Текст книги "Очарование разных широт"

***

26 февраля мы встали достаточно поздно – впереди была ночевка на побережье Антарктиды. На нашем пути в очередной раз возникла целая группа огромных айсбергов, от одного из них с жутким грохотом откололся приличный кусок. Потом такие куски, порой изумительно причудливой формы, дрейфуют по океану, постепенно подтаивая и раскалываясь на более мелкие фрагменты. Заканчивают айсберги свой жизненный путь в тихих бухтах, куда их выносит течение. Такие места называют «кладбищами айсбергов».

Через некоторое время нам встретилось стадо кормящихся китов-полосатиков. Их было около десятка, некоторые подплывали совсем близко к кораблю, пускали шумные фонтаны на выдохе и демонстрировали нам свои грандиозные хвосты.

В этот день мы побывали на двух островах с колониями пингвинов и котиками. Во время одной из высадок «Зодиак» специально отклонился от кратчайшего пути с целью обогнуть замечательный айсберг небесно-голубого цвета. Мы проплыли буквально в паре десятков метров от ледяного гиганта.

После обеда началась активная подготовка к высадке для ночевки в Райском заливе, на одном из шельфовых ледников шестого континента. Мы прошли инструктаж, подобрали и проверили экипировку. Чтобы противостоять суровым условиям Антарктики были использованы профессиональные альпинистские палатки, туристические коврики-«пенки» и пуховые спальные мешки. Мы прибыли на место вечером. По антарктическим правилам допускается одномоментная ночевка на материке не более сорока человек, поэтому экспедиция разбилась на две части. Все наши вошли в первую группу. Пройдя каменистую прибрежную полосу, мы вышли на заснеженную ледяную равнину, расположенную в ложбине между двумя холмами. Отсюда открывался изумительный вид на Райский залив. После выбора и разметки лыжными палками безопасной зоны, мы поставили палатки, используя специальные колышки-буры. Потом подготовили свои спальные места. Наша маленькая подгруппа состояла, помимо меня, из Марка Уоллеса, Катерины Симонд и Рейчел Кирш.

Высадка на берег

У нас была пара двухместных палаток, в которых мы разместились, вернее, разделились по половому признаку. Интересно, что в «профилактических» целях англичанин Марк взял с собой водку, а русские коллеги – коньяк и виски. Мы до полуночи общались в небольших кружках, умеренно употребляя спиртное. Китайские ребята затеяли игру по типу петушиных боев – прыгая на одной ноге и толкаясь, нужно было попытаться уронить соперника на снег. Кто-то лепил снеговиков, возможно, первый раз в своей жизни. Было что-то сюрреалистическое в свете налобных фонариков, в позвякивании металлических термокружек с греющими напитками, в песнях на разных языках, во всей этой картине на самом краю земли. Благодаря современной экипировке: костюмам из мембранного материала «Гор-текс», термобелью, флисовым курткам – нам было совсем не холодно. Около полуночи мы с Марком легли спать. Выбрав золотую середину, я не стал забираться в спальник в полной экипировке, как советовали наши организаторы, но и не разделся до термобелья, как предлагал Игорь Честин. Решил остаться в флисовой куртке. В общем, во время ночевки я особо не замерз, хотя спину ощутимо подмораживало. Главным неудобством был не холод, а жесткость ледяного антарктического ложа, образовавшегося из уплотнившегося снега и подтаявшего льда. Удивительное ощущение – знать, что под нами несколько метров ледника! Удалось нормально поспать около шести часов, хотя первый раз я проснулся в четыре по естественной нужде. Выбравшись из палатки, я лицезрел фантастическую по понятиям обычного человека картину – бескрайняя дымка, уже начинающее светлеть небо, снежно-ледяная лощина, где расположился наш лагерь, залив за гранью многометрового обрыва и… громкий храп из всех палаток.

Утром, на пути к берегу, где нас ждали «Зодиаки», наш путь пересекся с пингвиньей тропой. Спускаясь с холма, симпатичные антарктические аборигены шли с ночевки к морю. Как предписано антарктическими правилами, мы уступили им дорогу. Пингвины с любопытством оглядели нас и пошли дальше, предвкушая аппетитный рыбный завтрак. Однако в море их поджидала опасность. Голодный морской леопард схватил одного из зазевавшихся пингвинов. Намертво зажав маленькое тельце в страшной зубастой пасти, хищник стал методично бить добычей о воду. Как нам пояснили, таким образом он как бы вытряхивал пингвина из шкурки, чтобы съесть уже очищенное мясо. Внешне эта кровавая сцена выглядела просто ужасно. Но таковы суровые законы антарктической жизни.

