Текст книги "Фатальное колесо. Третий не лишний"

Глава 3
Димон… Он и в Африке Димон

«Тиха украинская ночь!»

А что? Формально мы живем на Украине. Хотя, если честно, ни у кого сей факт ни сожаления, ни тем более восхищения не вызывает. Давайте будем откровенны – по этому поводу у людей вообще нет никаких эмоций. Народу плевать на все эти тонкости. Ведь страна-то одна – Советский Союз. А как там эти умники накромсали административные границы – всем фиолетово. Не наше это дело. Украина так Украина, неплохой, прямо скажем, вариант. То, что все кругом разговаривают по-русски, – тоже никого особо не напрягает. Больше скажу: никто никого по этому возмутительному поводу «зрадником нації» не считает. Хочешь учить украинский – пожалуйста, учи. Достаточно только заикнуться. Я имею в виду – в школе, не поймите буквально. Тут же тебе организуют специальный класс, найдут учителей, введут дополнительные часы в школьную программу и так далее. Вчися, хлопчик, и будь щасливий.

Только знаете что? Почему-то никто не заикается.

Ну да ладно. Нет у меня особого желания впадать в политиканскую дискуссию. Бессмысленную и беспощадную, как русский бунт. Поэтому выражу свои восторги более политкорректно.

Волшебным очарованием дышит летняя южная ночь!

Да. Так точнее.

Наша крымская ночь действительно находится где-то рядом с магией. В воздухе витает непередаваемое ожидание чуда. Кажется, что здесь до волшебства рукой подать. Сказочные герои – и злые, и добрые – они повсюду: в шорохе листвы и пятнах света на асфальте, в стрекоте цикад и легком бризе с моря, пахнущем… Господи! Чем только не пахнет этот чудесный теплый воздух! Солью, фруктами, цветами… Чаще всего, наверное, кипарисом. Или розами. Или лавандой. Да что там! Эти ароматы можно перечислять бесконечно. Или вообще их не замечать, как это делают местные жители, давно уже привыкшие к чуду и смирившиеся со сказкой.

А я вот не желаю к этому привыкать! И смиряться не буду, и не просите!

Млея от удовольствия, я шагал по темным улочкам к месту встречи наших неадекватных подельников. Какое небо красивое! Звезды как горошины. Руку, кажется, протяни – посыплются в ладонь сверкающим водопадом. А ведь хорошо, что мы эту дурь выдумали, я имею в виду – ночную «охоту на ведьм». Я уже и забывать начал, какое это чудо – южная ночь. Эвон какая миленькая прогулка вытанцовывается!

Не замечаем мы этой простой и бесплатной радости вокруг нас. Ох не замечаем! И ведь не только ночных красот это касается. Здесь целая мировоззренческая проблема. «Что имеем, не храним…» – подходит? Приблизительно разве что. Или «За деревьями леса не видим». Да, так, наверное, точнее. Надо все-таки иногда останавливаться и смотреть в ночное небо. А для этого и нужно – всего-то выдумать дурацкое ночное мероприятие и… сбежать от бабушки.

М-да… Колобок хренов.

Зачем ночник-то перед уходом выключил? Кто просил? Уходя гасите свет? А ничего, что бабуля может всполошиться? Где-то умным себя считаешь, а где-то – тормоз тормозом!

Схема «самоволок» из бабушкиной квартиры элементарная. Для «переночевать» любимому внуку предоставляется целая комната с выходом на балкончик. Малюсенькая, правда, комнатенка, но разве в этом дело? Балкон весь зарос виноградом – великолепный «бычий глаз». Кроме того, что вкуснее винограда я в жизни не едал, ко всему прочему, у этого чудесного растения толстенная десятилетняя лоза, удобными уступами поднимающаяся на второй этаж «сталинки», где и располагается бабушкина квартира. Взрослого не выдержит, а вот меня – милое дело! Достаточно лишь дождаться, чтобы бабуля заснула (а сон у нее не по годам крепкий), и ты свободен до утра!

Если бы только не этот ночник!

Ой вы ручки мои шаловливые. Куда ж вы это на автомате-то потянулись? И сколько сэкономишь ты на электричестве, оптовик ты наш продуманный? Лопата не сломается грошики-то скирдовать?

Я с досадой потер затылок.

