Текст книги "Темные пророчества (сборник)"

Ренгану нравился этот город, нравились обитатели прибрежного района – матросы и грузчики. Они напоминали горцу земляков – точно так же, как «верхние», эти бредигенцы могли предать и обмануть ради грошовой выгоды, могли ограбить любого, даже если минуту назад клялись в верности. Точно так же боялись таинственного и непонятного… и точно так же готовы были идти на смерть ради того, что почитали собственной честью, готовы были драться со сколь угодно более сильным соперником из-за одного косого взгляда, из-за одного принятого за оскорбление чужеземного слова…

Дальше от порта жили купцы, с которыми Ренган держался осторожно, считая их прожженными хитрецами, а себя – простодушным недотепой по сравнению с ними. И затем, еще дальше от порта, обитали ремесленники, люди степенные, сдержанные и горцу непонятные, ибо у них как будто имелась и гордость, и понятие чести… но вовсе не похожие на то, что понимали под честью да гордостью и земляки Ар-Арраха, и здешние моряки. Мастера из ремесленных кварталов были чужды Ренгану даже больше, нежели обитатели трущоб, те представлялись солдату чем-то средним между понятными ему людьми и нечистыми животными, крысами. То, что считали правдой и честью голодранцы из трущоб, Ренгану было отвратительно. Зато они уважали силу, и это Ренган понимал хорошо – а потому не боялся ночных бродяг. То есть Ренган не боялся никого, но иногда встречал людей, перед которыми робел. Например, к числу таковых принадлежала принцесса Амелия. Ренган видел эту даму один-единственный раз – когда принимал из ее рук приз за победу на турнире… но вспоминал частенько.

Матросы установили сходни, и на борт поднялись трое представителей портовой администрации – пристав и два стражника. Мельком оглядев шляпу с пером и длинный меч Ренгана, служители закона мгновенно утратили к нему интерес и принялись азартно препираться со шкипером относительно пошлин на груз в трюмах «Серой чайки». Ренган расплатился с боцманом, добавил пару медяков за то, что матросы помогли ему вывести из трюма белого жеребца, и спустился на набережную. Доски трапа стонали и прогибались под копытами коня, но белый держался спокойно, ему не впервой было путешествовать по морям с непоседой хозяином…

Ведя жеребца в поводу, горец покинул порт. Миновал склады, огляделся, проверил упряжь и взгромоздился в седло. Поправил меч за спиной, погладил тяжелый мешок, притороченный к седлу… провел пальцами по внутренней стороне ремня, будто расправляя складки одежды – а на самом деле ощупал потайной кисет с серебром – и тронул бока жеребца каблуками. Проезжая по тесным улочкам, Ренган озирался. В Бредигене что-то новенькое происходит не намного чаще, чем в родных горах, но иногда все же происходит. Постоянно меняются союзники города, время от времени приезжает важная персона и городская жизнь сосредотачивается вокруг гостя…

Нынче внимание горца привлекло обилие вооруженных людей в белом и зеленом. Этих цветов он не мог припомнить – кажется, ни у кого из окрестных сеньоров не было сочетания белого и зеленого в гербе, местные предпочитали темные краски. На завоевание это вовсе не походило, горожане выглядели спокойными, но бело-зеленых солдат все же было многовато.

Ренган направился на постоялый двор «Корона Эвелара», где всегда останавливался, приезжая в Бредиген. Горца устраивала тамошняя кухня и цены, к тому же в трапезной частенько собирались интересные люди, с которыми Ар-Аррах не прочь был поболтать. В «Короне Эвелара» нынче было не слишком людно. Знакомый конюх поприветствовал Ренгана и принял поводья. Горец прихватил сумы и мешок, вручил конюху несколько медяков – плату за корм для белого жеребца.

– Ренган, ты будешь сегодня рассказывать о поездке? – спросил конюх.

– Нет, вряд ли, – отозвался солдат, – я устал. Да и чего можно рассказать об этом? В горах все неизменно. А мои земляки – что с них взять? Дикари. Нечего рассказывать.

– Жалко, – кажется, огорчение конюха было искренним, – я люблю послушать твои истории.

