Текст книги "Фатальное колесо"

Надо проверять на внутренние повреждения, что-то мой ангел-хранитель бледнеет на глазах.

– Достань пенал из заднего кармана, – говорит Ирина и, не вставая, поворачивается ко мне полубоком.

В маленькой цинковой коробочке несколько шприцов-тюбиков, столбики таблеток, несколько ампул. Ирина прямо через джинсы втыкает себе один из шприцов в ногу и просит растереть в порошок пару таблеток. Стрептоцид? Посыпаем порошком ссадины. Что могу – перевязываю.

– Ириш. Ну ты как?

– Не дрейфь, Старичок. До свадьбы заживет, – пытается улыбнуться сквозь боль. – Возьмешь меня замуж?

– После твоего неглиже я, как джентльмен, просто обязан.

– Заметано…

Тихо смеется и привычно ерошит мне волосы. Левой рукой.

Появляется Козет.

Не верю своим глазам: за ним маячит мой старый знакомый, капитан Гришко собственной персоной. Любитель дурацкой парусиновой обуви голубого цвета. Блин, только не надо делать такое озабоченное лицо. Кто его вообще сюда звал?

В проломах забора мелькают люди в штатском.

Интересно, на что похожа моя школьная форма? Мама!..

Чистого не нашли.

Труп Румына тоже. Скорей всего, убийца сунул его куда-нибудь в щель развалин и забросал хламом. Так его искать в этом районе можно очень долго. А может быть, тут среди разбитых домов действительно есть вход в заброшенные штольни военных лет, о которых ходят слухи среди нашей ребятни. И дед скрылся там.

Между прочим, подобные слухи ходили и по поводу Дворца пионеров. И я совсем недавно имел удовольствие убедиться, что эти байки имеют под собой вполне реальное основание.

В тайный спортзал, где мы занимаемся чудесами с Козетом, я попадаю через самый настоящий подземный ход. Сначала захожу на территорию детского плавательного бассейна, ныряю в одну из подсобок, от которой у меня есть собственный ключ, и двигаю в сторону легкую фальш-стену за нагромождениями пенопластовых плавсредств.

Там находится могучая бронированная дверина со штурвалом, который я могу провернуть только ценой неимоверных усилий, а за нею – бетонные ступеньки, ведущие в самое настоящее мрачное подземелье. Правда, очень короткое. Но со многими ответвлениями в разные стороны, которые закрыты – где решетками, где такими же бронированными чудовищами, а где и просто завалены камнями и залиты бетоном. В санузел спортзала я поднимаюсь по осклизлой винтовой лестнице, вьющейся вокруг каменного столба, воняющего гнилыми водорослями. Вот вам и слухи!

Да чего там! Однажды лазая с пацанами, в самом центре города мы как-то неожиданно обнаружили заброшенный тоннель, пронзающий городской холм под Дачами почти от Комсомольского парка до Загородной балки. Жуткий, темный, огромный.

Вообще, в городе копают подземелья с первых дней его основания. Сначала рыли для получения строительного камня. В первую оборону во время Крымской войны – для обустройства редутов и укреплений. Полковник Тотлебен устроил тогда самую настоящую подземную войну для нанесения неожиданного урона противнику. А бабушка Трюхина ухаживала за ранеными бойцами именно в подземном госпитале – это уже в Великую Отечественную. Рассказывала, что месяцами солнца не видели.

М-да… Историк проснулся.

Взрослая память профессионального учителя мягко вытесняла из детского сознания непередаваемый ужас только что пережитого.

Смерть человека, насильственную, жестокую и циничную смерть я видел первый раз в жизни. Рядом с собой. На расстоянии вытянутой руки. Под кошмарной тяжестью осознания того, что я следующий…

Лобастый уазик санитарной машины вкатился на территорию Первой городской больницы со стороны Пироговки.

Пироговки?

Ирина успела передать информацию о ежедневных встречах инспекторши-координатора?

Она без сознания лежала на носилках в тряском салоне автомобиля, и рядом с ней копошились два медика. Меня после укола тоже придерживала женщина в белом халате, сидящая рядом. Она крепко держала меня за плечи, не давая уж слишком дергаться больной голове.

«Сейчас сам Козету доложу. – Ноющая боль в затылке плавно угасала, становилось так уютно, мягко и темно, что хвостик последней мысли все же ускользнул от угасающего сознания. – Без домыслов, соплей и…»

Спать…

Глава 13
Не до заморских нежностей

Небо.

