Текст книги "Происшествия, приключения, фантастика, фронтовые и исторические хроники. Книга 7"

ЕВГЕНИЙ ЧИТИНСКИЙ

ПОПАДАНЦЫ. ВСТРЕЧА С БИГФУТАМИ

Евгений, озабоченно прислушиваясь к стуку топоров (не услышал бы кто чужой), начал молча углубляться в лес с того места, где видел женщину снежного человека. Он быстро обнаружил примятую траву и следы на мягкой почве, которые вели вдоль края морского обрывистого берега, у самой кромки зарослей. Через некоторое время к ним присоединились более крупные следы, после чего они спустились по обрыву к морю, где пропали среди шуршащей под ногами гальки. Но и этой информации было достаточно. Чета снежных людей наблюдала некоторое время за модулем, где жили люди, а затем спустилась к морю. Оставался только вопрос, они уплыли на лодке или всё-таки где-нибудь следы выведут снова наверх, к лесу.

Обрыв берега в верхней части был песчаный, местами виднелись промоины и даже небольшие овражки, вызванные дождевыми потоками. Это были удобные пути спуска на каменистый пляж и соответственно подъема вверх к лесу. Кроме того, здесь можно было найти следы на сыпучих склонах. Наш разведчик благоразумно вскарабкался наверх, стараясь не оставлять следов, и дальше стал красться вдоль обрывистого берега, держа в поле зрения и галечный пляж и прибрежный лес. Кроме того, ему было интересно узнать, что скрывается за следующим мысом. Поэтому он решил, что, заглянув за очередной поворот берега, он станет возвращаться домой.

Тут его внимание привлекло что-то темное на усыпанном серыми камнями пляже. Приглядевшись, он с замиранием сердца определил, что обнаружил группу снежных людей. Как минимум он увидел трех. Они явно разделывали какую-то добычу. Женькино сердце громко застучало, разгоняя адреналин по крови. Руки крепче сжали легкое копье, и разведчик, стараясь быть как можно бесшумнее и незаметнее, стал прокрадываться вперед, прячась за стволами невысоких, но крепких деревьев. По мере приближения картина прояснялась. Трое бигфутов, орудуя каменными рубилами, разделывали тушу небольшого оленя. Одна женщина очищала снятую шкуру кремниевым скребком от жира. Иногда они обеспокоенно озирались по сторонам и снова принимались за работу, явно торопясь.

Женьке было очень интересно наблюдать за самыми настоящими снежными людьми, и он осторожно присел, прячась за стволом разросшегося дуба. Если бы кто-то еще три дня назад сказал ему про то, что он их вообще увидит вживую, он бы не поверил. Ни за что! А тут такое зрелище! Вот они, настоящие снежные люди! Аж четыре экземпляра! Однако, вспомнив о том, что он на разведке, Женька вдруг захотел обернуться и посмотреть по сторонам. Было такое ощущение, что кто-то невидимый пристально наблюдает за ним. Причем это ощущение быстро переросло в полную уверенность. Наш разведчик забеспокоился и стал осторожно отходить от дерева, за которым он сидел, как вдруг откуда-то сверху прилетел неспелый жёлудь, ощутимо стукнув по самой макушке. Следом раздался лёгкий детский смех.

Евгений инстинктивно взглянул наверх и очень вовремя увернулся от еще одного летящего прямо в глаз жёлудя. Сверху снова раздался девчоночий смех. Да, девчоночий! Женька инстинктивно отскочил в сторону и в том месте где он только что стоял, упал еще один молоденький жёлудь. Женька с досадой успел подумать, ну и дубина же он. Не зря он под дубом сидел и в него дубовыми же плодами кидаются. И кто! Какая-то девчонка, сидящая на ветке, почти над его головой. Хорошо, что кидалась легонько так. Явно дразнила и привлекала внимание, показывая, что она не опасна.

Женька глупо ей улыбнулся и махнул левой рукой открытой ладонью. Листва вверху раздвинулась, и теперь вместо смутного силуэта показалась фигурка девчонки-подростка лет 13—14.

