Текст книги "Третье пришествие. Демоны Рая"

Глава 2
Дела минувших дней

Когда-то, в прошлой жизни, я испытывал к этому человеку чувство бешеной ревности. Настолько сильное, что готов был при оказии применить к нему инструмент, чье название стало прозвищем Эрика. Причем применить дважды: сначала как оружие, а потом по прямому назначению. Прибить и закопать.

Он спал с моей женой. Вернее, с будущей женой… Вернее, не спал, но все выглядело именно так… Вернее, это она потом уверила меня, что не спал… В общем, все очень сложно.

Эрик Медрилл занимал достаточно высокое место в криминальной иерархии, уже в те времена выстроенной Носорогом. А потом бросил все и сбежал с несовершеннолетней дочерью босса, с отмороженной неформалкой по прозвищу Горгона. Соблазнил ее и сбежал. Так по крайней мере официально считалось.

Позже Горгона (среди нормальных людей, с неформалами не связанных, известная как Натали Рихтер) представила мне альтернативную версию того побега: Лопату она банально использовала в своих целях. Подчинила, применив свои незаурядные суггестивные способности, – и использовала. А никакого секса в помине не было, все воспоминания о нем она внушила, вложила в мозг Эрику…

Я тогда поверил ей сразу и безоговорочно. Потому что очень хотел верить, по уши втрескавшись в Горгону. Я вообще на шестнадцатом году жизни был излишне доверчив. Поверил, например, в смерть Эрика-Лопаты… Да и как иначе? Он лежал, простреленный тремя пулями – оказались зацеплены и обе бедренные, и подключичная артерия, любой из ран хватило бы для смерти от кровопотери… Но Лопата все никак не умирал (тогда я объяснил себе его странную живучесть помощью, оказанной раненому моими друзьями-аномалами, Светлячком и Фаренгейтом). Не умирал и вывалил мне кучу важной информации (я в нее тоже поверил, какой резон умирающему врать) и показал документ, снимающий с моего отца ответственность за убийство своей нанимательницы, г-жи Рихтер, по совместительству жены Носорога и мачехи Горгоны.

По завершении долгого разговора Лопата собрался застрелиться, а я не стал его удерживать или как-то мешать. Но и не проследил за актом суицида, слишком спешил. Услышал за спиной одинокий выстрел и посчитал, что с Эриком «Лопатой» Медриллом мы в этом мире больше никогда не встретимся…

И вот как все обернулось… Затянувшаяся агония стала гнусным притворством, якобы завершивший ее выстрел был сделан в сторону. А если хармонтские копы не нашли бездыханное тело Эрика, то и оправдывающие отца документы к ним не попали. Значит, Максим Панов здесь до сих пор в розыске по обвинению, тянущему на пожизненное…

Интересно, он знал об этом, без колебаний согласившись сопровождать меня в хармонтской авантюре? Знал, не знал… Какая теперь разница… Ничего уже не исправить, но впредь наука: если кто-то собрался у вас на глазах застрелиться, не отворачивайтесь и не уходите. Проконтролируйте, чтобы не передумал. А потом закопайте тело. Так надежнее.

* * *

Немедленно после фальшивой смерти Лопаты случилось множество событий, заставивших меня почти позабыть об этом персонаже.

В Хармонте произошел жуткий погром, направленный против «детей сталкеров». По городу прокатилась волна убийств и аномалов, и лишь заподозренных в аномальности, и сталкеров, пытавшихся защитить свои семьи, и тех, кто имел неосторожность осуждать погромщиков.

Прибывшие с большим опозданием военные повели себя вполне в жабьем духе… Озверевшую толпу не трогали, относились к ней более чем лояльно, но развернули натуральную охоту на всех, кто пытался противостоять насилию с оружием в руках.

Уцелевшие детишки-аномалы и их родители-сталкеры прорвались в Зону (в их числе были и Горгона, и я с отцом и матерью). Со стороны все выглядело инстинктивным и непродуманным бегством, и лишь много позже я узнал, что операцию по выводу аномалов из Хармонта заранее спланировал Элайя Эбенштейн, завербованный ГРУ российского Генштаба… И что спонтанно начавшийся погром не был таким уж спонтанным.