Уже на корабле я вышел на палубу практически в одиночестве. И внезапно увидел кита-полосатика совсем рядом с кораблем. Кит лихо перевернулся вокруг своей оси, показав мне свое брюхо, и ушел на глубину.

Весь этот день шел снег, такой по-русски привычный, что я немного затосковал по России. Из-за наледи ходить по палубе в тапочках стало опасно, пришлось переобуться в кроссовки. Иностранцы мерзляво ежились в гортексовских курточках, некоторые одели предусмотрительно взятые с собой меховые шапки. Приближалось время «круиза» на «Зодиаках». После обязательной санитарной обработки обуви (которая происходила каждый раз при высадке на материк и при возвращении на корабль – с целью избежать как переноса «наших» бактерий в заповедную антарктическую биосферу, так и заноса микроорганизмов и грязи на корабль), четко называя номера своих спасательных жилетов, мы загрузились в наши резиновые лодки. Сначала состоялась высадка на острове с очередной пингвиньей колонией.

Пингвины

После этого, прорываясь сквозь белую снежную завесу, мы совершили увлекательную морскую прогулку, огибая айсберги и знакомясь ближе с антарктическими жителями. Вот буквально в двух метрах от нас из воды показалась морда морского леопарда. Он с любопытством рассматривал нас, после чего проплыл под «Зодиаком» (было немного не по себе) и вынырнул с противоположной стороны. Сделав пару кругов, хищник устремился к айсбергу, где, благодаря неравномерному процессу таяния и разрушения, образовалась неглубокая внутренняя полость, заполненная изумрудной водой и соединенная небольшим отверстием с морской акваторией. Видимо, этот айсберг был временным домом для леопарда, с «бассейном» и «столовой» с наружной стороны айсберга, там, где на присыпавшем лед снегу отчетливо темнели кровяные пятна – следы недавних трапез хищника.

На пологом склоне соседнего айсберга расположился тюлень Уэдделла. Мы заглушили мотор, чтобы получше рассмотреть животное. Вскоре к айсбергу подплыл другой такой же тюлень и, неуклюже взобравшись на ледяной край, присоединился к флегматичному отдыху своего собрата.

Во время дальнейшего движения нам встретились еще два небольших осколка айсбергов, на первом из которых притворно мирно возлежал еще один морской леопард, а на втором – тюлень-крабоед с отчетливо проступающими ранами на гладком теле, видимо, от встречи с кем-то из ранее виденных нами хищников. На нашем пути попалась и стая купающихся пингвинов, которые обогнали наш «Зодиак», черно-белыми торпедами промчавшись под водой, лишь иногда выныривая и сверкая на выглянувшем солнце гладкими спинками. В самом конце «круиза» состоялась высадка на пингвиний остров, весь каменистый берег которого был покрыт ужасно скользкими и вонючими зелеными лишайниками или водорослями. Я и Лена Соколова не рискнули пробираться по этой «полосе препятствий», так как уже прилично устали и замерзли сильнее, чем ночью на леднике.

27 февраля состоялась наша последняя высадка на антарктический берег, наше прощание с Антарктидой. Там, на берегу, местами лежали выброшенные приливом осколки умирающих айсбергов. Шумные стайки ослиных пингвинов носились, нимало не стесняясь участников экспедиции. Детеныш ростом со своего родителя, пытался достать у последнего еду изо рта, за что получил клювом по голове – поделом, пора уже самому добывать пропитание.

«Малышу» пора уже кушать самостоятельно

Проинструктированная опытным Игорем Честиным, международная группа «моржей», включавшая самого Игоря, Никиту Давыдова, Наташу Коваленко, Катю Яновскую и нескольких китайцев, осуществила минутный заплыв в антарктические воды. Главной проблемой подобной экстремальной акции была необходимость после выхода на берег быстро вытереться, обуться и одеться в сухое и теплое. Ребята все сделали правильно, и поэтому в результате никто не заболел.