– Ё-моё! – только и смог выговорить наш индеец, внимательно разглядев самую настоящую русоволосую дикарку, одетую в звериные шкуры и озорно улыбающуюся своим проделкам! Ну, ещё бы, она переиграла самого настоящего разведчика, застигла его врасплох, имея возможность поразить его аж три раза! Хотя, чем поразить? Женька никакого лука со стрелами или просто дротиков у неё не заметил. Хотя, вон на поясе подвешены на веревках какие-то камни. Примерно такие-же, какие он видел и у того бигфута, который убегал от модуля сегодня утром. Также он заметил на ней еще что-то типа подсумков, с виду не опасных.

Видя, что девчонка не представляет на данный момент угрозы, а также разбираемый любопытством, Женька демонстративно воткнул легкое копьё остриём в землю и сделал шаг назад, показывая открытые ладони, разведя руки чуть в стороны.

Дикарка мгновенно исчезла в листве и через пару секунд спрыгнула на землю с нижней ветки с противоположной стороны ствола дуба. У Женьки рост был ровно метр восемьдесят, а девчонка едва достигала полутора метров. Однако она уверенно приблизилась к незнакомцу внимательно разглядывая его с головы до пят. От проницательного взгляда не укрылась ни одна деталь на его одежде. Было видно, что девчонка немало была удивлена именно джинсовым костюмом, кроссовками и серой рубахой.

Евгения же удивило не столько одежда из шкур, типичная для первобытных людей, сколько то, что сбоку у неё висел самый настоящий кинжал в шикарных позолоченных ножнах, из которых была видна черная рукоять с серебристой перекладинкой гарды. Это явно был металл! У Женьки тут же перед глазами мелькнул образ Маугли из мультфильма, где он размахивал «Железным зубом». Только вместо волчьей стаи у этой Маугли была стая человекообразных обезьян или обезьянообразных людей.

То, что она была связана с этими бигфутами, Евгений уже не сомневался. И от этого становилось еще любопытнее! Женьку просто разбирало любопытство! Ну вот как она могла оказаться среди них? Кто они вообще такие? Сколько их? Представляют ли они опасность? Ну на последний вопрос ответ вроде вырисовывался. Чувствовалось, что девчонку тоже разбирало любопытство. А если встречались два человека, которым до жути было интересно узнать как можно больше друг о друге, то вражда просто-напросто испарялась! Вот уж правы философы, которые утверждают, что именно любопытство двигает человека вперед или губит его.

Последняя мысль ёкнула под сердцем, когда сзади Женьки что-то грузное бухнулось на землю. Он обернулся и увидел огромного снежного человека буквально в пяти шагах от него. Сказать, что Женька испугался – это значит ничего не сказать. Он просто был на мгновение парализован неожиданностью и самим зрелищем. На него надвигалась туша весом в две сотни килограммов и ростом более двух метров тридцати сантиметров. Все это наш следопыт определил, что называется, на глаз, оценивая своего противника. Когда мозг человека включил команду «пора действовать», юноша молниеносно сделал бросок в сторону, схватил воткнутое в землю копью и через кувырок уже снова стоял на ногах, готовый нанести смертельный удар. Однако его противник тоже инстинктивно отпрянул в сторону и мгновенно сорвал с пояса круглые камни, оплетенные веревками, и тут же угрожающе стал их раскручивать в своей ручище.

Девчонка тихо, но внушительно проговорила:

– Тургах, бурух! (Тургах, остановись)

Мохнатый парень нехотя остановил набирающее обороты и жужжание камни, и, демонстративно остановив их вращательное движение второй рукой, засунул свое оружие за пояс, которыми была подвязана набедренная повязка. Однако его лицо было немного напряжено, он явно беспокоился, но не за себя, а за девочку. Чтобы как-то разрядить обстановку, Женька выпрямился из положения «готов к бою» в более естественную позу и тоже демонстративно воткнул копьё в землю.

Девчонка, пройдя мимо замершего в напряжении парня, подошла к мохнатому бигфуту, и, похлопав того по животу, до которого она как раз дотягивалась, негромко проговорила:

– Аха гард ард хак! (Аха поговорит с ним)

Затем она повернулась к Женьке, и, ткнув себя в грудь, произнесла:

– Аха!

