Текст книги "Бейкер-стрит, 221"

18.

Голос Рокстона становился слабее и стих совсем. Я поднялась по лестнице, постучала в дверь условным стуком. Люси открыла сразу, словно ждала меня под дверью. Наверное, так оно и было.

В комнате оказалось темно. Силуэт Люси вырисовывался на фоне окна. На фоне ночи и звезд…

– Ну что там, Элис?

Я – по возможности коротко – пересказала состоявшийся внизу разговор. Не скрывая ничего – ни того, что было, ни того, что могло произойти. С ней произойти.

Она молчала. Долго молчала. Потом мне показалось, что Люси тихо и горько рассмеялась. Лишь через секунду я поняла – это плач.

Потом она вновь оказалась у меня на груди, и пальцы ее вцепились мне в плечи, и новая блузка опять оказалась испорчена, но мне было наплевать, и снова можно было понять и разобрать очень немногое: «Они… ну почему?.. Они… Элис…» – но это было неважно, потому что порой женщины понимают друг друга без слов; моя рука гладила ее по волосам, и мне хотелось сказать: «Девочка, если сейчас ты задумаешься о семейной чести, или о будущем своего ребенка, или о нежелании ломать только-только налаженную жизнь, – и не сделаешь того, что должна, – то ты пропала, потому что он обязательно предаст тебя снова, предаст, когда некому будет тебя спасти и вытащить…» – но я промолчала, потому что сейчас она сделала бы все, что бы я ни сказала, сделала бы не задумываясь, а я не могла и не хотела решать за нее; потом я поняла, что она прижалась ко мне слишком плотно, и что ее пальцы уже отнюдь не вцепились, и отнюдь не в плечи, и надо было осторожно отодвинуться, и тихонько сказать: «Не надо, девочка, не все мужчины такие свиньи, как эти трое, попавшиеся на твоем пути, раны заживут, и ты еще встретишь одного, единственного, и будешь счастлива…». – но я не отодвинулась, и не сказала ничего, потому что губы были заняты другим, а отодвинуться от нее сейчас я просто не могла… Да и не хотела.

19.

Когда спустя час с лишним я вернулась на первый этаж, разговор о преступлениях уже закончился. Начался разговор о деньгах.

Кристофер Дж. Т. Рокстон, надутый и обиженный, неприязненно спросил:

– Сколько я вам остался должен, мистер Кеннеди?

Кеннеди ответил не сразу. Закурил – впервые за вечер. Внимательно посмотрел на мою испорченную белоснежную блузку. Поднял взгляд вверх, словно хотел увидеть на потолке искомую цифру. А может, просто вспомнил про Люси…

И сказал:

– Помимо аванса и с учетом моего травмированного плеча, двух испорченных блузок доктора Блэкмор, и нашего с ней совместного разочарования в людях, – вы должны нам сто тысяч долларов, мистер Рокстон.

– СКОЛЬКО???

– Сто. Тысяч. Долларов.

– Вы спятили, Кеннеди!!! По вашей милости я сижу по уши в дерьме, моего шурина будут судить за убийство первой степени, моя жена была любовницей другого подсудимого, – а вы требуете такие деньги??? Вы не получите ни цента! НИ ЦЕНТА!!!

Кеннеди явно хотел что-то сказать, но не успел. В разговор неожиданно вступил лейтенант Лестрид. Трах!!! – его кулак с грохотом опустился на стол. Пальцы другой руки стиснули плечо Рокстона. Судя по тому, как скривилось лицо Кристофера, сила у маленького лейтенанта была недюжинная.

– Слушай меня, спесивый индюк! – прошипел Лестрид. – Ты не сидишь по уши в дерьме! Ты изнутри набит дерьмом – действительно, по самые уши! Самым дерьмовым дерьмом!

Если бы Кристофера укусил за седалище собственный унитаз, он наверняка удивился бы меньше. Несомненно, с отпрыском клана Рокстонов никто и никогда не общался подобным образом. Голтуотер отвернулся в сторону – и я увидела, как он широко улыбается.

