Текст книги "«Злой город» против Батыя. «Бессмертный гарнизон»"

Глава вторая
Брат и сестра

Княгиня Феодосия доводилась родной сестрой рязанским князьям Юрию и Ингварю Игоревичам. Это была статная и очень красивая женщина с длинной светло-русой косой. Когда Феодосия ходила в девицах, к ней сватались многие князья, восхищенные ее внешней прелестью. Однако Феодосии приглянулся Всеволод Мстиславич, старший сын черниговского князя Мстислава Святославича. За него-то Феодосия и вышла замуж, перебравшись из Рязани в Козельск.

Две первые дочери, рожденные Феодосией, умерли еще во младенчестве. Третья дочь Звенислава ныне сама стала невестой на выданье. Ей недавно исполнилось шестнадцать лет. Звенислава, как и ее мать, блистала красотой. Василий, сын Феодосии, был на год моложе Звениславы. Он появился на свет в год злосчастной для русичей битвы на Калке. Отец Василия так и не увидел своего первенца, сложив голову в сече с татарами.

Чертами лица княжич Василий уродился в мать, у него были нежные щеки и подбородок, на которых пока еще не проступила первая мужественная поросль. Синие глаза княжича, его длинные изогнутые ресницы и красиво очерченные уста были предметом постоянных подтруниваний со стороны Звениславы, которая шутливо замечала брату, мол, телом он – отрок, а лицом – отроковица. Порой это злило Василия, хотя с годами он стал терпимее относиться к беззлобным насмешкам своей острой на язык сестры.

Поскольку разница в возрасте у Василия и Звениславы была совсем небольшая, между ними с детских лет установились доверительные отношения. Звенислава не бывала так откровенна с лучшими подругами, как со своим братом. Даже от матери Звенислава имела секреты, но она никогда и ничего не утаивала от брата. Всеми радостями и тревогами Звенислава прежде всего делилась с Василием.

Вот и на этот раз, услышав, какие разговоры ходят по княжескому терему, Звенислава первым делом разыскала брата. Василий сидел за столом в своей светлице и листал толстую книгу в кожаном переплете. Это было сочинение Прокопия Кесарийского о войнах византийцев с персами, вандалами и остготами, переведенное с греческого на русский язык. Эту книгу подарил Василию его крестный отец Анфим Святославич.

– Глазам не верю! – сердито воскликнула Звенислава, стремительно подойдя к Василию по скрипучим половицам. – Вокруг творятся такие события, а мой братец как ни в чем не бывало книги почитывает!

– Сядь, сестра! – спокойно проговорил Василий, подняв глаза на Звениславу. – Ты так взволнована, словно вот-вот наступит конец Царствию Божию. Успокойся.

Однако для стремительной Звениславы это было выше сил.

– О каком спокойствии ты молвишь, братец! – Звенислава резким движением захлопнула книгу, лежащую на столе перед Василием. – Изяслав Владимирович тянет под венец нашу мать, а ты даже не чешешься! Недоумок, ты же стола княжеского лишишься, ежели Изяслав Владимирович станет законным супругом нашей матери. Не книжки листать надо, братец, а гнать отсюда в шею Изяслава Владимировича! Он же прохвост и негодяй!..

Внезапно скрипнула дверь и в светлицу вступила Феодосия Игоревна в длинном лиловом одеянии греческого покроя, в белом платке и небольшой круглой шапочке из блестящей малиновой парчи. По лицу княгини было видно, что она услышала последнюю гневную фразу дочери. Плотно притворив за собой тяжелую дверь, Феодосия Игоревна приблизилась к столу и опустилась на другой стул. Вид у нее был унылый и потерянный. Прежде чем заговорить, Феодосия Игоревна пристально взглянула на сына и дочь, как бы прося у них прощения за то, что им сейчас предстояло услышать.

– Дети мои, ради нашего благоденствия решилась я сочетаться браком с Изяславом Владимировичем, – с печальным судорожным вздохом промолвила Феодосия Игоревна. – За ним сила и ратное умение, все князья-Ольговичи с ним считаются. Бояре наши признали разумным это мое решение. Хочу услышать и ваше мнение, чада мои.

– Матушка, не выходи замуж за Изяслава Владимировича, – воскликнула Звенислава, обняв мать за плечи. – Он же старый совсем, а ты такая красавица! У вас же разница в возрасте двадцать лет. К тому же Васятку нашего Изяслав Владимирович стола княжеского может лишить. Какое же это благо?

