Текст книги "Политика как сюжет. Драматургия современных предвыборных кампаний"

1
Прошлое как настоящее

Если сравнивать медийный информационно-политический нарратив дня сегодняшнего с таким же нарративом 10–15-летней давности (вне зависимости от того, о какой стране мира идет речь, даже если говорить об общеполитическом международном нарративе), то одним из наиболее очевидных различий будет следующее: сегодня корпус текстов[15]15
  Имеется в виду совокупность опубликованной медийной продукции на данную тему, вне зависимости от жанра и формата.


[Закрыть], обращенных к архаике политиков (их происхождению, семьям, их историям и судьбам, их известным преимуществам и недостаткам и т. д.) в своем объеме либо не уступает, либо превосходит корпус текстов, представляющих динамику политиков, т. е. их актуальную деятельность, текущее целенаправленное функционирование вкупе с теми или иными результатами. Проще говоря: за последние годы в новостях стали гораздо чаще рассказывать о прошлом – парадокс, достойный эпохи великих перемен.

Существование такого различия тем не менее объяснимо; некоторые из аргументов, объясняющих происходящее, лежат на поверхности.

Во-первых – начнем с самого простого, – общеизвестно, что база медиа как такового за прошедшие 15 лет расширилась революционно (и концептуально, и количественно), так что существенным различиям в компаративе с досовременными медиа удивляться не приходится. А метод обращения к личностям и биографиям политиков с целью создания определенного контекста для объяснения их различных поступков или решений (ожидаемых или, наоборот, нарушающих границы проводимой ими политической линии) применялся в журналистике и разъяснительной политологии всегда. Следует констатировать, что за эти годы наряду с физическим увеличением объемов произошло изменение в балансе применения этого метода.

Во-вторых, в условиях избыточности информационных каналов по отношению к продуцируемым политиками событиям и к объему политической информации как таковой актуальных и интересных новостей для заполнения информационного пространства недостаточно, и медиа – для придания общественно-политическому вещанию надлежащей энергии – приходится чаще прибегать к обсуждениям контекстов вместо событий.

Лучший и наиболее удобный из таковых контекстов и есть архаика политиков, их сюжеты, история и бэкграунд. Такой метод информирования в той или иной модификации сводится к приему, применяемому комментаторами при освещении спортивных соревнований. Футбольный форвард, от которого ожидалась результативная игра, не оправдывает ожиданий в процессе матча, и комментатору, за неимением достойного внимания зрителей событий, приходится обращаться к прошлому игрока, представлять его статистику, рассказывать про его отношения с тренером и другими футболистами, личную жизнь и т. д. Информационными «голами» в таких случаях становятся интересные факты и сюжеты из биографии игрока или же связанная с ним околоспортивная информация; но все это, так или иначе, в широком смысле слова – его архаика, прошлое, уже существующий контекст. Политика же, исходя из законов жанра, и вовсе не предполагает частое «забивание голов», и медиа (все умножающимся и разрастающимся) приходится к этой данности приспосабливаться. Впрочем, созидание событий – а представленный выше способ и есть созидание событий-без-событий – можно называть приспосабливанием лишь условно, и не только потому, что медиа тем самым конструируют действительность (общее место и уже несколько избитая тема для большинства работ, обращающихся к современным медиа). Во многом это искусственное поддержание новой системы избыточной общественной коммуникации через определенное приспосабливание к себе как к субъекту, адресанту информации; это отдельный вопрос, обратимся к нему подробнее в дальнейшем.

В-третьих, построение новостного материала с бэкграундом уже много лет является протоколом информационной журналистики по стандартной поступательно разворачивающейся схеме[16]16
  «Организация общего значения текста как целого задается схематической суперструктурой – набором характерных категорий, порядок следования которых определяется специфическими для каждой культуры правилами или стратегиями. Так, в европейской культуре, как показывает Ван Дейк, господствует одна нарративная схема, в которой представлены следующие категории: краткое содержание, обстановка (Setting), направленность, осложнение, развязка, оценка и кода. Если одна из этих обязательных категорий отсутствует, адресат может заключить, что рассказ не закончен, лишен смысла или это вообще не рассказ. Многие часто используемые типы дискурса также демонстрируют присущую им суперструктуру, облегчающую не только процесс производства, но и восприятие текста: если мы знаем или догадываемся, что текст, который предстоит воспринять, – рассказ, то происходит активизация имеющихся у нас как носителей конкретной культуры конвенциональных знаний о схеме рассказа». (Черных А. И. Мир современных медиа. https://culture.wikireading.ru/67523), (дата обращения: 22.02.2022). Приведенная далее в тексте схема отражает наиболее распространенные практики современной информационной журналистики.


