Текст книги "Третье пришествие. Демоны Рая"

Глава 3
Смертные грехи и их последствия

– Ты здорово постарел, Питер, – произнес Лопата. – Даже удивительно… Словно бы тридцать лет прошло, как мы не виделись, а не десять.

– А ты здорово потолстел, – в тон ответил я. – Словно бы давно променял тренажерный зал на фастфуд.

Он и впрямь изрядно раздался, камуфляжный китель с трудом сходится на погрузневшей фигуре… Лишь лицо осталось прежним – худощавым, волевым и даже симпатичным (если ничего не знать о послужном списке его обладателя).

Лопата волком посмотрел на меня и резко изменил тон.

– Вы убили моих людей. Троих. Еще пятеро ранены. Вы повредили товар – пулями и гранатой своей дурацкой.

– Твои люди первыми начали стрелять, – парировал я. – Мы всего лишь защищались. Но если сговоримся и разойдемся полюбовно – я готов компенсировать ущерб. В разумных пределах, конечно.

– Каждый на свой манер понимает разумные пределы… – задумчиво произнес Лопата. – У тебя наличка с собой? Или ты готов сделать перевод – сразу, у меня на глазах? Здесь есть выход в Сеть, если что.

Подловил… По натуре я не очень бережливый, тем более что способности технокинетика и близкое, на «ты» знакомство с банкоматами позволяет без проблем пополнять запас наличности… Короче, на единственном моем банковском счету может сейчас болтаться жалованье за последний месяц службы в Виварии, едва ли больше. А если порыться по всем карманам, найдется пара тысяч в российской валюте.

– О какой сумме идет речь? – деловито спросил я, ничем не выдавая плачевное состояние своих финансов.

Эрик задумчиво пожевал губами, будто суммируя убытки и суммы компенсаций сиротам и вдовам погибших. Потом огласил итог:

– На круг получается одиннадцать с половиной миллионов. В валюте нашего южного соседа, уж извини, она более устойчива… Потянешь?

Цифра меня не убила. Сразу, на месте, мне не заплатить и вдесятеро меньшие отступные… Даже в сто раз меньшие не заплатить. Но с небольшой отсрочкой – почему бы и нет?

Однако он как был, так и остался шестеркой при боссе. Суммы с шестью нулями для него предел жизненных мечтаний, на большее фантазии не хватает… Я, помнится, в своей попытке шантажировать Плаща замахнулся сразу на многие миллиарды. И пусть попытка не удалась, но размах был достоин Питера Пэна. А Лопата в сравнении со мной мелко плавает… Странно только, что цифру придумал отчего-то не круглую.

Мою идею насчет небольшой отсрочки он забраковал:

– Нет, Питер, так не пойдет… Большее, на что я согласен: ты останешься у меня погостить, а твой отец и твои друзья уйдут и вернутся с деньгами. Срок – сутки.

Размышлял я недолго… Что отец, об остальных и говорить нечего, за сутки деньги не добудет, понятно. Но смогут ли они без меня пробиться в «Клинику Св. Духа» и спасти близняшек? Хотя я сумею, наверное, присоединиться к ним еще до штурма – в одиночку, задействовав один из «попрыгунчиков», унести отсюда ноги будет куда проще.

Нет, не получится…

Без моих талантов аномала-технокинетика в клинике ничего не светит. А Лопата прекрасно знает, на что я способен с «попрыгунчиком» в руках, – и не позволит им воспользоваться.

Сразу отвергать его предложение я не стал. Решил выпытать кое-какую информацию… А то сунулись в Хармонт, не зная броду, теперь расхлебываем.

– Нью-Сити тоже накрыло расширившейся Зоной? – спросил я по-прежнему деловито.

– Почти полностью… Тебя что конкретно интересует?

– «Глобо-банк», – сказал я первое, что пришло в голову. – Ячейки их депозитария.

– Забудь… Нет ни ячеек, ни депозитария. Там теперь трещина, провал в полсотни ярдов шириной и столько же глубиной, на дне какая-то ядовитая мерзость клокочет, булькает. Длинная трещина, до самой Кинг-роуд тянется…

– Ишь ты… «Клинику Святого Духа» та трещина случайно не зацепила?

– Да ты все тут позабыл… Клинику-то в бывшем больничном городке по…

Он осекся буквально на полуслове. Сообразил, что выдает информацию, ранее мне неизвестную… Поздно сообразил, всегда был туповатым – идеальный исполнитель, не более того.

