Текст книги "Хищники Дня и Ночи"

Люди, которые волокли повозку, выглядели даже более тощими, чем обычные Дневные. Эти были изможденными и угрюмыми. Несколько погонщиков в плащах из светлого волокна подгоняли понурых тружеников стрекалами, вроде того, которым Таклан тыкал в горбы тарвулов. Еще у тягловых людей на тощих шеях болтались ошейники. Воздух наполнился визгом и скрипом.

Потом, когда процессия осталась позади, Чаглави не удержался – привстал и долго провожал взглядом удаляющуюся печь.

– Ну вот и поглядели на плавильню вблизи, – заметил Таклан. – Чего-то спешат, торопятся. Не могли ночи дождаться. Ночью-то оно сподручней, не так жарко.

– А кто эти люди? – шепотом спросил Чаглави колдуна, снова опускаясь на мешки.

– Невольники, – ответил Джеремия. – Никакая скотина не выдержит такого труда, только люди. В самом деле, чего это они днем едут? Ночью прохладно, хорошо.

Чаглави задумался – в который раз за это, пока еще короткое, путешествие. Много нового, приходится больше размышлять… Непривычно.

Вот эти – невольники. Смысл был понятен, но… У Ночных не бывало рабов. То есть в старые добрые времена, до появления Замка, пленные южане были рабами на севере, в городах у моря. Но пленные – другое дело. Ночные считали их дикарями, которые в самом деле немногим отличаются от животных, а потому могут работать, как скот. А эти заставляют этак работать своих же Дневных. Если Ночной объявлял себя слугой какого-нибудь воина из высшей касты, это было добровольное решение. Чем выше статус господина, тем почетней участь слуги. Вассалы великих воинов похвалялись доблестью хозяина, на них ложился отблеск господской славы. Кто не желал служить трусу – всегда мог сменить хозяина. Ночной слабого сложения и низкого рода, не желавший иметь господина, выпадал из социума – это правда. Такие становились изгоями, скитались между чужих поместий, уходили в степь либо селились у подножия великих гор. Бродяга не имел прав, его могли убить, но заставить работать насильно? Нет, немыслимо! В конце концов, вассальные отношения иногда являлись пустой формальностью, Ночной жил собственным хозяйством, а тому воину, которого считал господином, отдавал часть урожая. А тут – ошейник, колодки… Погонщики с палками.

– Что, удивлен? – спросил Свифт. – Так здесь живут. Дневные подчиняются выбранным старейшинам и потому считают себя свободными. Они утверждают, что у них нет хозяев… но рабы у них есть.

Чаглави не стал отвечать. Общественное устройство Дневных он представлял себе очень приблизительно. Слышал, что они сходятся общиной и совместным голосованием избирают правителей из числа мудрых стариков. Не объяснять же колдуну в присутствии агента Дневного, что у Ночных хозяина тоже выбирают? Но не скопом, не толпой выбирают, а каждый – для себя. Только для себя. Не навязывают свой выбор соседу.

Во всяком случае, отметил юноша, судя по тону, каким произнес объяснение Джеремия Свифт, колдуну тоже не по душе порядки Дневных. Это хорошо. Потому что, если предстоит долгое путешествие, между товарищами должно быть согласие.

* * *

Тарвулы брели, мерно покачивая горбами, постукивали окатыши в ступицах, а вокруг расстилалась ровная белая степь, накрытая куполом белого неба. Повсюду – одно лишь белое сияние, от которого не укрыться даже под широкими полями шляпы. Чаглави, чтобы занять голову хоть чем-то, сперва обдумывал увиденное и мысленно готовил доклад королю Лашману. Потом, когда все пересказал и ответил на выдуманные вопросы владыки Ночи, принялся вспоминать застольные песни Ночных.

Тут, словно угадав мысли пассажира, Таклан завел свои заунывные рулады. Его песня ничуть на напоминала энергичные напевы воинов Ночи, которые обычно исполняют хором, ритмично постукивая кубками по столам, – дорожная песня агента была длинной, равномерной и тоскливой, как дорога по горячей пустыне. Так что Чаглави никак не мог со своим мысленным речитативом угодить в такт и быстро сбился. Попробовал распахнуть одежды – но стало только хуже, теперь уже ветер не ощущался вовсе, и юноша снова укутался в накидку. Окажись здесь шерван – небось вмиг бы растаял и испарился. Ночной попытался уснуть – не вышло, выспался утром, а в липкой жаре и сон не шел.