Опять эта шизофрения. Две личности в одной башке – серьезный диагноз. Один «косячит», другой «нудотствует». Помиритесь вы наконец когда-нибудь? Старый да малый.

Непроизвольно я прыснул, представив себе эту парочку, сцепившуюся друг с другом в моей черепной коробке. Зачем-то схватился за рот – мол, как бы спящих граждан не потревожить. И из-за этой очередной своей несуразности уже просто заржал над собой в полный голос, отпуская в ночь скопившееся напряжение. Что-то шарахнулось в сторону в темном палисаднике по левую руку. Кошку напугал, что ли, своим хохотом? Или что там за зверь? Крупнее кто-то.

Интересно.

Я раздвинул ветви зловещего на вид кустарника и сунул туда свой нос. Да ерунда! Нету тут никого. Да и кто бы тут стал прятаться? Особенно от школьника-малолетки, чудом оказавшегося на ночной улице, причем без взрослых! И куда только родители смотрят?

Я скептически фыркнул и… все-таки на всякий случай еще прислушался. Тишина. Чудесная летняя тишина, наполненная треском насекомых, шорохом листвы и еле слышным дыханием ночного южного города: далекий шум одинокой машины, эхо сигнала с какого-то катера-полуночника да отзвуки веселой музыки, обрывками долетающей из вечно бодрствующих курортных зон.

Параноик чертов!

Развернувшись в сердцах, я что есть ног припустил к месту нашего ночного рандеву. Тем более что, растворившись в романтике и сантиментах, я, кажется, слегка начал опаздывать. Еще подумают, что струсил. И тут же – хвать последнюю мысль, как рачка, неосторожно высунувшегося из ракушки: а кто это сейчас про «струсил» подумал – старый или малый? Да, блин, хорош уже! Хватит этих самокопаний. А то, глядишь, и до санитаров недалеко!

Раздосадованный и слегка возбужденный ночными впечатлениями, я пулей проскочил высокую стену летнего кинотеатра и выбрался на искомый пустырь.

Ага! Почему-то так я и предполагал – собрались все, кроме этого пустобреха Генки! Рыжий Славка, Вадька Трюха и – о чудо! – даже наш маменькин сынок заявился – Димон, гроза разбойниц! Интересно, чего он там дома наплел?

– А я даже и не отпрашивался, – словно услышав мои мысли, гордо заявил Димка, – тихонько встал ночью, как в туалет, прокрался в прихожую – и деру!

– Молодец, – рассеянно похвалил я его и переключился на других двоих, которые, сидя на корточках, что-то внимательно рассматривали на земле. – Что у вас там? Уронили что-то?

– Булка! Пришел? А у нас тут знаки какие-то…

Булка – это я. Потому что фамилия моя – Караваев. И я действительно пришел, тут Трюха, капитан-очевидность, не ошибся. А вот знаки…

– Ну, чего у вас тут?

Я оттер плечом Славку-инодворца. Чужак все-таки, поэтому в нашей сопливой пищевой цепочке должо́н знать свое место. Так положено. Иначе сам без авторитета останешься!

Камушки какие-то, мелкие. Выложены в рядок. А, нет. В два рядка. И уголком в конце. С крылышками какими-то. А, типа стрелка! Стрелка?

– А как вы вообще это разглядели? В темени этой?

Я подозрительно уставился на Трюху.

– А это и не мы, – как ни в чем не бывало заявил он. – Это Димон.

Я не увидел, а просто почувствовал, как полыхнули красным щеки Димона. О нем вновь говорят!

– Я просто… Камушек хотел… поднять… А тут…

Понятно. Камушки, жучки, травки-листочки, Димка всегда с чем-нибудь возится на корточках. Лишь бы стать ниже и не общаться с грозными собеседниками. Метода у него такая – отгораживаться от окружающих.

– А где Генка?

– А не пришел твой Генка! Мамочка, наверное, не отпустила.

Почему это он мой? Трюха попутал что-то?

Впрочем, в бутылку лезть – смысла нет. Надо разгонять эту ночную шайку, тем более что повод прекрасный – главный заводила отсутствует.

– Ладно, проехали. Давай, ребя, по домам, пока родители не хватились.

На меня изумленно уставились три пары глаз.