Пронзительно-синее. Оно такого глубокого и сочного цвета, что даже кисейные занавески на окнах не могут скрыть вопиющей его насыщенности. И темно-зеленые верхушки деревьев, колышущиеся от легкого ветерка вдали.

Если я вижу верхушки, значит, нахожусь выше деревьев. На холме. Ну да, больница. Первая городская как раз и находится на возвышенности. Я в больничной палате. Осматриваюсь – палата на двоих, светлая, просторная. Вторая койка аккуратно заправлена, соседа не предвидится.

Отбрасываю простыню и сажусь на кровати. Чувствую себя вроде ничего. Даже очень ничего! Слегка саднят синяки на спине, но в голове – легкость, руки-ноги просят движения. Потягиваюсь со вкусом.

Детское тело – прекрасный аппарат. Неутомимый, гибкий и быстро восстанавливается!

Встаю, вижу на полу огромные госпитальные тапки и ныряю в них. Я в огромных черных семейных трусах и безразмерной голубой майке. На спинке стула рядом с кроватью – аккуратно сложенная коричневая пижама. Казенная. С подшитым белым подворотничком.

Подволакивая за собой шлепанцы, выглядываю в коридор. Он оказывается совсем коротким. От одного торцевого окна до другого от силы метров двадцать. Флигель какой-то. Всего пять или шесть дверей в палаты. Вижу холл с перилами лестничной клетки. По лестнице легко поднимается женщина в белом, видит меня, но, абсолютно никак не реагируя, заходит в одну из палат.

Бесконтрольность. Это хорошо! Ощущение спокойствия и абсолютной домашней надежности постепенно наполняет меня. Почти уже по-хозяйски шлепаю по коридору и заглядываю в помещение, куда только что зашла женщина, легкомысленно не закрыв за собою дверь.

– Привет, женишок!

Чувствую, как тепло разливается по груди.

Ирина! Она лежит на больничной койке лицом к выходу, голова плотно забинтована. Левое плечо тоже. Поверх простыни – тонкие бледные руки со следами зеленки. Местами заклеено пластырем. Рядом возится с капельницей медицинская сестра.

– Хороша-а, мать, – говорю, заходя в палату и оглядываясь вокруг. – Да твоей красоты никакими нарядами не испортишь!

Тонкие руки на простыне слегка подрагивают от беззвучного смеха. Медсестра укоризненно оборачивается на меня.

– Ну, рассказывай, чего тебе там отрезали, – присаживаюсь на край койки, – надеюсь, все прелести на месте?

Маленькая ладонь сжимается в кулачок и вяло грозит мне неминуемой расправой.

– Озабоченный не по годам, – ставит диагноз Ирина, – лет через десять бедные девки, что у тебя будут.

– Да они и сейчас – краше в гроб кладут.

Ирина, содрогаясь, дает мне пинка, высунув ногу из-под простыни.

– Дуй к телефону, клоун. Доложись по операции. Наберешь четвертый номер.

– А ты? Докладывала?

Лицо Ирины хмурится.

– Я… я не уверена, что успела… Ты продублируй лучше.

Бросаю взгляд на будильник, стоящий на столе у окна. Начало седьмого. Минут через двадцать в парке на Пироговке должна отсвечивать толстая инспекторша с очень подозрительными связями. Пока позвоню, пока расчешутся…

– Ну ладно, мать. Выздоравливай. Будут обижать – зови.

– Старик. Даже не думай! – Ирина порывается встать, но медсестра ее мягко придерживает, прижимая к подушке.

– Ты о чем? Я во двор, прогуляться. – И, не давая ей и слова сказать, исчезаю из палаты.

Где там мои пижамные штаны?

Через дорогу от больничной территории – кладбище Коммунаров, южный вход которого как раз и выходит на Пироговку. Площадь Пирогова. Там рядом и находится нужный сквер. Тут не торопясь – две минуты ходу.

Как все-таки удобно быть мелким! Через решетки просачиваешься, под воротами проскальзываешь, среди великанов-прохожих просто растворяешься. Пижамные коричневые штаны я подворачиваю до уровня колен. Майку снимаю и забрасываю на спину, продев обе руки в ее лямки. Шпана именно так у нас и ходит. Тапки не беру, бегу босиком – тоже ничего необычного для малолетки.

Вот я уже и на месте.