– Неужто все наши бояре горой стоят за Изяслава Владимировича? – спросил Василий, посмотрев в глаза матери. – Не может этого быть.

– Конечно, не все, сынок, – ответила Феодосия Игоревна. – Никифор Юшман выступил против этого брачного союза. Увар Иванович с ним тоже заодно. Ефим Срезень хоть и не был на совете, но мнение свое высказал через сына своего. Не люб ему Изяслав Владимирович.

– Самые здравомыслящие из наших бояр не купились на речи и обещания Изяслава Владимировича, – сказала Звенислава, – а такие, как Матвей Цыба, готовы любому князю кланяться, лишь бы головой не рисковать и мошну свою сберечь. Я и Матвея Цыбу прогнала бы к чертям из Козельска! Коль ему по душе Изяслав Владимирович, вот и пусть проваливает со своим семейством к нему в Путивль!

– Напрасно наши бояре сомневаются в том, что в случае опасности я не смогу возглавить козельскую дружину, – нахмурился Василий. – Мой дядька Гудимир исправно военному делу меня обучает. Я и мечом неплохо владею, и на коне крепко сижу, из лука стрелять умею не хуже моих гридней. А то, что голос мой не слышен среди прочих голосов князей-Ольговичей, так это до поры до времени. Пройдут и мои младые годы, а им на смену придет мое возмужание. На сем испокон веку стоит род людской.

– Верно молвишь, братец! – Звенислава взъерошила своей быстрой рукой светлые кудри на голове Василия. – И Ярослав Мудрый некогда отроком был, но, возмужав, стал прославленным князем на Руси. От него ведут свой род Ольговичи и Мономашичи. На него тщатся походить иные из нынешних князей, завидуя его мудрости и славе. Кто знает, какая судьба уготована Богом нашему Василию? – Звенислава подмигнула матери. – Ведь он, как и Ярослав Мудрый, немало книг прочитал, греческий язык выучил, Ветхий и Новый Заветы наизусть вызубрил. Не пристало нашему Василию делить отцовский удел с Изяславом Владимировичем, который до седых волос дожил, но так и не стал честным и справедливым. Матушка, иль тебе неведомо, что люди говорят об Изяславе Владимировиче?

Звенислава вновь прильнула к матери, прижавшись своей румяной щекой к ее щеке.

– Что ж, дети мои, – после краткой паузы сказала Феодосия Игоревна, – ваши слова упали на самое дно души моей. Наперекор вам я пойти не могу. Ваше мнение для меня весомее мнения моих бояр. Отвечу я отказом на сватовство Изяслава Владимировича. У меня у самой сердце не лежит к нему. Нельзя, переступая через себя, под венец идти.

Встав из-за стола, Феодосия Игоревна сначала поцеловала дочь, потом сына. На ее оживившемся повеселевшем лице явственно проступили оттенки радостного облегчения, словно тяжкий груз вдруг разом свалился с ее плеч.

Звенислава, взвизгнув от радости, заключила мать в крепкие объятия. Василий тоже вскочил, едва не опрокинув стул, обнял сразу и мать и сестру.

Глава третья
Купава

С малолетства подле княжича Василия находились два воспитателя. Один был молодой священник по имени Созонт. Другой был дружинником, его звали Гудимиром. Созонт обучал Василия грамоте и мирским наукам, а Гудимир наставлял княжича в воинском мастерстве. Когда Василию исполнилось пятнадцать лет, его занятия с Созонтом заметно сократились, поскольку к этому времени начитанный священник успел передать своему воспитаннику почти все свои знания. Для постижения новых иноземных языков и наук надлежало ехать в Киев, но княгиня Феодосия Игоревна запретила сыну даже мечтать об этом. За последние пятнадцать лет Киев не единожды подвергался разграблению русскими же князьями, которые пытались силой вырвать друг у друга этот высокий великокняжеский стол.

По настоянию Феодосии Игоревны дружинник Гудимир теперь чуть ли не ежедневно обучал Василия всему тому, что должен знать и уметь опытный воин.

«Времена ныне лихие, – любила повторять сыну Феодосия Игоревна, – от врагов спасет меч, а не книга. Ум ныне не в чести, зато опытных воителей все князья уважают и опасаются!»