[Закрыть]: событие (то, что произошло плюс прямые последствия) – причины, триггеры произошедшего – главные герои события – бэкграунд героев – аналоги события в прошлом (история вопроса) – реакция – гипотетические последствия.

Но сегодняшнему потребителю новостей, живущему в эпоху новой культуры потребления информации – назовем ее «культурой highlights», – привычно, чтобы ему по каждому случаю напоминали более или менее полную историю вопроса, весь сюжет вкратце – как бы освобождая от трудной в наши дни обязанности постоянно быть в курсе событий и запоминать контексты. И медиа, наращивая объемы бэкграунда и разветвляя его, трансформируют эту свободу в объект тщательного культивирования. Кроме того, сегодня качество информирования, особенно для телевидения, оказавшегося аутсайдером в плане оперативности, выражается в многокомпонентном и нередко охудожествленном информационном контенте, в подготовке которого без хорошо представленной истории вопроса не обойтись. При этом составляющие бэкграунда стали значительно зрелищнее и никак не портят картинку: старые фотографии и кинопленки оцифрованы, они обрели цвет и по возможности высокое разрешение; широко используется компьютерная графика, анимация, инфографика, иногда и реконструкция – одним словом, все современные инструменты повышения качества и презентабельности кадра. А если речь идет о бэкграунде более или менее современном, то в производство при необходимости идут любые кадры любого качества и происхождения, будь то снятые с телефона, с камер наружного наблюдения, с регистраторов и т. п. Сегодняшний зритель, привыкший к экранизации всего, готов делать существенную скидку на операторское искусство, получая взамен живой и содержательный видеоматериал.

Обсуждая тему принципов и форм взаимопроникновения прошлого и настоящего в современных медиа и в целом в жизни современного социума, следует понимать, что никогда еще человек не имел настолько широких возможностей общения со своим прошлым, и никогда прежде прошлое не имело столь ощутимого присутствия в настоящем, как в наши дни. Сегодня благодаря техническим средствам съемки и хранения памяти прошлое человека материализовано, детализировано и, называя хайдеггеровским термином, «подручно» как никогда, что открывает возможности не просто в плане соприкосновения, ностальгической встречи с ним, но и в плане его реконструкции, ревизии – редактирования, упорядочивания и структурирования, с тем чтобы превратить его в атрибут текущего момента. «Представление себя другим в повседневной жизни»[17]17
  Название книги американского социолога Ирвинга Гофмана (СПб.: Питер, 2021) – Прим. ред.


[Закрыть] в контексте возможностей, открытых всего лишь несколько лет назад научно-техническим прогрессом, сегодня означает не просто моментальную самопрезентацию, некий летучий в моменте времени мини-перформанс, но глубоко продуманное и подготовленное представление себя в наиболее полном (скорректированном обладателем) контексте своей биографии, своего происхождения, своего сюжета, наилучших качеств и наиболее развитых талантов. Достаточно взглянуть на экранизированные профили активных или, скажем так, прилежных пользователей социальных сетей: это показательные примеры гипотетического редактирования и структурирования прошлого и создания через него контекста настоящего в форме полноценной мультимедийной самопрезентации. Заметим также, что представляемая в индивидуальных профилях архаика, медиафрагмент упорядоченного прошлого, в момент опубликования адресантом определяется потребителями в качестве динамики (новости) в силу факта вновь-опубликованности, условно-оригинальным или неким модным образом скомпонованности и т. п. Последнее – не менее важный аспект для понимания современной системы транслирования и потребления информации.

Наконец, в-четвертых, переходя от аргументов, обусловленных функционалом медиа, к аргументам, обусловленным насущными проблемами современной политики и потребностями политического паблисити. Многие политические деятели и носители власти в разных странах мира уже несколько лет осознанно стимулируют превалирование прошлого над настоящим в медийном политическом нарративе. Доминирование в информационном пространстве и в общественном дискурсе эффектно сконструированной, облаченной мифичностью, глубоким смыслом и значением политической истории (истории политика) над не всегда интересной актуальностью; или мультимедийной, экранизированной по всем канонам произведения массовой культуры биографии (фрагментов биографии) главы государства над его рутинным, унылым «сегодня» – такое доминирование обладает целым рядом преимуществ (ниже обратимся к ним в деталях) и пользуется большим спросом в политическом паблисити. В итоге все чаще и чаще в разных странах мира качественно экранизированный, драматургически грамотный сюжет, представляющий в литературном смысле слова героическую историю из жизни политика – особенно носителя власти, – будучи по определению фрагментом прошлого, в различных художественных жанрах и информационно-публицистических форматах активно продвигается политтехнологами в качестве составной части актуального политического дискурса, информационной картины настоящего; вот чем еще объясняется выраженное и видимое невооруженным глазом существование рассматриваемого нами различия. И сегодняшнему потребителю политики и – главное – избирателю, судя по результатам выборов в целом ряде стран, это охудожествление или эта сюжетизация политики определенно нравится.

