Текст книги "Бейкер-стрит, 221"

Хоронили Макса Кеннеди торжественно, на Арлингтонском кладбище. Духовой оркестр ВМС США играл надрывно-мрачный марш Шопена. Покрытый звездно-полосатым флагом гроб медленно, на орудийном лафете, двигался к месту вечного упокоения паладина истины… За гробом на двух алых шелковых подушках несли награды: медаль Конгресса (ее выхлопотала Максу знаменитая своими широкими связями в верхах миссис Баскер); и «Пурпурное сердце» – посмертно полученное за разоблачение вражеской базы, замаскированной под международную антарктическую станцию. Базы, уже завершавшей работы по строительству крупнейшего космодрома, призванного принять отнюдь не земные корабли…

«Пурпурное сердце» получила и я. Но никакие награды не вернут ушедшего друга…

Употребив слово «друга», я не ошиблась. Да-да, именно друга! Только сейчас я поняла, что ошибалась раньше, называя Макса даже в мыслях коллегой, партнером, напарником, твердолобым болваном… Он был настоящим другом, заботливым и самоотверженным, всегда готовым подставить плечо тебе или грудь вражеской пуле, или голову – вражескому молотку… И подставлявший. Сомневаюсь, что судьба пошлет мне еще когда-нибудь столь близкого по духу человека. Эх, Макс, Макс… Все бы отдала, лишь бы вновь услышать, как ты, упрямо сдвинув брови, отстаиваешь очередную бредовую идею… Лишь бы вновь иметь возможность сказать: ты упертый маньяк, Кеннеди…

… Слезы катились по моему лицу, и я не слышала слов представителя Белого дома, зачитавшего по бумажке соболезнования президента; не слышала директора ФБР, говорившего без шпаргалки, хорошо и просто, о том, как мы не забудем павшего бойца, и вновь сомкнем наш строй, и зашагаем этим строем вперед, в вечной битве за демократические ценности… И слова представителей госдепа, и Пентагона, и других федеральных ведомств я тоже не слышала. Пропустила мимо ушей даже прочувствованное выступление пожилой импозантной леди – вице-ректора Оксфорда, гордящегося своим выпускником…

Мои уши были заняты другим. А именно – крохотными наушничками. Совершенно незаметный проводок от них тянулся к большому букету траурных роз, который я сжимала в руке. Букет маскировал мощнейший микрофон направленного действия.

Направлено это чудо техники было на группу людей в строгих костюмах, стоявших несколько особняком неподалеку от гроба. Скорбные лица их казались неподвижными. Лишь внимательно приглядевшись, можно было заметить, как губы чуть-чуть шевелятся. А микрофон позволял отлично разобрать очень тихо произнесенные слова.

Беседа оказалась примечательной:

– Ну вот и все, – сказал один, делая вид, что смахивает несуществующую слезу. В этот момент стало заметно, что маникюр говорившего сделал бы честь любой моднице. – Последняя песчинка удалена из шестеренок точнейшего механизма. Теперь наш план сработает, как часы.

– Отличная идея – ложный космодром в Антарктике, – одобрил второй, представительный чернокожий мужчина. – Внимание от подготовительных работ в Гоби отвлечено надежно. К тому же нам повезло, что тем же выстрелом мы ухлопали еще одного зайца. В смысле – Кеннеди.

– И все-таки он был достойным противником, – прикуривая сигарету от окурка предыдущей, сказал третий. Этот либо имел больше актерских способностей, либо действительно был несколько опечален. – Опасным, но достойным. Сколько раз Проект висел на волоске из-за его твердолобой настойчивости. Недаром проводить Макса пришел Консорциум почти в полном составе… И мне очень жаль, что Кеннеди не встал в наши ряды.

Не все, похоже, были согласны со столь лестной оценкой покойного:

– Я жалею об одном, – сказал чернокожий. – Что этот нахальный выскочка никогда не узнает, что он и его раса проиграли. Что работы по гибридизации закончились полным успехом. Что мы – именно мы, господа – станем новыми хозяевами новой планеты. И не только ее… Создав нас, наши друзья создали мину, заложенную под их чешуйчатые задницы, и скоро…

– Заткнись, Эрви! – прошипел кто-то сзади. – Не место и не время!

А по-моему, самое время, решила я. Шестеро дюжих сержантов морской пехоты уже приближались к последнему обиталищу Кеннеди, готовясь переставить гроб с постамента на приспособление, которое плавно опустит его в могилу.