А тогда мы бежали, как звери от жаждущих крови охотников, – жабы не отставали, преследовали нас по Зоне, не позволяли остановиться и перевести дух… Догнали, начали стрельбу на поражение – и в перестрелке погибла моя мать. Три пули из штурмовой винтовки в область сердца, без шансов выжить.

Она работала с детьми-аномалами, многие из них называли ее мамой… Один из них, малыш Дэниел Азарра по прозвищу Светлячок, не откладывая отомстил убийцам за «маму Марину». Он в буквальном смысле взорвался в полевом лагере жаб в диком выплеске аномальной энергии, стал светошумовой бомбой огромной мощности.

А потом к врагам – ослепленным, беспомощно тычущимся, словно кроты на ярком солнечном свету, – пришел я, Петр Панов по прозвищу Питер Пэн. И заработал другое свое прозвище: Хармонтский Мясник. Я не знал, кто именно нажал на спуск и выпустил пули, сразившие мою мать. Не знал, но все же убил его. Потому что убил всех. Десантным ножом, в одиночку. Сто семьдесят девять человек, как узнал я позже, а тогда подсчетами не занимался…

Из Хармонта мы эвакуировались через Портал, известный как «Душевая-2», – прямиком в сибирскую Зону, где нас уже ждали и встречали.

Потом было много чего… Эйнштейн продолжил в России работу с подрастающими аномалами, начатую в Хармонте, возглавив вновь учрежденный филиал № 17 ЦАЯ, кодовое обозначение «Виварий», я со временем стал одним из его заместителей. А Натали-Горгона стала моей женой, у нас родились дочери-близняшки, зачатые еще в Хармонте, в Зоне, в ночь накануне смерти моей матери…

Любимая работа, любимая жена, любящие дочери – что еще надо для счастья?

А потом все рухнуло. В одночасье.

Близняшек похитил ублюдок по прозвищу Плащ – и тем заработал смертный приговор у Питера Пэна.

А до того случилось нападение на базу Вивария, расположенную прямо в питерской Зоне, на безопасном острове Новая Голландия. Остров подвергся натуральному штурму, предпринятому двумя группами наемников, прибывшими из-за океана, из Хармонта. Причем прибыли они любопытно: посредством явления, названного нами Лоскутом. Лоскут непонятным образом переносил сюда, в Питер, какую-то часть хармонтской Зоны – в наших декорациях вдруг объявились тамошние ловушки, артефакты и аномалии… Заодно объявился отряд вооруженных наемников.

Штурм, как выяснилось из допроса пленного, имел целью захват «попрыгунчиков» «Джона» и «Джека», – уникальных артефактов, привезенных из Хармонта и находившихся в секретном (даже от меня!) хранилище артефактов на Новой Голландии.

Нападение отбили при активном участии моей супруги, ввязавшейся в ментальную схватку с суггестором, управлявшим наемниками-«зомби». Схватка закончилась вничью, что позволило охране Вивария перестрелять большую часть нападавших.

Так происходившее представлялось тогда наивному и доверчивому Питеру Пэну, мало поумневшему после бегства из Хармонта. Позже выяснилось, что разворачивавшиеся у меня на глазах события имели совсем иную изнанку и подоплеку… Впрочем, обо всем по порядку.

* * *

В результате воздействия Лоскутов и интерференции двух Зон безопасный островок Новой Голландии стремительно начал превращаться в нечто противоположное – Зона со всеми ее аномалиями и ловушками стремительно наползала на базу…

Была объявлена эвакуация. И пока я, срочно вызванный из-за Периметра для участия в ней, катил в Виварий, мой непосредственный начальник и близкий друг Илья Эбенштейн активно наставлял мне рога с моей женой. Не в супружеской спальне, а в оранжерее – как выяснилось, эта застекленная пристройка к нашему дому годилась не только для цветоводческих утех Натальи, для других тоже… Многофункциональное помещение.

На их беду, до Новой Голландии я не доехал. Вернулся с полдороги и застал сладкую парочку в самый разгар случки.

Что произошло потом, стыдно вспомнить… И я не буду вспоминать. Почудил в тот вечер и в ту ночь Питер Пэн… Покуролесил.

А пока я куролесил в Тосно, банда аномалов во главе с упомянутым ублюдком Плащом заявилась в уединенный сельский дом в Надино, где под плотной охраной службы безопасности ЦАЯ таилась от мира наша семья.