Гипотеза, выдвинутая Габриэлем Тардом еще в начале XX века о поступательной трансформации общества в публику, подтвердилась и оказалась пророческой. В условиях тотальной экранификации, многократно возросших тиражей произведений массовой культуры (без всякого преувеличения сегодня их можно считать вездесущими и всеобъемлющими, они не обрамляют, но формируют символическую жизнь среднестатистического человека) и 10–15-летней медийной гегемонизации феномена «драматичной истории» именно сюжет, точнее, тезаурус сюжета стал наиболее понятным и эффективным инструментом формирования картины мира, с одной стороны, и своеобразным шаблоном идентификации и объективации действительности для индивида – с другой. Что бы ни происходило в «жизненном мире», на все есть более или менее известный, оригинальный или переработанный сюжет, будь он из телевизионной передачи, сериала, анимационного фильма или полнометражного кино. Кто бы ни был или кто бы ни появился вновь на политической сцене, – у каждого есть условный двойник, прототип в системе персонажей и героев массовой культуры. Современный человек проживает свою жизнь в универсуме персонажей некоего большого сюжета или сценария и сам в каком-то смысле также считает себя его персонажем, обладателем (героем)[18]18
  Здесь уместно вспомнить работы Эрика Берна и Клода Штайнера, посвященные сценарному модусу осмысления людьми своей жизни. См. например: Штайнер К. Сценарии жизни людей. – СПб.: Питер, 2021. – 416 с.


[Закрыть].

Помимо прочих факторов, политики и носители власти, руководствуясь таким modus operandi[19]19
  Образ действий (лат.) – Прим. ред.


[Закрыть] (увеличивая удельный вес «драматической истории» и художественных жанров в актуальном политическом нарративе), очевидно берут в расчет известное обстоятельство: массовая культура систематизирует, материализует в картинках, текстах, сюжетах, образах целостные фрагменты, паттерны и другие элементы социальной воображаемости, или, в терминах Лоренца Хиршвелда, фолк-социологии, и возвращает их естественным носителям – обычным обывателям – в качестве верификации воображаемого. Фолк-социология, как точно формулирует данный феномен Паскаль Буайе, – это «обыденное знание о социальном мире»[20]20
  Пожалуй, лучший экранизированный пример существования каталога таких обыденных знаний – знаменитая телевизионная игра «Сто к одному» (создана на основе американской передачи Family feud). Успех участника игры заключается в обладании знаниями об обыденных представлениях большинства относительно тех или иных явлений/предметов, а не об их реальной сущности.


[Закрыть], – во множестве своих историй и представлений, проникнув в мир кино и телевидения в качестве образчиков подлинности отображаемой в культуре действительности и доказательства идентичности восприятия мира зрителями и создателями произведения культуры, через многомиллионные тиражи перманентно возвращается обществу интересными, зрелищными сюжетами, становится эмпирическим (как минимум в силу популярности) подтверждением реальности, подлинности этих представлений. Зритель, наблюдающий в кино сцену дачи крупной взятки должностному лицу и спокойную, «обыденную» реакцию других зрителей на этот акт, убеждается в верной укорененности представлений и рассказов об «обыденном» существовании коррупции. «Читатель газеты, наблюдая точные повторения своего потребления газеты своими соседями по метро, парикмахерской или месту жительства, постоянно убеждается в том, что воображаемый мир зримо укоренен в повседневной жизни»[21]21
  Андерсон Б. Воображаемые сообщества. Размышления об истоках и распространении национализма. – М.: Кучково поле, 2016. – С. 88.


[Закрыть]. Нужно понимать, что речь идет о налаженном и безупречно работающем (а в последние годы благодаря тотальной экранификации еще и конвейерном), более или менее унифицированном механизме восприятия и конструирования социальной реальности. И в этом смысле трансляция политических смыслов через известные и понятные миллионам художественные шаблоны мировосприятия обретает высокую степень эффективности.

Вот четыре причины (участившееся со стороны медиа оперирование контекстом для обрамления значимых событий; оперирование контекстом без событий и вместо них; оперирование широким контекстом даже при небольшой значимости события; интенсивное продвижение исторических и автобиографических материалов политиками), объясняющие рассматриваемый парадокс и раскрывающие объективные предпосылки к его существованию. Сегодня в силу этих – как минимум этих – причин замена (хочется сказать – подмена) динамики политики ее архаикой имеет широкое распространение. Более того, этот модус расширяет свое присутствие в разнообразных медиа, обретая множество оригинальных форматов, закрепляет свое бытование в разных жанрах, а в некоторых из них периодически выходит не только в эфир, но и на большие экраны и обеспечивает – в самых разных смыслах слова – большие кассовые сборы.

