Текст книги "Мастер боя"

Вот и сейчас Егорыч, вовсе не обращая внимания на потуги обиженного охранника, с едва заметной улыбкой выслушал хозяйку этажа и согласно кивнул:

– Точно говоришь, Сабитовна, каждый должен свое место знать. Держи документы на больного, определяй в карантин. Он вроде мужик спокойный, но в обиду себя не дает, – как мог успокоил женщину Егорыч, подмигнув на последних словах Петру: – Верно, парень?

Петр пожал плечами:

– Не знаю, как получится…

– А получается вроде неплохо, – засмеялся было санитар, но сразу оборвал смех и нахмурился. – Только в чужой монастырь со своим уставом не лезь и права не по делу не качай – тогда действительно все нормально будет.

– А мне этого и не надо, – безразлично качнул головой Петр. – Я никого не трогаю…

– Ну и ладно, – оборвал его Егорыч. – А ты парень вроде не фраер и не лох. Вписываешься на хату авторитетно. Видно, что под шконкой ночевать не станешь… Сабитовна, забирай-ка болезного, а мы пойдем, чайку попьем.

– Нчего мня тропить. Без тбя знаю, что длать, – отмахнулась женщина, изучая направление. – Все, свбодны, бздельники. Вам бы тлько чфир пить, урки.

Она оглянулась на решетчатую дверь, откуда пришла и через которую просматривался пустой длинный коридор с закрытыми дверями по всей его длине. Дернув за ручку и убедившись, что она заперта, Флюра Сабитовна, как назвал ее Егорыч, повернулась и потянула больного за рукав:

– Шгай за мной…

Коридор за глухой металлической дверью, захлопнувшейся за спиной Петра, мало чем отличался от левого коридора, который он разглядел через решетку двери. Был только немного покороче, и в его торце на журнальном столике стоял телевизор и напротив стояли два кресла. В одном сидел уже знакомый охранник из двух, явившихся на помощь собрату. Второй почти сразу вынырнул на шум из двери посередине коридора. Он бросил взгляд на вошедших и доложил через плечо в комнату:

– Соседа вам доставили, Павел Иванович.

– В натуре, договаривались же с Сергеичем, что будет все тихо, без шизы за стенкой. В психушке и той – сплошь бардак! Даже за бабки покоя нет!

Вслед за охранником из дверей показался огромный человек с блестящей бритой наголо головой, в оливковом спортивном костюме «Пума» и сланцах.

– Сабитовна, ну в чем дело? Договаривались же…

– Нчего не знаю. Нправление в крантин, а он у нас одн и в этом крле, – промурлыкала Флюра Сабитовна, ковыляя мимо.

Человек в «Пуме» скрылся за дверью. Петру, остановившемуся у двери, обитой оцинкованным железом – наверное, той самой «жестянкой», про которую упоминал Егорыч, был слышен разговор по телефону.

– Илья Сергеевич, Бурлаков беспокоит… Ну конечно, вы же говорили – один, все условия… Что, не псих? Амнезия… А это что за птица такая? А-а-а, понял. То есть дали парню по башке, у него память и вышибло… Не покусает, значит. Ну ладно, раз так. Мой вопрос как?… Движется… Надоело безделье до чертиков… Ну все, до свидания, Илья Сергеевич.

Флюра Сабитовна открыла дверь и посторонилась, пропуская Петра внутрь. Однако им пришлось задержаться на короткое время, выслушивая отповедь огромного человека, опять появившегося в коридоре:

– Эй, псих, чтобы вел себя, как мышка в норушке. Услышу шорох или, не приведи господь, храп ночью, удавлю, как Ромео Дездемону. Понял, урод?

Неизвестно, из каких глубин памяти Петра всплыл этот жест. Он безразлично пожал плечами, потом сжал руку в кулак, выпрямил средний палец и показал его здоровяку.

Отвешенная чуть ниже золотой полукилограммовой нагрудной цепи челюсть была последнее, что увидел Петр, заталкиваемый легоньким кулачком Флюры Сабитовны в карантинный отсек. Из-за металла захлопнувшейся двери он услышал отчаянный рев оскорбленного пумоносителя, схожий с гудом курьерского поезда на выходе из туннеля – глухой и утробный, и удары в дверь, так что косяки заиграли волной. Петр понял, что друзей в этом богоугодном заведении он не завел, а вот врагов, похоже, уже наработал. На это и времени, и ума беспамятно-амнезийного вполне хватило. Как-то само собой все вышло.