– Я не знаю, что за говенная ты шишка в своем Мэне! – продолжал лейтенант. – В Нью-Хемпшире ты никто и звать тебя никак! НИКТО!!! В Нью-Хемпшире ты хрен с горы Провидения! Тамошние газетчики кормятся с моей ладони – и их очень интересует, кто же прикончил Кусачую Мэг столь изуверским способом! И они узнают – если ты, дерьмоед, не расплатишься сей же момент с мистером Кеннеди, за уши вытянувшим тебя из газовой камеры! Попроси завтра с утра принести тебе «Конкордию-Ньюс» – и полюбуйся своей дебильной рожей во весь разворот!!!

Лейтенант сделал короткую паузу и прибавил удивительно спокойно:

– Значит так. Я считаю до трех – а потом иду давать телефонное интервью. Раз…

Чек Рокстону пришлось заполнять трижды – руки дрожали.

Кеннеди внимательно оглядел подпись и аккуратно убрал чек в бумажник.

– Я человек небогатый, – сказал он и поглубже засунул бумажник во внутренний карман пиджака.

20.

Ни единого слова о скандальном бракоразводном процессе Люси и Кристофера Рокстонов в газеты Мэна не попало. Я уже писала о том, что в жизни аристократов, помимо массы неудобств, имеются и кое-какие преимущества…

И еще:

Когда в нашу дверь звонят – сканер отпечатков вмонтирован теперь и в кнопку звонка тоже – я все реже смотрю на монитор наружного обзора… Запускаю «Икс-Скаут» и надеюсь, что на экране появятся слова: «Люси Имярек, 1982 г. р., в девичестве – Харкер, по первому мужу – Рокстон…»

Или просто четыре буквы:

ЛЮСИ

ЧАСТЬ ВТОРАЯ
МИСТЕР БОЛЬШАЯ НОГА

1.

Ну и клиент! Сроду я таких клиентов не видела, и не знала даже, что такие клиенты попадаются. По крайней мере, в офисах детективных агентств.

Был он, если верить визитной карточке, президентом «Северо-Западной Дорожной Компании» (сокращенно – «СЗДК») мистером Дрегри Скруджерсом. Каково на слух?! Словно булыжник угодил в шестерни лебедки. Родители с такой фамилией уж могли бы назвать ребенка как-нибудь помягче. Сильвио, например.

Но на фоне прочих качеств явившегося в «Бейкер-стрит, 221» посетителя его имя оказалось безобидным чудачеством четы Скруджерсов. Для начала мистер Ди-Эс (буду в дальнейшем именовать его так, с детства ненавижу громкие немелодичные звуки) – так вот, для начала мистер Ди-Эс хлопнулся в кресло, без приглашения и не раздеваясь. Затем с места в карьер начал ошарашивать нас с Кеннеди своей деловитостью:

– Я человек занятой. Времени у меня мало. И оно дорого стоит. Есть к вам дело. Не здесь. В Северной Калифорнии. Вот билеты на самолет. Вылет через четыре часа. Без меня. Я – в Вашингтон. Есть там дела. Полетите с моим секретарем. Он все объяснит. Договор оформите по дороге. Торговаться не стану. В разумных пределах, конечно.

И – хотите верьте, хотите нет – но он встал, считая разговор законченным!

Ну и тип! Куда там древним спартанцам с их лаконичностью! На фоне Ди-Эс они все поголовно страдали логореей. А наш Дрег, похоже, еще с юности решил не растрачивать попусту словарный запас великого, могучего, правдивого и свободного американского языка. И долго тренировался, добиваясь того, чтобы произносимые фразы оказывались не длиннее четырех слов. Добился. Приятно слушать.

Впрочем, вполне может быть, что письменная его речь была более красноречива. Когда он выписывал чеки, например… Но Ди-Эс пришел к нам в очень неудачный момент.

Дело в том, что у Кеннеди наступил период апатии и неодолимого отвращения к профессиональной деятельности. Такие периоды у него иногда случались и раньше, но редко продолжались дольше трех-четырех дней. Нынешний тянулся больше двух месяцев. В оправдание своей бездеятельности Кеннеди ссылался на множество причин: на магнитные бури, якобы кардинально нарушающие ему биоритмы; на мучающие по ночам ужасные сны о похищении инопланетянами его близких и дальних родственников; на глубокое недоверие к недальновидной ближневосточной политике администрации Буша-младшего… А также на несварение желудка.