Здесь стоит обратить внимание на органическую взаимосвязь между приведенными аргументами; подчеркивание этой связи важно, так как помогает определить взаимообусловленные причинно-следственные отношения между ними, а это необходимо для максимально правильного понимания диспозиции рассматриваемого круга явлений. Так, избыточность информационных пространств по отношению к потенциально продуцируемым событиям есть следствие многократного увеличения количества и объема медиа; это увеличение объясняет увеличение объемов производства сюжетов (как естественных и экономически необходимых для медиа наполнителей) и, соответственно, их засилье в повседневной жизни общества. В свою очередь сюжеты, распространяясь многократно увеличившимися тиражами через разнообразные форматы и формы массовой культуры, верифицируя социальное воображаемое и создавая картину мира с определенными ценностями, стимулируют вынужденный мимезис политики по отношению к формам и сюжетам культуры; это создает потребность в бо́льших объемах ретроспективного информационного бэкграунда и в новых форматах, так как развернутые и гибридные истории политиков уже не помещаются в выпусках новостей, стимулируя сохранение избыточности информационных пространств и т. д.

2
Сюжет как политика

В контексте вышесказанного обретает видимые контуры значимость «драматичной истории», сюжета как многокомпонентной единицы политической коммуникации, причем следует заметить, что наделение его иной, более высокого порядка, значимостью произошло за последние 10–15 лет. Конечно же, нельзя отрицать, что личностный сюжет политика, обязательно каким-либо образом переплетенный с историей его страны (региона, мира), всегда занимал важное место в информационно-политическом нарративе. Однако тотальная экранификация и иные кондиции современности наделили феномен сюжета особым статусом в общественно-политической коммуникации, открыв возможности для его доминирования. Сегодня масштаб политического сюжета – будь то отдельный сюжет конкретного политика или же некий общеисторический сюжет, в котором конкретный политик сыграл главную роль, – в силу целого ряда причин, которые мы будем рассматривать в деталях, может превзойти масштаб своего обладателя или центрального актора, а «драматичная история» из атрибута политического деятеля может превратиться в его политический мейнстрим, основной (иногда единственный) идентификатор и стать постоянным элементом новостного бэкграунда. Так, умело скомпонованный предвыборный сюжет в наши дни в целом ряде случаев не просто перевешивает, но и в буквальном смысле подменяет собой политика настолько, что через несколько месяцев после выборов, когда политические праздники сменяются буднями, у многих избирателей возникает ясное ощущение подлога.

Попытаемся понять, каким образом это происходит на практике, и для начала обратимся к двум показательным примерам.

Первым политиком современности, который добился успеха на выборах благодаря не собственно политической программе (целый ряд экспертов справедливо считал ее неосуществимой, что и было однозначно зарегистрировано к концу первого президентского срока), сильным политическим позициям или неким известным и выдающимся управленческим качествам, а в первую очередь благодаря технологически безупречному использованию общеизвестного исторического метанарратива, сюжета (борьба за расовое равноправие в Соединенных Штатах) и слияния с ним, стал Барак Обама.

Использовав в качестве основного, многозначного концепта предвыборной кампании слово change, обозначив его, помимо прочего, как отсылку к балладе соул-певца Сэма Кука A Change Is Gonna Come, которая считается неофициальным гимном движения за права темнокожих в США, а также последовательно закрепив свою референтность к Аврааму Линкольну, Мартину Лютеру Кингу и другим знаменитым борцам за равноправие в стране, Обама и его политтехнологи осуществили новую персонификацию давнего конфликта. Присвоение (в техническом смысле слова) глобального сюжета и позиционирование в нем в качестве центрального протагониста, синтез ряда других биографических мини-сюжетов, раскрывающих образ персонажа (самостоятельное преодоление бедности, природная одаренность, воспитанное в себе трудолюбие, история большой любви), привлечение Джо Байдена в качестве кандидата в вице-президенты для обеспечения расового баланса и создания контрапунктного «художественного» контраста, как и ряд других удачных, поистине драматургических решений, обеспечили Бараку Обаме победу, несомненно ставшую историческим событием. В общем итоге кампании протагонистический сюжет 44-го президента США – «герой, осуществивший многовековую мечту о равноправии» – обрел сильнейшую эмоциональную экспрессивность (в ночь после выборов The New York Times в редакционной статье написала о пережитом Америкой «общенациональном катарсисе»[22]22
  https://www.nytimes.com/2008/11/05/us/politics/05campaign.html (дата обращения: 22.02.2022).