Таиться имелись причины: наши дочери-близнецы Марина и Аня вырастали в чрезвычайно сильных аномалов. Удивляться тому не стоило – девчонки стали аномалками в третьем поколении, причем по обеим линиям, и по материнской, и по отцовской (в третьем – если считать первым поколением сталкеров, чьи гены изменились под воздействием Зоны). Марише и Ане исполнилось всего по десять лет, но их детские, толком не развитые способности заставляли меня хвататься за голову – а я и сам аномал, и много лет с ними работаю… Когда близняшки действуют в тандеме, усиливая и дополняя способности друг друга (а иначе они не действуют никогда), с ними не потягается ни один аномал из мне известных.

Ублюдок Плащ тоже, наверное, не смог бы потягаться, хотя он и сам один из сильнейших аномалов нашего времени, и команду подобрал себе под стать. Он и не стал тягаться, нашел другой способ получить свое…

Опуская подробности, закончилось вот чем: компания Плаща явилась в Надино, мощнейшей ментальной атакой вывела из строя многочисленную охрану службы безопасности и удалилась вместе с моими девчонками. Наталья, пытавшаяся воспрепятствовать похищению, была отправлена в ментальный нокаут с почти игривой небрежностью.

Когда я, толком не очухавшись от ночного загула, примчался в Надино, на связь со мной вышел Плащ и поставил такие условия: девочки будут отпущены в обмен на «попрыгунчики», на «Джона» и «Джека». Сделка, разумеется, предлагалась приватная, без участия СБ ЦАЯ.

Поколебавшись, я принял условия. После того как служба безопасности жидко обгадилась в Надино, остатки доверия к ней испарились у меня окончательно. В конце концов, именно я доставил «попрыгунчики» в Россию из Хармонта. У ЦАЯ, разумеется, имелось свое мнение о том, кому теперь принадлежат артефакты, однако, когда на кону жизнь и судьба дочерей, Питер Пэн не обращает внимания на формальности.

Изымать «попрыгунчики» я отправился в компании отца, сталкера Максима Панова, и Андрея с Леной – четы аномалов, занимавшихся домашним обучением Маришки и Ани. По счастью, рейд в Новую Голландию прошел бескровно, никто всерьез не пострадал, кроме двух громадных броневых дверей – одна прикрывала непосредственно хранилище, другая – вход в туннель, выводивший далеко за пределы острова.

О существовании туннеля нам поведал сам начальник Вивария Илья Эбенштейн по прозвищу Эйнштейн. Он явился на переговоры, когда мы, захватив «попрыгунчики», размышляли, как пробиться с ними из хранилища. А охрана, хранилище обложившая, размышляла, как будет нас оттуда выкуривать. По ходу переговоров мне очень хотелось пристрелить Эйнштейна, но я кое-как сдержался. В результате наша группа убралась с острова по туннелю, а на выходе из него получила пополнение: Наталью-Горгону (женой я ее больше не считал, но отказать в праве отправиться за нашими дочерями не смог) и Леденца, командира сталкеров Вивария, привлеченного Горгоной в качестве весьма высокооплачиваемого наемника.

Третьей присоединившейся стала Жужа, восьмилетняя «дикая» аномалка Зоны. По части аномальных способностей эта девчонка если и уступала моим дочерям, то по меньшей мере играла с ними в одной лиге…

Местом для встречи и обмена Плащ выбрал Садовую улицу возле Апраксина двора, почти в самом центре Зоны.

На пути туда с нашей «великолепной семеркой» происходили самые разные приключения, например, мне довелось побывать в легендарном здании-призраке, в Красном Замке, и свести знакомство с его обитателями, в частности с мутантом по прозвищу Безумный Шляпник – именно под его своеобразной опекой Жужа стала тем, кем стала.

По дороге мы с Жужей не просто сдружились – сроднились, и под конец я начал считать Жужу третьей своей дочкой.

Потом был обмен… Представителем Плаща выступала Марианна Купер, аномалка с суггестивными и телепатическими способностями чрезвычайной силы. Дело было на мази, я уже видел близняшек, подходивших в тумане к месту нашего с Марианной разговора… Все изгадил майор Бабурин по прозвищу Бабуин, курировавший Виварий от ЦАЯ и заявившийся на Садовую с большим отрядом спецназовцев-«каракалов» с целью захвата или уничтожения Плаща, а на участь моих девчонок плевать хотевший.