Реальная причина была одна: сто восемь тысяч долларов, полученных нами за два дня работы в Западном Мэне по «Делу кислотных братьев». Эти деньги лежали на счету «Бейкер-стрита», а Кеннеди полулежал на своем рабочем кресле и целыми днями играл в дартс. Причем в качестве мишени для дротиков он использовал карикатурные портреты Каунтера, которые сам же и рисовал. Он неплохо набил руку и в метании, и в шаржировании, поговаривал даже о том, что мог бы выступить на чемпионате штата по дартсу…

От появлявшихся у нас клиентов Кеннеди старался под любыми предлогами избавиться, а несколько все же полученных авансов мне пришлось отрабатывать единолично. И как раз сегодня я намеревалась покончить с этим положением дел.

… На лице Кеннеди не читалось ни малейшего желания отправляться в Калифорнию. Хотя некая работа мысли прослеживалась – встав, Ди-Эс загородил портрет Каунтера. И мой коллега явно решал сложную баллистическую задачу – как поразить второй упомянутый объект, не задев первого.

Решение, очевидно, нашлось. Дротик свистнул – и вонзился в ухо. По счастью, в ухо нарисованного Каунтера – хотя и от виска потенциального клиента прошел в считанных миллиметрах.

Обрадованный Кеннеди замахнулся вторым дротиком, – как мне показалось, слишком небрежно, почти не целясь. И тут…

Тут посетитель доказал: кроме скрежещущих имени и фамилии он обладает крепкими нервами и блестящей реакцией. Не дрогнув лицом, он двумя пальцами поймал в воздухе дротик – в паре дюймов от своего лица.

– Мистер-р-р Кен-н-н-неди! – проскрипел Дрегри Скруджерс. Он стоял – высокий, угловатый, с костистым и обветренным лицом – и сжимал дротик так, словно раздумывал: а не вернуть ли моему коллеге подачу?

Кеннеди смутился. Немедленно принял позу, более приличествующую главе детективного агентства, и закинул оставшиеся дротики в ящик стола.

– Извините, мистер… – он скосил глаза на лежавшую на столе визитную карточку, – … Скруджерс. Извините. Сорвалось с руки. Вы попали в очень неудачный момент. Наше агентство с завтрашнего дня уходит в коллективный отпуск – и настроение уже не рабочее. Так что ничем не можем вам помочь. Обращайтесь к нам через четыре недели, никак не раньше. Доктор Блэкмор, проводите, пожалуйста, мистера Скруджерса.

Я не двинулась с места, наблюдая, как принтер выдает распечатку. Потом положила ее на стол перед Кеннеди. И удовлетворенно увидела, как поползли вверх его брови.

– Но отпуск можно и отложить, раз дело такое срочное, – вывернул Кеннеди руль на сто восемьдесят градусов. – Рассказывайте, что там у вас стряслось.

Секрет столь радикальной смены настроения был прост. Распечатка отображала наш текущий баланс. В левом столбце – необходимые платежи наступавшего месяца. В правом – остаток на банковском счете. Честно говоря, я и сама удивилась, как быстро рассосались деньги…

Клиент несколько секунд молча смотрел на Кеннеди. Очевидно, размышлял, успеет ли за оставшееся до отлета время подыскать более вменяемое детективное агентство. И решил, что не успеет.

2.

– Что тут рассказывать? – неприятно удивился Ди-Эс. – Наслушался я про вас. Про дедукции ваши. Думал – сами все выложите. Кто я, откуда, зачем…

Мы бы рады были все выложить, нам скрывать нечего. Но продуманная система дала осечку. Хотя конец осени в Род-Айленде стоял достаточно теплый, но клиент заявился на наше крыльцо в перчатках. Так, кстати, до сих пор их и не снял. Даже дротик поймал затянутыми в лайку пальцами. Негласное дактилоскопирование не состоялась. Наш бесценный помощник – «Икс-скаут» – оказался не у дел.