[Закрыть]), которая не просто помогла ему победить на выборах и получить Нобелевскую премию мира. Этот сюжет стал своеобразным политическим бронежилетом для Обамы и на следующих выборах, к которым он пришел со значительно изменившемся рейтингом (уже за первые девять месяцев правления его рейтинг зарегистрировал рекордное для президентов США с 1945 года падение – на 10,1 %[23]23
  https://t.me/rt_russian/80583 (дата обращения: 22.02.2022). И в том же контексте: «Особенности современного популизма, делающие его привлекательным для избирателей, порождают негативные побочные эффекты. В результате большинство популистских лидеров и партий в первые же месяцы после прихода к власти теряют значительную долю поддержки, подвергаясь еще более жесткой критике со стороны „разгневанного избирателя“, чем их предшественники. Популисты переходят для избирателя в „политический класс“ и становятся источником разочарований. Несмотря на то что в ходе кампании избиратели демонстрируют явный запрос на изменения, когда выборы заканчиваются и приходит время осуществлять те самые изменения, оказывается, что люди предпочитают держаться за статус-кво, а любые попытки проведения насущных и обещанных реформ называют „слишком быстрыми“ или „недостаточно справедливыми“» (стратегический доклад «Современный технологический популизм. Игра в классики» – М.: ЭИСИ, 2018. – С. 4).


[Закрыть]) и весьма тяжелым грузом невыполненных обещаний.

«Президенту не удалось добиться существенного сокращения безработицы: она выросла с 5,8 % в 2008 году до 8,1 % в 2012 году. Обаме нужен темп роста экономики не менее 3–4 %, при 2 % высокая безработица укоренится на самый продолжительный период со времен Великой депрессии, – пишет WSJ. – Уверенность потребителей США остается слабой, жилищный рынок только начал выходить из пике. Обама сорвал обещание добиться двукратного снижения бюджетного дефицита, полученного в наследство от администрации Джорджа Буша. Первый проект бюджета-2010 предполагал рекордный дефицит бюджета США в $1,75 трлн (12,3 % ВВП) – исторический рекорд для США в мирное время, близкие значения достигались в 1942 году, в итоге его удалось снизить до $1,063 трлн. Госдолг вырос с 71,6 % в 2008 году до 109,8 % в 2012 году. Настроения населения изменились за первый срок президентства Обамы, как показал опрос Wall Street Journal/NBC News. Американцы видят некоторые признаки улучшения в экономике, но относительно перспектив страны и их личного благосостояния дают мрачные прогнозы. Если в 2009 году преобладали надежды, то лейтмотив 2012 года – это способность справляться с трудностями. Уровень сбережений населения за последние два года сократился с 5,1 % в 2010 году до 3,7 % ВВП»[24]24
  https://www.vedomosti.ru/politics/articles/2013/01/21/prezidentstvo_obamy_itogi_i_zadachi_na_vtoroj_srok (дата обращения: 22.02.2022).


[Закрыть]. Однако эти показатели и настроения, которые, как можно предполагать, в любом другом случае стали бы политическим приговором для действующего президента в США, не сыграли значимой роли на выборах 2012 года. Обама, первый в истории страны темнокожий президент, в восприятии большинства американских избирателей, видимо, по определению не мог проиграть сенатору Ромни (как, наверное, еще кому-нибудь другому), так как его поражение (в аполитичной и иррациональной логике художественного сюжета) автоматически означало бы поражение наконец-то одержавшей победу исторической справедливости.

Кстати, экспрессивность протагонистического предвыборного сюжета – один из важнейших аспектов современной политической реальности, и мы еще неоднократно будем обращаться к нему. Здесь же будет интересно разобрать, каким образом, посредством каких механизмов оформлялась эта исключительная эмоциональная экспрессивность в случае с Обамой; как мы убедимся в дальнейшем, принципы формирования такого рода сюжета для политика (особенно для политика популистского толка) идентичны вне зависимости от страны применения. Для этого достаточно обратиться к некоторым фрагментам и деталям произнесенной 4 ноября 2008 года в Чикаго победной речи Обамы; в этом ключевом (в разных смыслах слова) выступлении нас будут интересовать только те основные фрагменты, которые задействованы в формировании сюжета.