– Зчем здираешь людей? – забавно насупив брови, спросила Флюра Сабитовна.

– Не я задираю, они сами задираются, – пожал плечами Петр. – Что он ко мне пристает?

– Ему по жзни ко всем прставать надо, птому что он бндит, – знающе сообщила женщина. – А ты бы прмолчал, нчего бы с тбой не случилось, не скис бы. И он на тбя не злился бы. Худой он чловек, как чего плхого не вшло. Не пуганый ты, прень.

– Не знаю, пуганый или нет, не помню…

– Ну лдно, двай рсполагайся, – безнадежно махнула рукой женщина. – Вот твоя крвать, вот умвальник. Кушать тбе прнесут. Лжись да отдхай. Что-то ндолго тебя в крантин определили – аж на две ндели.

Глава 6. Тест для дауна

Флюра Сабитовна, старшая медсестра отделения, в которое определили Петра, заходила в этот день еще несколько раз. Сначала она сопровождала санитарку, принесшую ужин, попозже сделала укол, а перед сном принесла какие-то таблетки. Сказала, что и то и другое – «не для лчения, а укрпляще». Она дежурила в эту ночь.

Петру, несмотря на видимую неразговорчивость хозяйки отделения и трудности с гласными, все же удалось расшевелить ее и получить скудные познания о людях, заинтересовавших его и, судя по реакции, заинтересовавшихся и им самим.

Про санитара Егорыча женщина высказалась резко, однако в голосе ее Петр уловил уважение к этому человеку. При всей недосказанности можно было понять, что Егорыч не один десяток лет провел в зоне и сейчас вроде бы находился в завязке. Хоть и работает он простым санитаром, однако уважение имеет не только у работников психдиспансера, но и у серьезных посетителей.

Флюра Сабитовна пренебрежительно ткнула пальцем в сторону двери и поведала, что однажды отсиживавшийся в психушке индюк, такой же, как и огромный сосед Петра по отсеку, по незнанию попытался повысить голос на Егорыча и привести его к порядку, который сам и решил определить. В результате пришлось срочно переводить болезного и одного из его бодигардов в хирургию. Причем претензий от пострадавшей стороны к Егорычу предъявлено не было, так как разобрались люди, с кем имеют дело.

А про пумоносителя по фамилии Бурлаков она высказалась вовсе неуважительно, вспомнив, как тот в соплях и с голой задницей безотцовщиной гонялся по какому-то Тиньзину. А сейчас хоть и считается в городе крутым авторитетом и носит кличку Бурнаш, для нее он как был сопливым мальцом, таким и остался. И еще женщина предупредила Петра, чтобы был с Бурнашом поосторожнее – уж очень злопамятный это тип.

Ночь прошла спокойно и без происшествий. Петр хорошо выспался, компенсировав беспокойную ночевку у Коки. Часов у него не было – их вместе со всем скудным имуществом внесли в опись и сдали на хранение, однако далекие голоса и редкие солнечные лучи, с трудом пробившиеся сквозь затянувшую небо хмарь, известили, что пора вставать.

Он потянулся и рывком поднялся с кровати. Петр не знал, что ему сейчас нужно, и тело само подсказало, чего оно хочет. Встав на ноги на прохладный кафель, он прошелся по палате. Остановившись на свободном пятачке у окна, начал аккуратно разминать мышцы, начиная с шейных, с вращения головы, переходя к плечевым и далее опускаясь ниже. Петр не активизировал разминку, прислушиваясь к своему организму, работая не спеша. Он впервые после обретения новой жизни занимался подобным делом и ощущал, что знает и может это делать. У ж е знал, что такая разминка – вполне знакомая и обязательная часть его существования.

