массам, и лицам, служащим в различных учреждениях. <…> Сознавая особую важность знакомства обучающихся с развитием искусства в стране, принято Советом предложение Директора о введении лекций по технике и истории древнерусского искусства». Также по предложению Рериха устраивались экскурсии учащихся для их ознакомления с памятниками и шедеврами живописи, находящиеся в различных городах и музеях страны.

Нововведения Рериха положительно сказались на количестве причастных к Школе Общества поощрения художеств. Число учеников возросло настолько, что основное здание на Большой Морской, 38 уже не вмещало всех желающих приобщиться к искусству. Городскому управлению пришлось спешно отводить под расширение Школы новые здания и площадки в центре российской столицы.

Несмотря на свою занятость в Школе Общества поощрения художеств, Николай Константинович находил время и для оформления спектаклей в «Старинном театре» барона Дризена. Он вновь оказался в шумном театральном мире, только уже не один, а вместе со своей женой, для которой мир музыки и театра был понятен и близок. Во многом благодаря Елене Ивановне у Рериха складываются приязненные отношения с певцами, музыкантами и театральными деятелями. Это обстоятельство, а также его прежнее знакомство с Сергеем Дягилевым, делали Николая Константиновича в этой среде своим. Так или иначе, но ему, Бенуа и Баксту были поручены эскизы костюмов и декораций к первым дягилевским балетным постановкам в Париже, получившим название «Русских сезонов».

Успех постановок во Франции был оглушительный, отозвавшийся восторженными откликами по всей Европе. В России многие художники, театралы и музыканты горячо приветствовали открытие «Русских сезонов» за рубежом заметками в прессе и в личной переписке с их участниками.