– А стрелка? – неуверенно напомнил Славка. – Она же не просто так. Она же что-то значит.

– Дети, может, играли днем, – предположил я, забыв на миг, что мы эти самые дети и есть. Тут же поспешил исправиться: – Я имею в виду, мальки детсадовские, дошкольники. Дошколо́та!

– А вот еще одна, – флегматично заявил Трюха, успевший пройти шагов пять-шесть в направлении, куда указывали камушки. – Стрелка. Мелом только нарисовали здесь. По асфальту. Гля!

Мы сыпанули в его сторону. Точно. Еще одна стрелка. И, кстати, метрах в десяти, в пятне фонарного света – третья, с изгибом, указывающая за угол летнего кинотеатра.

– Так, стоп, мужики!

Черт, «мужики» для восьмилеток как-то фальшиво прозвучало. Тут обращаются «ребя». Ну да ладно…

– Я думаю, это Генка все намалевал, – сказал я. – Только он один знал, что мы в этом месте собираемся встречаться.

– А другие… что с нами на великах катались, – неуверенно произнес Димон. – Они тоже знали.

Логично!

– Те знали, что их ночью не отпустят. Хотя…

Ну да. Если кто-то задумал над нами подшутить, вряд ли стал бы афишировать свои возможности. Получается, кто-то придумал эту каверзу еще там – на зеленом склоне? Когда Генка про ночных разбойниц нам всем втирал?

Зачесался затылок.

Вообще-то речь идет о второклассниках. Это, кто не знает, дети такие, которым всего восемь лет от роду. Какие тут, на хрен, интриги? Какие, к чертям, каверзы и расчеты? Самое большее – жука чернильного в ранец подсунуть. А тут – стрелки: «туда иди», «сюда не иди». Необычно как-то. И загадочно. И… действительно тянет разобраться…

Я, сцепив зубы, молча двинулся в сторону стрелок. За угол так за угол. Ага, еще одно художество. Эта стрелка указывает в темный проулок, между прочим. А там что – девчачья банда в полной красе? Как завещал нам великий Генка?

Чувствуя, что начинаю раздражаться на бестолковость ситуации, я направился в искомый проулок. Слышно было, как за спиной неуверенно семенит моя гоп-бригада. Молча, надо сказать. Дрейфим, мужички? Еще одна стрелка с поворотом. Изгиб указывает на подъезд какой-то двухэтажки. Впрочем, почему «какой-то»? Типовая, барачная, с деревянными лестницами и перекрытиями. Мы на дню мимо нее раз сто пробегаем.

А вот еще одна стрелочка. Поменьше. Перед самим подъездом. Показывает направо. В сторону небольшого спуска в подвал. И дверь там внизу слегка приоткрыта. Кажется, в глубине даже где-то свет включен. Кто же нас там ждет? Интрига!

Не задумываясь особо, я шагнул по ступенькам вниз.

– А можно… я тут… сверху останусь? – вякнул где-то сзади Димон.

Ему что-то буркнул в ответ Трюха, издевательски гоготнул и тяжело зашлепал вниз вслед за мной. Я, упершись ногами в пол, что есть сил потянул подвальную дверь на себя. Нехотя, с противным скрежетом она подалась и распахнулась чуть шире. Мы осторожно сунулись вовнутрь. Подвал как подвал. Где-то что-то капает. У дальней стены из-за угла мелькают пятна электрического света. Лампа там явно покачивается, видимо, на длинном проводе, свисающем с потолка. Справа шмыгнула беспризорная кошка. Слева гулко заурчала канализационная труба. Кому-то, наверное, приспичило там, наверху. Еще один полуночник.

– Вадим, проверь – может, тут какие-нибудь указатели есть. Стрелки там, камушки…

Я просто знаю, что у поджигателя Трюхи всегда на кармане есть коробок спичек. Ну правильно. Он уже ползает по грязному полу на четвереньках, подсвечивая себе огоньком.

– Не спали тут… что-нибудь, – с опозданием осознал я собственное легкомыслие.

Сзади со знакомым скрежетом шевельнулась подвальная дверь. Я оглянулся. Славка и Вадим здесь, у меня за спиной. Димон спускается?

Нет. Дверь еще раз скрежетнула зловеще и вдруг резко захлопнулась, подняв пылевую круговерть в лучах электрического света. Снаружи что-то глухо звякнуло. Запор?