– На ангварге вышло бы раза в четыре быстрее, – пожаловался Чаглави колдуну.

– Скучно? Ничего, это только здесь, у великих гор. Погоди, дальше к югу снова станет веселее, – пообещал Джеремия. – Эй, Таклан! Далеко до жилья?

– Далеко. Сейчас тарвулов напою, и дальше двинем. К вечеру, наверное, будем в городе.

Агент остановил повозку, вытащил поилки, припрятанные под сиденьем. Поилка представляла собой половинки расколотого сегмента старого джудового стержня, соединенного кожаными вставками, так что могла складываться до почти совсем плоского состояния. Расправленные, они превратились в ведра. Таклан наполнил поилки водой и сунул животным, те тут же потянулись тупыми мордами. Пассажирам Дневной тоже предложил напиться из кувшина, Джеремия покачал головой, а Чаглави выпил две чашки. Таклан осторожно подлил масла в ступицы, похлопал тарвулов по пыльным горбам, но звери не обращали внимания, лакали воду. Выпили, вылизали длинными языками поилки. Один коротко проныл скрипучим голосом.

– Хватит, – отрезал возница. – Приедем в город, напьетесь вволю.

Сложил поилки, снова занял место в передней части повозки и ткнул стрекалом в спины тарвулов, понукая двигаться дальше. Животные понуро затрусили по дороге, поднимая плоскими ступнями облачка белой пыли.

И снова потянулась бесконечная дорога. Чаглави вспотел. Кажется, вся выпитая вода мгновенно покинула тело, ему снова хотелось пить, но юноша сдерживался. Не показаться бы спутникам изнеженным лентяем… На севере, с ночной стороны, ему частенько приходилось ездить с королем в дальние поместья, так что Чаглави считал себя опытным путешественником, но странствия по краю Дня – совсем-совсем другое дело. Очень трудно с непривычки. И все же Ночной крепился изо всех сил, не жаловался и не просил у Таклана еще воды.

– Ангварг здесь бы не выдержал, без воды да на такой жаре, – заговорил колдун. Видимо, хотя Свифт и изображал равнодушие, ему тоже стало скучно. – Вот тарвулы тянут. Хотя и им тяжело. У Таклана хорошие звери, сильные и отлично выученные.

– Дорогие тарвулы, – согласно поддакнул возница, прервав песню. – Но мне без таких нельзя, я полжизни в пути провожу.

И снова затянул напев – унылый, как белая степь.

Дальше к югу местность начала меняться, хотя и очень медленно, постепенно. В очередной раз осторожно выглянув из-под шляпы, Чаглави обнаружил, что степь уже не вполне ровная, у горизонта появились холмы. Да и цвет сменился, не такой белый. Назад Ночной не глядел. И примета плохая, и глядеть там особо не на что. Великие горы с этой стороны – белые, блестящие. И небо над головой такое же. Скорей бы холмы. Между ними хоть где-то встречается тень.

* * *

Повозка достигла холмов, когда солнце, наверное, давно уж миновало зенит. Определить время было невозможно – вокруг все та же белая слепящая пустота. Не было тени, по удлинению которой можно заметить, как смещается светило. Не было вообще ничего – ни звука, ни движения. Холмы оказались пологими, с покатыми боками, со всех сторон выбеленными, как и пустыня между ними и великими горами.

Чаглави подумал: ну и длинный здесь день! Тянется и тянется… конца не видно. Не хотелось даже говорить. И Таклан умолк.

Холмы постепенно становились все выше и круче – как волны, когда удаляешься от суши. Чаглави заметил, что возница оглядывается, будто ищет что-то. Вот Дневной прикрикнул на тарвулов, повозка свернула с дороги, въехала в лощину между двух возвышенностей. Чудо – здесь была тень!

– Тарвулов покормим, – пояснил агент и полез под свою скамеечку – доставать поилки.