В целом в этой речи сенатора Обамы, только что избранного президентом США, провозглашаются сразу три одержанные победы по результатам голосования. В начале речи Обама говорит о первой победе: мы, американцы, в этот день доказали всему миру, что идеалы отцов-основателей продолжают жить и что Соединенные Штаты – это истинно демократическая страна, в которой возможно все: «If there is anyone out there who still doubts that America is a place where all things are possible; who still wonders if the dream of our founders is alive in our time; who still questions the power of our democracy, tonight is your answer. It's the answer spoken by young and old, rich and poor, Democrat and Republican, black, white, Latino, Asian, Native American, gay, straight, disabled and not disabled – Americans who sent a message to the world that we have never been a collection of Red States and Blue States: we are, and always will be, the United States of America»[25]25
  Чикагская речь Барака Обамы, произнесенная 4 ноября 2008 года; здесь и далее цитируется по сайту ABC News, URL: https://abcnews.go.com/Politics/Vote2008/full-transcript-sen-barack-obamas-victory-speech/story?id=6181477 (дата обращения: 22.02.2022).
  «Если есть хоть кто-нибудь, кто еще сомневается в том, что Америка – это место, где все возможно; кто все еще задается вопросом, а жива ли сейчас мечта наших основателей; кто все еще ставит под сомнение силу нашей демократии, то сегодняшний вечер – это ваш ответ. Это ответ, который мы услышали из уст молодых и старых, богатых и бедных, демократов и республиканцев, белых, латиноамериканцев, азиатов, представителей коренного населения Америки, геев, людей с традиционной сексуальной ориентацией, инвалидов и не инвалидов – американцев, которые послали сообщение всему миру, что мы никогда не были сборищем Красных Штатов и Синих Штатов: мы есть и всегда будем Соединенными Штатами Америки».


[Закрыть]. Суть слов Обамы сводится к тому, что в многолетнем конфликте Америки и остального мира за отстаивание истинных ценностей человеческого общества победила демократическая, свободная, неразобщенная, единая Америка, воистину в самом глубоком смысле слова Соединенные Штаты.

Вторая победа – это победа самого сенатора Обамы и поддержавшего его народа над элитой. Победил не я, победили вы, и мы с вами, простые люди «из трущоб», победили вопреки элите и победили саму элиту – по сути заявляет Обама. «But above all, I will never forget who this victory truly belongs to – it belongs to you. I was never the likeliest candidate for this office. We didn't start with much money or many endorsements. Our campaign was not hatched in the halls of Washington – it began in the backyards of Des Moines and the living rooms of Concord and the front porches of Charleston»[26]26
  «Но прежде всего, я никогда не забуду, кому действительно принадлежит эта победа – она принадлежит вам. Я никогда не был фаворитным кандидатом на этот пост. Когда мы начинали, у нас было мало денег, мало поддержки. Нашу кампанию не вынашивали в залах Вашингтона – она начиналась во дворах Де-Мойна, в домах Конкорда и на верандах Чарльстона».


[Закрыть].

Наконец, вновь избранный президент США заявляет о третьей, главной победе. Речь о том, что в стране, где всего лишь несколько лет назад существовала расовая сегрегация, хозяином Белого дома избран темнокожий. Символическая фраза из песни Кука в этот вечер звучит как никогда трогательно и громко: It's been a long time coming, but tonight, because of what we did on this day, in this election, at this defining moment, change has come to America[27]27
  «Прошло много времени, но сегодня благодаря тому что мы сделали в этот день, во время этих выборов, в этот решающий момент в Америке настали перемены».


[Закрыть]. Но для финального аккорда этой небольшой, хоть и очень эмоциональной отсылки явно недостаточно, и Обама в нескольких предложениях рассказывает историю, которая и оформится в его законченный политический сюжет. Вот кульминация речи: «This election had many firsts and many stories that will be told for generations. But one that's on my mind tonight is about a woman who cast her ballot in Atlanta. She's a lot like the millions of others who stood in line to make their voice heard in this election except for one thing – Ann Nixon Cooper is 106 years old. She was born just a generation past slavery; a time when there were no cars on the road or planes in the sky; when someone like her couldn't vote for two reasons – because she was a woman and because of the color of her skin. And tonight, I think about all that she's seen throughout her century in America – the heartache and the hope; the struggle and the progress; the times we were told that we can't, and the people who pressed on with that American creed: Yes, we can»[28]28
  «Во время этих выборов многое происходило впервые и еще много историй будет рассказываться из поколения в поколение. Но у меня в голове крутится одна, о женщине, которая опустила свой бюллетень для голосования в Атланте. Она очень похожа на миллионы тех, кто стоял в очереди, для того чтобы их голоса были услышаны, за исключением одного факта – Анне Никсон 106 лет.
  Она родилась всего лишь через поколение после отмены рабства; во времена, когда не было машин на дорогах и самолетов в небе; когда такие, как она, не могли голосовать по двум причинам – из-за того, что она была женщиной и из-за цвета ее кожи. И сегодня я думаю о том, что она видела за свое столетие жизни в Америке – боль в сердце и надежду; борьбу и прогресс; времена, когда нам говорили, что мы не можем, и людей, которые продолжали работать с американской мечтой в сердце "Да, мы можем "».