Рановато выскочил, сквер еще пуст. Под впечатлением своего недавнего провала в дебюте «наружки» стараюсь максимально зашифроваться. Близко к зоне наблюдения не подхожу, высматриваю для начала место моего скрытного пребывания. По-любому получается – внутренний забор кладбища. Там и кусты, и оградка, а под ней снаружи тянется небольшой ров, затянутый до краев сухой полынной травой. Обзор нормальный, хотя отсюда точно ничего не услышишь. Ну и ладно. Я просто гляну. Только одним глазком…

Мемориальное кладбище давно уже превратилось в один из городских парков. Оно находится на границе двух боевых районов – Матюхи и Дач. Причем в длину. Нейтральная полоса метров в сто длиной и около пятидесяти шириной в центре. Я вспоминаю, что в одном месте к парковому забору примыкает небольшой двор и гаражная зона «Мотор». Там живут так называемые «беспредельщики», не желающие примыкать ни к одной из группировок. Поэтому их лупят все. А они с азартом вылавливают и бьют всех одиночек из двух соседних графств. Это, собственно, пока самое слабое звено моей диспозиции. И время как раз подходящее для охоты…

Есть объект! Появилась инспекторша.

Не в форме, но габаритов не замаскируешь. В сквер не заходит, топчется у бочки с квасом на входе. Сегодня она в цветастом сарафане, в руках – хозяйственная сумка, на голове – мятая соломенная шляпка мышиного цвета. Лица почти не видно. Если бы не комплекция – не узнал бы.

А это точно она? Вглядываюсь. Ну да. Ухватки, ужимки – все ее. Так! В магазин заходит. А, ну ведь время еще не подошло, правильно. Будем ждать…

– Эй, ты с какого района?

Вот же, вспомни беса…

Мальчишка моего возраста стоял под забором, на решетке которого образовался мой наблюдательный пункт, и вызывающе смотрел вверх. Чуть поодаль по рву не спеша двигались три фигуры постарше, шурша травой.

– С какого района, спрашиваю?

Я вздохнул. Стандартная формула для начала задушевной джентльменской беседы. Ведь без разницы «с какого района», все равно бить будут. К чему этот бессмысленный дворцовый этикет? Беспредельщики, одним словом.

Может, по накатанной? Маму ведь удивил…

– Excuse me? I don't exactly understand your question[3]3
  Простите? Я не понял вашего вопроса (англ.).


[Закрыть].

– Фигли ты там лепечешь? В рыло дать?

Ну да. Тут не до заморских нежностей. Тонкие материи как-то неуместны.

Оцениваю диспозицию. Не, силового контакта я, пожалуй, не потяну. Единственное преимущество – я сверху на заборе.

А нет. Нет преимущества – идущий сзади боец неторопливо запрыгивает на оградку, фактически отрезая мне путь к потенциальному отступлению. Бегство безнадежно. Эти зверьки всю жизнь бегают как мустанги, просто не оторвусь. Ну вот как же вы некстати! Теперь придется что-то выдумывать или… огребать.

Нужен нестандартный подход.

Может быть, так? Спрыгиваю вниз. Поворачиваюсь к приближающейся рати задом и поднимаю майку, демонстрируя лиловый синяк на всю спину.

Молча подходят.

– Ну и дальше?

Во-от! Разговор начинается.

Конечно, видали они синяки и похлеще. Опасность, что начнут бить сразу, сохранялась, но бить по синяку… Не комильфо. Картина легких увечий на самую малость приостанавливает их бойцовский пыл. На какую-то пару секунд. Ну, теперь ход за мной. Не ошибись…

Поворачиваюсь к опасности лицом.

– Две морды, – говорю трагически, – две бандитские морды: жирная баба и кент лет тридцати. Плющат пацанов на Коммунарке. Кидают в багажник и куда-то увозят. Друга моего вчера. Увезли. Пока крутили его, я смылся. Чуть хребет не сломали. Видали? Бабу я нашел. Там. В магазин зашла. Ждет кента своего. Поможете, братва? Отследить надо…

Полная ахинея. Но с расчетом на заманчивое приключение. Я помню, что подобные страшилки были довольно популярны среди мелкой шпаны, хотя тут парни слегка постарше. Но, может, прокатит?

– Вон она, – в панике машу рукой на объект и картинно прижимаюсь к забору. – Стрем, пацаны!

Просто не даю им возможности пораскинуть мозгами. Сразу включаю экшен. Казаки-разбойники. Действовать – не думать. Мальчишки инстинктивно пригибаются во рву. Тот, кто на заборе, – прячется в кустах.