Тепло, напитавшее мышцы, дало команду перейти к более активным занятиям. Растяжки и вращения ноюще отозвались в связках и суставах. Петр автоматически отметил, что из-за пассивного образа жизни после ранения он сильно понизил уровень своего физического состояния. И тут же в сознании возник вопрос: о каком состоянии идет речь? Какой физический, социальный, нравственный, в конце концов, уровень у него был до ранения? Он даже на секунду замер в движении, пытаясь сосредоточиться. Ему показалось, что нужно еще чуть-чуть напрячь память, и она даст ответы на заданные вопросы. И даже если не на все, пусть ответит лишь на один: кто он такой, человек без имени и без прошлого? Но, увы, сознание очередной раз не смогло перешагнуть проклятый рубеж, который установил тот подлый удар в затылок.

Петр почувствовал, как напряжение мозга отзывается ласковым прикосновением к затылку, предвещающим ставшую уже привычной боль. Прекратив разминку, он вернулся к кровати и прилег. На удивление, боль походила рядом, попыталась ухватиться острыми коготками за нервные окончания, но скоро раздумала и ушла.

Возвращаться к занятиям смысла не было. Еще минут десять полежав, Петр встал, умылся, а за отсутствием зубной щетки изобразил чистку зубов краем вафельного полотенца. Закончив туалет, он прошелся по палате, прислушиваясь к едва доносившимся из-за двери звукам чужой жизнедеятельности. Про него пока не вспоминали.

Мышцы приятно ощущались после полученной разумной нагрузки. Петр присел на табурет, привинченный к полу, откинулся на железную спинку кровати и прикрыл глаза. Он стал неспешно перебирать в памяти события прошедших дней.

Причудливая череда случайностей, свившись в единую цепочку, привела его в эту лечебницу, в эту палату. Будто кто-то властный взял неразумного за руку и потянул за собой: «Смотри! Это твоя дорога. Это твоя жизнь!» Была ли логика в произошедшем с ним? Реальность ничего не утверждала, а затаенная сущность его сознания говорила, что все на этом свете предначертано: и потеря памяти, и дедушка Джамал, и привокзальный скверик с бюстом поэта, Санька с Серегой, Серовск, маргинальный интеллигент Кока и милиционер Унтер, санитар Егорыч и авторитет Бурнаш, и эта палата с кафельным полом и выкрашенными зеленой масляной краской стенами. Все случилось так, как и должно было случиться.

Жаль было одного – прошлого. Но стоило ли о нем жалеть? Может быть, то, что произошло, увело его от несчастья. А вдруг наоборот – он был счастливым в прошлой жизни и в единый миг все потерял? Или же его исчезновение сделало кого-то несчастным? А вдруг люди радуются тому, что нет на свете того, кем он был? Или скорбят? Вопросы, вопросы и ни единого ответа…

Отвлекая от мыслей, в замке заскребли ключи. Обитая железом дверь отворилась, пропуская в палату Флюру Сабитовну и незнакомую Петру молодую женщину приятной наружности, в белом халате, с амбарной книгой в руках.

– Уже прснулся, млдец, – деловито сказала Флюра Сабитовна. – Как спл? Как сбя чвствуешь?

– Нормально, – пожал плечами Петр.

– Я псле нчного джурства ухжу отдхать, – доложила она и кивнула в сторону молодой женщины, – а за мня остется Лнчка.

Петр уже без труда разобрался, что аббревиатура из четырех согласных и одной гласной представляет из себя имя молодой медсестры.

– Очень приятно, Лена, – поздоровался он и представился сам: – Меня зовут Петром.

Медсестричка стрельнула глазками в его сторону и сделала короткий росчерк в амбарной книге. Надо было полагать, он означал, что Петр в числе «штук один» в наличии и принят под наблюдение.

– Лчения нкакого не нзначено, – уточнила старшая медсестра. – Тлько укрпляющие. В цлом здров. Амнезия…

– «Что-то с памятью моей стало», – весело пропела Леночка, немедленно заслужив неодобрительный взгляд Флюры Сабитовны.

– Ну что вы, Флюра Сабитовна, так на меня смотрите? – улыбнулась медсестра. – Для мужчины память никогда не была главным достоинством. Они и за стенами нашей клиники ею особо не отличаются. Петр, как вы сами говорите, вполне здоровый мужчина, просто забыл, как его зовут. Мне такие встречаются на каждом шагу. У них у всех основные правила – вовремя удрать и забыть. Поэтому не стоит из этого делать трагедию.