[Закрыть]. Историческая сюжетная цепь замкнулась: 106-летняя темнокожая женщина («как и все мы, афроамериканцы»), которая долгое время не имела права голосовать (так как была женщиной и была темнокожей), дожила до момента, когда смогла собственноручно избрать темнокожего американца президентом США. История, достойная того, чтобы вечно жить в памяти поколений, «и эту историю смогли свершить мы», – говорит избранный президент.

С точки зрения рассматриваемых нами задач стоит обратить внимание сразу на несколько аспектов в этой речи (кстати, эти аспекты в тех или иных вариациях, но, естественно, в условном наклонении, присутствовали во всех предвыборных выступлениях Обамы). Все три победы, во-первых, вписаны Обамой в максимально широкий исторический контекст, что придает их авторам и носителям (которыми объявлены американские граждане и Соединенные Штаты в целом) особый, исторический статус. Во-вторых, даже при самом поверхностном анализе можно выяснить, что все три победы одержаны над очень сильными, если не сказать сильнейшими антагонистами (недемократический и несвободный «остальной» мир, надменная и зарвавшаяся политическая элита, «рабовладельцы» и расисты), что повышает цену победы и многократно усиливает героизм победителей. Наконец, в-третьих, битва, в которой одержана столь решающая историческая победа, судя по содержанию и манере речи Обамы, безоговорочно окончена, как и закончена многовековая война; впереди всех ожидает мир, равноправие и созидательный труд, что создает ощущение уже наступившего всеобщего счастья. Примечательно, что Обама рассказывает историю про темнокожую женщину Анну Никсон Купер в художественной эпической манере, языком, подходящим более для чтения закадрового текста в героической киносаге или историй для детей («…она, родившаяся всего лишь через одно поколение после отмены рабства, в век, когда на дорогах не было автомобилей, а в небе не было самолетов…»); эпические ноты и соответствующие синтаксические конструкции появляются и в остальном тексте выступления. Этого требуют поставленные драматургические и политические цели, здесь манера речи и стиль языка призваны подчеркнуть чудесность момента, исключительность и безоговорочность одержанной победы. Кстати, Обама, маркируя временные измерения, намеренно отдает предпочтение процессирующему «самому моменту» времени, постоянно подчеркивая его (…what we did on this day, in this election, at this defining moment…, «…who still questions the power of our democracy, tonight is your answer…)[29]29
  «…то, что мы сделали в этот день, на этих выборах, в этот решающий момент», «кто все еще ставит под сомнение силу нашей демократии, то сегодняшний вечер – это ваш ответ».


[Закрыть], что тоже характерно для эпического рассказа, впрочем, как и для ритуала.