Наш корабль взял курс на Ушуайю. Внезапно по правому борту мы увидели целое стадо китов-горбачей. Они пускали шумные брызги на выдохе, ныряли, показывая зачарованным участникам экспедиции свои хвосты. Детеныши китов отличаются любопытством, один из них в сопровождении своей мамы подплыл совсем близко к нам. А над акваторией то там, то тут возникали фонтаны.

***

Утром третьего марта наш корабль благополучно пришвартовался к причалу Ушуайи. Прощание было продолжительным и сентиментальным. Но внезапно на палубе стоящего по соседству чилийского военного корабля я заметил Зиновия Кривецкого. Ему все-таки удалось присоединиться к нам в самом конце экспедиции. Роберт Свон попросил нашу русскую группу помочь Зиновию с возвращением на родную Украину.

Мой рейс до Буэнос-Айреса изначально был позже, чем у остальных россиян. Я даже записался в лист ожидания в надежде сесть в самолет вместе со всеми. Однако время шло, то и дело звучали объявления о задержке. В итоге я все же полетел своим рейсом, который получился раньше, чем рейс моих коллег.

Буэнос-Айрес

Самолет приземлился в Буэнос-Айресе во втором часу ночи. Получив багаж, я вышел на улицу, к набережной Рио де ла Плата, где попытался сообразить, где можно найти такси до отеля. После сигареты мозг немного прояснился, и с насущным вопросом я обратился по-английски к стоявшему у дверей сотруднику аэропорта. Отвечал он по-испански… В конце концов, по его жестам стало ясно, что нужно обратиться в одну из конторок внутри аэропорта. С горем пополам объяснившись с менеджером таксомоторной компании, который принял мой заказ и попросил подождать двадцать минут, я стал ожидать типичную для Аргентины черную машину с желтым верхом. Однако в результате подъехала блестящая черная Ауди без каких-либо опознавательных знаков. Сомнение у меня возникло, но квитанция в руке пересилила опасения, и мы помчались по ночному Буэнос-Айресу под песнопения местной радиостанции. Водитель пытался меня спросить о чем-то (подсознательно можно было предположить, что вопрос был: впервые ли я в их городе), однако контакта не вышло: он совсем не знал английского, а я – испанского (разумеется, за исключением «уна сервеса, пор фавор» – «одно пиво, пожалуйста»). На одной из маленьких улочек в центре меня ждал отель. Удивительно, но бронь, сделанная месяц назад через Интернет, оказалась прямо на столе у портье. Я попросил дать мне двухместный номер вместо одноместного, поскольку двумя часами позже мне предстояло приютить Зиновия Кривецкого. Особым шиком гостиница не блистала, несмотря на звездность и приличную цену. В номере при попытке принять душ я ждал минут пять, пока потечет горячая вода, биде оказалось засоренным, а сквозь вентиляцию отчетливо слышался шум дождя, идущего на улице.

Завтрак поразил разнообразием закусок и кондитерских изделий. Уходя в город, мы сдали наши номера и оставили вещи на хранение в специальной комнатке. Буэнос-Айрес встретил нас теплой влагой пропитанного неизвестными запахами воздуха. Осмотрев Майскую площадь, где располагаются правительственные учреждения и стая ручных голубей, мы двинулись пешком в сторону знаменитого квартала Сан Тельмо, попутно фотографируя здания, многие из которых помнят еще колониальный период в истории Аргентины. Кое-где, прямо на камнях мостовых, дремали местные бомжи. Горожан, имеющих жилье, на улицах практически не было: девять часов утра воскресенья здесь действительно «рань». По выходным аргентинцы встают не раньше полудня. Кстати, и в будни часы работы многих магазинов и учреждений – с 11.00 до 17.00, с непременной обеденной сиестой с часу до трех.

По мере того, как мы приближались к Сан Тельмо, улочки становились теснее, а дома – меньше. На крышах некоторых зданий расположились крытые верандочки. В этом районе живет творческая «богема», поэтому тут не редкость входная дверь с абстрактным рисунком на месте таблички с именем хозяина. А в центре Сан Тельмо уже разворачивал свои богатства знаменитый блошиный рынок. Внешне он очень похож на уже исчезающие в России открытые рынки – такие же металлические прилавки, полиэтиленовая пленка на случай дождя, аляповато одетые продавцы. Здесь продают как более-менее аутентичные национальные предметы вроде калябасов, серебряной посуды и специальных орудий для ловли страусов (в виде веревки и двух обвязанных камней на ее концах), так и просто старинный хлам с чердаков – сломанные игрушки середины прошлого века, толстые стеклянные сифоны, бутылки из-под уже не выпускающихся напитков и многое другое. Чуть поодаль – целая улица художников со своими работами. На углу сидит мужичек с гитарой и усилителем, однако звуки бодрой латиноамериканской музыки на поверку оказываются записью, звучащей с лазерного диска.