И я нажала кнопочку на крохотном пульте.

Крышка гроба резко отлетела в сторону. Сержанты испуганно отшатнулись. Кеннеди уселся в гробу – на вид живее всех живых.

Тишина – извините за неуместный каламбур – стояла гробовая.

И обращенные к группе людей в строгих костюмах слова Кеннеди разносились, казалось, на все Арлингтонское кладбище.

– Продолжаем шоу воскресших мертвецов! Явление третье: те же и Макс Кеннеди! – объявил он громогласно. – Что притихли, гибриды? Никто не рад моему воскрешению? Так чья тут раса и что проиграла? Я тебя спрашиваю, макака чернозадая! Говоришь, моя раса?! Ответ неправильный! А неправильные ответы в нашем шоу наказываются!

В руках Кеннеди возник пулемет. И тут же загрохотал длинной очередью. Пули косили людей в строгих костюмах, и… Нет! Не людей! Ни капли крови не пролилось! Из многочисленных ран хлестала, струилась и сочилась зеленая пузырящаяся жидкость, мерзкая даже на вид. А уж на запах…

Гибриды падали, как сбитые кегли. Кое-кто из стоявших в их задних рядах пытался бежать, кто-то пытался выхватить оружие… Не преуспели ни те, ни другие. Пулемет Кеннеди грохотал безжалостно и метко.

Желая внести свою лепту, я отбросила букет и пустила в ход верный «Зиг-Зауэр». И я не была одинока в праведном гневе. «По пришельца-а-а-м – пли!» – перекрывая очереди, гаркнул усатый капитан, командовавший почетным караулом. Морпехи, по моей личной просьбе зарядившие для траурного салюта не холостые, но боевые патроны, дали залп. Второй. Третий.

Охранники правительственных шишек, сообразив, что к чему, присоединились к потехе. Их боссы – кто имел при себе оружие – тоже не остались в стороне. Стрелял директор ФБР – из «Сентинела» с дарственной надписью. Стреляла вице-ректор Оксфорда – из крохотного дамского пистолетика. Стрелял директор ЦРУ – из какой-то хитрой шпионской штучки, мечущей отравленные иглы. Пентагоновец азартно палил из портативного гранатомета. Даже у представителя Белого Дома обнаружился под полой обрез охотничьего дробовика – который он немедленно пустил в ход.

Тела гибридов-изменников уже превратились в груды мерзкой зеленой слизи, содрогавшейся лишь от попадавшего в нее свинца, а выстрелы все грохотали, грохотали, грохотали…

… И я проснулась от этого грохота. Очумело вскочила с кровати. Господи, вот ведь чушь какая приснилась…

Грохот не смолкал. Кто-то лупил в мою дверь – явно не кулаком, а чем-то твердым.

– Кто там? – вежливо спросила я, снимая «Зиг-Зауэр» с предохранителя.

– Это я! – раздался голос Кеннеди. – Открывай, Элис!

Он ввалился – весь всклокоченный, тоже с пистолетом в руке. Обрушился на меня с порога:

– Ну ты и сильна спать! Стучу, стучу, стучу… Чуть с ума не сошел, думал – лежишь тут с дырой в подзатылочной впадине…

– Извини, сон очень интересный снился… А что за срочность?

– Мы с тобой идиоты, Элис! – выпалил Кеннеди, как всегда совершенно напрасно обобщая. – Я наконец понял, под чьей личиной скрывается Галактический Киллер!

– Ты упертый маньяк, Кеннеди… – сказала я растроганно. И нежно провела пальцами по его растрепанным кудрям.

Каюсь, каюсь, каюсь… Виновата. Для пущего драматического эффекта я оборвала на самом интересном месте напряженную сцену в кают-компании – и сразу перешла к моему дурацкому сну.

Но совсем обойти молчанием события, произошедшие после того, как Монлезье-Бланш схватился за молоток, невозможно.

Произошло следующее:

Реакция у Кеннеди всегда была неплохая. И он успел взмахнуть ружьем на манер бейсбольной биты. Молоток попал не в голову, но ударился о ствол и отлетел в сторону. В ту же секунду я выстрелила – в какой-то геологический образец, который уже заносил для повторного броска Монлезье. И не промахнулась. Рыхлый минерал рассыпался на кусочки.