После размолвки с Изяславом Владимировичем, который уехал из Козельска глубоко оскорбленным, не добившись взаимности у Феодосии Игоревны, местная знать раскололась на две враждебные группы. Часть бояр во главе с Матвеем Цыбой настаивала на том, чтобы княгиня Феодосия поскорее исправила свою ошибку, либо повинившись перед Изяславом Владимировичем, либо выразив свою полную покорность Михаилу Всеволодовичу.

«Иначе кто-нибудь из них выгадает момент и опустошит Козельск дотла! – молвил Матвей Цыба. – Гордая княгиня Феодосия с огнем играет, сама того не ведая. Не пожелала она делить ложе с Изяславом Владимировичем, так дождется того, что разделит могилу вместе со своим сыночком!»

Самые воинственные из козельских бояр возражали Матвею Цыбе и его сторонникам, говоря, что до сих пор ни одно вражеское войско не смогло взять штурмом их град.

«В былые времена под стенами Козельска стояли враждебные полки многих князей, когда суздальские Мономашичи пытались отнять вятские земли по Оке у черниговских Ольговичей, – заявлял Никифор Юшман. – Однако ни разу Козельск не был взят на щит. Валы и рвы вокруг нашего града сработаны на века! Таких укреплений нет даже в Чернигове! Михаил Всеволодович обломает зубы, коль сунется к нам с враждебным умыслом. Не страшен нам и Изяслав Владимирович, в его полку воинов немногим больше, чем у нас».

Дабы поднять авторитет княжича Василия, сторонники Никифора Юшмана постановили отныне не проводить без него ни одно заседание боярской думы. Специально для Василия был изготовлен трон из мореного дуба, который установили на возвышении в главном зале княжеского терема. Феодосии Игоревне теперь надлежало на торжественных приемах и совещаниях сидеть в сторонке на обычном стуле. Ее трон убрали с того возвышенного места, где он стоял с той поры, как в сече с татарами погиб Всеволод Мстиславич, отец княжича Василия.

Никифор Юшман и его единомышленники не единожды подступали к Феодосии Игоревне с разговорами о том, что пора бы подыскивать княжичу Василию невесту. «Тянуть с этим делом нельзя, а то всех пригожих княжон разберут, – молвил княгине боярин Увар Иванович. – Опять же тестя Василию нужно подыскать помогущественнее и побогаче, дабы на него опереться можно было в случае какой-нибудь беды».

Феодосия Игоревна повздыхала и дала свое согласие на то, чтобы ее думные бояре предприняли шаги по поиску невесты для княжича Василия. Княгине было непросто свыкнуться с мыслью, что ее сын уже почти взрослый и ему пора о собственной семье подумывать. На Руси в ту пору княжеские сыновья и дочери взрослели очень рано. Княжон обручали с их будущими мужьями в двенадцать-тринадцать лет, княжичи шли под венец порой в шестнадцать-семнадцать лет, иные становились супругами и в более юном возрасте.

Однажды Гудимир, пестун Василия, попросил Феодосию Игоревну выслушать его с глазу на глаз. Мол, дело касается ее сына и дело сие очень важное!

Княгиня Феодосия встретилась с Гудимиром в своих покоях, выпроводив прочь всех служанок.

– Дело, стало быть, такое, государыня, – заговорил Гудимир, опустив глаза и неловко прокашлявшись в кулак. – Пора бы Василию вкусить удовольствий от женских прелестей, ведь он уже в том возрасте, когда женская краса ему кровь горячит. Пора Василию мужчиной становиться. А то найдем мы ему невесту, а он не сумеет толком ни обнять ее, ни приласкать…

Увидев, что Феодосия Игоревна нахмурила брови, Гудимир поспешно вставил:

– Всему свое время, княгиня. Против природы не попрешь. Сын твой к оружию тянется, но и на девиц частенько поглядывает.

– Что же ты предлагаешь? – спросила Феодосия Игоревна, не глядя на Гудимира.

– Нужно свести на ложе Василия и одну из твоих челядинок, государыня, – сказал дружинник. – Лучше вручить Василию этот запретный плод своими руками, чем дождаться того, что он сорвет его где-нибудь тайно. Ступив на тропинку тайных сладострастных утех, Василий уже никогда не свернет с нее. В таких случаях на юношей не действуют никакие запреты. Самый верный выход – это сделать тайное явным и не называть плотские утехи грехом.