Началась битва всех против всех, с использованием как обычного оружия, так и аномальных способностей. Причем Андрей и Лена оказались предателями, ударили в спину нашему отряду.

В ходе побоища я сумел-таки поговорить с Плащом лицом к лицу и получил заверения, что слово он сдержал: девочкам никто не мешает вернуться к отцу, кроме отморозков Бабуина, открывших шквальный огонь… После того я подобрался к дочерям совсем близко – их никто не охранял и не сторожил, но… Ко мне они не вернулись. Как я понял, подлец Плащ все же обманул и сумел капитально промыть им мозги. Слабо утешало лишь одно: «попрыгунчики» ублюдку не достались, они хранились перед обменом у моего папаши, и тот сумел их не то вынести из боя, не то спрятать, я толком не понял, связь была паршивая и оборвалась на полуслове.

Кончилось сражение тем, что малышка Жужа в диком, непредставимом выплеске аномальной энергии буквально сровняла с землей десяток зданий вдоль Садовой, на крышах и чердаках которых засели бойцы Бабуина. После чего сама погибла от предательских выстрелов сталкера Леденца – ему она доверяла, считала за друга и соратника. Мало того, гнида Леденец вырезал у еще живой, умиравшей Жужи ее уникальные глаза, прельстившись наградой, обещанной за них в НИИ им. Менеладзе. (Именно этим «биологическим экспонатом» Авдотья фон Лихтенгаузен пыталась пробудить мою спящую память.)

Леденца я убил крайне мучительным способом, и убил бы еще раз, подвернись вдруг такая оказия… Но и сам к тому времени был при последнем издыхании – упал и отключился.

* * *

Очнулся я в окружном военном госпитале – веселый, беззаботный, клеящий медсестричек и ничего не помнящий о событиях последних дней… Вообще ничего не помнящий. Ни о пропаже детей, ни о рейде в Зону, призванном их спасти, ни о бойне на Садовой. Лишь воспоминания о ссоре с женой сохранились, но весьма препарированные – дескать, что-то примерещилось, зря погнал волну и сам кругом виноват…

Вытащила меня из госпиталя подполковник медицинской службы Авдотья Лихтенгаузен, зампомед Вивария, – самым незаконным и авантюрным образом вытащила. Проще говоря, я оттуда попросту сбежал при активной помощи Авдотьи, которая и сама к тому времени жила на нелегальном положении, пряталась в гараже одного из своих знакомых.

Там-то, в гараже, она и поработала с моей памятью – методом варварским, нарушающим и клятву Гиппократа, и медицинскую этику. Варварским, но действенным. Я вспомнил все. И малоаппетитные подробности измены жены, и похищение девочек, и бойню на Садовой. И даже то, что я абсолютно не помнил к моменту пресловутой бойни, фрау Лихтенгаузен смогла восстановить.

Оказывается, Горгона сумела-таки подобрать ключик к моему мозгу за десять лет совместной жизни. После первых ее неудачных опытов в Хармонте я уверился, что такое в принципе невозможно. А она сумела. И теперь очень трудно вычислить, на сколько процентов мое безмятежное семейное счастье существовало в действительности, а не было внушено суггестией супруги. В любом случае крайне наивно с моей стороны было думать, что стервозную сучку, с детства привыкшую манипулировать людьми, в корне изменят замужество и рождение дочерей…

В придачу к неприятным открытиям из моей семейной жизни Авдотья вывалила на меня груду служебных проблем. Базу на Новой Голландии законсервировали, Эйнштейна и Бабуина вызвали в столицу, на разбор полетов. После чего последовал приказ о временном отстранении Ильи Эбенштейна от должности. Новый начальник Вивария оказался из конкурирующей структуры, из НИИ им. Менеладзе, – и первым делом врио отстранил от должности Авдотью, а затем и многих других ставленников Эйнштейна. О моей же судьбе, как полагала Авдотья, окончательное решение наверху еще не было принято. Но едва ли оно оказалось бы благоприятным для Питера Пэна – в госпитале меня содержали под усиленной охраной, фактически под арестом.

Короче говоря, рухнула не только моя семейная жизнь. Служебная карьера тоже накрылась медным тазом.