Не давать опомниться:

– Давай так. Ты, мелкий, идешь, не прячась, вдоль дома. Трешься возле кваса. – «Мелкий» на год старше меня как минимум, но он уже в азарте, не бычит и рвется в бой. – Стой, скажу когда. Ты, рыжий, с другой стороны, к той сапожной будке, паси оттуда. Там, наверху, не отсвечивай, сиди в кустах, наблюдай.

– А-а…

– А ты, здоровый, вместе со мной. Типа по скверу гуляем. Все пасут до упора, встречаемся у «Шлема». Пошли. Гоу-гоу!

Охреневшие от темпа подачи вводных из уст недавней жертвы и полного отсутствия плюрализма мнений, а также в предвкушении неведомых приключений, пацаны рассыпаются по боевым постам.

Здоровый по-братски кладет мне руку на плечо, и мы неспешно двигаем в сторону сквера.

Кажется, бить не будут.

Хотя…

А вот интересно, современные дети повелись бы на этот сумбур?

Думаю, нет.

Дети двадцать первого века с пеленок уже практичны и недоверчивы. Их на мякине не проведешь. Вот такой вот отпечаток времени. Проклятое советское прошлое, а детвора наивна, романтична и хулиганиста. В противовес нашей – в большинстве своем циничной, корыстной и эгоцентричной. Хотя там, в будущем – на дворе торжество свобод и демократии.

Парадокс…

Я специально выбрал в напарники лидера, чтобы меня не заподозрили в развешивании лапши на беспредельных ушах. «Братва», если честно, больше мне мешала, чем помогала. Зато избавился от разбитого носа и лишних синяков. Мои агенты-щупальца охватывали сквер кольцом, и выглядело это довольно естественно. Просто бегают себе мальчишки, играют в «войнушку».

Все равно было слегка тревожно: не вспугнули бы кого не надо.

«Контакта» пока не было. Тетка, выйдя из магазина, стала ковыряться в россыпи арбузов перед крыльцом гастронома. Щупала зеленые тушки, сжимала ладонями, прикладывала к уху. Сама шныряла глазами туда-сюда. Явно кого-то ждала.

Не так пасем, не так! Зря я полез со своей инициативой, надо было Ирину послушать.

С другой стороны, «с паршивой овцы»…

С надрывным гудением к остановке подъехал троллейбус, незабвенное творение завода, носящего имя пламенного революционера Урицкого. Мы с напарником уже рядом с остановкой и нацеливаемся войти в сквер, на центральную его аллею.

И тут я резко останавливаюсь.

Наши!

С троллейбусной подножки легким прыжком беспечного тюленя десантируется мой «любимчик», капитан госбезопасности Гришко в характерных летних тапочках. «Голубая молния» с небес. «Кто, кроме нас?»

Пытаюсь спрятаться за своего помощника.

Стыдуха! Значит, Ирина все-таки успела все доложить, и моя «подстраховка» оказалась совершенно не нужна. А может, и вредна. Надо срочно сворачивать самодеятельность и возвращаться на базу.

– Тише, тише. Стой! – шепчу я, прячась за тельце партнера и заведомо пресекая поток назревающих вопросов. – Не поворачивайся. Вот он. Кент! За спиной у тебя.

Капитан, стрельнув глазами вокруг и не обратив на нас никакого внимания, легкомысленно зашагал прямо по аллее. Ну и кто из нас хреновый конспиратор?

– И что делать? Что делать-то? – Парень паникует, это плохо. – Сваливать надо!

– Стой. Стой. Вот так, – успокаиваю напарника как испуганную лошадь и с каждым словом делаю по маленькому шажку вокруг него, скрываясь от позора. – Стой. Еще чуток. Вот та-ак. Вот… так!!!

С последними словами резко прыгаю на проезжую часть, в пару скачков догоняю трогающийся троллейбус и цепляюсь за металлическую лестницу на его корме.

– К «Шлему»! Двигай к «Шлему»!

Так мы называем памятный знак Пятому бастиону на Коммунарке.

Все! Агенты мне больше не нужны.

Расквашенный нос тоже.

Я крепче ухватываюсь за поручень, чтобы не свалиться: троллейбус набирает ход. Проезжая вдоль сквера, вижу сквозь кусты, как Гришко неторопливо приближается к арбузам.

Чего он не шифруется-то совсем? Задумал чего?