Несколько минут назад я попыталась запустить поиск по имени и фамилии – свято уверенная, что в США может проживать лишь один-единственный Дрегри Скруджерс. Как бы не так! Их оказалось ровно тринадцать человек – и вычислять из них нужного времени уже не было…

Скруджерс подозрительно смотрел на нас, ожидая чудес дедукции, – обратно в кресло он так и не сел. Ситуация грозила потерей и клиента, и гонорара.

Неприятную развязку оттянула миссис Хагерсон, войдя в кабинет с подносом в руках. На подносе стояли чашки, кофейник и сахарница.

– Кофе для джентельменов. Кофе для мисс Блэкмор, – произнесла она своим бесподобным контральто.

Голос у миссис Хагерсон действительно был чудесный. Большую часть жизни она провела на студии «Уолт Дисней Бразерс», озвучивая всевозможных сказочных мультперсонажей. Однажды даже была номинирована на «Золотой глобус» за роль доброй черепахи в полнометражном мультфильме – но получить заслуженную награду помешали интриги завистников.

И вот теперь одним из своих голосов (добрая фея из «Золушки») миссис Хагерсон поинтересовалась у Ди-Эс:

– Вам, мистер, конечно же, покрепче и с двойным сахаром?

– Как вы догадались? – удивился он.

– Элементарно, мистер! Все лесорубы пьют крепкий кофе с двойным сахаром. Даже бывшие.

– Но черт возьми… Да как же вы узнали, что я бывший лесоруб??!

От изумления Ди-Эс даже забыл о своей юношеской клятве – не произносить фразы длиннее четырех слов.

Глаза Кеннеди лукаво блеснули.

– Миссис Хагерсон сотрудничает с нашим агентством не первый день, – сказал он. – И поневоле усвоила некоторые начатки моего дедуктивного метода. Миссис Хагерсон, будьте любезны, объясните нашему гостю, как вы узнали о его бывшей профессии.

– Ничего сложного, все элементарно, – ответила наша бесподобная миссис голосом Русалочки. – Вы очень характерно стояли посередине кабинета, мистер. Точь-в-точь как лесоруб, рубящий или пилящий дерево – и готовый в любой момент отскочить. И эти перчатки… Думаю, не ошибусь, если скажу, что на вашей левой руке не хватает одного или двух пальцев – весьма характерная травма для лесорубов.

Ди-Эс вновь приземлился в кресло и одним глотком ополовинил свой крепкий кофе с двойным сахаром.

– Бесподобно… – протянул он, явно имея в виду не кофе. И добавил с детским любопытством: – Еще что-нибудь сможете?

– Извините мистер, но я спешу по делам… Да и с мистером Кеннеди мне, конечно, не потягаться… Могу лишь сказать, что вы не женаты, любите собак и не любите кошек, занимаетесь строительными подрядами, голосуете за республиканцев и раньше болели за «Ред Сокс», но сейчас весьма в них разочаровались…

И, победительно улыбаясь, миссис Хагерсон нас покинула.

– Все взаправду… – пробормотал потрясенный клиент. – Думал – враки… Думал – голову дурите…

Он решительным жестом вынул два билета на самолет, чековую книжку и сказал:

– Времени действительно нет. Какой аванс вас устроит?

… Пока он выписывал чек, я напряженно размышляла: как бы аккуратно поделиться этими деньгами с миссис Хагерсон – она у нас на редкость гордая и щепетильная.

Когда клиент направился к двери, Кеннеди не выдержал:

– Черт побери! Вы можете хотя бы намекнуть – что нас там ждет, на севере Калифорнии?

Скруджерс обернулся.

– Все просто. Надо поймать бигфута. Или застрелить. Тварь портит мне бизнес.

И ушел. Ну и клиент! Сроду я таких клиентов не видела, и не знала даже, что такие клиенты попадаются…

3.

Едва за Ди-Эс закрылась дверь, Кеннеди отчеканил:

– Где. Наши. Деньги.

Вместо долгих объяснений я вручила ему другую распечатку – длинный рулон с расходами двух последних месяцев.

Минут двадцать Кеннеди изучал свиток, никак не комментируя (я за это время успела скачать кое-какую информацию в наш компьютер). Потом вернул мне, печально спросив:

– Пожертвовать десять тысяч в Фонд помощи семьям погибших при исполнении – твоя идея?