– Ты с темы не сворачивай, Питер. Готов заплатить?

– Готов. Но не деньгами. И не тебе. Носорогу. У меня есть кое-что, в чем он очень нуждается. Что с лихвой покроет нанесенный ущерб. Но разговаривать я буду только с Носорогом.

– С господином Рихтером, называй его так, – поправил Лопата.

– Пусть с Рихтером, мне без разницы… Могу и тебя повысить в звании с Лопаты до Экскаватора, – выдал Питер Пэн фирменную шутку юмора.

Лопата посмотрел так, будто прикидывал: сумеет или нет в одиночку и без оружия начистить мне рыло? – и решил, что не сумеет. Правильно решил, куда уж тебе, разжиревшему на кабинетной работе.

Я не блефовал. Носорог всегда казался мне человеком, с которым можно договориться. И на определенных условиях я был готов отдать ему «попрыгунчики» – если смогу убедить отложить операцию над близняшками.

– Господина Рихтера сейчас нет в Хармонте, – произнес Лопата, старательно сдерживая эмоции. – А наш вопрос лежит полностью в пределах моей компетенции, тревожить босса нет нужды. Так что договариваться придется со мной, хочешь ты того или нет, Питер.

– А ты извести господина Рихтера, извести… Возможно, у него окажется другое мнение.

– Зачем? Сюда сейчас движется реактивная установка на гусеничном ходу. Таскать тяжелую технику через Зону не так просто, но через час прибудет… И я поджарю этот склад вместе с вами, если ты не передумаешь и мы не договоримся.

– А Носо… в смысле, господин Рихтер не поджарит твои яйца, когда узнает, чьими стараниями отец его внучек превратился в подгоревший лангет?

– А от кого он узнает? Я ему не скажу, ты тоже, а для остальных моих людей вы безымянные диверсанты… В общем, у вас час на раздумья. А я пойду, пожалуй.

– Никуда ты не пойдешь, дружище, – сказал я ласково, преградив ему путь. – Останешься с нами. Сгорим вместе, обнявшись, как братья. И не делай зверское лицо, хорошо? Мы обещали, что тебя не тронем. Но не обещали, что выпустим.

А вот так… В наших играх правил не существует.

* * *

Лопата берется за воротник – словно задыхается, словно ему не хватает воздуха. И резким движением разрывает китель, оторванные пуговицы прыгают по бетонному полу.

Я вижу, что был несправедлив: он не растолстел, просто носит своеобразное белье, нечто вроде небольшого спасательного жилета… Но предназначена эта деталь туалета отнюдь не для спасения, скорее наоборот.

– Здесь почти сорок фунтов пластида, – немедленно подтверждает Лопата мои подозрения. – Погибнем вместе, раз настаиваешь. Взрыватель настроен по правилу «мертвой руки», и ничего электрического в нем нет, так что не мечтай выкинуть какой-нибудь свой трюк. Ну что, помолимся напоследок? Или ты атеист?

Смотрю ему в глаза и понимаю: не берет на испуг, на самом деле готов устроить большой бабах… Как-то не вяжется такая готовность с алчным желанием урвать за спиной босса миллионы, но разбираться с потемками чужой души мне некогда.

– Давай отыграем назад, а? – предлагаю я миролюбиво. – Ты иди, иди, а мы посидим тут часок, подумаем над твоим предложением…

Я делаю пару шагов в сторону, освобождая путь к выходу. Лопата не спешит им воспользоваться. Он размышляет. Он, блин, всерьез прикидывает, не поднять ли на воздух склад со всеми нами!

Эмоции теперь Эрик не скрывает, все отражается на лице… Эмоция, по большому счету, одна: лютая ненависть. За что же ты так меня не любишь? За несколько поврежденных ящиков с товаром?

Он наконец решает пожить еще и шагает к воротам. Не доходит, оборачивается, говорит мне:

– Если решите вопрос с деньгами, то уйдете с объекта спокойно. Но потом, Пэн, я тебя отыщу и пристрелю.

– За что?

Мне и в самом деле интересно.

– За то, что ты трахал женщину, которую я любил. За то, что от твоих искореженных Зоной сперматозоидов она родила двух гребаных уродок!

Я дергаюсь в его сторону. Отец хватает за плечо, не пускает. Лопата выходит наружу, уже за воротами оборачивается и добавляет:

– Хотя как знать… Ты делал своим мартышкам ДНК-тест, проверял отцовство? Нет? Сделай, сделай… Если что – обращайся за алиментами.