Джеремия выпрямился, скинул просторную накидку, стащил куртку. Чаглави с удивлением увидел, что плоский торс колдуна остался сухим, сам-то Ночной обливался потом. Вообще, тело Свифта было словно вылепленным из гончарной массы – даже на вид оно казалось твердым. Не таким, как у людей. Мышцы, крепкие, округлые, хорошо различались под тонкой кожей, перекатывались при каждом движении. Ночной тоже скинул одежды. Здесь, в тени, это было можно сделать, не опасаясь, что жаркие лучи спалят кожу. Чаглави оглядел себя, потом – снова чародея. Человеческое тело гораздо мягче. Не только Ночные, но и изможденные рабы – Дневные, которые волокли груз под присмотром стражи, даже они были куда более мясистыми, чем тощий Джеремия Свифт. Да и если припомнить, как выглядят всевозможные звери, шерваны, тарвулы, ангварги – они тоже более рыхлые на вид, чем Свифт.

Может, магия иссушает тело? Или дело в том, что колдуны созданы не для плотской жизни, а для исполнения обязанности? Чтобы следить за равновесием? Чаглави поймал себя на том, что удивляется – никогда прежде ему в голову не приходили такие сложные мысли. А ведь это лишь первый день странствия! Что же дальше?

Тем временем Таклан напоил зверей, потом набил ведра-поилки сушеной травой и снова полил водой. Тарвулы спокойно хрустели, Дневной и спутникам предложил перекусить, все равно придется ждать, пока звери поедят. Угощение состояло из лепешек и полосок сушеного мяса. Лепешки были грубыми и невкусными, а мясо – серым и сморщенным. Есть не хотелось, но Свифт посоветовал пожевать, мол, ехать еще долго. Чаглави заметил с набитым ртом:

– Лепешки не из шерванового теста.

– Конечно, парень, – согласился Дневной, – не из шерванового, а из соржевого. Смотри, при людях такого не ляпни. У нас, на дневной стороне, шерваны не водятся.

Чаглави потупился, мысленно браня себя последними словами. Вот уж в самом деле ляпнул! Даже, когда выяснилось, что мясо, которое он жует – газлонье, и тогда смолчал. Газлон – животное нечистое, но раз его мясо здесь едят, то и ему, Ночному, придется. Свифт ел неторопливо, медленно жевал. Перехватив взгляд спутника, пояснил:

– Хотя мой народ живет здесь веками, мы еще не вполне приспособились. Эта пища не вполне усваивается, но поддержать силы ею можно.

– А, так вот почему ты такой тощий!

– Тощий? Ну, если сравнивать с вашими стариками, вроде Дземдара, то – да, тощий.

– Не только со стариками… – Чаглави смутился. Может, он кажется колдуну рыхлым толстяком? – Я все же думаю, это твой народ такой.

– Народ? А ты бы поглядел на Луми, когда он без одежды. Из него трех Дземдаров можно сделать, да еще на Свифта останется, – Джеремия улыбнулся, от чего ярче проступил шрам на лице. – Но в чем-то ты прав, конечно. Ваша порода массивней. С другой стороны, я и в Замке, наверное, тощим кажусь. Это потому что больше с вашим оружием упражняюсь, а Луми полагается на то, что осталось от Древних. Оно, конечно, сильнее…

Джеремия смолк и задумался. Похоже, он частенько размышлял о свойствах старинного и современного оружия.

– Ну, так если оружие ваших Древних мощнее, то Луми верно поступает?

– Как сказать… Со старинными артефактами такая штука: никогда не знаешь, сработают или нет. Магия Древних была очень сложной… Ну, поел? Скоро двинем дальше.

Колдун отряхнул крошки с ладоней и стал одеваться.

Чаглави заметил: слежавшийся песок под ногами Свифта зашевелился, выползло крошечное существо, заключенное в жесткий серый панцирь, и принялось теребить упавшие кусочки лепешки. Даже здесь есть жизнь!