– Наверное, ты прав, Гудимир, – после краткого раздумья обронила Феодосия Игоревна. – Я подумаю, какую из своих челядинок выбрать в наложницы Василию. Ты поговори с ним наедине… об этом. Пусть Василий знает, что это не твоя прихоть, а мое желание. Пусть он не стыдится своего желания обладать женским телом и не считает это слабостью. Истинный муж должен не токмо мечом владеть, но и уметь взять женщину на ложе. Так и скажи Василию, Гудимир.

Дружинник поклонился княгине, заверив ее, что все сделает, как надо, без нажима и лишних разглагольствований.

* * *

Свой выбор Феодосия Игоревна остановила на двадцатилетней челядинке Купаве. Эту статную красивую девушку Феодосия Игоревна приглядела в одной деревеньке, где та мыкалась по чужим людям после неудачного замужества. Супруг избил беременную Купаву, причинив ей выкидыш. После этого случая Купава стала бесплодной, поэтому супруг без долгих разговоров выставил ее за порог. Все родственники Купавы умерли во время морового поветрия, и она осталась круглой сиротой. Если бы не милость Феодосии Игоревны, взявшей Купаву к себе в услужение, то красавица девица скорее всего пошла бы по блудливым мужским рукам.

Феодосия Игоревна мягко и деликатно растолковала Купаве, как ей надлежит вести себя с Василием, чтобы он увлекся ею и не занимался блудом на стороне. Княгиня совсем не хотела силой принуждать Купаву сходиться в постели с Василием, ибо она понимала, что малейшее отчуждение с ее стороны может нанести моральную травму ее сыну. Феодосия Игоревна благоволила к Купаве, ценя ее за доброту и внешнюю прелесть, потому-то княгине хотелось, чтобы Василий испытал интимное блаженство именно в объятиях Купавы, не склонной к разврату и отзывчивой сердцем.

Купава хоть и сильно смутилась после слов Феодосии Игоревны, но противиться ее воле не стала. Купава чувствовала себя в долгу перед княгиней и в душе решила отдать ей этот долг, добровольно став наложницей княжича Василия. Купава сознавала, что ее отказ никак не повлиял бы на привязанность к ней Феодосии Игоревны. Однако как раз из-за этой привязанности Купава и не посмела отказать своей госпоже в столь щекотливой просьбе.

Все обитатели княжеского терема отнеслись с должным пониманием к тем переменам, которые случились в жизни княжича Василия по воле его матери. И только Звенислава была недовольна тем, что Купава отныне ночевала в спальне ее брата чаще, чем в своей горенке. Не нравилось Звениславе и то, что прежде Василий ходил в баню со своим пестуном Гудимиром, а теперь он стал париться только вместе с Купавой.

«Неужто Гудимир мочалку держать разучился? – подначивала Звенислава брата. – Неужто у него сил поубавилось, чтоб спину тебе потереть? А какие места тебе любит помочалить Купава, братец? Скажи, не стесняйся! Ведь доселе меж нами тайн не было!»

Смелая и острая на язык Звенислава негодовала на Василия за то, что он, по ее мнению, так легко соблазнился прелестями Купавы. Отныне по вечерам Василий охотнее уединялся с Купавой, нежели вел долгие задушевные беседы с сестрой. Звенислава сердилась на мать, которая, как она полагала, пошла на поводу у Гудимира, по его совету сведя в постели Василия и Купаву. Злилась Звенислава и на Купаву, которая, хоть и не по своей воле, но все же встала между нею и Василием.

Глава четвертая
Княжна Радослава

Тревожные слухи о татарской орде ходили по Козельску с той поры, как здесь появились первые беженцы из Рязанского княжества, разоренного Батыем. Беженцы-рязанцы шли в Козельск группами и в одиночку с конца декабря и до конца января. В основном это были женщины и дети, мужчин среди них было очень мало. Почти все мужи рязанские полегли в сечах с татарами, защищая свои города и веси.

Беглецы из Коломны принесли в Козельск скорбную весть о большой битве у стен этого города, в которой были разбиты мунгалами суздальские полки и остатки рязанских дружин. В сече под Коломной сложил голову храбрый Роман Ингваревич, родной племянник Феодосии Игоревны. Бояре коломенские, понимая, что их град тоже обречен на разорение, успели загодя спровадить лесными тропами в Козельск жену и малолетнего сына погибшего Романа Ингваревича. Вместе с Анастасией Борисовной, вдовой князя Романа, в Козельск прибыла княжна Радослава, дочь рязанского князя Юрия Игоревича.