Ренган пожал плечами и отправился в трапезную. Он привык, что его любят слушать. Почему так – горец не знал, да и не слишком задумывался. В зале обменялся приветствиями с пузатым краснолицым Мертом, владельцем заведения, сделал обычный заказ и отправился занять столик в углу. Сумки он швырнул на лавку рядом, а тяжелый мешок бросил под стол и уселся так, чтобы касаться поклажи ногой. С этим мешком солдат связывал определенные планы, и было бы обидно, если с ним что-то приключится.

Несколькими минутами позже сам хозяин – честь уважаемому гостю! – явился с подносом. Расставляя плошки перед горцем, Мерт поинтересовался поездкой. Ренган ответил то же, что и конюху – съездил, повидался с родными. Дикари. Нечего рассказывать… В горах все неизменно. Хозяин почесал затылок и скривился.

– Жалко… Когда ты травишь свои байки, клиенты охотнее заказывают пиво…

– Это не мое дело, – пожал плечами солдат, принимаясь за еду. – У меня ж нет доли в твоих прибылях.

– М-да? – Хозяин нахмурился. – А если бы я, скажем, выставлял тебе бесплатно кружку пива, если ты обязуешься болтать весь вечер? Нет? А две кружки?

– Нет, Мерт, – пробурчал горец с набитым ртом, – мне это не подходит. Во-первых, у тебя дрянное пиво…

– Пиво, как пиво… А во-вторых?

– А во-вторых, чтобы мне было, о чем болтать, я должен куда-то съездить и кого-то убить. Кого-то интересного, значительного… или хотя бы, по крайней мере, участвовать в убийстве многих. Иначе не о чем рассказывать.

– Не ври, Ренган Ар-Аррах, ты не пережил и половины приключений, о которых заливал в «Короне Эвелара». Ты все равно выдумываешь свои истории!

– А вот это уже не твое дело, толстяк. Расскажи лучше, что за молодчики в белом и зеленом ошиваются на улицах?

– А, заметил…

– Еще бы не заметить, они на каждом шагу. И все при оружии. Чья это дружина?

– Герцога Фиеро. Белый с зеленым – его цвета. Герцог приехал неделю назад, с ним человек двести. Говорят, гость города.

– Что еще?

Мерт огляделся и присел за стол Ренгана, солдат тут же сдвинул под столом ногою мешок поближе к себе – просто по привычке. Хозяин не обратил на этот жест внимания, он любил не только послушать, но и поговорить, а Ренган Ар-Аррах как раз оказался подходящим рынком сбыта устаревших новостей. В Бредигене уже все знали о герцоге Фиеро, а горец – нет.

– Говорят, через неделю или две пожалуют остальные, он собирает войска. Конечно, о войне никто не говорит, герцог созывает вассалов на большой турнир… заодно навербует еще солдат. Хочешь наняться?

– Нет, – Ренган помотал головой, стянутые в хвост волосы подпрыгнули на затылке. – Потом, быть может… а сейчас у меня кое-что другое на уме. Комнаты есть? Я забыл спросить у конюха.

– Есть. Пока на турнир не собрались вояки, места есть. Можешь выбирать.

Мерт посидел еще немного, глядя на жующего горца – должно быть, надеялся продолжить беседу. Ренган молча ел, облизывал жирные пальцы и прихлебывал пиво. Не дождавшись, толстяк тяжело вздохнул и поднялся. Тут только Ар-Аррах спросил:

– Фомас здесь? Часто у тебя появляется?

– Да почти каждый день!

Мерт оживился, но горец уже снова уткнулся в тарелку. Краснолицый трактирщик постоял еще с минуту, потом развел руками и отправился за стойку. Там он заскучал – посетителей пока еще было немного, до вечера далеко.

Ренган доел, сгреб вещички, прошел к толстяку и попросил ключи от комнаты.

– Тебя проводить? Я велю кому-нибудь из…

– Сам найду. Та, угловая, свободна? – Ренган имел в виду комнату, которую давно облюбовал в «Короне Эвелара».

– Да. Держи. – Мерт положил ключ на исцарапанные доски.

Ренган кивнул, и сгреб ключ, оставив на стойке несколько монет – плату за недельный постой. В Лодоре он не сумел отыскать сокровищницу и десять раз пожалел, что прикончил всех пойманных жрецов прежде, чем они указали храмовый тайник… Но что толку жалеть о сделанном? В горы Ренгану теперь возврата нет. Сейчас Ар-Аррах связывал надежды с содержимым мешка. И помочь в осуществлении планов ему лучше всех может викарий Фомас, грамотей, философ и выпивоха, любивший послушать Ренгана не меньше, чем прочие посетители «Короны Эвелара».