* * *

Выезжать из тени не хотелось… Хотя и между холмов стоял неподвижный сухой жар. Повозка, увлекаемая невозмутимыми тарвулами, выкатилась на дорогу и снова двинулась на юг. Хотя день клонился к концу, жара не спадала, и яростный свет по-прежнему не позволял выглянуть из-под шляпы. Чем ниже светило, тем более ровно его лучи падают на вертикальные склоны великих гор. Тем, стало быть, сильней отражаются от гладких стен. Этот край – страна Дня, так же по другую сторону хребта лежит страна Ночи, куда никогда не попадает солнечный свет. И всего-то разделяет их – Длинная долина, которую можно пешком пересечь за сутки.

После еды наконец-то стал одолевать сон… Когда Чаглави проснулся, местность вокруг была другая. Холмы стали выше, в ложбинах между ними виднелись пятна другого цвета – скопления высохших стеблей каких-то неизвестных Ночному растений.

– Что, здесь была вода?.. – поинтересовался юноша, указывая рукой.

– Погоди, – оборвал его Свифт.

Колдун привстал в повозке, рука его лежала на рукояти ножа. Теперь Чаглави понял – что-то еще изменилось, не только ландшафт. И тарвулы шагают быстрей, да еще время от времени поднимают тяжелые морды и сопят, втягивая воздух. Агент на передке повозки притих и поглядывает по сторонам, шевелится широкополая шляпа.

– Что случилось?

– Пока ничего. Отдыхай, скоро приедем. До города недалеко. Таклан, как город называется?

– Бармут. Уже совсем рядом, рукой подать. Вон за тот холм выедем – так, может, башни покажутся.

– А почему так тревожно? – Чаглави завозился, передвигая пояс так, чтобы ножны оказались под рукой.

– Что-то не так в округе, – медленно проговорил Свифт. – Как-то необычно стало. И тарвулы тревожатся.

– Никого нет, дорога пуста, хотя до темноты время есть, – добавил Таклан. – В такой час, да поблизости от Бармута не бывает дорога пустой.

Только теперь юноша сообразил – свет утратил прежнюю дневную яркость. Похоже, солнце уже село, но лучи из-за края земли пока освещают стену великих гор, так что отраженное сияние озаряет равнину. Но пустыня уже остывает, не так дрожит воздух над холмами, линия горизонта стала четче.

Обогнули холм, на который указывал агент, и точно – на юге показались строения. Чаглави пригляделся, напрягая глаза. Различил стены и невысокие башни. Город Бармут. Таклан поднял было стрекало, чтобы подогнать тарвулов, но не стал – животные и так двигались быстрей, чем прежде. Они явно чуяли угрозу.

Город рос над равниной, стены по мере приближения приобретали цвет и объем. Глина, перемешанная с шерстью, служившая строительным материалом, хотя и выгорела на жарком солнце Дня, все-таки несколько отличалась оттенком от окружающих холмов. Под стенами не видно тени, свет теперь идет со стороны великих гор. Странная картина – после захода солнца ночь подкрадывается с запада.

Вот уже стали видны ворота – словно раззявленный рот, который поглощает ленту дороги. Показались желтые искорки – блестят доспехи и оружие стражников. Чаглави плотней надвинул шляпу и укутался в пропахшую потом ткань.

В воротах солдаты Дневные уже махали руками:

– Скорей, скорей!

– А что случилось-то? – спросил, проезжая, Таклан.

– Проезжай быстрее! – сердито рявкнул солдат.

Едва повозка вкатилась в тень портала, стражники поспешили запереть ворота. Они волокли за ременные петли тяжелые, обитые медью створки, упирались ногами, поднимая пыль.

Грохнул засов. Солдат снял шлем и утер пыль.

– Стая бейрахов появилась в округе, – пояснил он. – Большая стая! Так что ночью теперь никто не выезжает, да и запираем пораньше.

Таклан кивнул и прикрикнул на тарвулов. Животные двинулись в тень улицы.

* * *

Чаглави сжался между ящиками и старался не привлекать к себе внимания. Зато Свифт не стеснялся, скинул плащ и озирался, с любопытством разглядывая дома по обе стороны. Ночному тоже было интересно, как устроен город варваров, но он посматривал украдкой из-под шляпы. Здания вокруг были похожи друг на друга, двухэтажные, между ними лежала густая тень. И запах стоял мерзкий. Чаглави удивился: по обе стороны улицы идут канавы, в которых спеклась отвратительная на вид грязь.