= = = = = = = = = =

ЛЕЙТЕНАНТ СТАРНОВСКИЙ. ПЕРВАЯ КРОВЬ

Солнце неуклонно поднималось к зениту. День предстоял длинный и тяжелый. В небе от летевшей воздушной армады немецких самолетов отделились две тройки юнкерсов в сопровождении четверки мессершмиттов Bf 109F и взяли курс на юго-восток.

– Вернер! – раздалось в наушниках ведущего второй пары.

– Слушаю, Ульрих! – ответил чернявый пилот.

– Фогель повел своих подопытных кроликов на тренировку, действуем как договаривались! Но при первом же сигнале тревоги сразу к нам! Понял?

– Понял! – сказал Вернер. Он одобрял желание командования обучать начинающих пилотов Ю-87B на безобидных лесных учебных лагерях и полигонах русских. Тут одним выстрелом убивалось два зайца. И пилоты натаскивались на живые мишени, и прореживались многочисленные советские военные объекты в лесном массиве. Ведь любой из этих учебных лагерей мог стать запасным командным пунктом различных отступающих частей русских.

Вернер повел свой самолет резким снижением вниз. Предстояло прочесать проселочные дороги, разведать складывающуюся там обстановку, а заодно и немного пострелять, внося хаос и панику в ряды отступающего противника. Они приближались к небольшой деревеньке. Болотистая речушка, за ней какие-то постройки местного колхоза. Вот здесь и начиналась дорога, вдоль которой следовало пролететь. Фогель со своими «подопытными кроликами» и Ульрих с напарником остались позади.

– Курт! – вызвал Вернер своего молодого ведомого.

– Слушаю!

– Впереди отряд русских солдат. Один заход, одна очередь! Давай поохотимся!

– Понял, атакую!

Небольшой сводный отряд лейтенанта Старновского уже подходил к лесу. Погода стояла просто чудесная. Пахло разнотравьем. Над полевыми цветами порхали разноцветные бабочки, деловито жужжали пчелы. Постепенно жара стала набирать силу.

Солдаты шагали в двух колоннах с некоторой ленцой. Всё же сытный завтрак сказывался. Александр позволил бойцам расслабиться, это им было вместо отдыха после принятия пищи. Минут через пятнадцать он прикажет увеличить темп движения.

Замыкающий Солнцев ткнул в бок идущего рядом Воробьева, который восторженно глазел по сторонам.

– Женька, ты чё рот раззявил, за небом смотри!

– Ничё я не раззявил! Просто красиво тут, не как у нас в городе! Всякий раз удивляюсь здешней природе!

– А ты на облака смотри, на небо!

Идущий впереди Черкашин обернулся и оскаблился:

– Ты, Жеха, еще цветочки сбегай… – но не успел договорить, как вдруг переменился в лице и как заорет: – Воздух!!! Сзади!

Все обернулись. Прямо на них со стороны колхоза стремительно приближались два самолета.

– Рассредоточиться! – успел скомандовать лейтенант и первым кинулся в сторону.

Следом за ним врассыпную бросились солдаты. Но не успели они сделать и нескольких шагов, как раздались пулеметные очереди. Фонтанчики от пуль двух пар пулеметов мгновенно прорезали строй разбегающихся солдат. Один из них вскрикнул и упал. Тут же попадали остальные.

Истребители вихрем пронеслись мимо и скрылись за кромкой леса. И тут же где-то слева раздался гул других самолетов. Александр поднял голову, подобрал свою командирскую фуражку, сжал её в кулаке. Шесть Ю-87 и два мессершмитта пролетели мимо далеко в стороне.

– Сволочи, разлетались! – сквозь зубы проговорил он и оглядел свой лежащий отряд.

Увидел, что чернявый боец сидит и корчится от боли, зажимая правой рукой окровавленное левое плечо, подбежал к нему.

Быстро оглядев раненого, Старновский сунул ему ватно-марлевую подушку с бинтом.

– Приложи к ране! Идти сможешь?

Тот скривился и попытался встать на ноги. Лейтенант его подхватил под здоровое плечо и повел к лесу, бросая обеспокоенные взоры на небо. Тут же подбежали остальные бойцы.