Фомас относился к небольшому числу людей, которых Ренган уважал. Причем священника Ар-Аррах уважал не за умение владеть оружием, а за немалые знания. Фомас прочел книг больше, чем Ренгану довелось не то, что подержать в руках – больше, чем неграмотный горец видел за всю жизнь. Викарий умел говорить складно и странно, события и люди в его объяснениях объединялись странными связями и, выслушав Фомаса, Ренган частенько начинал видеть мир иначе, чем до беседы с ученым викарием. Это казалось непривычным, но занятным. Фомас был мудр, но не той мудростью, что открывает путь к власти и богатству – все, что викарий мог заработать обширными знаниями, немедленно пропивалось, уходило, словно вода в песок. С таким образованием иной давно бы стал епископом, но не Фомас, нет. К тому же речь викария казалась сухой, и слушали его с гораздо меньшей охотой, чем Ренгана. В результате Фомас был беден, вечно алчен и готов обменять крупицы истины на кружку пива – именно это и требовалось нынче Ар-Арраху. К тому же вопросы, занимающие горца, как раз касались религиозных сфер – кто ж поможет лучше священника!

В комнате на втором этаже Ренган сбросил с плеча сумки, поставил длинный меч в угол и прислушался. В коридоре тихо, за окнами, как обычно, шумит Бредиген. Здесь никогда не бывает тихо днем… да и ночью – далеко не всегда. Убедившись, что ничего подозрительного поблизости нет, горец осторожно сдвинул кровать, приподнял доску там, где прежде стояла ножка – открылся тайник. Этот секрет Ренган обнаружил случайно и подозревал, что сам Мерт не знает о нем. С тех пор солдат старался заполучить в «Короне Эвелара» именно эту угловую комнату. Ну и конечно солдат счел удачным обстоятельством узкие, похожие на бойницы, оконца – сквозь них неудобно подглядывать с улицы, а влезть и вовсе невозможно.

Порывшись в мешке, Ар-Аррах выудил один из наполнявших его предметов, заботливо укутанных в толстую ткань, остальное запихнул в дыру, опустил половицу и установил кровать на место. Сверточек сунул под ремень, чтобы иметь под рукой, нынче может понадобиться. Отошел к двери, поглядел, не осталось ли следов. Нет, ничего. Удовлетворившись осмотром, Ренган вернулся к кровати и завалился отдыхать. Скоро начнет темнеть, Фомас покончит с делами в канцелярии епископа и заглянет в «Корону Эвелара» пропустить кружечку пива. Тут-то Ренган и расспросит грамотея.

Когда стало смеркаться, Ренган спустился в трапезную и занял столик в углу недалеко от входа. Мало-помалу начал сходиться народ. Писари, приказчики и мастеровые, живущие неподалеку, потянулись в «Короне Эвелара» – осушить кружку-другую пивка да послушать рассказы постояльцев, моряков и купцов. Ренгана многие узнавали, спрашивали о поездке… и огорченно качали головой, заслышав, что нынче горец воздержится от бесед. Наконец появился и Фомас – маленький, суетливый, в помятой сутане и венчиком всклокоченных волос вокруг блестящей плеши. Горец окликнул его, священник встрепенулся, близоруко вгляделся в темный угол и тут же улыбнулся, узнав Ренгана. Солдат помахал рукой, и Фомас подошел к столу.

– Привет, Ренган! Давно вернулся?

– Здорово, старина. Только нынче. Садись, выпьем.

– Угощаешь? – Фомаса не нужно было долго упрашивать.

– Да, – Ренган подвинул священнику пустую кружку и налил пива из кувшина. – Хочу поговорить с тобой… но это после. Пей, рассказывай, что нового в Бредигене.

Фомас сделал несколько порядочных глотков, поставил кружку, и сложил руки перед собой на столе. Ладони у него были широкие и шишковатые, как у портового грузчика. Разве что грузчики обычно не пачкают рук в чернилах.

– Да что у нас нового… Бредиген шумит, как всегда. А ты как съездил? Повидал родню?