На долю княжны Радославы выпали тяжкие испытания. Отец отправил ее в Переяславец, вотчину своего брата Ингваря Игоревича, подальше от Рязани, на которую уже надвигались Батыевы полчища. Никто из рязанских князей и воевод не мог и предположить, что татары всего за шесть дней возьмут Рязань и за двадцать дней захватят все прочие укрепленные грады от пограничного Пронска до затерянных в лесах Ростиславля и Коломны.

Был взят штурмом татарами и Переяславец. Ингваря Игоревича тогда не было в городе, он с дружиной находился в Чернигове, помогая суздальцам в их распре с Михаилом Всеволодовичем. Радослава угодила в неволю к мунгалам вместе с супругой Ингваря Игоревича, княгиней Софьей Глебовной.

Произошедшая под Коломной битва началась неудачно для татар. Русские полки сильно потеснили отряды мунгалов, прорвавшись до татарских становищ. Татары понесли серьезные потери. Был убит хан Кюлькан, дядя Батыя. Воспользовавшись суматохой и бегством татар, несколько сотен русских невольников, в основном женщин, сумели убежать из татарских станов в Коломну. Среди этих беглецов оказалась и княжна Радослава.

Феодосия Игоревна окружила Радославу вниманием и заботой, ведь она доводилась княжне родной теткой.

Княгиня Анастасия Борисовна задержалась в Козельске ненадолго, вскоре уехав к отцу в Витебск. Она надеялась, что до дремучих Придвинских лесов злобные мунгалы не доберутся. Анастасия Борисовна звала с собой и Радославу, но та не пожелала уезжать из Козельска.

Перед самым нашествием Батыевой орды отец и мать Радославы вели переговоры с трубчевским князем Святославом Всеволодовичем о том, чтобы обручить свою дочь с его сыном. Посланцы рязанского князя Юрия Игоревича успели побывать в Трубчевске и заручились согласием Святослава Всеволодовича и его родни на брак княжича Андрея с Радославой. Однако доставить это известие в Рязань послы Юрия Игоревича не смогли, так как татары к тому времени уже обступили город со всех сторон.

По пути в Трубчевск и обратно доверенные люди Юрия Игоревича останавливались в Козельске, поэтому Феодосия Игоревна была осведомлена о намерениях своего брата выдать Радославу замуж за сына трубчевского князя. Когда по воле счастливого случая Радослава очутилась в Козельске, вырвавшись из татарской неволи, Феодосия Игоревна поспешила известить Святослава Всеволодовича о том, что невеста его сына жива и здорова. Феодосия Игоревна надеялась, что Святослав Всеволодович без промедления заберет Радославу к себе в Трубчевск и сыграет свадьбу. Однако этого не произошло. Гонец, ездивший из Козельска в Трубчевск, рассказал Святославу Всеволодовичу, какие унижения перенесла Радослава в татарском плену, не утаив и того, что княжна лишилась девственности, забеременев от какого-то татарского военачальника. Щепетильный в таких вопросах Святослав Всеволодович заявил гонцу, что он разрывает прежний уговор о браке своего сына с Радославой.

Феодосия Игоревна была возмущена этим поступком трубчевского князя. Она решила сама встретиться со Святославом Всеволодовичем, пристыдить его и убедить не разрушать личное счастье ее племянницы. Узнав от своего гонца, что Святослав Всеволодович выступил с дружиной к Брянску, где собираются полки черниговских князей для похода на Вщиж, Феодосия Игоревна без промедления выехала туда же.