– Твоя, Кеннеди, твоя… Я считала, что достаточно и пяти.

– А зачем нам эти три ящика коллекционных вин?

– Не знаю, Кеннеди. Общение с аристократами Западного Мэна дурно на тебя повлияло.

– Да-а-а… Графов Монте-Кристо из нас не получилось. Придется переквалифицироваться в охотников на бигфута… Подготовь, пожалуйста по нему коротенькую сводку.

– Уже готова.

И я зачитала с экрана:

– Бигфут, он же сасквоч, он же реликтовый гоминид. Существо, предположительно обитающие в слабонаселенных лесных и горных районах Североамериканского континента. Физиология и анатомия неизвестны. Классификация предположительна: либо один из представителей рода Homo (неандерталец?), либо побочная ветвь эволюции приматов (гориллоид? гигантопитек?). Известны европейские и азиатские аналоги. В Австралии и Океании, Южной Америке, Африке, Антарктиде достоверных свидетельств о встречах с бигфутом или похожими на него существами нет. В лесных районах Калифорнии и Орегона (реже других штатов) бигфуты неоднократно наблюдались визуально, так же не раз были обнаружены их следы, помет, клочья шерсти. Около 95% процентов подобных находок с достаточной доказательностью объявлены фальсификациями. Впервые киносъемка бигфута с расстояния около 140 футов была проведена зоологом Р. Паттерсоном в 1967 году. Подлинность этого 10-минутного фильма до сих пор является предметом жаркой дискуссии. Не меньше споров вызывают другие фото-, кино– и видеосвидетельства о встречах с бигфутами. С 1989 года до настоящего времени трижды с большой помпой объявляли о поимке живого бигфута. Пойманное в 1989 существо оказалось самцом гориллы, сбежавшим из клетки в процессе транспортировки по Восточно-Тихоокеанской железной дороге. Сведения о поимке в 1998 году самки бигфута с детенышем (журналисты уже успели окрестить их Моникой и Билли) оказались ничем не подтвержденной газетной уткой. Бигфут, пойманный в декабре 2001 года, был опознан как толкиенист-ролевик Всеслаус Г. Ульдер, заблудившийся при проведении «Битвы за Мордор – 2000» и девятнадцать месяцев проживший в лесу на подножной пище…

– Достаточно, – сказал Кеннеди.

Да уж, хватит. Порой у граждан, размещающих информацию в сетях, проявляется какое-то извращенное чувство юмора.

– Достаточно, – повторил Кеннеди. – Все равно придется во всем разбираться на месте. Бизнес нашему дядюшке Скруджу равным образом могли испортить и сбежавшая горилла, и одичавший ролевик. Даже газетчики со своими утками. Ну что же, будем собираться… Может, стоит повесить объявление на дверь: «АГЕНТСТВО ЗАКРЫТО. ВСЕ ЛОВЯТ БИГФУТА», – как ты считаешь?

– Не стоит. Миссис Хагерсон все объяснит клиентам, если таковые появятся. И, я думаю, вполне успешно проведет с ними предварительную работу.

Кеннеди покраснел и отвел взгляд.

… Собираться пришлось достаточно спешно. Но я все равно выкроила время, чтобы подойти к миссис Хагерсон. И жалобно ее попросила:

– Возьмите меня в ученицы! Согласна исполнять самую черную работу, спать в вашей прихожей на сундуке и питаться остатками вашего ланча… Но откройте секрет: КАК ВЫ ЭТО ДЕЛАЕТЕ???

Миссис Хагерсон расцвела в улыбке. И промурлыкала голосом сытой Багиры:

– Ну зачем уж – м-р-р-р-р – остатками ланча, маленькая сестра… Просто теперь мы вместе будем ходить пить кофе к Салли Фергюсон. Наш мистер бывший лесоруб утром именно у нее пытался выведать окольными путями сведения о вас и о мистере Кеннеди…

Вот оно что… Тридцатипятилетняя вдова Салли, наша соседка и большая приятельница миссис Хагерсон, отличалась редким качеством: говорила много, охотно, но при этом посторонним практически не удавалось извлечь полезной информации из ее болтовни. Зато сама из заинтересовавших ее людей – в основном из неженатых мужчин – способна была вытянуть всё, что угодно…

– Я же говорила, милое дитя, – всё элементарно! – сказала миссис Хагерсон голосом феи, ласково поучающей Дороти.