– А… – горец махнул рукой. – Лучше не спрашивай. Родственнички не придумали ничего лучшего, как отметить мой приезд набегом на соседний клан, вдесятеро более сильный, чем Аррахи… Разумеется, я не остался в стороне, снес несколько голов… Словом, на пару лет мне путь в горы заказан. Обычаи у нас простые… и если кто из Ар-Шоратов приметит меня… в покое уже не оставят. Так что нового в городе?

– Все как всегда, все как обычно… – Фомас задумчиво взялся за кружку. – Нынче вот герцог Фиеро…

– Да, кстати! – Ренган сделал вид, что только теперь вспомнил о герцоге, хотя и о солдатах Фиеро ему тоже хотелось узнать у осведомленного викария. – А ему-то чего надо?

– Да того, что и всем. Наследства Амелии. Ты же слышал, что Рнентонна до сих пор ничья.

Ренган кивнул. Война шла третий год и успела унести жизни троих ближайших родственников Амелии. Эти отважные сеньоры сложили головы, оспаривая друг у дружки наследство безутешной вдовы. Вопреки ожиданиям, смерть большинства законных претендентов не разрешила спор, а напротив – только подогрела страсти, поскольку гибель наследников дала повод вмешаться в драку императору, объявившему Рнентонну выморочным владением. Разумеется, король Денант, последний уцелевший из двоюродных дядьев Амелии, был не согласен… Ренган как раз уезжал на север, когда в Рнентонну направлялся имперский маршал, чтобы напомнить Денанту о правах императора, и теперь, должно быть, война вспыхнула с новой силой… Но при чем здесь Фиеро? Он ни родич принцессы, ни сосед, ни сеньор…

– И что? – Ренган снова подлил священнику. – Каким боком Фиеро может влезть в заваруху?

Фомас допил пиво, рыгнул и, откинувшись на спинку стула, сцепил широкие ладони на животе.

– Не знаю, – с хитрым видом промолвил викарий.

Ренган решил, что грамотей владеет неким секретом и стоит попытаться его разговорить. Горец привстал и помахал Мерту. Перехватив взгляд кабатчика, показал два пальца. Одного кувшина будет явно недостаточно. Эта пантомима привлекла внимание публики в зале, Ренгану снова пришлось объяснять, что никаких рассказов нынче не будет. У стола возник Мерт, поставил кувшины и удалился. Кабатчик был бы не прочь поучаствовать в разговоре и послушать умных людей, но его уже ждали – перед стойкой собирался народ. Ренган на правах хозяина снова налил и завел:

– Значит, этот Фиеро тоже зарится на наследство Амелии… И много у него людей? Он ведь собирается вступить в противоборство с Денантом и императором?

– Он – сеньор не из самых могущественных, но…

Священник принялся задумчиво вертеть пустую кружку. Ренган понял правильно и налил до краев. Фомас не спеша пил пиво, поглядывая поверх кружки на горца. Ар-Аррах старательно изображал задумчивость. Наконец коротышка соизволил заговорить.

– Фиеро считает себя самым умным.

– И?

– И он ошибается. Однако кое-что он смекнул верно.

– Послушай, Фомас, – Ренган сдался. – Я согласен, самый умный не Фиеро, а ты. Рассказывай, не тяни.

– Ладно, Ренган, ладно. Ты славный парень… и к тому же… – священник протянул пустую кружку и горец тут же наполнил ее, – к тому же…

Священник пил, горец терпеливо ждал. Наконец Фомас отставил сосуд и закончил:

– …И к тому же то, что я тебе расскажу, ты все равно так или иначе узнаешь. Весь Бредиген судачит о последней кампании. Слушай. Когда явился маршал с приказом взять Рнентонну под свою руку, Денант выступил против него и выиграл первую схватку.

– Да, это я знаю. Рассказывали корабельщики в пути. Денант не очень хорош как военачальник, но за два года войны успел многому выучиться.

– Это тебе виднее, – кивнул священник. – Король заманил имперский авангард в ловушку и перебил почти всех. А потом у него не заладилось. То ли маршал Керестен оказался настолько хорош, то ли что еще… словом, теперь имперцы постепенно теснят людей короля и выигрывают одну схватку за другой. Денант, должно быть, уже много раз успел пожалеть, что довел дело до войны. Но он не сдастся. Проиграет, но не сдастся.