А вот это удар ниже пояса… Ровнехонько в пах. Сколько раз я сравнивал свое отражение в зеркале с милыми мордашками Марины и Ани, утешая себя, что удались в маму…

С ревом я бросаюсь за Лопатой, выдергивая на ходу «стечкин». Отец вновь пытается остановить, но проще остановить танк, схватив за гусеницу. Плевать на взрывчатку, прикончу гниду, и будь что будет.

Стрелять не в кого. На площадке перед воротами склада удаляющегося Лопаты нет. Юркнул в сторону, вдоль стены.

Секундным моим промедлением пользуется отец, обрушивается сбоку, мы оба валимся. Я ору на него, сам не понимая, что пытаюсь сказать… Что-то громкое и истеричное.

Он вопит в ответ, тоже не сдерживая свою иерихонскую трубу. Слова с трудом, но доходят.

– Они твои дочери!!! Твои!!! Я делал этот сраный тест, сам заказал!!! Они твои дочери и мои внучки!!!

Красный туман перед глазами медленно и неохотно рассеивается.

Отец говорит чуть спокойнее:

– Он провоцировал тебя! Выход наверняка под прицелом снайперов! Ты бы выскочил, и в тебе насверлили бы дырок!

Может, и так… Но в словах и эмоциях Лопаты сомневаться не приходится… Такое не подделаешь.

– Не исключено, что и взрывчатки на нем не было, блефовал… – говорит отец уже совсем спокойно. – Может, его шахидский пояс – муляж… За пять минут такой не сделаешь, а готовить заранее – зачем?

– Какая разница… – уныло отвечаю я. – Подтащит свою установку и всех нас тут похоронит. Саданет термобарическим и устроит братскую могилу.

– Едва ли…

– Э?

– За тебя живого обещана вчетверо большая награда, чем за мертвого. Пули снайперов, причем по конечностям, – вот чего следует ждать и опасаться.

– А-а-а… Награда… Точных цифр не помнишь?

Он называет суммы: и те, на которые расщедрилась бывшая родина, и те, что посулили соседи (их спецназовцы тоже были в лагере у реки, где я мстил за смерть матери).

Я складываю цифры, перевожу по курсу и без особого удивления получаю одиннадцать с небольшим миллионов… Вот оно что… Лопата не собирался и не собирается меня отпускать. Но очень хотел бы расправиться со мной собственноручно, без гуманного здешнего правосудия, смертную казнь не практикующего. А чтобы заодно не терять в деньгах, решил вытянуть обещанную Фемидой сумму из меня.

Да, в любопытный коктейль смешались в душе Лопаты жажда наживы с жаждой мести.

* * *

Пока я занимаюсь арифметическими экзерсисами и анализом душевных порывов Эрика Медрилла, на складе происходит кое-что любопытное…

Сначала мои подошвы ощущают легчайшую вибрацию. Потом нечто странное творится с забетонированным полом. Он приходит в движение на небольшой площади, в круге диаметром около двух футов… Тьфу, сам не заметил, как перешел на местные меры длины, поболтав на английском с Лопатой… Короче, диаметр круга немногим более полуметра. Частицы бетона в нем обретают непонятную подвижность, приходят в движение, затем осыпаются куда-то. Обнажается металлическая арматурная сетка, а под ней – ведущий вниз провал и припорошенный серым Жукер.

Через пару минут мы слушаем рассказ нашего жукоглазика, извлеченного наверх и отчищенного от бетонной пыли. Вернее, «слушаем» – это сказано фигурально, наши уши в процессе не задействованы.

Человеческого в Жукере мало. Человеческим, по большому счету, можно признать лишь сознание да еще факт рождения от родителей-людей. А так любой зоолог, не сомневаясь ни секунды, запишет упакованное в хитиновую броню существо в класс насекомых.

Нашу речь насекомообразный мутант слышит плохо, ушей в нашем понимании у него нет, зато он очень хорошо воспринимает вибрации всей поверхностью тела. Обычно делу помогала небольшая коробочка, крепившаяся к панцирю и преобразовывавшая нашу речь в нечто, более понятное Жукеру. Но в сегодняшних его подземных скитаниях коробочка-транслятор утратилась, а запасной не нашлось.

Свои же мысли Жукер выражает при помощи длинных гибких усиков-антенн, для них в Виварии разработали слоговую азбуку наподобие языка глухонемых… В нашем путешествии по питерской Зоне Жукер пострадал, одна из антенн обломилась, но на связности его речи это никак не отразилось, усики движутся синхронно. А при следующей линьке утраченная деталь жукообразного организма восстановится.