– Вещи подберите! – только и сказал им командир.

До леса оставалось метров семьдесят.

– Товарищ лейтенант, разрешите мне? – верзила Орловский ненавязчиво подхватил раненого на руки и быстро понес его в сторону спасительных деревьев.

Лейтенант только кивнул Степану головой, мол, давай, действуй!

Как только в лесу нашли подходящую полянку, Старновский скомандовал:

– Привал! Рядовые Камышев и Кутенко – караульные!

Раненого бережно усадили к небольшому дубу. Из нагрудного кармана Парамонова достали индивидуальный перевязочный пакет. Старновский своим острым складным ножиком осторожно разрезал гимнастерку на плече Парамонова.

– Сержант! – позвал лейтенант. – Достань-ка нашу дезинфекцию!

Васильев вытащил из своего вещмешка початую бутыль первоклассного самогона и плеснул на ватно-марлевый тампон.

Сержант как следует обработал края раны, после чего лейтенант ловко начал перевязывать Парамонова.

В это время за лесом стали раздаваться взрывы. Потом еще и еще. Стоявшие рядом бойцы повернули головы в ту сторону и замерли.

– Похоже, наш летний лагерь бомбят, товарищ лейтенант!

Старновский на минутку тоже замер с бинтом в руке, прислушался, а затем скомандовал:

– Камышев, Кутенко, отправляетесь на разведку! Пройдите по дороге до поворота, далее через двести метров будет поле, на котором нас девушки обогнали на машине. Оттуда хорошо видно и деревню, и лес, за которым стоит наш лагерь. Бегом туда, посмотрите, есть ли дым от взрывов и где именно. Бегом марш!

– Есть на разведку бегом марш! – повторил приказ Камышев, и они с лопатами наперевес, словно с винтовками, трусцой побежали вперед.

– Остальным удвоить внимание. Солнцев и Воробьев караульные. Садитесь в секрет вон возле той поваленной сосны! – рукой Лейтенант указал на лежащее в тридцати метрах дерево. – Один смотрит налево, второй направо.

– А где наши истребители? —спросил Лаптев.

Лейтенант молча перевязывал раненого. Вопрос так и повис в воздухе. Ответа ни у кого не было. Лейтенант, закончив перевязку, осторожно хлопнул по здоровому плечу Парамонова:

– Ну вот, Николай, теперь жить будешь! – улыбнулся командир. – Ранение пустяковое, касательное, но крови ты потерял прилично. Счас полчаса отдыхаем, ждем разведчиков!

– Товарищ лейтенант, а можно мне дезинфекцию внутрь принять? Граммов сто! – чуть ли не взмолился Парамонов.

Лейтенант грустно улыбнулся:

– Не сейчас, рядовой. Ты потом идти не сможешь. Тебя совсем развезет.

Остальные бойцы лежали на траве, и то молча смотрели на окровавленные бинты, то отворачивались, и всё время слушали отдаленный грохот взрывов. Он то прекращался, то начинался снова.

Первым не выдержал молчания Лаптев. Он, отерев пот со своей круглой физиономии, спросил раненого:

– Ты как, Коля?

– Да нормально всё!

– Товарищ лейтенант, а может, его обратно в колхоз отвести? Мы бы с Черкашом, то есть с Черкашиным, мигом бы туда и обратно обернулись!

– Не хочу я ни в какой колхоз, я со всеми хочу! – категорически заявил Парамонов.

И в это время отдаленный грохот разрывов прекратился.

Солдаты настороженно замерли.

– Похоже всё, отбомбились! – сказал Осадчий, боец в полинялой пилотке.

Чтобы как-то взбодрить людей, Старновский громко спросил:

– А кто первый обнаружил самолеты?

Солнцев от поваленной сосны громко ответил:

– Черкашин, он как раз к нам обернулся, товарищ лейтенант! – полностью произнес звание командира Вася.

Лейтенант встал, подошел к белобрысому, невысокого роста красноармейцу.

– Рядовой Черкашин! Объявляю вам благодарность за бдительность!

Тот продолжал сидеть, словно его это не касается.

Лаптев дернул его за рукав:

– Ты чё, Витек, встань и скажи «Служу Советскому Союзу»!