– Его дела настолько плохи?

– Похоже, да. Он отступал к горам, надеялся, должно быть, уйти к себе, в Эритонию… но отряд имперцев перекрыл перевалы и отбросили его авангард. Пока он подтягивал резервы, к предгорьям подоспел сам Керестен. Скоро будет решительная битва и Денанта, скорей всего, побьют.

– А Фиеро?

Священник пожал плечами:

– Через несколько дней состоится турнир. После турнира Фиеро выступит в поход.

– И что? Я так и не понял, какую рыбу герцог надеется поймать в мутной воде. Помочь слабейшему из двух? – Ренган снова наполнил кружку священника, викарий впитывал пиво, словно губка.

– Нет, добить победителя! – коротышка с довольным видом принялся за новую порцию. – Понимаешь, Ренган… После битвы кто бы ни победил – имперцы или король – а герцог Фиеро окажется сильней. Эти двое славно поколотят друг дружку, а герцог прибудет со свежим войском. Так-то.

– Да, – солдат кивнул, – в этом, пожалуй, есть смысл. Но если победит король, то уйдет через перевалы в Эритонию, а весной возвратится с новым войском… А если победит маршал… опять-таки весной император пришлет ему на смену нового полководца. Вряд ли этот новый имперец окажется искусней маршала Керестена, но наверняка будет злей. Стало быть, у Фиеро есть что-то на уме, этим походом он только выиграет время до весны. Выкладывай, что тебе известно. Герцог – не воин, не родич Амелии, не… В общем, что отличает его от прочих претендентов?

– Он холост! – объявил викарий со значением. И повторил. – Он холост.

– Но Амелия… в монастыре…

– Еще не приняла постриг. То есть она вдова и может выйти замуж повторно. Но учти, это только мои домыслы, не распространяйся особо.

– Не буду. Ладно, это меня не касается. Фомас, я хотел посоветоваться с тобой об очень важном деле.

3. Торг

Слегка захмелевший викарий отер пену с губ и постарался принять серьезный вид, что выглядело довольно комично. Священник проникся серьезностью момента – это хорошо, решил Ренган. Теперь бы половчее задать вопрос…

– Скажи, Фомас, а помнишь того блаженного, который обратил в истинную веру моих предков на севере… Ну, этого… как его…

Ренган закатил глаза и наморщил лоб, притворяясь, что вспоминает имя святого подвижника. На самом деле ни о каком блаженном он не слыхал, а может и слыхал, но что-то совершенно невразумительное. Тем не менее, горец твердо знал, что все окраинные земли когда-то были языческими, и в каждом краю побывал некий подвижник, оставивший по себе предание о подвигах, чудесах и мученической кончине. Наверняка и в родных горах Ар-Арраха побывал такой – вот пусть многомудрый Фомас и вспомнит имя. Вообще, в глубине души Ренган простодушно считал, что после каждой прочитанной книги в башку вселяется по маленькому человечку, который со временем начинает нашептывать книгочею всякие мудреные штуки, о которых написано в книгах. Чем больше книг прочел – тем больше чужих мыслей у тебя в голове, а иначе зачем читать! И когда задашь вопрос грамотею вроде Фомаса – грамотей задумывается… вот как викарий сейчас… и тогда не нужно грамотею мешать, это маленькие человечки из книг совещаются у Фомаса в голове. Если дать им посовещаться как следует, непременно тот, который знает верный ответ, переспорит соседей. Тогда Фомас ответит Ренгану.

– Блаженный Гэрфин! – объявил викарий.

– А, точно, Гэрфин, – обрадовался горец, – скажи, Фомас, а сколько твой епископ даст за палец блаженного Гэрфина? Нетленные мощи!

– Ты привез палец Гэрфина? А кто подтвердит, что это его палец?

– Только плоть праведников не подвержена тлению, – глубокомысленно изрек горец.

Фомас уткнулся в кружку и задумался, маленькие человечки в его плешивой башке сейчас наверняка препирались до драки. Наконец викарий подвел итог:

– Если маленько поделишься со мной, то… двадцать крон.