Общение наше сейчас происходит довольно заковыристым способом. Жукер рассказывает, энергично двигая усиками, я перевожу для отца, жучиным языком не владеющего. А мои вопросы Жукеру переводит, положив лапу на его головогрудь, Лия-Тигренок, отозванная с поста у черного хода. С механикой последнего процесса я не знаком, его придумали и опробовали в Виварии уже после эвакуации. Не знаю даже, механические колебания транслирует Лия или легчайшие электроимпульсы… Мои способности не позволяют определять слабенькие токи человеческого организма и воздействовать на них.

Выясняется: когда началась стрельба, Жукер спрятался от нее под лентой транспортера. Укрытие было ненадежным, лента от шальных пуль защитить не могла, к тому же отыскали бы охранники Жукера по окончании суматохи очень быстро.

Пробиться к складу, как остальные, медлительный и неуклюжий Жукер не надеялся. И использовал для спасения свое главное аномальное свойство.

Состоит оно в том, что жукообразный мутант меняет вязкость среды перед собой. Меняет настолько, что грунт, даже окаменевший и слежавшийся, размягчается, приобретает свойство, именуемое сверхтекучестью, – то самое свойство, из-за которого гибнут люди в зыбучих песках.

Жукер в образовавшейся его трудами сверхтекучей почве не гибнет, не тонет… Он в ней перемещается, как подводная лодка. Вернее, в нашем случае – как подземная. Грунт за ним смыкается, сверхтекучесть теряет, но прежним спрессованным монолитом быть перестает…

Уникальное виброполе, размягчающее любую сыпучую породу, генерируют твердые щитки-пластинки, которыми покрыто всё тело. Кроме того, наружный хитиновый скелет защищает Жукера от давления почвы на глубине.

В общем, человекожук заглубился и начал рыть ход в направлении склада, а позже скорректировал траекторию, ориентируясь на колебания, передававшиеся почве от наших передвижений здесь, внутри. И не промахнулся, поднялся наверх буквально у нас под ногами. Вот и все…

Все, да не все. Оказывается, в своем подземном путешествии Жукер обнаружил обширную и протяженную пустоту. Проще говоря, туннель. Или подземный ход. Однажды в своих горнопроходческих работах он уже разрушил свод туннеля под Садовой, сверзился туда, заполучил контузию… Так что теперь работает с осторожностью, тщательно сканируя породы перед собой, чтобы снова куда-нибудь не свалиться. И уверен: никакой ошибки нет. Самый настоящий туннель.

Возможно, в мальчишеские годы я был не столь уж наблюдательным. Или подземные коммуникации проложены здесь уже в новейшие времена? Либо Жукер натолкнулся на старую штольню… Шахты в районе Хармонта когда-то были, но пласты оказались скудные и иссякли в такие давние времена, что никто уже толком не помнит, что здесь добывали.

Дежавю, притихшее во время переговоров, охватывает меня с новой силой. Туннель… и мы по нему отсюда уйдем… а на выходе меня встретит Горгона… почему бы и нет, по последним данным, она околачивается где-то поблизости от владений своего папаши…

Спохватываюсь и замечаю, что пауза затянулась, все вопросительно смотрят на меня. А время-то тикает, и час, отпущенный нам Лопатой, истечет очень быстро.

– Проложи ход к этому туннелю, – командую я Жукеру. – Только чистый, чтобы все смогли пролезть.

Потом вспоминаю, что «бомбарда» Жукера сейчас бесполезна, ему теперь пару недель надо восстанавливать запас активных веществ для нее, все израсходовал на Неве, во время нашего эпического бегства от «черных пантер». И вношу коррективу:

– Прокопай наклонно, по прямой, без изгибов. Чтобы вся размельченная порода ушла вниз.

Тигренок переводит, не глядя на меня, уставившись куда-то в угол.

* * *

Я всегда считал, что времена религиозных расколов, ересей и войн за веру давно и безвозвратно миновали, по крайней мере в нашем цивилизованном обществе. Церкви, религии и секты борются, конечно, но бескровно и лишь за кошельки верующих. Без аутодафе и крестовых походов.

Считал – и прозевал ересь, зародившуюся в нашем коллективе, созревшую и вылившуюся в религиозный раскол.

Дело в том, что в колонии мутантов, обосновавшейся на Новой Голландии, возникло нечто вроде доморощенной религии.