Повисла тяжелая пауза. Терразини забился куда-то за спины товарищей, спасаясь от страшного ружья Кеннеди.

В общем, разряжать взрывоопасную ситуацию пришлось мне.

Убрав пистолет, я подошла к Бланшу и прошептала ему на ухо несколько слов. На лице начальника станции отразились тяжелые сомнения.

– Только ради вас, мадемуазель Элис… – сказал он наконец. – Ладно, ребята, сдадим по паре кубиков, не обеднеем. Пусть этот придурок успокоится. – И Бланш первым начал засучивать рукав.

Через недолгое время в штативе стояло восемь пробирок с кровью (мы с Кеннеди сдали анализ на общих основаниях). В каждой – кровь как кровь, ни зеленая, ни пузырящаяся…

На Кеннеди было жалко смотреть. Только что он с отчаянно-хищным выражением лица целился в сдающего кровь последним Терразини – а через минуту взгляд стал тусклым, ружье безвольно опустилось… Он нашел в себе силы извиниться перед всеми присутствующими, хотя среди них наверняка был убийца, – наш, земной, доморощенный. После чего удалился в свою каюту и до ночи (наступившей опять-таки лишь по часам) не казал из нее носа. И вот теперь разбудил меня стуком в дверь.

– Я понял, под чьей личиной скрывается Галактический Киллер! – выпалил Кеннеди. – Хусейн!

– Вполне возможно, – зевнула я. – Фидель Кастро тоже всегда казался мне подозрительным…

– Да нет же! Не тот, не настоящий! Здешний пес, Хусейн! Алеутские лайки весят порой до ста восьмидесяти фунтов – и существо размером со взрослого мужчину, способное менять облик, вполне может прикинуться такой собакой! Маскировка – идеальная! Пошли, Элис.

– Куда?

– Как куда? За Киллером, разумеется!

– Может завтра? На свежую голову, при дневном свете… Тьфу, совсем забыла, что тут полгода дневной свет…

– Пошли, пошли! Или ты хочешь обнаружить утром пару свежих покойников?

… Никогда не прощу Кеннеди последовавшей сцены. Хусейн, несмотря на одиозную кличку, был существом добродушным и доверчивым. Теперь же, боюсь, он ко всем прибывающим на «Эндерби» начнет относиться с опаской и подозрением. Может и цапнуть кого… Хотя я постаралась провести все необходимые процедуры максимально безболезненно.

– Доволен? – язвительно спросила я, когда Кеннеди убедился, что кровь у собаки вполне земного происхождения. – Намордник сам с него снимать будешь! Какие еще есть идеи? Может, сразу сходим и возьмем кровь у Анти? Я чувствую, что тебя непременно осенит эта светлая мысль, едва я успею уснуть… А то можно оседлать снегоход и сгонять к побережью – императорские пингвины мне давно не нравятся. Им даже стилет не нужен, клювом пониже затылка тюк – и готово!

– Пойдем спать… – понуро сказал Кеннеди. – Сдается мне, что пришельцы теперь стали готовить киллеров из землян…

– Ты упертый маньяк… – простонала я. И вовсе не так растроганно, как совсем недавно…

Карл Юханссон оказался человеком упорным и настойчивым, хоть и алчным до дармового спирта.

Потерпев фиаско в своих попытках запустить дизель-электростанцию, он не отправился спать, но принялся настойчиво штудировать толстенный том инструкции. И обнаружил, в чем таилась ошибка! Всё было сделано правильно, надлежало лишь отвинтить еще один вентиль да удалить консервационную смазку с клапана эфирного запуска!

Обрадованный Карл не стал дожидаться условного утра, поспешил к контейнеру, где и произвел все необходимые манипуляции.

В результате станция пробудилась задолго до условного рассвета. Как выяснилось, эти два лентяя – Вонг и Шапелье – отнеслись к своим обязанностям по обесточиванию аппаратуры станции более чем наплевательски. Да и я, каюсь, обнаружив в коридоре тело Проньина, напрочь позабыла, зачем Монлезье послал меня в операционную.

После включения генератора в режим рабочей нагрузки помещения «Эндерби» заполнились всевозможными звуками: не выключенный магнитофон заиграл что-то громкое и бодрое, на камбузе зашумела посудомоечная машина и загудела вытяжка, в медицинском блоке тоже что-то явно происходило. Плюс ко всему кое-где ярко вспыхнуло основное освещение.