Внешне Ренган остался спокоен, но сумма оказалась вдвое большей, чем горец предполагал. А поскольку Ар-Аррах не сомневался, что «нижний» наверняка хочет надуть простодушного северянина, то палец наверняка стоит все сорок крон. А если не палец, а все пять… да прибавить стоимость ладони… сейчас Ренгану ужасно не хватало парочки крошечных человечков, умеющих считать. Фомас позабыл о дармовом пиве, викарий вертелся на стуле, пытаясь угадать мысли горца. И не выдержал, заговорил торопливо, брызгая слюной:

– Ренган! Послушай, Ренган! Епископ все равно спросит совета у меня, это я буду определять подлинность пальца… поэтому я и…

– Пожалуй, – медленно и раздумчиво, словно самому себе, заявил солдат, – я снесу мою нетленную длань… в монастырь блаженного Регимонта. Тамошний настоятель – выжига и плут, он, конечно, объявит, что это длань принадлежала Регимонту…

– Длань? Длань?!! Ренган, послушай меня, не ходи к аббату! Поверь, я…

– …Зато аббат отсыплет мне… – Ренган говорил по-прежнему не спеша. – Триста крон! Никак не меньше, чем триста крон! Или этот герцог Фиеро? Ему ведь нужен волшебный… то есть я хотел сказать – священный талисман, чтобы принес удачу в походе!

– Ренган, не ходи к аббату! И зачем тебе герцог, он непременно обманет! Ну давай я переговорю с епископом, а? Ну, друг ты мне или нет?

– Коли речь идет о дружбе, – Ренган широко улыбнулся, – то ладно. Если твой епископ отвалит три сотни… пятерка твоя.

– Не мало ли? И еще неизвестно, что у тебя за длань, – викарию явно показалось мало пяти монет. – Может, ерунда какая-то.

– На вот, погляди, – Ренган извлек и протянул собеседнику сверток, – только осторожно. Не привлекай внимания.

Пока священник разворачивал пелены и оглядывал со всех сторон ренганов трофей, горец налил пива в обе кружки и взял свою. Фомас изучал обрубок минут пять, затем наконец объявил:

– Никогда не встречал ничего подобного. Видны кости, жилы, это несомненно нетленные останки!.. Да, здорово, прямо как камень! Где ты их взял? Только не ври, что руке двести лет.

– Почему двести? – Ренган испугался, что человечки в голове книгочея сейчас каким-то образом уличат его в обмане.

– А потому, – теперь Фомас светился торжеством, – что блаженный Гэрфин принял мученическую смерть от рук твоих земляков двести с небольшим лет назад, а этой ладони – и года нет. Видишь, как кости срублены, вот! Края острые, не затупились, как должно было произойти за двести лет.

– Ха, эти честные мощи пролежали в забытом храме без движения. Ладно, десять крон – твои. По рукам?

– По рукам, – вздохнул викарий, неохотно возвращая реликвию и поднимая кружку.

На следующий день Ренган выспался как следует и в трапезную спустился ближе к полудню. У Фомаса, по расчетам горца, было достаточно времени, чтобы взбудоражить епископа сообщением о вновь обретенной реликвии и убедить прелата в необходимости купить длань блаженного Гэрфина. Горец позавтракал и удобно расположился на любимом месте в углу. Оглядел пустой зал, откинулся на спинку стула и задремал. Мерт сегодня был неразговорчив и молча скучал за стойкой, посетителей собралось даже меньше, чем вчера. Около часа пополудни скрипнула дверь и в пустой зал, осторожно ступая, вошел невзрачный священник. Озираясь, прошагал к стойке и тихо заговорил, обращаясь к Мерту:

– Благословение на этот дом… Здесь ли остановился некто Ренган, северянин?

– Я здесь! – солдат встал и подошел к стойке. – Это я, Ренган Ар-Аррах. Для чего я понадобился вам, святой отец?

По заинтересованному лицу Мерта было видно, что кабатчику тоже любопытно, но священник ответил только:

– Мне велено пригласить вас, сын мой, в канцелярию его священства епископа по делу, суть которого вам известна. Благоволите следовать за мной.

Ренган кивнул, одернул куртку и направился следом за посланцем к выходу. Мерт, раздосадованный тем, что ничего не смог разузнать, тяжело вздохнул и налил себе полкружечки пива. Оставалось надеяться, что Ренган расскажет что-нибудь по возвращении.