Доктрины своего вероучения звероиды мне не сообщали, в мессах и прочих обрядах участвовать не приглашали и вообще никак на свободу моей совести не покушались. Но я знал, что Хармонт в той религии – потерянный Эдем, земля обетованная с молочными реками и кисельными берегами…

Неудивительно. До наших дней в Виварии дожили лишь трое или четверо «детей сталкеров», бежавших из Хармонта, – из самых младших, мало что запомнивших по малолетству. А ранние детские воспоминания всегда окрашены в розовый цвет.

Попасть в Хармонтский Рай, как растолковал мне Сэмми-Волдырь, лидер мутантской колонии, можно лишь после смерти, да и то при условии жесткого соблюдения ряда заповедей.

Когда на Новую Голландию заявился Питер Пэн и предложил попасть в Эдем напрямую и при жизни, недостатка в добровольцах не было. Желающих нашлось больше, чем нужно, пришлось отбирать кандидатов на конкурсной основе…

Сложилось все удачно, но у этой медали имелась и оборотная сторона. Проявилась она именно сейчас: ну, вот мы в Хармонте, в Эдеме – и где молочные реки? Кисельные берега где? Ничего даже отдаленно похожего, и херувимы с серафимами какие-то не благостные, так и норовят нашпиговать свинцом… И наступил кризис религиозного сознания. До чего же не вовремя.

По прибытии, когда нас активно пытались подстрелить, звероидам было не до того. Но едва они оказались на складе, в относительной безопасности, в головах у них зародились нехорошие мысли… А я этот процесс упустил на самотек, занятый своими проблемами, и столкнулся уже с его результатами.

Отец к тому времени отлучился – ушел на дальний конец склада сменить на посту Нага-Каа и заодно заблокировать дверь, намертво прихватить ее петли термитом: надо выгадать какое-то время для отступления, соваться с погоней на хвосте в подземный ход, непонятно куда ведущий, рискованно.

И я остался наедине с четырьмя религиозно озабоченными типами.

Из них лишь Тигренок, как выяснилось, была готова последовать со мной под землю. Она разлад между действительностью и религиозными догмами истолковала так: мы не в Эдеме, лишь в его преддверии, – надо пробиваться в Зону настоящую, исконную, туда, где на берегах реки Нижней стоят леса, полные вкусной дичи…

Совсем иное мнение сложилось у Зайки-Муры. Живыми мы в Эдем не попадем, нечего и пытаться, – груз грехов не пустит. И привратники Рая, открыв стрельбу, не желали зла: напротив, старались помочь, избавить от пропитанных грехом телесных оболочек, открыть дорогу душам в блаженную Вечность. Так что лезть под землю нам никак нельзя, поскольку не в Рай, а вовсе даже в противоположное учреждение ведут подземные пути. Нам надлежит широко распахнуть ворота и смело шагнуть навстречу свинцу и жизни вечной… Наг-Каа шагать не умел ввиду своих анатомических особенностей, но без колебаний примкнул к ереси зайко-муризма.

Тигренок, напротив, немедленно атаковала новую доктрину. Пока словесно, но шерсть на ее загривке поднялась, когти-кинжалы выползли из подушек – того и гляди полетят клочки по закоулочкам.

Дракула – он уже относительно оклемался, встал на ноги, но был очень слаб – к доводам и своей подружки, и Лии остался глух. Он занял отдельную позицию, в корне оппортунистическую. Ему нестерпимо хотелось жрать: организм, истощенный регенерацией, настойчиво требовал калорий. Не подкрепившись, дескать, он не готов отправляться ни в Рай, ни в Ад, ни в подземный ход, ни в «Клинику Св. Духа»… И требует, чтобы проблему немедленно решили. Каким способом, ему без разницы.

Лишь трудяга Жукер в религиозных прениях не участвовал. Прокладывал нам путь к свободе. Но если я не приму срочных мер, путем этим двинется группа в весьма усеченном составе.

* * *

Набиравшую силу религиозную полемику следовало потушить немедленно. И я шагнул к пожарному щиту, снял с него лом… Спорщики тут же притихли, испуганно сжались. Знать, не до конца позабыли те времена, когда квартировали в камерах Бутылки, а не в апартаментах персонала Вивария. Я тогда среди прочего отвечал за дисциплину среди подопытных. И даже самые строптивые ходили у меня по струнке.