Распрощавшись с госпожой Лихтенгаузен, я помчался в Тосно. Разобраться с тем, что происходит на службе, найти отца либо кого-нибудь, кто поможет в новом походе к логову Плаща, – отправляться на спасение близняшек в одиночку, без экипировки и оружия стало бы самоубийственной авантюрой.

А в Тосно меня первым отыскал Эйнштейн…

* * *

Бывший начальник (и даже бывший друг, черт побери!) хорошо понимал: после всех его художеств я могу и не сдержаться, пристрелить при личной встрече, не вступая в разговоры.

Оттого-то он связался со мной дистанционно и подкинул наживку, на которую я не мог не клюнуть: документы, касавшиеся моих пропавших дочерей. Информации там были крохи – но и они перевернули с ног на голову вселенную Питера Пэна.

В конверте лежали снимки: наемники, атаковавшие Новую Голландию, а рядом с ними, как свои среди своих, – Ганс Рихтер по прозвищу Носорог и его дочь Горгона. Последний снимок зацепил меня больше всего: на нем счастливый и довольный дедушка Ганс обнимал своих внучек и моих дочерей, Маришку и Аню. А я-то, идиот, считал, что Носорог давно махнул рукой на беспутную дочь, а о существовании внучек понятия не имеет…

Но это еще не все. К снимкам прилагалась реклама «Клиники Св. Духа» – безумно дорогой частной клиники, за огромные деньги избавлявшей «детей сталкеров» от аномальности. И копии платежных документов, подтверждавшие: фирма Носорога перевела клинике те самые суммы со многими-многими нулями. Угадайте с трех раз, за операцию над кем? Мои догадки были самыми мрачными: над моими дочерями, вот над кем.

Расчет лысого прохиндея Эйнштейна оказался точен: после ТАКОГО я не мог его застрелить, не разузнав все до конца. А уж в разговоре он умел убедить кого угодно и в чем угодно… Мы встретились, поговорили – и я был похоронен под лавиной новой информации, чуть не взорвавшей мне мозг.

О том, что именно Горгона – ментально, на расстоянии – командовала зомбированными наемниками при штурме и лишь имитировала схватку с их мифическим кукловодом, я уже сообразил. Не мог лишь взять в толк, зачем она это сделала…

А вот информация о том, что она же стояла за похищением наших малышек, меня шокировала. ЗАЧЕМ??? – орал я на Эйнштейна. Затем, что она способна хоть немного задумываться о будущем своих детей, растолковывал мне прохиндей. И понимает, что аномалов такой силы никто с родителями жить не оставит, а ведь не за горами время полового созревания, когда способности близнецов вырастут взрывообразно.

В общем, между Плащом, Носорогом и Горгоной сложился своего рода альянс, где каждый преследовал свои интересы. Она хотела отправить близняшек под нож (в их интересах, разумеется, для их же пользы!). Мой тесть хотел помочь дочери, но заодно мечтал добраться до «попрыгунчиков» – этих универсальных ключей от порталов очень не хватало его контрабандно-подпространственному бизнесу. Ну а Плащу требовались возможности Носорога по трафику между Зонами для реализации своих планов…

Но все это, по мнению Эйнштейна, было мелочами и мышиной возней в сравнении с тем, что замыслил он. А затевал он не много и не мало: новый Исход. Таким звучным термином он называл попытку повторить свой давнишний трюк со сменой хозяев… Впрочем, новые хозяева не были такими уж новыми – шашни с китайской разведкой Эйнштейн крутил издавна, еще с хармонтских времен. Он всегда любил сидеть на двух стульях и не складывать все яйца в одну корзинку. Эйнштейн и меня пытался завлечь необозримыми перспективами и неограниченными средствами, что вскоре предоставят ему (нам, Питер, нам!).

А уж с новыми возможностями вытащить моих близняшек из хармонтского филиала клиники – не вопрос, пара пустяков. Кончился разговор тем, что я застрелил Эйнштейна. Не из патриотических соображений и не из нежелания потворствовать измене, нет… Исключительно по личным мотивам. Увлекшись, Илья сказал на пару фраз больше, чем стоило бы. Позволил мне понять, что первый, хармонтский Исход был организован им, равно как и погром, – иначе сталкеров и их детей никто не заставил бы бросить все и сорваться с места… Получалось, что, чей бы палец ни нажал на спуск, смерть моей матери на совести лысой гниды.