В Сан Тельмо

Аргентинская столица активно реконструируется – нам встретилось множество стройплощадок, отгороженных расписанными местными мастерами граффити заборами. На место дряхлых двухэтажных зданий приходят современные, высокие.

Мы зашли в католический храм, зажатый с двух сторон обычными домами. Его внешняя строгость и скромность с лихвой компенсировалось роскошью внутреннего интерьера. Для меня, никогда не бывавшего в католических церквях, было просто поразительно увидеть воочию натуралистичные скульптуры Иисуса и святых, а также композиции по библейским сюжетам.

Вскоре мы вышли на Авеню 9 июля – главное шоссе Буэнос-Айреса, имеющее по девять полос в каждом направлении. На газонах вдоль дороги прыгали настоящие соловьи, а деревья, стволы которых имеют причудливую форму бутылки, были покрыты огромными красивыми цветами – желтыми, белыми, розовыми. Кстати говоря, такие цветущие деревья растут по всему городу, удачно дополняя, а местами и заменяя цветочные клумбы.

«Бутылочное» дерево (на фото – автор)

Миновав памятник Дон Кихоту и пройдя мимо вылезающего из-под земли прямо на тротуар эскалатора станции метро, мы возвратились в гостиницу. Пока ждали такси, я успел ознакомиться с местной газетой, писавшей, помимо прочего, о жестоком разгоне русского оппозиционного митинга в Санкт-Петербурге.

По дороге в аэропорт я изо всех сил вглядывался в окрестные пейзажи, пытаясь увезти с собой побольше ярких картинок-воспоминаний об удивительном южном полушарии нашей Земли, в которое, возможно, я больше никогда не попаду…

…Боинг 777 взмыл с бетонной полосы международного аэропорта Буэнос-Айреса и сделал круг почета (на самом деле – разворот), увозя меня из такого разнообразного февральского лета, в котором я провел две с половиной недели моих антарктическо-аргентинских приключений. Через четырнадцать часов, во время пересадки в Милане, я увидел на улице, за большим ясным стеклом аэропорта, по-весеннему цветущие кусты роз. И еще через семь часов Шереметьево встретило меня по-отечески сурово, сугробами и льдом. Таким образом, за неполные сутки я пролетел из лета в зиму через весну. Я вернулся домой из уникального путешествия на другой край света, но ношу и буду носить в самом сокровенном месте своей души это ни с чем не сравнимое, не передаваемое, да простят меня читатели, до конца словами ощущение краткого прикосновения к Антарктиде.

Ушуайя – Антарктида – Буэнос-Айрес – Рязань, 2007г.

Невско-Волжское рандеву

Питер

Я нервно теребил кнопку «Пуск» на экране компьютера, когда всегда задерживающийся шеф ворвался в офис. Но у меня хороший начальник – несколько деловых писем, пара звонков, краткое обсуждение итогов работы за прошлую неделю, – и вот уже он предлагает подбросить меня до дома. Ещё не куплена карта памяти для фотоаппарата, поэтому по пути заезжаем в магазин, шеф стоически ждёт меня в машине. Дома супруга завершает феминные художественные изыски на своём лице, для меня на столе лёгкий обед. А время уже – четыре, до отправления поезда остается всего час. Слава моей предусмотрительности, вещи были упакованы накануне. В хорошем темпе мы движемся в сторону вокзала. Уже в экспрессе «Рязань-Москва» можно отпустить слегка зажимы на эмоциях. Конец июля, солнце бросает меж столбов и деревьев комья яркой жары в окна поезда. Занавески приклеены ароматным железнодорожным ветром к багажным полкам. Вторая часть отпуска, неделя вдали от постылой работы, вдвоём с любимой женщиной, без таких милых, но привычно-проблемных детей. Экспресс струится по Среднерусской возвышенности, нацеленный на столицу.