О Святославе Всеволодовиче ходила дурная слава. Он отличался такой скупостью и сребролюбием, что это отталкивало от него всех, кто узнавал его поближе. Друзей у Святослава Всеволодовича не было, родственники его сторонились. Со своими боярами Святослав Всеволодович жил недружно, поскольку он то и дело пытался урвать у них то село, то участок земли, то их долю военной добычи… Воевал Святослав Всеволодович часто, постоянно ввязываясь в межкняжеские распри. Полководцем он был никудышным, зато смелости ему было не занимать. Помогая Михаилу Всеволодовичу побеждать Мономашичей и утвердиться в Киеве, Святослав Всеволодович не раз ходил с ратью на запад к Галичу и на север к Новгороду. Однажды ему удалось даже сесть князем в Новгороде. Впрочем, новгородцы очень быстро прогнали Святослава Всеволодовича, устав от его поборов. Святослав Всеволодович тогда решил закрепиться в Торжке, дабы перекрыть для новгородцев волжский торговый путь. За время своего пребывания в Торжке Святослав Всеволодович «прославился» тем, что дочиста обобрал местных торговцев и ремесленников, обложив их множеством налогов. Он дошел до того, что стал собирать мыту даже с торговой пошлины. Иными словами, Святослав Всеволодович даже с налоговых выплат брал налог. В Торжке произошло всеобщее народное возмущение и Святославу Всеволодовичу пришлось живо уносить ноги. С той поры за трубчевским князем прочно закрепилось прозвище Мытарь.

Город Брянск был расположен на высоком правом берегу Десны при впадении в нее реки Болвы. Свое название Брянск получил от окружавших его лесов; изначально городок назывался Дебрянск, от слова «дебри». Долгое время Брянск находился во владении новгород-северских князей, затем город вошел в состав удельного Вщижского княжества. Среди черниговских Ольговичей Брянск, как и Вщиж, постоянно являлись яблоком раздора. Обширные черниговские земли неуклонно дробились на уделы, владетели которых бесконечно грызлись между собой, противясь любым попыткам укрепления великокняжеской власти в Киеве.

Михаил Всеволодович, изгнав из Брянска непокорного ему Анфима Святославича, сначала посадил здесь Бориса Ольговича, своего двоюродного брата, а после убийства последнего он отдал брянский стол Симеону Владимировичу, другому двоюродному брату. Из всех черниговских Ольговичей Симеон Владимирович был самый жалкий как правитель и человек. Он был труслив, завистлив, алчен и недалек умом. Подвизаясь подле Михаила Всеволодовича и льстиво пресмыкаясь перед ним, Симеон Владимирович добился-таки своей удачи, заняв княжеский стол в захудалом Брянске.

Стан князей Ольговичей был разбит в двух верстах от Брянска, на низком берегу реки Болвы. В становище собралось около пятнадцати тысяч ратников, конных и пеших.

Разыскав шатер трубчевского князя, Феодосия Игоревна предстала перед Святославом Всеволодовичем нежданной-негаданной гостьей.

Святослав Всеволодович встретил радушно княгиню Феодосию, к которой он всегда благоволил, восхищаясь ее дивной красотой. Внешность Святослава Мытаря была весьма обманчива. У него было добродушное на первый взгляд лицо с мясистым красным носом и толстыми губами, которые легко расплывались в широкой улыбке. Чуть прищуренные темно-синие глаза трубчевского князя таили в себе некую озорную искорку. Эти плутоватые глаза сверкали бирюзовым блеском из-под мохнатых белобрысых бровей. Довольно длинные льняные волосы не могли скрыть две крупные залысины на голове у Святослава Всеволодовича, а его короткая борода и усы имели заметную рыжину. За это Изяслав Владимирович за глаза называл Святослава Мытаря «сивым мерином с рыжим хвостом».

Радушие и приветливость быстро пошли на убыль в Святославе Всеволодовиче, едва он осознал, с какой целью его разыскала Феодосия Игоревна. Князь угощал свою гостью хмельным медом и различными яствами, а у той кусок не шел в горло после всего услышанного из уст Святослава Мытаря.

– Зряшное дело ты затеяла, голубушка, – молвил Святослав Всеволодович, сидя за небольшим походным столом напротив княгини Феодосии. – И упреки твои я совсем не заслужил, видит Бог. Мне, конечно, жаль Радославу, перенесшую такой позор и потерявшую почти всю свою родню. Однако я не могу ввести Радославу в свой дом женой моего сына, зная, что она забеременела от семени грязного язычника. На меня же станут коситься все мои родственники! А как я посмотрю в глаза своему сыну?

– Нету в тебе христианского милосердия, княже! – воскликнула в сердцах Феодосия Игоревна, показав Святославу Всеволодовичу кончик своего мизинца. – Даже вот на столько нету! Черствый и бездушный ты человек! И слову своему не хозяин!..