На улицах Бредигена было людно, грязно и шумно, как всегда. Ренган шагал на полшага позади провожатого и внимательно озирался по сторонам. На оживленной улице рослый горец чувствовал себя немного неловко и время от времени придерживал рукоять меча, чтобы не сбить кого-нибудь с ног ножнами. Разумеется, двуручник он оставил в «Короне Эвелара», вооружившись более подходящим к случаю мечом, но суетливые бредигенцы так и норовили подвернуться под руку. Это свойство горожан всегда раздражало Ренгана. Спутник солдата за всю дорогу не проронил ни слова, ловко лавируя в толпе.

В резиденции епископа Ренгана проводили в комнату с узкими скамьями вдоль стен, предваряющую канцелярию. На скамьях сидели просители, должники, какие-то торговцы, имевшие с епископом дела. Ренган не захотел опускаться на низенькую неудобную скамью и остался на ногах. Минуты тянулись, иногда распахивалась дверь, и кого-то из ожидающей публики приглашали пройти в канцелярию. Время от времени посетители, чье дело было решено, проходили наружу – иногда они выглядели довольными, но чаще сердиты или огорчены. Один – должно быть, несостоятельный должник – удалился рыдая. Ар-Аррах, глядя на него, брезгливо поморщился. Таких людей горец не понимал.

Ждать пришлось не меньше получаса, но Ренгану были известны здешние порядки, и он не беспокоился. К тому же Фомас позаботится, чтоб об Ар-Аррахе не забыли.

Наконец позвали и Ренгана. Оказывается, за дверью было не помещение, как предполагал горец, а коридор. Вслед за молчаливым клириком солдат прошел мимо нескольких дверей. Перед очередной провожатый остановился и, приоткрыв створки, впустил Ренгана. Наемник вошел и поклонился. За столом напротив двери восседал сам епископ Мериген, толстый, румяный, осанистый. Фомас, сидящий рядом с прелатом на низеньком табурете, казался карликом. Третий священник молча ссутулился за маленьким столиком в углу и помалкивал, уткнувшись в толстую книгу.

– Итак, сын мой, – сразу перешел к делу епископ, – брат Фомас утверждает, что тебе посчастливилось доставить с Севера удивительную реликвию. Вместо ответа Ренган подошел к столу и с новым поклоном – не деревенщина какая-то он, обхождение понимает – молча выложил перед священниками свой трофей.

Фомас торопливо размотал покровы и извлек отсеченную руку Сведущего. Отмытая дочиста от вековых напластований спекшейся крови жертв, реликвия в самом деле выглядела очень внушительно, можно даже сказать, изящно. Тонкие удлиненные пальцы с обломанными ногтями правильной формы – словно высечены резцом искуснейшего мастера, но вряд ли на свете сыщется хоть один скульптор, способный передать свойства плоти настолько тщательно – рука казалась живой. Епископ тут же принялся вертеть трофей в пухлых пальцах – разглядывал, мял, пробовал на твердость ногтем. Никогда прежде почтенному прелату не доводилось встречаться с подобным чудом.

– И сколько же ты желаешь, – тщательно скрывая пробудившуюся алчность, спросил Мериген, – получить за… это?

– Триста крон, – коротко отозвался солдат.

Епископ нахмурился, должно быть, хотел начать торг. Фомас, привстав, торопливо зашептал ему на ухо:

– Ваше священство, это же варвар, дикарь. Такие, как он, и погубили блаженного Гэрфина. Разве он понимает? Если он сказал триста – значит, не уступит. Поверьте, ваше священство, уж я-то его знаю!

– Триста крон, – повторил Ренган. – Я знаю, где мне дадут за длань Гэрфина именно столько. Когда б не Фомас, который уговорил подождать, триста крон уже лежали бы у меня в кармане.

С этими словами горец сделал шаг к столу и протянул руку к реликвии, будто намереваясь отобрать ее прямо из рук Меригена. Тот проворно убрал отсеченную руку со стола и прижал к груди.

– Я согласен, сын мой, – объявил толстяк. И бросил третьему клирику, – Брат Вигиль, отсчитай триста крон этому доброму человеку. К сожалению, мне некогда, я приглашен нынче его светлостью на обед… Заканчивайте без меня.