Лейтенант нетерпеливо напомнил:

– Красноармеец! Согласно статьи 31 Устава внутренней службы РККА 1937 года на благодарность командира подчиненный отвечает: «Служу Советскому Союзу», приняв стойку «смирно»! Понял?

Черкашин подчеркнуто медленно встал, не застегивая воротничка, тихо, но отчетливо произнес:

– Служу Советскому Союзу!

Лейтенант хотел одернуть его, но передумал, все же этот рядовой кому-то сегодня точно спас жизнь.

– Рядовой Черкашин, может вам благодарность командования не нужна, так вы не стесняйтесь, скажите! – не удержался от едкого замечания Старновский, с интересом глядя на своего подчиненного. И продолжил:

– А то я уж, грешным делом, решил вас поощрить по прибытию в часть самогончиком! – продолжил лейтенант со слегка издевательской интонацией, да так, что было непонятно, то ли он шутит, то ли вправду обещает.

Среди слушавших солдат прошла волна оживления, а внутри Черкашина что-то такое ёкнуло, от чего он быстро ответил:

– Виноват, товарищ лейтенант! Просто я в чувство прийти не могу. Всё же под пулями вместе сегодня были! – он сделал акцентированное ударение на словах «вместе сегодня были».

= = = = = = = = = =

МАРК НАУМОВ

О МОИХ УЧИТЕЛЯХ – 1

(О, мои учителя!)

Раз уж тема задета, возьму на себя смелость и чуть-чуть ее разовью. Это я о наших (моих) учителях. Естественно – лишь в меру моего личного впечатления. Как нас учили – отображение объективной реальности, данной нам в ощущениях. А ощущениям тем, на момент написания этих строк, уже без малого пятьдесят лет. Так что извините, если что не так. Впрочем, извинения эти скорее в адрес тех, о ком поведу речь. А еще точнее – их, увы, памяти.