4.

Из-за смены часовых поясов ночь нашего путешествия на запад показалась бесконечной. Мы успели от души выспаться, дважды подкрепиться, пересесть во Фриско на самолет местной авиалинии, а в Бьюлите – на личный вертолет дядюшки Скруджа (придуманное Кеннеди прозвище понравилось мне больше, чем «Ди-Эс»). Успели всё, а ночь не кончалась и не кончалась.

Рассвет нас догнал лишь в Чиллатоге – крохотном, из десятка домишек, поселке в предгорьях Берегового хребта Кордильер. Чиллатога была целью нашего путешествия. И здесь я поняла, что долгое ожидание солнца стоило того. Склоны появлялись из темноты медленно, неохотно, – словно у нас на глазах проявлялся снимок «поляроида». Сначала проступили лишь общие контуры, потом на фоне багровеющего востока стали видны силуэты устремленных к небу елей – и как они только умудрялись вырастать на крутых склонах такими высокими и стройными? Потом солнечные лучи наконец-то перевалили через каменную преграду, и все вокруг расцветилось, заиграло живыми красками, даже растущие в поселке лиственные деревья – голые, облетевшие, в предрассветной тьме казавшиеся корявыми и зловещими скелетами…

Не знаю, сколько мы с Кеннеди простояли, любуясь вступавшим в свои права утром. Не меньше часа, наверное, – время застыло, куда-то делось, а взглянуть на тикающий на запястье механизм отчего-то казалось кощунством…

Всё испортил мистер Фрумкин.

– Хватит, хватит, господа, любоваться пейзажами, – сказал он, подходя к нам. – Мы с вами все-таки на работе, а не в скаутском походе. Приступим к делу.

Вид мистера Фрумкина на фоне просыпающихся Кордильер служил прекрасной иллюстрацией к тезису о мелкости, ничтожности и гнусности человека по сравнению с величием Природы. Был он (Фрумкин, а не тезис) тощ, низкоросл и суетлив. Длинный его нос выглядел постоянно что-то вынюхивающим. Тоненькая, поросшая темным пушком шея, казалось, с огромным трудом выдерживала тяжесть непропорционально большой головы, – и та постоянно клонилась то к левому, то к правому плечу. А его уши…

Впрочем, достаточно про Фрумкина. И писать, и читать про красоты Кордильер гораздо интереснее.

Мы с Кеннеди оторвались от созерцания гор и посмотрели левее. Туда, где вклинивающаяся в предгорье безлесая равнина все более сужалась, в итоге образуя исчезающую в лесу просеку – именно ей суждено было со временем превратиться в шоссе, подряд на строительство которого с немалыми трудами выбил себе дядюшка Скрудж. Лес, который означенное шоссе должно было прорезать на протяжении нескольких десятков миль, тоже был хорош, – даже с расстояния почти в милю. Листва некоторых деревьев – отсюда нельзя было различить их породы – еще не облетела, и оживляла темный фон яркими желто-алыми пятнами. И – из леса до нас доносилась тишина. Звучит странно, считается, что доноситься могут лишь звуки, – но именно так оно и было. В этой тишине, наползающей на Чиллатогу с северо-запада, как-то растворялись, гасли шумы поселка: лай пары проснувшихся с рассветом и начавших перебранку собак, мерное постукивание дизель-генератора, дребезжание катящегося куда-то с утра пораньше разбитого грузовичка…

Но мистера Фрумкина тишина Чиллатогского леса заглушить не смогла.

– Отработав полученные деньги, вы можете вволю любоваться этими грудами камней и кубометрами древесины, – желчно заметил Фрумкин. – Можете заняться тут экстремальным туризмом или вообще навеки здесь поселиться. Но сначала выполните свою работу.

И мы с Кеннеди поплелись за этим занудой.

Выполнять свою работу.