Арбузный развал скрылся за углом дома.

Ну и что? Каков результат? На редкость бестолковая прогулка. Пора возвращаться к пилюлям.

Если бы я только знал, в какой узел завернет всю логику событий эта моя «бестолковая» самодеятельность!

Оказывается, пока я лежал в отключке, в больничную палату приходила мама. Точнее, не сюда, а в центральный корпус, куда меня экстренно перетащили на время прихода родственников. Матери на скорую руку сочинили легенду об остром аппендиците и о том, что я уже «кайфую» под наркозом после удачно проведенной операции. Как я впоследствии буду ей объяснять отсутствие шрама, суровые защитники Родины даже не задумались. А еще ей сочинили версию про предстоящий «карантин» и рекомендовали ограничить посещения своего чада. После ее ухода мою тушку вернули во флигель, и теперь у меня недельный отпуск от всех домашних обязанностей.

Крошечный двухэтажный корпус располагается в тенистом углу на территории больничного городка в гуще акаций и кипарисов. Он ведомственный. Случайные больные или посетители туда попасть не смогут по причине отсутствия нормального человеческого входа в здание.

Выходя первый раз, я чуть не заблудился – метался по всевозможным пристройкам, автоклавным и подсобным помещениям. Потом выяснилось, что достаточно было с центральной лестницы спуститься в подвальный «карман» и по короткому переходу дойти до скрытого выхода, который на поверхности был замаскирован под полузаглубленную будку непонятного назначения. Но с грозными надписями «Вход категорически воспрещен!», «Опасность инфекционного заражения» и так далее. Невзрачного вида железная дверь, постоянно закрытая снаружи, легко открывается простым нажатием пальца на дверной глазок. Вот такие чекистские хитрости!

У меня полная свобода передвижений.

Весь медицинский персонал находится на первом этаже. Их аж два человека – врач и медсестра. Им плевать на режим, контроль и дисциплину среди выздоравливающих, коих, к слову, во флигеле тоже только двое – Ирина и я. Задача местной медицины – первая помощь при поступлении и текущий уход. Ну и если что-то экстренное. Они часто выезжают на медобеспечение каких-нибудь операций. Что-то сложное в медицинском плане делают уже штатные врачи Первой городской. Получается, где я нахожусь и что делаю – это только мое сугубо личное дело. Класс!

Тренировки, разумеется, пока приостановили. Сергей Владимирович велели отдыхать-с. И особо не светиться в городе, что я самонадеянно расценил как формальное разрешение на свободный выход. Тем более что в шкафчике палаты мною обнаружен был скромный гардероб повседневной одежды соответствующего размера. Так что «особо не светился» я уже сразу на следующий день, с самого утра.

Мне нужен был Родион Пронников, один из хулиганствующих пионеров. И понимание того, чего хочет от его папы-летчика загадочная инспекторша по делам несовершеннолетних.

Поиск приключений на филейную часть продолжался.

Глава 14
Щекастая девушка с красивыми ногами

– И чего от меня надо?

– Да ничего! У родаков отпросишься, и все! В первый день экскурсии там разные, Бахчисарай, потом – выход, небольшой переход с десяток километров до Верхнесадового, ночевка и дневка. А на дне-овке!..

Юрась мечтательно закатывает глаза…

Он агитирует меня сходить в поход вместе с их группой от Детской туристической станции. Дело в том, что я решил нанести визит вежливости лидеру пионерствующего хулиганства прямо домой. Адрес – не проблема. Просто выследил. Надо было почесать языками, обсудить сплетни и ненавязчиво расспросить о Родионе.

И вдруг я увидел – гитару!

Акустику-мини. Как раз под мои ручонки. Юрась, оказывается, в первом классе занимался в музыкальной школе, потом сломал палец и бросил. Теперь это чудо висело на стене – между редкими в то время плакатиками Брюса Ли, Мухаммеда Али и… кто это?.. Неужели Попенченко? Гениальный советский боксер. Он умрет через полтора года – нелепо и… мутно.

Я с уважением глянул на Юрася.

– Слушай! А хочешь услышать песню про Валерия Попенченко?

Меня аж потряхивало, как хотелось взять в руки инструмент. Напрочь вылетели из головы все шпионские заморочки.

– А ты что, играешь? – Звучит недоверчиво-насмешливо.

– А сейчас сам увидишь.

Я схватил инструмент, подтянул струны и начал изображать Высоцкого: «Удар, удар, еще удар, опять удар – и вот…» – ну и, естественно, про апперкот.