Шурша мантией, епископ поднялся, оба клирика тут же встали. Когда Мериген вышел, Фомас украдкой подмигнул горцу. Тот невозмутимо прошел в угол, и брат Вигиль, так и не поднявший на гостя глаз, принялся выкладывать перед собой на стол серебряные монеты по десять крон. Ренган подвигал блестящие кругляшки к себе и составлял столбиками. Дважды он требовал заменить монету, показавшуюся ему легковесной, клирик безропотно подчинялся. Наконец торг был окончен, Ренган развернул на пальце перстень, украшенный печаткой с гербом, и приложил к расписке. Принимая полоску пергамента, Вигиль впервые глянул на солдата – коротко и очень недобро. Во всяком случае, Ренгану взгляд казначея не понравился.

Горец ссыпал монеты в мешок и обратился к Фомасу:

– Ты еще занят? Может, проводишь меня? Есть разговор.

Коротышка спросил казначея:

– Справишься без меня? Все равно его священство отбыл, и ничего серьезного не предвидится…

– Да, конечно, – Вигиль, по-прежнему глядя вниз, расплылся в улыбочке. – Ступай, я управлюсь.

Когда приятели покидали канцелярию, Ренган заметил краем глаза, что казначей шмыгнул по коридору и скрылся в одной из боковых дверей…

Едва солдат с клириком покинули резиденцию епископа, Фомас принялся болтать – должно быть, прежде нервничал, волновался, как пройдет дельце, а теперь напряжение спало. Ренган слушал разглагольствования приятеля вполуха, искоса поглядывая по сторонам. Сейчас они шагали по центру Бредигена, в сутолоке людных улиц, но горцу то и дело казалось, что в переулках мелькают какие-то люди, следящие за ним. Когда оглядывался – не видел никого подозрительного. Ближе к порту улицы стали более узкими и темными, верхние этажи нависали над мостовой, закрывая солнце. Людей здесь было куда меньше, теперь Ренган пару раз приметил быстрые тени, мелькающие в переулках, параллельных их маршруту. А довольный Фомас болтал и болтал:

– …Установление подлинности – обычная трудность, если имеешь дело с реликвиями. Существуют разные способы распознать подделку, я читал обо всех! И ты знаешь, что любопытно…

Они как раз подходили к перекрестку, и Ренган заметил, что тень соседнего дома, пересекающая улицу, шевельнулась перед ним – за углом кто-то стоял, прижавшись к стене. Священник, разумеется, не заметил ничего, поглощенный беседой крошечных человечков в голове.

– …Как правило, самые красивые реликвии и оказываются поддель… Ай!

Ренган, ухватив левой рукой священника за капюшон, рванул назад, извлекая правой меч из ножен. Перед носом ошеломленного Фомаса просвистела дубинка. Если бы не Ренган, удар пришелся бы священнику в голову. Разбойник, промахнувшись, пролетел за своей дубинкой и Ренган, не раздумывая долго, всадил в него меч. И тут же, проворно выдернув оружие из раны, перепрыгнул через истошно вопящего противника, кинулся в переулок. Там обнаружилось еще двое громил. Один, оправившись от удивления, попытался атаковать, Ренган легко отбил взмах дубины и в два выпада разделался с разбойником. Последний бросился наутек. Ренган подбросил клинок, поймал за середину лезвия и швырнул, точно дротик. Третий разбойник был тщедушным парнем, меч проткнул его насквозь. Ренган неторопливо подошел к бьющемуся в луже крови разбойнику, придавил ногой и вытащил меч. Раненый захлебнулся последним стоном и смолк. Горец пошел обратно к перекрестку. Из-за угла, там, где он оставил Фомаса, раздавались глухие удары и пыхтение. Приятеля Ренган обнаружил сидящим верхом на человеке в священнической одежде. Философ азартно колотил противника увесистыми кулаками, а тот, не помышляя о сопротивлении, корчился, жалобно ойкал и вяло пытался прикрыть голову. Вокруг по-прежнему не было никого – издали замечая драку, добрые бредигенцы сворачивали в сторону. Ренган, не спеша, отер клинок об одежду первого разбойника, убрал в ножны и с минуту наблюдал за экзекуцией. Вид у Фомаса, мутузящего собрата, был довольно потешный – священник вошел в раж. Удары он наносил неумело, зато с немалым вдохновением.