Вскоре полярники (и мы с Кеннеди) оказались на ногах – злые и не выспавшиеся.

… Сразу после завтрака состоялось короткое совещание. Монлезье выдал инструкции: поодиночке никому ничем не заниматься и никуда не ходить, даже в те места, коллективное посещение которых не практикуется. Распределение обязанностей следующее: Вонг и Шапелье садятся на снегоходы и отправляются осматривать близлежащие ледяные поля в поисках пригодного для новой ВПП. Кеннеди и Юханссон дежурят в радиорубке – и одновременно занимаются укреплением ее двери и установкой сигнализации, исключающей несанкционированный доступ. Наша же четверка в прежнем составе займется прерванными исследованиями антаркта.

– А кто займется обедом? – пискнул Вонг, всегда с большим энтузиазмом исполнявший обязанности по камбузу.

Монлезье-Бланш одарил корейца испепеляющим взглядом и процедил:

– А вы, мистер Вонг, после вчерашнего должны радоваться, если в обед вам дадут погрызть сухих концентратов! За работу, дармоеды!

* * *

Прежде чем примкнуть к коллегам в операционной, я зашла в радиорубку, где мы с Кеннеди провели сеанс связи с Большой землей. Конкретно – с Тиссеном. Коп-южноафриканец поздравил нас с отсутствием новых жертв, и сказал, что сейчас прорабатывается альтернативный авиамаршрут на «Эндерби» – самолетами до «Молодежной», далее – вертолетами к нам. В общем, мужайтесь и крепитесь, помощь идет.

Мы пообещали мужаться.

– Что случилось? – недоуменно спросила я, переступив порог операционной и удивленная царившей там тишиной.

Мои коллеги молчали. Застыли, как мраморные статуи, шутки ради наряженные в хирургические костюмы.

– Да что с вами, черт вас раздери?! – взъярилась я.

Фриц издал какой-то неопределенный звук. И показал рукой. На экране кардиомонитора тянулась ровная ниточка, отображающая пульс антаркта. Вернее, полное отсутствие оного пульса. А потом… Я недоуменно зажмурилась и вновь открыла глаза. Пилообразный выступ никуда не делся…

Ну, шутники… – окончательно разозлилась я. Нашли время для традиционных подколок старожилов над новичками.

Но тут неподвижно лежащий Анти громко чихнул. И что-то промычал.

Мне не осталось ничего иного, как стать четвертым участником скульптурной композиции «Обалдевшие исследователи»…

– Я ничего не понимаю, – честно и откровенно призналась я Кеннеди. – На вид – обычный человек, а жидкости в организме не замерзают, как у какой-нибудь лягушки… Мы сидим и не знаем, что делать – попросту нет методик для реанимации людей с пульсом шесть ударов в минуту и температурой тела пятьдесят два градуса[26]26
  По шкале Фаренгейта. Формула пересчета: tС = 5/9 (tF – 32). Возьмите калькулятор и считайте сами. Мне надоело. (Прим. ред.: Температура тела Анти – около +11С)


[Закрыть]… Сейчас он лежит и медленно нагревается до комнатной температуры. И никто на целом свете не может сказать, чем всё это закончится…

– Как обнаружилось, что Анти жив? – спросил Кеннеди.

Я пожала плечами.

– Так и обнаружилось… Терразини с Фрицем вошли первыми и увидели: лед, которым мы так заботливо обложили антаркта, сброшен. Скорее включили монитор – хотя он и использовался нами лишь для измерения температуры, но сразу по включении на нем отображаются все данные о больном. Лишь потом можно отключать ненужные функции. Ну, и сразу увидели пульс…

– А как вы исследовали это чудо?

– Трепанация и вскрытие, понятно, сразу отменились… Провели УЗИ – все как у людей, печень увеличена, но в пределах нормы. Я взяла кровь на анализ – в конце концов, надо же было понять, отчего она не замерзла. Так что ты думаешь – гематологическая компакт-лаборатория фирмы «Симменс» выдала полнейшую белиберду и сломалась… Придется распаковывать микроскопы и центрифуги вместе с прочим оборудованием – и проводить все анализы вручную…

Наш разговор происходил на улице, вдали от посторонних ушей. Мы с Кеннеди медленно прогуливались вдоль края недавно возникшей трещины. Сверкающий на солнце ледяной каньон являл собой роскошное зрелище, но мне было не до красот природы. Даже удивительный ажурный снеговой мост, соединивший в одном месте края трещины, не произвел на меня впечатления. По сравнению с неожиданным оживлением Анти меркло всё…

Кеннеди хотел задать еще какой-то вопрос, но я его опередила:

– Зачем ты пригласил меня на романтическую прогулку? Всё вышеизложенное я могла рассказать тебе и на станции.