– Димон! А в ухо не дать? – тут же предложил злоумышленнику Трюха, не вставая с колен. – А ну, открывай! Мы знаем, что это ты.

Ну я не был бы так категоричен. Только кто же еще, если не Димон? Трюха вскочил на ноги и гулко заколотил кулаками по крашеной жестянке, которой была обита дверь.

– Димо-о-о-он!

– Тихо, Вадька! Весь дом разбудишь. Дай мне.

Я отодвинул в сторону начинающего не на шутку нервничать Трюху и подергал за ручку. Точно, закрыто. И звуки какие-то непонятные снаружи – шорохи, топтания, повизгивания. Причем не у самой двери, а чуть сверху – у подъезда, видимо.

– Славка, а ну глянь там – ко второму подъезду проход не заколочен? Ну да, там, где свет от лампочки, туда иди. Давай мухой!

Куском доски я попытался отжать дверь наружу. Нет, плотно сидит в коробке, даже щели не видно. И запор, кажется, серьезный, надо думать – стальная полоса поперек. Убью Димона, если это его шуточки!

– Булка! Есть проход, не заколочен, – это вернулся разведчик Славка. – Дырка там, в кирпичах, не успели заложить, наверное. Я только… один дальше не пойду… там света нету.

Детский сад! Впрочем, а кто же они еще?

– Давай за мной, – окончательно взял я на себя руководство. – Да осторожней ты!

Это я Трюхе, который на радостях так шустро за мной ломанулся, что чуть Славку не затоптал в потемках.

Пачкаясь в пыли, мы пролезли в стенной пролом и, пользуясь типовой планировкой подвала, быстро вычислили коридорчик, ведущий ко второму выходу. Дверь там тоже была закрыта, но, на наше счастье, – без запора снаружи. Потому что с трудом, но все же подалась, издавая все тот же характерный скрежет. Двери-близнецы, блин. Однояйцевые.

Я высунулся на свободу и огляделся.

Из приподвальной ниши многого не разглядишь. Поднялся повыше – никого. Только звезды безмятежно сияют в равнодушном небесном мраке. Шума тоже никакого нет. Только где-то недалеко щенок какой-то поскуливает еле слышно.

– Чего там? – дрожащим шепотом дохнул мне в ухо герой Трюханов, едва не повиснув на моей спине.

– Сейчас посмотрим, – поспешил я его обнадежить и шагнул на свет к подъезду.

И здесь никого.

А у соседнего подъезда, метрах в десяти от нас, кто-то сидел на стуле. Прямо перед крыльцом. Странно. Нашел время устраивать посиделки. И лампочка почему-то не горит, хотя перед нашим спуском в преисподнюю жизнерадостно пылала во все свои пятнадцать ватт.

Мы подошли поближе и в оцепенении уставились на невообразимую картину.

На стуле сидел Димон.

И был он к этому стулу привязан эластичным медицинским жгутом. Мы из такого рогатки делаем – в любой аптеке можно купить за тридцать копеек рулон. И повизгивал это, оказывается, не какой-то там посторонний щенок, а наш что ни на есть собственный подельник. Потому что рот у него был завязан какой-то тряпкой, и человеческие слова он произносить был не в состоянии. А вот глаза у него, вопреки его же прежним россказням, завязаны не были, а, напротив, вытаращены и полны ужаса.

А еще у Димона в костюмном ансамбле явно не хватало одной детали. Немаловажной. Для настоящего пацана, имеется в виду. Димон сидел на стуле… без штанов. Сидел и легкомысленно светил во мраке гламурными труселями вызывающего кипельно-белого цвета, слегка подмоченными в некоторых труднодоступных местах. Мы в таких аксессуарах уже отмаялись – в свое время и в разных там дошкольных учреждениях. Как водится, перешли теперь на суровые взрослые семейники. Ну или почти взрослые…

Я протянул руку и отцепил тетрадный листок в клеточку, пришпиленный к спине Димона какой-то дурацкой заколкой в виде Чебурашки. Там черным фломастером был намалеван череп с костями. Изящно, надо сказать, намалеван. Красиво и со вкусом. Точными и скупыми штрихами. Так дети не рисуют.