Итак. Алексей Алексеевич Богданов, декан факультета. Естественно, профессор, член многих академий (кроме АН СССР), председатель международных обществ и комиссий и прочая и прочая и прочая… Двухметровый в рост, метровый в плечах, серебряно-седая шевелюра и в ее просветах красная кожа, громогласный, в выражениях не стесненный. В движении подобен даже не танку или тепловозу, а какой-то природной стихии – селю или лавине. Иностранные гости не редкость на геолфаке и Алексей Алексеевич самолично водит их по своим владениям, объясняясь по-французски и при этом по-русски почесывая затылок. Алексей Алексеевич читает основной для нас курс – Геологию Союза. И это захватывающее действо. Огромная аудитория амфитеатром – 611-ая, или Большая геологическая, огромная вертикально двигающаяся доска (типа поставленной торчмя бесконечной ленты), огромный лектор, только что не заслоняющий спиной эту доску – он в основном спиной к аудитории, потому что сопровождает свои слова черчением по доске. Для этого в его ладони (так и хочется сказать – «длани») горсть цветных мелков, которыми он из лекции в лекцию рисует геологическое строение огромной страны будто изящнейшую японскую гравюру. Иногда отходит на шаг, закинув голову вглядывается в свое творение, возвращается, что то стирает, или подрисовывает. На всю жизнь у меня в подкорке его изречение – «Красота карты (геологической М.С.) – критерий ее верности». У меня практически не было личного общения с Алексеем Алексеевичем – раз – два и обчелся. Но – памятно. Экзамен по той самой геологии Союза. Предмет базовый, основа основ. Соответственно и экзамен – серьезней не придумаешь. Принимает Варвара Васильевна Фениксова, в те поры, по-моему доцент и Алексея Алексеевича по учебным делам правая рука. Дама серьезная, но не вредная и к студенту доброжелательная. Билеты разобраны, в аудитории тишина, спокойствие, все готовятся, ничто беды не предвещает. Подходит моя очередь, я, не чуя худого, подсаживаюсь к Варваре Васильевне, набираю воздуху, что бы отрапортовать билет, как вдруг! Как вдруг гром, грохот, дверь нараспашку, только что не с петель, и в аудиторию… не знаю как точнее сказать, врывается, вламывается, в общем является Богданов. Занимает место Фениксовой и уж не помню, выслушав или не выслушав мой лепет по билету, начинает задавать свои вопросы. Собственно, вопрос получился один, так как я на него не ответил. Вернее, ответил неправильно. Я неправильно обозвал Магнитогорскую структуру – то ли антиклинорием, вместо синклинория, то ли наоборот. (теперь уж грешным делом действительно не помню, что это на самом деле). Но тогда я просто не мог этого не знать, видно от волнения оговорился. А вот этого-то в общении с Алексей Алексеевичем делать было нельзя категорически. Ибо он питал особую слабость к уральской геологии и именно ей посвятил немало времени и мела в своих лекциях. В общем, в результате за дверью последовательно оказались: моя зачетка, я, а за мною – и сам Алексей Алексеевич! Было так. Зачетку он брезгливо донес до двери и бросил за порог, я добровольно последовал туда же, а его самого вслед за мной вытолкала Варвара Васильевна. То есть самым натуральным образом, обеими руками в спину, с криком «Вы мне экзамен срываете!» Это была сцена! Нельзя сказать, что вроде как пичужка защищала свой выводок от ястреба. Нет! Варвара Васильевна была отнюдь не пичужка, даже в сравнении с Алексей Алексеевичем, но что то этакое здесь все же присутствовало. Впрочем, закончилось все для меня вполне благополучно. Я пересдавал Наталье Петровне (надеюсь, не переврал, если переврал, надеюсь, что простит) Четвериковой – тоже сотруднице Богданова. На мое рыцарское предупреждение, что, де, изгнан лично Алексей Алексеевичем, она только хмыкнула, завела меня в ту же аудиторию, на тот момент пустую, и ушла, замкнув меня в ней. Видимо полагая, что я надежно вооружен «шпорами». И выпустила приблизительно через полчаса, с «хор.» в зачетке. Была у меня и еще одна встреча с Богдановым, и тоже совершенно не лестного для меня свойства. Я уже сотрудник факультета, но не полноценный, а как бы ущербный – числюсь не в штате, а по НИСу, то бишь по научно-исследовательскому сектору. А это, как говорится, две большие или четыре маленькие разницы. И вот у НИСа новоселье. Все его экспедиции, партии, отряды и лаборатории переселяют из разных, порой весьма экзотических, мест в старое здание МГУ на Моховой. Точнее, на улице Герцена (ныне, как и в старые времена – Большая Никитская), в тот корпус, где знаменитый Зоологический музей. И я, начальничек маленького отряда, вроде бы из меня одного и состоящего, тоже переселяюсь. Выделенная мне (в компании с кем-то, теперь уж и не помню с кем) комната на втором этаже, метров 25, высоченные потолки, громадные окна, битком набита старой мебелью, горами папок, сброшюрованных отчетов, журналов, просто бумаг россыпью (что взять – докомпьютерная эра!). И в этом гадюшнике я – такой маленький и незаметный. И вот опять, с шумом и громом является Алексей Алексеевич Богданов. И не один. Вместе с ним Владимир Алексеевич Кудрявцев – заведующий кафедрой мерзлотоведения, профессор, опять же многая прочая, и вообще на тот момент глава советской школы мерзлотоведов. Первый сдает, а второй принимает должность декана геолфака. По этой причине и совместный обход владений. Про Богданова я уже писал, ну а Кудрявцев габаритен лишь чуть менее, но далеко не так авантажен. И при их появлении комната становится заметно меньше, а я еще незаметнее. Оба профессора некоторое время с неудовольствием оглядывают представший им бедлам, замечают, наконец, и меня.

– Что это у вас здесь такое?! – с неудовольствием вопрошает Богданов на правах пока еще хозяина. Я пытаюсь объяснить, что, мол, переезд, что я вот только-только, что основной хлам от прежних хозяев… Чувствую – не пронимает. Добавляю, что мол сегодня же все разберу… – А что же до сих пор? – в прежнем ключе вопрошает Богданов. И я наивно отвечаю – Да все дела… И тут они оба в изумлении – Это какие же у вас дела?!

А и правда. Это какие же такие – у меня! – дела…

= = = = = = = = = =