– А у тбя ни в чм нет тргдии, – отмахнулась от нее Флюра Сабитовна. – Одни кмедии да мжики на уме. У члвека гре, а она… Пйдем дльше, втреница.

С завтраком, принесенным прежней санитаркой в сопровождении заступившей на дежурство медсестры Лены, состоявшим из молочной каши, ломтя белого хлеба и слабенького компота, Петр расправился быстро и вновь остался в одиночестве. Часа два о нем никто не вспоминал. Он сидел, лежал, смотрел в окно, выходящее на тыльную сторону диспансера. Там тоже не было ничего интересного, кроме трехметрового бетонного забора с колючей проволокой поверху, за которым тянулся, некруто поднимаясь, голый глиняный склон с пожухлой травой и редким кустарником по гребню.

Неожиданно в голову полезли странные мысли и рассуждения. Петр им не удивился, а просто принял к сведению. А думал он о том, что преодолеть забор особого труда не представляет. Место для разбега есть, толчковая ступня с шероховатости бетона не соскользнет, поэтому захват руками ребра плиты обеспечен. А там чуть подтянуться, закинуть наверх ногу и уже на трех точках опоры перекинуть тело через проволоку. Конечно, на «фосбюри-флоп» не потянет, но колючку преодолеть позволит. И приземление с трехметровой высоты особой проблемы не составит, а вот по склону под прицельным огнем уйти вряд ли удастся. Поэтому нужно уходить вдоль забора… И еще, если засесть на гребне со снайперкой типа «Вампир» да парой автоматического оружия – «калашами», а лучше «Бизонами», или без «Вампира», но с крупнокалиберным пулеметом «Печенег», вся психлечебница окажется наглухо блокированной…

Петр недоуменно хмыкнул, определяя явившиеся знания как вполне естественные для себя, но в нынешних условиях совершенно бесполезные, и стал скучать дальше. Когда это состояние совсем уж обрыдло, пришла Лидия Анфимовна, лечащий врач. Она мерила давление, пульс, слушала грудь и спину с приговорами «дышите – не дышите», спрашивала о симптомах болезни, а он подчинялся – «дышал – не дышал», следил глазами за молоточком, зажмуривался и держал перед собой руки с растопыренными пальцами.

А еще он наблюдал за врачом. Петр не мог предполагать, что у него имеются подобные познания, но по ее движениям, словам, фразам, мимике неожиданно для себя он стал рисовать психологический портрет приятной молодой женщины.

Деловита, умна, холодна и решительна. Но эти отличительные качества по большей части наносные, отработанные профессией. Вместе с тем в движениях, в интонациях скользит мягкость и, пожалуй, неуверенность – не медика, а женщины. Вероятно, она не замужем и не имеет детей, потому что такие беззащитные и одновременно строгие глаза могут быть только у одинокой. Она носит маску энергичной и деловой женщины, скрываясь под ней. Вывод: у объекта имеются слабые стороны, а значит, он уязвим.

Можно было сравнить Лидию Анфимовну с медсестрой Леной. Та не менее уязвима и, без сомнения, тем же одиночеством, однако совершенно по-иному. Планка ее чувственных желаний обнажена и позволяет без особого труда сыграть на этом поле. Искусственная закрытость Лидии Анфимовны вкупе с нравственной неустроенностью и соответствующими комплексами создает определенные сложности для контакта, решаемые в более длительный период и отличительными тонкими методами. Уровень эмоционального восприятия женщин различный, и внедрение в их окружение также разнится.

Зачем ему было нужно это изучение и выводы, Петр не знал. Он просто наблюдал и анализировал окружающих. Еще пару дней назад Петр был сконцентрирован на себе, на своих ощущениях. А сегодня, сейчас появилось чувство, что он освобождается от кокона, в котором находился до сих пор, и примеряет на себя окружающий мир. Правда, выходило это как-то странно, может – слишком специфично, если вспомнить утреннюю рекогносцировку местности из-за оконной решетки.