Но самым поразительным было то, что сверху к черепу с двух сторон были пририсованы… ДВЕ КОРОТЕНЬКИЕ КОСИЧКИ…

И все же добило меня не это.

Почему-то самым ужасным показалось то, что косички были нарисованы…

С БАНТИКАМИ!!!

Видимо, чтобы не оставлять никаких иллюзий.

В голове что-то напоследок звякнуло, как поломанное реле на старинной телефонной станции, связь со здравым смыслом оборвалась, и… стало пусто.

Мысль ушла.

Глава 4
Точно не Брюс Ли

– Мне кажется, вам это будет все-таки интересно.

Сергей Владимирович, наш бессменный Шеф – олицетворение невозмутимости. Ну просто Будда на прогулке. Специально нагоняет интригу на присутствующих, для чего даже не шагает, а буквально плывет величаво по направлению к выходу из спортзала, чтобы пригласить обещанного гостя.

Тот, я так понял, ожидает конца начальственной пантомимы в большом гимнастическом зале. Мы же терпеливо внимаем представлению Пятого в малом, тайном спортзале Дворца пионеров, который отдан в аренду органам безопасности. Или, скорей всего, просто отобран у красногалстучных ребятишек без всякой аренды. Мне это без разницы. Неинтересно. В конце концов, я тоже ребенок. По крайней мере, внешне.

Мне гораздо интереснее, кого Шеф привел на этот раз, – ведь «светить» нашу тройку кому попало сильно не рекомендовано. Спецподразделение, как ни крути. В которое полноправным членом входит вундеркинд-оперативник восьми лет от роду. Представляете, какой вой подымет зарубежная пресса, если узнает об участии несовершеннолетнего лица в деятельности силовых структур Советского государства? То-то и оно. Кому потом объяснять, что мне не восемь, а восемь плюс сорок девять?

– Там точно не Брюс Ли. Гарантирую. Китаец умер в прошлом году, – задумчиво произнес Сан-Саныч, мой второй инструктор.

Вообще-то инструктор он – постольку-поскольку. Для галочки. По факту он – командир нашего маленького отделения, зам Шефа в его отсутствие. Микроначальник. «Комод». Но, к моему вящему сожалению, педагогической деятельности он тоже не оставляет. Впрочем, как и проблемы собственного совершенствования.

То, что он сейчас ляпнул, – надо расценивать как юмор.

Всем хорош Сан-Саныч: подготовка, техника, низкий болевой порог, разнообразие стилей единоборств, да и неглуп, ко всему прочему, в экстриме – как рыба в воде, всегда принимает точное и единственно верное решение. Только с юмором у мужика – швах! И самое страшное, что Козет (это его позывной) прекрасно осведомлен об этом своем единственном, можно сказать, недостатке. Не без нашей, признаюсь, помощи осведомлен. И сей прискорбный факт его ни в коей мере не устраивает! Он страстно желает локализовать эту аномалию, выровнять изъян и научиться хохмить как все нормальные люди. Я имею в виду себя и своего партнера Ирину. Ну и Пятого, разумеется. Тот вообще известный комик.

И мучается Сан-Саныч над устранением своего темного пятна на солнечном лике, совершенствует свою слабую сторону: острит практически постоянно и повсеместно. По крайней мере, он так считает, что острит. И я вам скажу, иногда у него получается!

Правда, не в данном конкретном случае.

На что чутко реагирует Ирина, его критик и неутомимый мучитель:

– Саша, вот сейчас действительно было смешно. Без дураков. Я чуть не упи… чуть не упала со смеху. Ну надо же! Брюс Ли. И умер! Оборжаться.

Козет подозрительно прищурился. Правда оценила? Или опять подкалывает?

– Врет она, Сан-Саныч. Не верь, – вставил я свои пять копеек. По принципу добрый полицейский, злой полицейский. – Совсем не смешно. Грустно даже. Такой человек – и умер. Хотя… может, и не умер…

И кивнул в сторону выхода.

Вслед за Шефом в зал шагнул высокий мужчина лет сорока с выразительным длинным лицом, в котором явно усматривались восточные гены. Не Брюс Ли, конечно, но и не Иван-царевич. Одет в камуфлированный балахон полковой разведки военных лет, застиранный чуть ли не до дыр и даже, кажется, штопанный в нескольких местах.