После долгой паузы он вздохнул:

– Могла… Но я хотел бы услышать другое. А именно: зачем ты убила Проньина? Я уверен, что для этого имелись вполне веские причины. И клянусь, что про это никто, кроме меня, не узнает.

Ноги подкосились и я чуть не осела в сугроб. Дожили… А я-то, глупая, думала, что ничем и никогда меня Кеннеди уже удивить не сумеет… Но он сумел.

– Объясни, пожалуйста, как ты пришел к такому выводу, – тихо попросила я.

– Элементарно, Элис. Пока вы там возились с антарктом, я составил повременный, буквально посекундный график передвижений всей подозреваемой пятерки. Юханссон по моей просьбе несколько раз проделал свой путь за отверткой, Вонг и Шапелье тоже восстановили свои действия… Я всё прохронометрировал и понял: Проньина не мог убить никто из пятерых! Да, каждый в отдельности алиби не имеет. Но в совокупности их показания дают сложное алиби для всех – настолько сложное, что заранее его подготовить и отрепетировать просто невозможно.

– Ну-ка, ну-ка, – заинтересовалась я. – Почему, к примеру, Проньина не мог заколоть швед во время своего похода за отверткой?

– Теоретически – мог. Но тогда он должен был сделать труп на несколько минут невидимым. Хотя и это бы не помогло: спешивший на кухню Вонг через пару минут все равно бы споткнулся об Айгора – коридор слишком узкий.

– А сам Вонг почему вычеркнут из списка убийц?

– По тем же причинам – только в этом случае о труп споткнулся бы Гастербауэр, идущий за ящиком для льда. Немец тоже не мог быть убийцей – он в коридоре встретился с Шапелье… И Терразини тоже не мог, просто не успевал, – Вонг из кухни хорошо слышал стук его пешни за стеной… Поверь, Элис – я просчитал все возможные варианты. Кстати: никто из них во всех шатаниях по станции ни разу не встретил Проньина. И не видел открытой двери склада со спиртом. Вывод: Айгор где-то провел эти двадцать минут… Смотри…

Кеннеди нагнулся и набросал на снегу условную схему.

– Вот левый коридор. Вот склад со спиртом. Вот место находки тела. Здесь, здесь, здесь и здесь за интересующий наш промежуток времени побывали Вонг, Шапелье, Гастербауэр… Вопрос: где мог скрываться русский?

– В медицинском блоке, – сказала я. Других вариантов не существовало.

– Именно так. Там-то ты его и застала – не знаю уж, за какими делами. Но думаю, что пресечь их смогла лишь одним способом. Ударив в подзатылочную впадину. Смерть была мгновенной и бесшумной. Затем ты быстро вытащила труп в коридор и позвала меня на помощь… Во времени всё укладывается идеально.

Возразить было нечего. Получалось, что Проньина заколола именно я – и позабыла этот факт в результате непонятного провала в памяти. Очевидно, под здешним солнцем всякий сходит с ума по-своему…

– Можно, ты наденешь мне наручники только на станции? – попросила я. – А то снимать рукавицы на морозе не хочется.

– Ты о чем, Элис? – удивился Кеннеди. – Я же сказал: все это останется между нами. Ответь лишь на один вопрос: зачем, зачем, зачем, черт побери, ты его устранила!?

Я остановилась. Повернулась к нему. Подняла на лоб солнцезащитные очки, более напоминавшие мотоциклетные. Кеннеди машинально повторил мой жест. Глядя в его опухшие от бессонницы глаза, я отчеканила:

– Я, Элис Рейчел Блэкмор, присягаю и клянусь всем, что дорого мне на этом свете: я не никогда не замышляла убийство Айгора Проньина, не убивала его сама и не покрывала его убийство, совершенное другими лицами.

Кеннеди помолчал. И тихо сказал:

– Я тебе верю…

Помолчал еще. Вздохнул. Произнес:

– Мы отбросили все возможные объяснения событий. Остались три варианта – совершенно невероятных. Но один из них – искомая истина…

Интересно, интересно… Что же невероятнее Галактического Киллера сможет он придумать?