И я убил его.

Выстрелом в голову.

* * *

Похоже, китайцы действительно возлагали на Эйнштейна и его разработки большие надежды. Не успели высохнуть его кровь и мозги, большой неэстетичной кляксой выплеснувшиеся после выстрела на стену, – на меня развернулась самая натуральная охота. Преследователи (я назвал их «черными пантерами», по марке и цвету используемых машин) сели мне на хвост в Надино, в нашем разоренном и оскверненном семейном гнездышке.

После погони – эффектной, с пальбой и каскадерскими трюками – я добрался до питерской Зоны, рассчитывая там спрятаться и оторваться. Не получилось. Боевики (вполне европейской, кстати, внешности) оказались готовы к тамошним опасностям. Мне показалось, что познания их скорее теоретические, а полевой опыт минимален, тем не менее след они держали уверенно и в ловушках не погибали. Позже я сообразил: «пантер» наверняка натаскивали на тренажере Эйнштейна, на его знаменитой программе-имитаторе, еще в Хармонте проданной им китайской разведке. Он тогда навешал мне лапши на уши: дескать, ничего страшного, к моменту продажи программа безнадежно устарела, все реалии хармонтской Зоны изменились… А я, тупоголовый юноша, не сообразил, что на работоспособный движок можно наложить любые локации.

Убить меня преследователи не пытались, я им нужен был живым – кто лучше разберется с наследством покойного Эйнштейна, как не его заместитель?

«Пантеры» были близки к успеху – безоружный и выбившийся из сил Питер Пэн стал бы им легкой добычей. Повезло, сумел стряхнуть погоню с хвоста, переправившись на подручных средствах через Фонтанку. Затем повезло еще раз: я разыскал в Зоне отца, скрывавшегося там после сражения на Садовой. Он поделился со мной оружием и снаряжением, я поделился с ним информацией, и мы решили вместе двигаться в Хармонт, выручать Маришку и Аню: я был убежден, что решение об операции, избавляющей от аномальности, не должны принимать за близняшек Горгона и Носорог. Пусть, когда подрастут, сами решают, кем и как жить дальше…

Компанию нам составили несколько мутантов-звероидов, беглецов из Вивария, – небольшая их колония обосновалась на опустевшей Новой Голландии. Всемером мы добрались через самые непроходимые места Зоны до клиники Бехтерева – обошлось без потерь, хотя хватало и стрельбы, и взрывов, и прочих приключений, а под конец пути на хвост вновь сели «черные пантеры».

Мы рассчитывали, что найдем в Бехтеревке функционирующий портал, ведущий в Хармонт, – его наличие перед смертью убедительно обосновал покойный Эйнштейн. Ошибался он или врал, теперь уже не узнать. В любом случае портал не функционировал очень давно, и нам на выбор оставались два варианта: бесславно сдаться осадившим клинику «пантерам» или столь же бесславно погибнуть в схватке с ними.

Все карты смешал и все расклады спутал Красный Замок, внезапно и ниоткуда появившийся во дворе клиники. После моего первого и единственного визита в это загадочное здание остались не слишком приятные воспоминания, но выбора не было, и наша группа вошла в Замок через единственный вход. Вернее, единственный, если смотреть снаружи, внутри же обнаруживались еще три таких же хода, неведомо куда ведущие.

Я очень надеялся, что хотя бы один из тех ходов позволит попасть в Хармонт. И надежда оправдалась. Квартиранта, мутанта по прозвищу Безумный Шляпник, в Замке не было (и вообще никого не было), но осталось его послание: нарисованная на полу стрела с надписью «Хармонт» указывала на один из проходов… Вместо подписи красовалось изображение головного убора, из-за которого Шляпник получил свое прозвище.

Действительно его нарисовал Шляпник или нет, но указатель не обманул: мы и в самом деле очутились в Хармонте, аккурат посреди логова Носорога.

Билет оказался в один конец: едва мы покинули Замок, он исчез так же быстро, как и появился.

Дальнейшее известно: спонтанная перестрелка с ошарашенной охраной, склад-убежище и визит в качестве парламентера человека, давненько записанного мною в мертвецы.