Конечно же, нам не хотелось бы говорить, что рассмотренный сюжет – надуманная история, чистый продукт предвыборной технологии. Абсолютно понятно, что существовали реальные исторические и общественно-политические предпосылки к формированию такого сюжета, что использование этого сюжета естественным образом могло бы рассматриваться в качестве конкурентного преимущества сенатора Обамы, и даже если бы команда Обамы не принимала предвыборных решений по этому поводу и не возвела этот сюжет в разряд основного инструмента стратегии, все равно в той или иной мере он в той или иной форме возник бы в силу, так сказать, экзистенциональных причин. Другое дело, что в формирующихся кондициях экранной эпохи этот сюжет обрел совершенно иную от задуманной авторами конституцию и начал жить своей собственной жизнью; как в анекдоте про охотника и медведя – большой вопрос: кто кого поймал и кто кого не отпускает. Так или иначе, эпичная и эпично оформленная победа задала новую планку категории политического события, эпохальность происходящего заглушила диспуты по всем вопросам практической и прагматической политики, политический дискурс в Соединенных Штатах надолго обрел ритуальные оттенки. Сюжет с восторжествовавшей справедливостью в расовом вопросе стал значительнее и во много раз масштабнее политика; история о его политическом возвышении и легендарной победе, подаваемая в различных бэкграундах в разножанровых форматах, несмотря на широкую известность в деталях, оставалась для потребителя гораздо более интересной, чем связанная с Обамой как с главой государства новостная рутина. Уже тогда было понятно, что Барак Хуссейн Обама прежде всего останется в истории первым победившим в президентской гонке в США темнокожим, «великим лидером» в силу факта избрания, практически вне зависимости от того, каких – значительных или незначительных – результатов добьется он на посту руководителя страны хотя бы в решении того же расового вопроса[30]30
  «Избрание чернокожего американца президентом сулило окончательное искоренение расистских предрассудков.
  "Я выработал в себе твердое убеждение – убеждение, основанное на моей вере в Бога и американский народ, – что, работая вместе, мы можем оставить в прошлом раны межрасовых отношений. Да и к тому же у нас нет выбора, если мы продолжим двигаться по пути совершенствования нашей страны", – писал Обама в 2008 году в статье, посвященной межрасовым отношениям.
  "Человек, отца которого 60 лет назад могли отказаться обслуживать в местном ресторане, теперь стоит перед вами и дает самую священную клятву", – произносил исторические, как казалось тогда, слова Обама с подиума на инаугурации. Тем не менее значительными успехами на этом поприще похвастаться уходящий американский лидер не может.
  Ему удавались знаковые жесты: например, 3 февраля 2009 года генпрокурором США впервые стал чернокожий юрист Эрик Холдер, а спустя шесть лет его сменила первая темнокожая женщина-генпрокурор Лоретта Линч. Но неспособность решить бытовые проблемы чернокожего населения – в первую очередь проблему полицейского насилия – повлекла за собой возникновение движения Black Lives Matter и массовые протесты после каждого убийства негров стражами порядка.
  Более того, в интервью журналу для чернокожих Black Enterprise Обама подчеркивал, что он президент США, а не президент «черной Америки». Негров-сенаторов он призывал перестать «жаловаться, ворчать и ныть», а простым чернокожим американцам советовал крепиться: «Какие бы трудности вы из-за своей расы ни испытывали, помните, они меркнут перед тем, через что проходили – и с чем справлялись – предыдущие поколения», – цитировал в своей статье Алексей Наумов. – URL: https://lenta.ru/articles/2016/08/19/obama_promises/ (дата обращения: 22.02.2022).
  «Надежды на то, что избрание Барака Обамы положит конец расколу между расами, не оправдались. Более того, некоторые доказывают, что раскол при нем даже усугубился», – писал корреспондент BBC Владимир Козловский в июле 2010 года. – URL: https://www.bbc.com/russian/international/2010/07/100726_obama_between_devil_and_deep_sea/ (дата обращения: 22.02.2022).


[Закрыть].

Второй пример – предвыборный сюжет Эмманюэля Макрона (выборы президента Франции, 2017 год). Не имеющий какого-либо отношения к политике, этот сюжет («беспримерная взаимная любовь, преодолевшая все преграды»), поневоле или же в соответствии с продуманным политтехнологами планом сыгравший центральную роль в этой предвыборной истории, вновь не надуман и реален. Общеизвестно, что Макрон долгое время состоял в любовной связи и наконец женился на своей учительнице, женщине, которая старше его на 24 года. Но этот крайне аполитичный, в каком-то смысле архетипический сюжет (он опасно балансировал на грани трансформирования в вариацию Эдипа) стал базовым для кандидата и помог Макрону в жесткой политической борьбе добиться успеха на выборах – и прежде всего именно этим показательна эта история. «Тот факт, что кандидат в президенты мог бы быть сыном своей жены, а не ее отцом, как это часто бывает, – это небольшая социальная месть, которая восхищает многих француженок», – писал за считанные дни до второго тура The Independent в статье French election: Emmanuel Macron's marriage to an older woman key to his appeal with voters[31]31
  https://www.independent.co.uk/news/world/europe/french-election-emmanuel-macron-marriage-brigitte-older-woman-appeal-voters-key-former-teacher-a7718881.html (дата обращения: 22.02.2022).


[Закрыть]. «Количество лет, которые отделяют 64-летнюю Брижит Тронье от ее мужа и бывшего ученика, 39-летнего Эмманюэля Макрона, очаровывает французов, и не только их»[32]32
  https://madame.lefigaro.fr/societe/pourquoi-la-difference-dage-dans-un-couple-derange-tant-040517–132088 (дата обращения: 22.02.2022).


[Закрыть], – писала накануне выборов Le Figaro. Ни противостояние с ультраправыми националистами в контексте защиты основ европейской демократии, ни образ суперсовременного технократа, ни продвижение концепта молодого «дофина», который спасет Францию и т. п. – ни одна из этих и других, более или менее политических по своей природе, идей и идеологий не смогла завоевать той решающей популярности для кандидата, которую обеспечила история с Брижит[33]33
  «Самый молодой, представляющий не социалистов и не правоцентристов (он говорит, что его партия – и для левых, и для правых). И женатый на женщине, которая старше его на 24 года. Супруга политика старше его почти на четверть века: ему нет сорока, ей за шестьдесят – и у нее семь внуков», – почти стандартный текст о Макроне. См. например: https://www.mk.ru/politics/2017/04/24/tayny-francuzskoy-lyubvi-makron-zhenilsya-na-svoey-shkolnoy-uchitelnice.html (дата обращения: 22.02.2022).


[Закрыть].