Мы переглянулись. Колоритный тип.

– Знакомьтесь, товарищи. Это Алексей. Леш, это Саша, девушку зовут Ирина, а это Виктор, я рассказывал.

Слегка смущаясь, мужчина официально пожал каждому руку. Ладонь у него была узкой, сухой и твердой.

– Кстати, Сан-Саныч, своим позывным ты обязан именно Алексею, – огорошил Козета Пятый, – я тогда только познакомился с Лешей и, признаюсь, был под впечатлением. Чего и вам желаю.

– Ну да. Козет – это в наших краях, – сказал мужчина. – Аул напротив Краснодара, через речку. Там мы тренируемся. Летний лагерь опять же. Но, наверное, это лишняя информация?

Пятый неопределенно пожал плечами – мол, без разницы.

– Алексей у нас ненадолго. Прикомандирован для семинаров с силовиками. Ну и нам уделит пару часиков. Не так ли?

Мужчина кивнул, опять явно смущаясь. Странный он какой-то. Не от мира сего.

– Ну ладно, не будем терять времени, – стал расставлять Шеф точки над «i». – Сан-Саныч! Давай на татами. Остальные смотрят и оценивают. Алексей, начни с азов. Саша, пока не в боевом режиме.

Резонное замечание.

В боевом режиме спаррингов не бывает. Настоящая схватка – это от силы два, самое большее три удара. Если ударов больше трех, это явный признак того, что работают голимые дилетанты. В реальности каждый удар по умолчанию смертельный. Или – надежно выводящий противника из строя. Если твой удар попадает на защитное движение – считай себя трупом. Потому что в ответ на твой промах к тебе прилетит смерть. И заново свою защиту построить ты уже никак не успеешь, так как на противоходе тебе это сделать просто не позволят. А сам ты до конца уже вложился в свой первый удар – на повторный ответ ни сил, ни времени уже нет. Ну а если все же успеваешь что-то сделать, значит, твой противник – далеко не мастер. Тогда странно, почему он не умер после твоего первого движения. Вероятно, потому что ты сам… лох. Вот такая суровая правда боевых реальных, а не киношных, единоборств.

Еще чуток отвлекусь для примера.

Как вы думаете, кто в боевом режиме возьмет верх – мастер спорта по волейболу или современный каратист? При условии, что оба своими видами спорта занимаются одинаковый промежуток времени. Скажем, год. Вы не поверите! Хоть и парадокс, но правда: у волейболиста в такой схватке – подавляющие шансы на успех. Почему? Да потому что у мастера спорта по волейболу – на вооружении только один удар, и он по-любому поставлен профессионально. И пока приверженец японского искусства будет думать, какой из блоков ему продемонстрировать, волейболист просто влепит ему конкретного леща – как по «свече» над сеткой: быстро, точно и в данном случае смертельно. Так, что позвоночник в трусы ссыплется. И справиться с таким ударом будет невозможно, потому что стаж тренировок у противников одинаков. А бить научиться (особенно в волейболе) можно гораздо быстрее, чем строить защиту «на автомате», на интуиции, на инстинктах, как этого требует настоящее мастерство «пустой руки».

Впрочем, бывают и исключения. Особенно в реальных схватках в боевом режиме.

Мне ли этого не знать?

Это все к тому, насколько тонким и своевременным было замечание Пятого.

– Я попрошу нанести мне правый боковой в голову, – немного застенчиво попросил мужчина, как просят передать билетик в автобусе на компостер, и тут же пояснил: – Просто на практике система мало обкатана, больше в спортзалах да лагерях. В реальных условиях я могу вовремя не среагировать.

– Пожалс-та, – коротко буркнул Козет и двинул Алексея в челюсть.

Точнее, попытался двинуть.

Его противник вдруг испуганно (как мне сначала показалось) вжал голову в плечи, приподнял левое плечо и слегка крутнул им так, что кулак Сан-Саныча пришелся по касательной. Сразу же, словно потеряв равновесие, Алексей всем корпусом навалился на поворачивающегося Козета и как-то мягко повалил его на татами.

Козета? Повалил?!

Так не бывает. Чтобы свалить моего инструктора, Пятому порой приходится минут десять попотеть на ковре. А тут с одного удара? Да, собственно, даже удара-то никакого и не было.