– Ну как? Умею?

– Слышь, Витек, – глазки у Юрася начинают загораться, – а что еще можешь?

Я мог… «Отель Калифорния» на английском… «Марионетки», которые еще не написаны Макаревичем, и «Наш дом», который написан… незабвенную «Yesterday». А когда я разошелся и выдал «Группу крови» Цоя, Юрась взбесился и стал требовать, чтобы я всенепременнейше пошел с ними в поход. Ну просто без вариантов…

– На дневке – костры, песни, соревнования там разные будут, палатки ставить, переправы, дюльферы, девчонки… хотя… – сообразил, что последний аргумент не в кассу, и моментально «перекинул стрелки»: – Ну нельзя нашей группе без гитары, никак. Вите-ок!

– А сам?

– Да палец у меня! Не могу. Давай, Витек. Не ломайся.

Да я, собственно, уже и не ломался. Тем более что Родион тоже будет там.

Ирину надо будет предупредить…

Шумной ватагой мы втянулись на территорию туристической станции. У мальчишек – тяжелые рюкзаки, палатки, спальники. Один я – с гитарой и налегке. Обещали, что всю амуницию выдадут здесь, на складе. У каждой группы – своя каптерка, класс и взрослый инструктор на выходе. Наш инструктор – женщина. Это – некто Галина Анатольевна, которая должна разрешить мое участие в походе. Но Юрась не считал это проблемой: «Галина – классная тетка, не дрейфь. Сама велела нам походного гитариста найти. Все путем будет!»

И вот меня ведут знакомиться. Что, опять песенки? Или…

…Песенки потом.

Вот это встреча!

Приветливо и с любопытством меня разглядывая, за инструкторским столом туристического класса в зеленой штормовке, шароварах, кедах и панаме с широкими полями сидела… некрасивая щекастая девушка с кудряшками. Та самая, которую я давеча на пляже наблюдал в сидячем, висячем и в ползающем по камням состояниях…

«Вот где она накачала свои икры, – мелькнуло, – в походах! И по камням лазит…»

– Проходим, ребята. Снимайте рюкзаки. Это наш новенький?

– Классный парень, Галина Анатольевна! Мировой! Брать надо! Ну пожалуйста!

Мальчишки галдят все в один голос. Странно то, что к ним присоединяются и девчачьи обертоны. Оглядываюсь. В классе обнаруживается еще человек семь пацанов и около пяти девчонок. Почему-то за меня вписываются все.

Дружненько тут у них…

– А классный парень сам умеет разговаривать?

– Угу.

– Ага-а! Ну-у, теперь все в поря-адке. А то я как-то опасалась… Поешь точно так же?

– Еще хуже. Слова приходится говорить.

– Слова-а? А это не опасно?

– Ну вы же к риску привычны. Пару лишних карабинчиков, страховочку потуже, и… тикать. Ноги, надеюсь, крепкие?

Не выходят у меня из головы ее ноги!

– Куда уж нам, ползункам.

– Ползункам? А что, здесь еще и грудью кормят? Это я удачно зашел…

Пацаны сначала деликатно похрюкивали во время пикировки, а теперь открыто заржали. Галина Анатольевна тоже смеялась. Хорошо смеялась, открыто.

– Ну, кажется, наш парень. Лен! Давайте на склад, подберите ему, что надо. Все оставляем здесь и через полчаса собираемся возле музея в административном здании. Желающие со мной на полигон, поработаем с обвязками.

Смешная пигалица с двумя хвостиками на голове, тоже в штормовке, черных обтягивающих штанах, легких спортивных тапочках и с яркими пестрыми гетрами в полоску, полуобняв меня за плечи, повела на склад.

– Я – Лена. Тебя Витей зовут?

– Угу.

– Ну хватит. Поняли мы, что за словом в карман не лезешь. В походы ходил?

– Ну да. Еще в детском саду. Помню, выдвигаемся мы как-то от грибка к веранде…

– Вот ты прикольный! Слушай, а ты точно десятку пройдешь? Отдашь, если что, рюкзак Олегу. Такой высокий мальчик… Симпатичный…

– Совет вам да любовь.

– Дурак! Просто он… всем помогает… всегда.

– Расслабься, Лен. Если устану – я тебе шепну. А ты – Олегу. Идет?

– Идет!

Она, смеясь, взъерошила мне волосы. Как Ирина…

Далась им моя голова.