Изредка встречались прохожие. На телегу агента они не глядели, больше смотрели под ноги, чтобы не ступить в липкую мерзость.

Окошки в домах были узкие, в переулках виднелись заборы, соединяющие соседние строения. Должно быть, все двери зданий выходили в дворики. Кое-где над заборами торчали деревца – чахлые и пропыленные. Но все-таки здесь имелась растительность!

А потом повозка въехала на мост. Этому убогому мостику было далеко до того, что перекинут через Длинную долину, но зато под ним была вода! Мутная, застоявшаяся, сплошь затянутая зеленовато-серой пеной, но все-таки вода. Пустыня заканчивалась в Бармуте.

– Здесь есть представительство, – пояснил Таклан. – Остановимся, переночуем. Агента здешнего зовут Перувак. При нем не болтайте, он хитрый.

– Понял? – обернулся к Чаглави чародей Свифт. – Будет спрашивать, не отвечай. А лучше вообще молчи. Ты – мой помощник, я за тебя буду говорить. Слышишь, Таклан, а ты постарайся этого своего хитреца как-то отвлечь, что ли.

– Отвлечь?

– Ну, чтоб он к парню не приставал, сам его разговорами донимай, а мы с Чаглави – сразу спать. Мол, устали. Тебе-то я доверяю, а этому твоему Перуваку – совсем не доверяю.

Польщенный Таклан пустился в объяснения, как и чем он станет отвлекать местного агента, чтобы избежать ненужных бесед. Чаглави еще раз убедился, что колдун – хитрюга. Ловко противопоставил агентов друг дружке, всего-то сказав два слова. Может, и Дневных с Ночными колдуны из Замка так же настраивают? Хотя вряд ли… войну-то, как ни крути, начали Ночные… Однако мысль показалась юноше стоящей. Надо будет изложить свои соображения королю, когда путешественники вернутся. Если вернутся.

Представительство Замка в Бармуте располагалось недалеко от моста. Миновали несколько домов, и Таклан свернул в проулок, там остановился у ворот, возле которых на заборе был намалеван странный знак – круг, перечеркнутый внутри линиями, которые складывались в остроконечную звезду. Должно быть, символ Замка в стране Дня.

Таклан спрыгнул с передка и забарабанил кулаком в ворота. За забором сперва было тихо, потом послышался шум, скрип, загремели засовы. Уже порядком стемнело, и местный агент, должно быть, заперся в доме на ночь. Ночи в этом краю боятся.

Проскрежетал засов. Одна створка приоткрылась, выглянул хозяин, он был без шляпы, босиком и в одной только длинной рубахе. В руке – дубина, расщепленный джудовый стержень, утяжеленный колтуном из перемешанной с волосом глины. Из глины торчал острый кусок кремня. Этот Дневной был намного моложе Таклана, неприятный, узкоглазый.

– Ну, чего на ночь глядя являетесь… – сердито начал агент, но тут увидел колдуна. Тон сразу изменился, Дневной заговорил подобострастно и потише: – О, какая честь! Какая честь! Прошу, заходите, заходите, какая высокая честь! Дорогих гостей послало Солнце!

Перувак засуетился, отложил дубину, торопливо распахнул ворота. Таклан схватился за упряжь и повел тарвулов во двор. Чаглави не знал, что ему делать, и решил следовать повсюду за колдуном. Во дворе Джеремия спрыгнул на землю, Ночной – тоже. Дворик оказался тесным, со всех сторон окруженным постройками. Большей частью – сараями без окон, зато с массивными крепкими дверями. Склады представительства, догадался Чаглави. Дом Перувака, двухэтажный, как и все здания города, выходил окнами во двор – должно быть, здесь хотя бы часть дня держалась тень. Вероятно, обычная планировка в этих местах.

Хозяин стал звать дорогих гостей в дом, поужинать, поговорить, как полагается.

– Благодарю, – равнодушным тоном отозвался Свифт. – Мы переночуем где-нибудь здесь, во дворе, не станем тебя стеснять. Да и ужинать не будем. Мы тебе благодарны за гостеприимство, не подумай зря. Однако устали мы с помощником, ляжем спать – да завтра с рассветом дальше двинемся.