Лидия Анфимовна, записывающая в карточку результаты осмотра, подняла голову и неожиданно спросила:

– Петр, вы любите Грига?

– Я не очень хорошо знаю творчество этого композитора, чтобы любить, – неожиданно для себя, однако спокойно и естественно, не напрягая память на том, кто такой Григ, ответил он. – Будет более правильно сказать, что его музыка мне нравится.

– А что у него вам более всего по душе? – немного лукаво спросила Лидия Анфимовна.

– Наверное, как и всем, «Песнь Сольвейг», – пожал плечами Петр.

– А как вы относитесь к Мураками? – быстро спросила врач.

– Не иначе, как к модному писателю, – не задумываясь, ответил Петр.

– Веласкес, Тропинин, Кандинский…

– Художники, – без затруднений отчеканил Петр и с усмешкой спросил: – Это тест на интеллект или что-то другое?

– Меня как врача не слишком интересует ваш интеллект, – немного нахмурилась Лидия Анфимовна. – Просто я хочу дать работу вашему дремлющему мозгу. Он сейчас находится в заторможенном состоянии, и его необходимо разбудить. Причем делать это нужно аккуратно, шаг за шагом, не пытаясь форсировать события. Это с одной стороны. А с другой – тестирование вас в различных областях знаний может помочь выйти на ваш профессиональный подуровень, а уже с него попытаться активизировать участки мозга, отвечающие за эго…

– Кстати, об эго, – прервал монолог врача Петр. – Я почему-то сегодня с утра, естественно мысленно, профессионально преодолевал ваш забор и уходил от погони. А потом блокировал лечебницу минимальным количеством личного состава и вооружения. И это у меня получалось!

– Если стрелялки-догонялки приплюсовать к следам ранений на вашем теле, то мы уже можем построить некоторые догадки о вас, – на секунду задумавшись, ответила Лидия Анфимовна. – Но мне не хочется начинать лечение с крайних категорий, которыми являются действия, связанные с насилием. Давайте отталкиваться от простых и общепонятных истин и понятий. Я вам оставлю два листка с вопросами. Это несложные задания из различных областей знаний. До обеда заниматься не стоит, отдохните, а после обеда почитайте, попробуйте ответить. Если вдруг почувствуете, что устали, не утруждайте себя, отвлекитесь и через некоторое время продолжите. И еще я вам покажу упражнения, которые надо будет разучить и делать.

Лидия Анфимовна встала с табурета, жестом подняла Петра и поставила напротив себя.

– Итак: исходное положение. Ноги на ширине плеч, немного согнуты в коленях. Руки держим перед собой со сплетенными в замок пальцами, локти приподняты на уровень груди. Делаем глубокий вдох, потом медленно-медленно выдыхаем, ладони переворачиваем и тянемся вверх, глазами следим за ладонями, подбородок поднимаем… Застываем… Ладони спокойно вниз… Тягучий вдох… Повторим… Молодец, не все правильно получается, но пока сойдет! И так надо делать десять-двенадцать раз. Это упражнение улучшает кровообращение мозга. Все запомнили?

Петр неопределенно пожал плечами и кивнул головой: «Все понятно».

– А теперь другое упражнение. Ступни на ширине плеч, левая рука вытянута вперед, правая согнута в локте, пальцы сжаты, лишь указательный поднят вверх… Тянемся…

– Пальцы не сжаты, а полусогнуты и, помимо указательного, большой смотрит в сторону. И ступни расположены несколько иначе – надо встать в положение всадника. Вам в юбке его принять сложно, – неожиданно вырвалось у Петра. – Это второе упражнение цигун. И делается оно так…

Он спокойно и качественно исполнил сложное упражнение, вызвав искреннее удивление Лидии Анфимовны.

– Вы, наверное, увлекаетесь у-шу? То, что вы показали вначале, это похоже на разминочный комплекс тай-цзы и еще может быть выборкой из первого из восьми основополагающих упражнений цигун или тайцзицюань, что означает «Великий предел», – сообщил Петр. – Оно включает в себя еще ряд движений – в основном на дыхание.