***

От Казанского до Ленинградского – десять минут торгово-развлекательной клоаки подземного перехода. Как истинные мизантропы, выбирая между купе и плацкартой, мы выбрали плацкарт – по крайней мере, не придётся быть вместе с чужими людьми в замкнутом пространстве. Но что означает такой выбор, я понял, только когда оказался в поезде. В нашей клетушке ехала молодая семейная пара с традиционной курицей на ужин, да и большинство других пассажиров были ничего. Но беда оказалась в том, что на боковых полках в Питер отправились болельщики «Локомотива», севшие пить почти сразу, как только перрон тронулся на юго-восток. Тупые пьяные разговоры не смолкали часов до трёх ночи. Для меня, и так практически неспособного к нормальному сну в поездах, это было двойной пыткой. Я провалился в какую-то громыхающую потную пропасть лишь на час. Полшестого, не вынеся пытки, выполз покурить в тамбур. Придорожная флора чувствительно изменилась – это были уже, в основном, сосны и ели, сизоватые в дымке раннего утра. Когда я вернулся на своё место, супруга уже вовсю марафетилась, хотя до прибытия было минут пятьдесят. В глуховатом гудении просыпающегося плацкартного вагона мы встретили первые питерские строения за окном. Вскоре поезд вкатился в боулинговую дорожку вокзала. Народ, как сонная зубная паста из тюбика, выдавливался из вагона (за исключением фанов «Локомотива» – сочным храпом они продолжали испускать перегар). Шаг на перронную твердь, глоток сыроватой серой свежести – мы в Питере!

Вид на Петропавловскую крепость от Зимнего дворца

***

«А тут прохладно!» – я, дабы избежать неудобств с переодеванием в грязном туалете плацкарта, выехал из Рязани, изначально облачённый в футболку, шорты и сандалии. Ранний Петербург потребовал решительного утепления. Заселение в гостиницу – после часа дня, так что, сберегая драгоценное невское время, мы сдаём свой баул в камеру хранения и выходим на площадь Восстания. Потрясающее ощущение: вновь, через десять лет, оказаться здесь. Не дежавю, конечно, но воспоминания со временем поистерлись и теперь лёгким флёром реставрируемого слайда наложились на видимую реальность. Мы двигаемся по Невскому в сторону центра. По умытому ночным дождём проспекту скользят пока ещё редкие машины. Я вновь вернулся в этот великий город, я вновь касаюсь взглядом фасадов, пропитанных историей.

Фреш, круасаны, блинчики, американо – завтрак в сетевой кофейне с видом на покрытые патиной каменные артефакты Невского. Канал Грибоедова, Фонтанка, Мойка, эти огранитченные шпангоуты города-корабля. Всё ближе его главная палуба – Дворцовая площадь. Неожиданная встреча – рядом с ремонтируемым Гостиным двором на газонах растёт тархун – ярко-зелёные травянистые «ёжики», которыми мы так восхищались во время поездки на Азовское море в город Ейск. Значит, он может расти даже в северо-западном непростом климате.

Но вот уже золотая указка Адмиралтейства пробила горизонт, Александровский столп и затянутый в зелёную сетку Зимний призывают меня упасть на колени и поцеловать холодный камень площади. Да только жена, поборница приличий и сдерживания эмоций, крепко держит меня в узде. До открытия касс ещё два часа, поэтому мы обходим Эрмитаж и вырываемся на простор Невы. Бьёт лёгкая волна в монолит ступеней, брызги летят в лицо.

Перед входом в Зимний – огромная очередь. Приходится стоять, ночной недосып уже начинает сказываться на настроении. Внутри музея – «хороводы» иностранных тур-групп. Ужасная толчея в залах «итальянцев», «флорентинцев» и «голландцев». Но мы здесь мимоходом. После потрясающих египетских и античных экспозиций наш путь транзитом ведёт к моим любимым импрессионистам. Как здорово «в живую» увидеть работы Ренуара, Моне, Гогена, Сезанна и других.

Насытившись пищей духовной, отправляемся на поиски приемлемого общепита. Невский проспект уже бурлит, он уже не похож на себя же утреннего. В районе Пяти углов мы обнаруживаем хорошее кафе с умеренными ценами. Обедаем и идем на вокзал за багажом.

Рано утром Невский проспект еще дышит свободным пространством