Пугались звероиды зря. Лом я всего лишь вручил Дракуле и кивнул на штабель ящиков:

– Займись. Поищи что-нибудь съедобное.

Едва ли «Амстел-Биг-Трейдинг, Инкорпорейтед» занимается контрабандой продуктов питания, мне всего лишь хотелось чем-то отвлечь Дракулу и не слышать его голодное нытье.

Перед остальной троицей я произнес небольшую речь. Даже небольшую проповедь, так точнее. Подпустил патетики, пафоса и библейских оборотов, что застряли в голове еще со школы, с уроков религиозного воспитания (хотя во времена торжества толерантности и мультикультурализма нас пичкали священными текстами всех подряд религий до пастафарианства включительно). Аккомпанемент мне обеспечил Дракула, шумно вскрывавший ломом ящики.

– Вы позволили себе усомниться, маловеры! – громыхал на весь склад голос Питера Пэна. – У вас не осталось веры даже с горчичное зерно, той веры, что двигает горы по слову человеческому! А каждому воздается лишь по вере его, запомните и знайте!

Стук лома за моей спиной сменился непонятным грохотом.

Я обернулся. Дракула расковырял оболочку ящика, и наружу посыпались камни, зеленые необработанные обломки разных форм и размеров. Нефрит? Малахит? Жадеит? Какая разница…

– Взгляните на брата нашего Дракулу! Не верил он, что найдет искомое, не верил и сомневался, – и посланы ему по вере его несъедобные камни! Уверуй, Дракула, отбрось сомнения, и вера твоя чудеса сотворит, не даст пропасть и погибнуть!

Уверовал он или нет, но весьма активно принялся долбить следующий ящик. Однако искомого и там не обрел. На новый грохот выпадающих камней я даже не обернулся. Я как раз, попинав немного маловеров за смертный грех уныния, теперь попрекал их другим грехом – клятвопреступлением. Обещали спасти двух юных и безвинных отроковиц из сетей диавольских, а? Спасли? Нет? Так какой же вам, на хрен, Рай с Эдемом после этого? Хоть под пули подставьтесь, хоть в землю заройтесь – не видать вам блаженства райского!

Тут меня прервал громкий вопль Дракулы. А когда он вопит во всю глотку, ревуны и сирены отдыхают.

Оказывается, наш чешуйчатый друг успел раскурочить еще один ящик из того же штабеля. Внутри оказались не камни – металлические емкости, но то консервные банки рекордных размеров, не то крохотные бочонки.

На емкостях красовались аляповатые и безграмотные надписи «Kaviar of Sibir». Пока я изумлялся особенностям правописания по методу «Пишем как слышим», Дракула торопливо вытащил не то банку, не то бочоночек, без усилия проткнул когтем, сдавил… Надпись, хоть и сочинил ее отпетый двоечник, не соврала: наружу поползла струйка черной икры. Дракула не растерялся и тотчас же подставил под струйку распахнутую пасть.

Понятно… Плоды нелегального промысла енисейских или байкальских осетров. Видимо, хранятся здесь товары из сибирской Зоны. Тогда зеленый минерал наверняка жадеит, запасы российского малахита давненько исчерпаны.

Однако пример самый подходящий для закругления моей речи.

– Воззрите! – вновь загромыхал торжествующий голос Питера Пэна. – Воззрите и уверуйте, как брат наш Дракула, – ибо уверовал, и послано ему было, что просил! Уверуйте и вы и не забывайте обещанное вами – и все преграды падут, и откроется путь светлый и чистый к вечной жизни в земле обетованной!

Мимика у Дракула своеобразная, но я к ней привык и видел: морда его отражает неземное блаженство. Мутант энергично кивал измазанной в икре башкой, подтверждая мои слова: да, дескать, уверовал – и вот вам результат!

Кажется, подействовало. Звероиды таращились на меня, как на сошедшего с небес… не знаю уж, кто в их религии за главного, в своей речи я тактично обходил этот вопрос.

– Ну, ты, Петя, и выдал… – негромко произнес вернувшийся отец, и я не понял, одобряет он мой спич или осуждает.

– Жизнь заставила, – сказал я и сменил тему: – Ты пробовал когда-нибудь черную икру?

– Случалось… Давно… В России легальный промысел осетровых много лет как запрещен.

– Ну а я впервые попробую. Жаль, хлеба и масла нет, бутерброд не соорудить. Придется попросту, ложкой. Налетайте! – повысил я голос, обращаясь к остальным. – Подкрепляйтесь, силы скоро понадобятся!