Петр показал изумленному врачу, какие еще движения входят в первое упражнение. На короткий миг задумавшись, он совсем неожиданно для себя и врача начал пояснять:

– Вы, Лидия Анфимовна, сказали, что этот комплекс улучшает мозговое кровообращение. Я позволю с вами не согласиться. Некоторые из составляющих комплекса действительно благотворно влияют на отдельные органы человека, однако ценность учения тайцзицюань совсем в другом. Восемь упражнений – их еще называют «Восемь отрезов парчи» – это не гимнастика, а учение о гармонии внутреннего мира и физического состояния тела. Вся жизнь человека определяется движением, и цигун является гармоническим единением внутреннего и внешнего. Движение внешнее как в зеркале должно отражать движение внутреннее…

Встретившись с внимательными глазами Лидии Анфимовны, Петр резко оборвал философский монолог.

– Извините, пожалуйста, – смущенно улыбнулся он. – Как-то само собой все получилось. Я не думал…

– Не волнуйтесь, все очень хорошо, – остановила его врач. – Это мне надо каяться, что я – дилетант – пытаюсь лечить больных топорными методами. Я считала, что эти упражнения из восточной медицины, но совсем не думала, что они являются основополагающей составляющей учения у-шу. Их нам показывал в институте профессор, утверждая, что они очень полезны для мозгового кровообращения. А оказывается, все более сложно и серьезно.

– В классической медицине вряд ли есть место для восточной философии. Так вы разрешаете мне заниматься цигун? – спросил ее Петр. Он мог и не спрашивать, но не хотел, чтобы ко всем комплексам молодой женщины добавился еще один – профессиональный.

– Конечно, занимайтесь, – согласилась Лидия Анфимовна. – Только пока этими двумя упражнениями, которые…

– …мы изучили, – помог ей Петр.

– Да, изучили, – согласилась она, чуточку покраснев. – Остальные вы мне покажете позже, и я приму решение, можно вам их делать или нет. А пока не увлекайтесь. Нагрузка должна быть дозированной. Сейчас нам в основном необходимы статика и дыхательные упражнения. Если во время занятий почувствуете, что начинаете уставать, отдохните. И еще обязательно – берегите голову от любых, даже малейших сотрясений. А теперь извините, я должна спешить. Через пять минут у Ильи Сергеевича начинается планерка. До свидания, Петр, до завтра.

– До свидания, – кивнул Петр, и вдруг у него вырвалось: – Извините, Лидия Анфимовна, а откуда у вас такое необычное отчество?

– Совсем даже обычное, русское, архангельское, – улыбнулась женщина. – Моего отца звали Анфимом, а дядю Аникудимом.

– Так вы из поморов, – констатировал Петр.

– Да, я поморка, – подтвердила Лидия Анфимовна. – И я рада, что ваша память выдает такие специфические знания. Будем надеяться, что в скором будущем вы вспомните не только Грига, поморов и этот… цигун, но и самого себя.

До вечера день тянулся долго и нудно. После обеда Петр занялся тестами, которые оставила ему Лидия Анфимовна. На половине первой страницы в его сознании само собой родилось определение того, чем он занимается: «Разминка для даунов». Вопросы о форме Земли, зачем птицам нужны крылья и где живут рыбы, повергли Петра в совершенное уныние и тоску.

А еще стало обидно, что детсадовскими тестами его ставят на одну ступень с коренными обитателями психиатрической лечебницы. Правда, остыв и немного поразмыслив, Петр решил, что, возможно, Лидия Анфимовна права и не стоит спешить, а шаг за шагом медленно и аккуратно будить свой мозг. Поэтому он дочитал тесты до конца и прилежно ответил на все вопросы. А закончив, выставил себе оценку: «Молодец, Петя, пять с плюсом в журнал».

Зато в другом он врача не послушался. Не только разрешенные два упражнения «Великого предела» – все восемь были им пройдены с начала до конца. Единственное, он старался поначалу несколько ограничивать себя в движениях, а точнее – в интенсивности их исполнения. Однако, немного поработав и прислушавшись к телу и ощущениям, он скоро начал двигаться в полную силу.

А еще, уже вечером, Петр с удовлетворением отметил, что за день приступ боли случился лишь один раз перед обедом, и то не сильный, да и прошел он быстро.