– Ты болевой обозначил? – хмуро уточнил у Алексея Сан-Саныч, поднимаясь в новую стойку.

– На локоть и на плечо. Два вектора и крутящий момент. Я только прикоснулся. Потому что с твоей силой…

– Я понял, – не очень вежливо перебил Козет, – чем сильнее бью, тем быстрее вылетит кость из суставной сумки. За счет моей же собственной энергии.

– Правильно, – улыбнулся Алексей, и длинное лицо его вдруг стало смешным и обаятельным, с детскими ямочками на щеках и сморщенным носом.

А мужичок-то – увлеченный человек! До самозабвенности. Нравятся мне такие: именно из них получаются настоящие мастера. Теперь и смущение его становится понятным – не хочет лишний раз демонстрировать свое превосходство. А оно реально существует!

– А ну давай еще раз.

– Только я другую защиту покажу.

– Давай-давай, – начал входить в азарт Сан-Саныч. – Мне снова справа боковым?

– Угу…

На этот раз кулак Козета вообще не встретил никакого препятствия. Алексей чуть качнулся назад, слегка шлепнув снизу ладонью по летящему локтю Сан-Саныча, потом вдруг упал всем корпусом вперед, зацепил рукой впереди стоящую стопу Козета, а плечом надавил на всем нам известную болевую точку на голени. Оригинально! Мой инструктор опять оказался лежащим на татами. Опыт, конечно, сказался: падая, Козет на автомате попытался пнуть лежащего противника свободной от захвата ногой, но Алексей, видимо знакомый с этой опасностью, просто перекатился чуть в сторону. Даже я понял, насколько уязвим был Сан-Саныч в этом эпизоде. В самых разных проекциях. Продолжений на финальное поражение могло быть с десяток. Только Алексей не обозначил ни одного. Из вежливости, видимо. Козет и так все понял отлично.

– В чем принцип? – сразу же ухватил он суть, точнее – направление, где эта самая суть прячется.

– Чуть позднее, – лаконично ответил Алексей. – Прямой захват давай. За грудки, как говорят в народе.

– Давай, – разлакомился Сан-Саныч и тут же ухватил противника за балахон.

Из-под Алексея будто опору выбили. Точка захвата оказалась центром вращения чего-то, похожего на карусель. Ногами вперед Алексей нырнул вперед и влево, повиснув на захвате Козета всем телом и запрокидываясь назад. Естественно, мой наставник не выдержал такого веса и нырнул вперед, спотыкаясь об Алексея и теряя равновесие. А его противник, закручивая этот аттракцион в воздухе, еще и ускорил падение Козета правым коленом в область печени. И крутящий момент закончил двумя пятками сверху вниз – прямехонько в голову лежащего Сан-Саныча. Естественно, только обозначил. Да так ладненько все это получилось!

Козет даже охренел, по-видимому. Как пацана сопливого! Вскочил весь красный от стыда и азарта:

– Давай дальше!

– Захват двух рук. Сверху.

И… Козет вновь полетел на ковер. Где-то я уже это видел. Прием, похожий на «липкие руки» стиля вин чун. Которому в юности и учился Брюс Ли. Только более лаконично, без излишеств. Но до чего же действенно! И захват на болевой в области кисти – как финальный аккорд. Здорово.

Сан-Саныч за прошлый год столько не валялся на ковре, как за прошедшие полчаса. Азартно сопя и яростно вращая глазами, он напирал и напирал на Алексея. И вновь летел к грунту. Или плавно опускался – на изломе руки или ноги.

В какой-то момент Алексей перестал заказывать нападение, и Козет самостоятельно выбирал начальную атаку. То есть пошло уже что-то похожее на полноценный спарринг. И непохожее совершенно. Потому что состояло это действо из коротеньких фрагментов: атака, защитное движение, атакующий повержен. И по новой.

И не лень же Сан-Санычу натирать брезентуху своим телом!

Но какое шоу!

За такое представление многое можно отдать. Сколько же у нас пробелов, оказывается, в нашей технике! И какие у Алексея простые и действенные методы. И еще они кажутся… родными, что ли? Исконными. Естественными и органичными. Так, наверное, наши предки сражались. Смотришь и поражаешься – ведь знал же, чувствовал, что так можно. Почему сам-то раньше не додумался? Настоящий русский бой, без чуждых нашему человеку блоков, прыжков и разной другой восточной экзотики.