– Ты гостям дай чего полегче пожевать, – встрял Таклан, – я их в пути кормил, они не голодные. С собой нам лучше собери еды, а сейчас мне с тобой потолковать надо серьезно, я из Замка тебе аккумуляторов привез, зеркала, вышитые плащи.

Перувак пытался протестовать, ему не понравилось, что другой агент становится между ним и гостями из Замка, но Свифт принял сторону старика, и хозяину пришлось сдаться. Чаглави на боковую не хотел, ночь была его временем, к тому же он выспался в пути, но послушно поплелся в сарай, где Перувак приготовил гостям ложа – лишь бы поменьше общаться с местным агентом.

Угощение у Перувака было прежнее – соржевые лепешки да мясо. Правда, лепешки были свежие, а мясо – вареное в специях и такое острое на вкус, что его хотелось немедленно запить. Из напитков оказался только травяной настой, приторный, невкусный. Поэтому Чаглави предпочел воду. Привкус у здешней воды был непривычный, но юноша не стал ничего говорить, чтобы не возбуждать подозрений.

Свифт равнодушно сжевал предложенное угощение и улегся на топчан, набитый чем-то жестким. Чаглави спать не хотелось, но нужно было изображать утомленного путника, так что юноша расположился рядом со спутником. Дыхание Джеремии было ровным и спокойным – похоже, колдун сразу заснул, а Ночному никак не удавалось забыться. Он то укрывался накидкой, то снова отбрасывал пропахшую потом жесткую ткань.

Из-за неплотно прикрытой двери доносились голоса – агенты препирались во дворе, снова и снова пересчитывая волшебные аккумуляторы в ящиках. Щель между дверью и косяком освещалась неровными красными сполохами. Местные боятся темноты, но в их лампах горит скверный жир тех зверей, которые живут при дневном свете. Хорошее масло производят шерваны, которые боятся солнца. Они живут в темноте, но дают хорошее масло, при помощи которого можно разогнать темноту, – эта мысль настолько поразила сонного Чаглави, что он уснул.

* * *

Утром здесь оказалось холодно. Чаглави проснулся оттого, что замерз. Свифта рядом не было, колдун куда-то ушел. Юноша встал и, ежась, выглянул из сарая. Небо – серое, цвета дорожной пыли. Должно быть, солнце еще не встало, но его лучи, отражаясь от южного склона великих гор, уже осветили равнину.

Тарвулы мерно жевали, Таклан прохаживался вокруг и распутывал упряжь. Скрипнула дверь, из дома, почесываясь, вышел Перувак. Бармутский агент при дневном свете показался Ночному еще неприятней – весь перекошенный, с неправильными чертами лица и тощий, немужественный. Его худоба была дряблая и обвисшая – совсем не такая, как у Свифта.

Перувак неторопливо подошел к Таклану и что-то стал нашептывать. Рядом с Чаглави тут же оказался Джеремия – сунул широкую шляпу. Юноша поспешно нахлобучил головной убор, чтобы скрыть глаза от Перувака, пока тот не обратил внимания на непривычные черты постояльца.

– Сейчас выезжаем, – громко объявил колдун. – Поедим уже в дороге.

– Куда вы в такую рань, – затянул Перувак, – посидели бы, поели спокойно… Да и стража еще не отперла, ворота закрыты. Бейрахи в округе, погодите, пусть солнце поднимется…

– Ничего, пока мы к воротам доберемся, как раз отопрут, – заверил хозяина Джеремия. – Едем!

Таклан сноровисто опутал ремнями тарвулов, подогнал послушных зверей к телеге и запряг.

Перувак распахнул ворота, Чаглави, отворачиваясь от него, забрался в кузов и присел между ящиков. Свифт пристроился рядом, Таклан прикрикнул на тарвулов – поехали!

Телега медленно выкатилась в узкий проход, свернула на улицу. Ехали той же дорогой, что и вчера, через мост. На улицах стояла тишина, даже крайваков под мостом было не слыхать, хотя эти твари любят подобные местечки. Возможно, в Бармуте вода такая грязная, что даже крайваки в ней не выживают. А может, их всех переловили и сожрали. Если местные едят такую нечистую пищу, как мясо газлона, то и крайваком не побрезгуют.