– Э-э, княгиня, зачем с плеча рубить! Зачем? – заюлил Святослав Всеволодович, пытаясь своей насквозь фальшивой улыбкой смягчить сердитую собеседницу. – Я готов предоставить Радославе кров и стол, о чем речь, матушка. Пусть твоя племянница поживет в моем граде, покуда мунгалы назад в степи не уберутся. Я же не брезгую принять к себе Радославу как гостью.

– Нет, брезгуешь, княже! – гневно возразила Феодосия Игоревна. – Брезгуешь, коль не хочешь сочетать Радославу браком со своим сыном. Как будто Радослава сама язычницей стала, забеременев от поганого нехристя!

Феодосия Игоревна резко встала из-за стола и шагнула к выходу из шатра.

– Противно мне твое угощение, княже, – неприязненно бросила она. – И сам ты противен, хуже лешего! Я найду жениха для Радославы и получше твоего сыночка, дай срок. Прощай покуда!

Неожиданно в шатер стремительно вошел Изяслав Владимирович, столкнувшись лицом к лицу с Феодосией Игоревной.

– Пресвятая Богородица! Кого я вижу?! – изумился он. – Что здесь делает эта неприступная красавица?

Феодосия Игоревна хотела было пройти мимо Изяслава Владимировича, но тот удержал ее своей сильной рукой. Видя, что княгиня не хочет с ним разговаривать, Изяслав Владимирович потребовал ответа от Святослава Всеволодовича.

Святослав Мытарь доводился князю Изяславу родным племянником и привык ему во всем подчиняться, рано оставшись без отца. Пряча глаза и запинаясь, Святослав Мытарь кратко изложил своему дяде суть дела, поссорившего его с княгиней Феодосией.

– Что ж, племяш, иного от тебя ждать и не приходится, – проворчал Изяслав Владимирович. – Некрасиво ты поступаешь! Род наш позоришь!

Изяслав Владимирович предложил Феодосии Игоревне пройти в его шатер и обсудить это дело еще раз, но уже без Святослава Мытаря.

– Не зря же ты ехала сюда по слякотному снегу, княгиня, – сказал Изяслав Владимирович. – Судьбу твоей племянницы все едино решать надо. Кто о ней позаботится, как не ты? Отец и братья Радославы полегли в сечах с мунгалами.

Феодосия Игоревна уступила Изяславу Владимировичу и прошла в его шатер, хотя на душе у нее было неспокойно. При этом она настояла на том, чтобы при их разговоре присутствовал боярин Матвей Цыба, который сопровождал княгиню в этой поездке. В спорах и размолвках Матвей Цыба умел сглаживать острые углы, мог к месту пошутить и польстить собеседнику, потому-то княгиня Феодосия и взяла его с собой.

Изяслав Владимирович без долгих предисловий повел речь о том, что если Феодосия Игоревна окажет ему услугу, то он сумеет заставить Святослава Мытаря сочетать браком Радославу и своего сына.

– Мое слово верное, княгиня, – твердо произнес Изяслав Владимирович.

Феодосия Игоревна переглянулась с Матвеем Цыбой. Тот взглядом дал ей понять, мол, не глупи, соглашайся!

– Какой услуги ты от меня ждешь, княже? – поинтересовалась Феодосия Игоревна.

– Тебе надлежит встретиться с Романом Старым и его братом Анфимом, – ответил Изяслав Владимирович. – Встретиться и убедить их покориться Михаилу Всеволодовичу без войны. Воинов у них мало, против наших полков им все равно не выстоять. Не приступом, так измором Вщиж все едино будет взят. Я не хочу кровопролития и со своей стороны готов замолвить слово за Анфима Святославича перед Михаилом Всеволодовичем. Думаю, негоже русским князьям глотки друг другу рвать в то время, как татары топчут нашу землю!

– Я согласна встретиться с Романом Старым и Анфимом Святославичем, но не уверена, что они прислушаются к моим словам, – сказала Феодосия Игоревна после краткого раздумья. – Они же ратоборцы, для них речи слабой женщины – пустой звук.

– Анфим Святославич является крестным отцом твоего сына, княгиня, – заметил Изяслав Владимирович. – Не может быть, чтобы он остался глух к твоим уговорам. Скажи ему, что от его здравомыслия в какой-то мере зависит и судьба Радославы. Ты же знаешь Анфима лучше, чем я, княгиня. Затронь самые потаенные струны его души, и он сложит оружие.

– Я сделаю все, что смогу, – тихо промолвила Феодосия Игоревна.