И… кажется, я знаю, что это за мужичок. Есть догадки – родом из будущего.

Знаю, но пока оставлю эти знания при себе.

– Так, все, ребята, закругляемся. Время. У Алексея поезд через полтора часа. Саша! Совесть имей! Человеку перед отъездом в порядок себя привести нужно или нет? Вот так-то.

Понятное дело. Сан-Саныч краев не знает, когда дело касается тренировок, приемчиков разных невиданных и всякого иного мордобоя. Смотреть жалко сейчас на моего наставника – будто кислород человеку перекрыли. Того и гляди кондратий сейчас обнимет. И это притом, что больше часа его возили сусалами по татами. Все мало!

Самое примечательное – и в этом я могу дать самую что ни на есть железобетонную гарантию, – Козет прекрасно запомнил абсолютно все показанные на нем движения. До мелочей. В этом он как надежный и проверенный компьютер – ничегошеньки не упустит. А еще и разовьет, и усовершенствует на свой лад. Есть такой талант у моего инструктора.

К слову, вы думаете – случайно он про Брюса Ли вспомнил? Ага, щаз. Учтите: в данную временную эпоху в отечественных кинотеатрах, на секундочку, фильмы с этим мастером не показывают. И эра видеомагнитофонов с пиратскими кассетами пока еще не наступила. Впрочем, здесь все просто – нужную киноподборку Козету удалось раскопать в авгиевых завалах Конторы, что уже само по себе – очередной подвиг Геракла. Но этого мало! Сан-Саныч после этого в течение какой-то пары недель практически полностью овладел навыками так называемого Джит Кун-до, стилем «Опережающего кулака», который и создал Брюс Ли, ставший после этого любимым киногероем Козета. Разумеется, после Вячеслава Тихонова и Георгия Жженова – Штирлица и разведчика Тульева никто не отменял! Даже Маленький дракон не смог их переплюнуть.

А тут свой Брюс Ли!

Да что там, круче! Наш-то оказался гораздо проворнее. Да и эффективнее! И… о горе!

Как мало времени отмерено природой… И сердцу горе там, где жгучей страсти нет… Хоть в исступленье душу в клочья изуродуй, – все тщетны помыслы, прощай, надежды свет…

– Саныч. Але, Александр! Ты в порядке? Стихи, что ли, сочиняешь? Тебе человек руку тянет, попрощаться хочет. Сам очнешься или в чувство тебя привести?

– В порядке я, – буркнул Козет, пожимая на прощанье руку Алексея. – Ты это… Спасибо, короче, Леш. Будешь, типа, еще в наших краях… того, заходи, в общем…

Цицерон! Ему бы действительно стихи писать.

Ежу ясно – Сан-Саныч находится в состоянии грогги, как после пропуска хорошо поставленного боксерского удара. И от впечатлений нового стиля, и от того, что новую игрушку так быстро отобрали. Коварно и вероломно. Ну ведь не все же приемы Алексей успел показать, ох, не все! И вот выходит уже навсегда из спортзала, взмахнув на прощанье усталой рукой…

– Чайку не хочешь, Саш?

– А?

– Чайку, говорю, не хочешь ли…

И глазками наивными – хлоп-хлоп.

Ирина – само сострадание. Не женщина, а просто Мать Тереза. Вселенная добра и сочувствия. Для всех, кто ее не знает. Или знает, но… недостаточно хорошо. Или на мгновение расслабился…

– Хочу, Ириш…

– Тогда и мне завари. Пока мы со Стариком новые приемчики поотрабатываем. Лови!

Сан-Саныч аж забыл, отчего только что рефлексировал. Не глядя поймал пачку с чаем и замер в новом оцепенении. Теперь уже по другому поводу. К счастью, не такому фатальному, как прежний: просто новая дилемма образовалась – обижаться ему сейчас или нет? Ирина, конечно, язва, но и психолог отменный, ни отнять ни прибавить. Одно утешение – чай, гляжу, не хухры-мухры какой-то, а настоящий цейлонский «Махмуд»! Явно загранка подогнала.