Городские ворота в самом деле оказались заперты, но, завидев повозку агента, стражники зашевелились и стали отворять. Должно быть, в такой час прежде проход уже бывал свободен, но теперь никто не спешил наружу из страха перед хищниками, так что и не было нужды открывать.

Снаружи царил покой. Холмы ровной чередой уходили к темному горизонту. В стороне параллельно дороге тянулась темная полоса – русло речушки, питающей болото в центре Бармута.

Странное дело – пока солнце не вышло из-за края земли, свет шел с запада, от великих гор. Потом показалось солнце, восток окрасился красным, тени исчезли, северные склоны холмов оставались белыми, а восточные – порозовели. Дорога была пуста. Телега ровно катилась, потрескивая окатышами в ступицах. Чаглави перебирал в памяти вчерашние впечатления и гадал, что будет дальше.

Вдруг Свифт привстал и насторожился. Ночной заметил, что Джеремия положил руку на рукоять ножа.

– Чувствуешь? – тут же окликнул колдуна возница. – Неспокойно как-то вокруг, а? И тарвулы волнуются.

Чаглави огляделся, но ничего необычного не обнаружил. Холмы, дорога…

– Что-то не так, – согласился Свифт. – Останови-ка.

Колдун спрыгнул на дорогу и вытащил нож. Лезвие удивило Ночного – слишком тонкое по сравнению с бронзовыми клинками Дневных и другого цвета. Оружие Свифта было белесым и блестящим, как небо в зимний период к северу от великих гор.

– Думаешь, бейрахи? – спросил Таклан.

Страха возница не выказывал, еще бы – его охраняет колдун, к тому же великий воин, известный по обе стороны гор.

– Не думаю. Они не любят бегать по свету, так что сейчас где-нибудь затаились. Где-нибудь в тени. – Свифт поворачивал голову, внимательно оглядывая окрестности. Восходящее солнце очерчивало профиль колдуна красным ореолом.

Чаглави тоже вытащил нож. Телега остановилась, тарвулы тревожно поднимали морды и сопели. Вообще-то тень была совсем рядом – в зарослях осоки вдоль русла реки.

Из-за холма донеслось характерное: «У-а-арр-р-ро-оу!» Именно так рычат взрослые бейрахи. Свифт развернулся и быстро пошел на звук.

* * *

– Эй! Куда? – крикнул Таклан. Возница не хотел остаться без защитника на пустой дороге, а на юнца Ночного он не слишком полагался.

– Куда ты, Джеремия Свифт? – спросил и Чаглави. – Я с тобой!

«У-а-арр-р-ро-оу!» – снова донеслось из-за бугра.

– Куда вы оба! – совсем уж тоскливо позвал агент.

Свифт, не отвечая и не оборачиваясь, целеустремленно шагал к холмам, из-за которых донесся рев. Чаглави заторопился следом, взбежал на вершину пологого бугра и остановился. Зрелище открылось жуткое – в лощине хищники растерзали нескольких Дневных. Должно быть, ночь застигла бедняг в пути, и они надеялись спрятаться в укромном закутке, даже огня не развели… Хотя какой огонь? Нечего им здесь жечь, пустыня.

Сколько человек погибло ночью, уже было невозможно определить – звери растерзали несчастных в клочья. Но погибшие Дневные оказались не робкого десятка – среди окровавленных останков и обрывков одежды лежал, вытянувшись, мертвый хищник. В боку зверя торчали обломки копий, а над ним, подобрав толстые лапы, застыл другой. Вот бейрах задрал морду и издал тоскливый рев: «У-а-арр-р-ро-оу!»

– Самка, – пояснил Джеремия. – Самца ночью убили, так она не ушла, осталась над ним выть. Я не знал, что у бейрахов такое бывает. Чаглави, стой здесь.

– Но…

Юноша растерянно поглядел в спину Свифту. Тот медленно двинулся с холма вниз – к самке. По дороге он скинул плащ и набросил на левую руку. Хищница заметила пришельца и мягко поднялась. Короткие задние лапы остались полусогнутыми – зверюга изготовилась к прыжку. Хвост плавно ходил из стороны в сторону, словно любопытный молодой шерван, впервые выползший ночью на поверхность. Покрытая засохшей кровью морда бейраха щерилась, открывая острые зубы.