– В нашем распоряжении есть три шизофренических версии, – сказал Кеннеди. – Первая – самоубийство. Неимоверно хитрым способом: Проньин принес с улицы сосульку, в медицинском отсеке укрепил ее острым концом вверх – и рухнул на нее затылком. Умер не сразу, сумел выползти в коридор. А сосулька растаяла в ране.

– Исключено. Я зондировала рану – атлант[27]27
  Атлант – самый верхний позвонок, на который опирается череп.


[Закрыть] расколот. Льдом еще можно проткнуть мягкие ткани, но кость… Сосулька должна была лететь со скоростью ружейной пули. К тому же ранение вызвало мгновенный паралич, никуда он не мог выползти.

– Так я и говорю – шизофрения. Второй вариант: Хусейн как-то сумел зажать стилет в своих лапах, и…

– Отстань от бедной собаки! Что привязался к псу! – перебила я. – У любой шизофрении должны быть какие-то разумные пределы!

Несколько секунд я помолчала, пытаясь понять, что же такое сказала. Это всё солнце, проклятое солнце…

– Изложи третью версию, – попросила я после паузы более спокойным тоном.

– Убийца – полуоттаявший антаркт Анти, – объявил Кеннеди. – Если сосулька отпадает по техническим причинам, а за Хусейна ты ручаешься, – то вот она, истина. УБИЙЦА – АНТИ.

Вновь повисла пауза – долгая-долгая.

Потом Кеннеди спросил:

– А что за белиберду выдала компакт-лаборатория насчет его крови?

– Да полную ахинею… Будто бы основная составляющая исследуемой субстанции – этиловый спирт. Нет, конечно, факт ее незамерзания это объясняет – но ни одно белковое существо не смогло бы… Что с тобой, Макс?! Сердце?!

– В-в-в-в-сё в п-п-п-порядке… – просипел он из сугроба. – Это от неожиданности… Я все понял… То-то мне этот Анти показался смутно знакомым… А ведь можно было ждать, что он уцелеет в рухнувшем вертолете… Но как, черт возьми, он добрался сюда с Земли Котса?! Ведь это же три тысячи миль по ледяной пустыне… Неужели все-таки…

– КТО УЦЕЛЕЛ??? КТО ДОБРАЛСЯ??? – возопила я.

– Мао… – рассеяно пробормотал Кеннеди. И продолжил о своем, непонятном: – Неужели все-таки за этим мутантом стояли ОНИ?..

– Кеннеди, не нервируй меня… – проскрежетала я. – Расскажи все толком! Какой еще Мао?! Председатель Мао давно умер!! Рассказывай, все что знаешь!!!

– Я и сам толком ничего не знаю… – пожал он плечами (это я догадалась, что пожал – под громоздкой паркой жест был совершенно незаметен). – Все произошло в девяносто первом году, когда ты еще не пришла в отдел паранормальных явлений. Мое внимание привлек один заключенный спецтюрьмы на Южных Шетландских островах. Мао – его имя, хотя по рождению он русский. Но – так вот назвали родители, бывает… У парня обнаружился феноменальный метаболизм, количество алкоголя в крови измерялось не в промилле, а в процентах, причем в десятках процентов! Плюс – ярко выраженные паранормальные способности. Мао, например, уцелел в нескольких авиакатастрофах – причем однажды его сбросили с высоты тринадцать тысяч футов без парашюта! Отделался ушибами… Одна из катастроф – над территорией Штатов – была документально зафиксирована, и даже заснята на пленку. С тех пор Мао попал под прицел ФБР, и…

– Подожди, Кеннеди. Я все равно ничего не понимаю. Южные Шетланды отделяет от Антарктиды пара сотен миль холодного моря, а содержатся там лишь приговоренные к пожизненному заключению. Как он мог очутиться здесь?

– Все очень просто… – начал Кеннеди. И не успел закончить. Странные звуки за спиной заставили нас дружно обернуться.

Звуки раздавались из станции. Мы не могли их слышать – однако слышали. Потому что наружная дверь тамбура была распахнута. Густые клубы пара вырывались из нее, свидетельствуя, что и внутренняя широко открыта, вопреки всем инструкциям.

Потом из белого облака вынырнула низкорослая фигура и зашагала к нам.