Свифт спустился с холма и пошел медленней. Самка следила за его приближением и не двигалась с места. Чаглави не знал, как ему следует поступить – бросаться на помощь? Или все же исполнить приказ? Приказ старшего на войне или опасной охоте – это закон, но и оставлять товарища один на один со страшным хищником – тоже не годится… Зверь весил раз в шесть-семь больше колдуна, но Свифт держался очень уверенно. Чаглави решил остаться на холме и посмотреть. Верней, он ничего не решил и застыл на месте просто потому, что растерялся.

На задних лапах зверя напряглись толстенные пласты мускулов. Джеремия остановился, изогнул худую спину и выставил руку с ножом.

– Ну, давай… – позвал он хищницу.

Самка коротко рыкнула – и взвилась в воздух. В прыжке перемахнула мертвого бейраха… Свифт метнулся навстречу, припадая к земле. Левая рука послала навстречу зверю накидку. Ткань развернулась, впустую клацнули страшные зубы, и морду бейраха окутала плотная ткань. Непостижимым образом колдун, перекатываясь по земле, успел вонзить в брюхо зверя нож – и самка в полете сама располосовала живот о лезвие. Рана была неглубока, и скорей всего, животное даже не ощутило боли. Куда больше самку ошеломила материя, завернувшаяся вокруг головы. Джеремия вскочил, прыгнул на зверя – и вскочил бейраху на загривок. Как он умудряется перемещаться так быстро, Чаглави не понимал, человеку подобное не под силу.

Свифт дважды ударил ножом в основание шеи зверя – и бросился в сторону. Самка глухо зарычала, затрясла головой, потом стала крутиться на месте, поднимая тучи пыли и расшвыривая останки, оставшиеся после пиршества стаи. Свифт прыгал и вертелся рядом, стараясь держаться не перед мордой хищницы, а сбоку. На ходу нагнулся, подхватил обломок копья.

Наконец бейраху удалось стряхнуть плащ – теперь Чаглави видел, как из ран на шее толчками выплескивается багровая кровь. Да и из брюха текло изрядно – песок под ногами зверя уже пропитался и свалялся в комья. Движения зверюги замедлились…

Свифт ногой подцепил оторванную голову и пинком запустил в зверя. Страшный снаряд ударил в скулу самку, та извернулась и бросилась вбок, на противника. Но это уже не был знаменитый прыжок бейраха, ослабевшая самка просто развернулась, вытягивая оскаленную морду к колдуну. А вот что случилось дальше, Чаглави не успел разобрать. Он только понял, что обломок копья Свифт воткнул в пасть хищнице, так что острие уперлось в небо, и сам, странно перевернувшись в полете, снова запрыгнул на спину зверю. Стиснул ногами бока бейраха, перегнулся, вцепился левой рукой в ноздри, а правой – всадил клинок самке в глаз. От боли хищница инстинктивно свела челюсти, бронзовый наконечник копья пробил хрящи и вонзился в мозг.

Толстые лапы бейраха разъехались в стороны… Туша мягко легла на окровавленный песок, по желто-серому боку пробежали конвульсии… Свифт нагнулся и аккуратно вытер окровавленный нож о стоящую дыбом шерсть на загривке мертвого зверя. Он даже не вспотел.

* * *

Чаглави медленно двинулся по склону вниз, из-под ног посыпались камешки, с шорохом поползли струйки песка. Джеремия подобрал шляпу, ударил о колено, стряхивая мусор, и нахлобучил. Юноша, обходя окровавленные ошметки растерзанных Дневных, приблизился к мертвому зверю. Бейрах, даже мертвый, выглядел грозно и внушительно. Самка была даже крупней, чем хищник, которого прикончили ночью несчастные путешественники.

– Смотри, какие зубы, – Свифт невозмутимо пошевелил ногой тяжелую голову бейраха. – Два зверя, два комплекта зубов. Хочешь такие привезти домой? У вас они, по-моему, ценятся?

– Очень ценятся, – согласился Чаглави. – Только я ведь не заслужил. Это же ты зверя убил.