Текст книги "Африканская луна. Египет в тени пирамид"

Африканская луна
Египет в тени пирамид
Виктор Улин

Дизайнер обложки Виктор Улин

Фотограф Виктор Улин

© Виктор Улин, 2023

© Виктор Улин, дизайн обложки, 2023

© Виктор Улин, фотографии, 2023

ISBN 978-5-0060-5632-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Авторское предисловие

Начиная писать, я собирался просто рассказать о своем путешествии в Египет. Я планировал сделать что-то типа средних размеров очерка. То, что вышло, своим объемом наводит на мысль об исчерпывающей энциклопедии для путешественников.

Вовсе нет. Тем более, что и путешествия-то настоящего не было – обыкновенная турпоездка. Просто пытаясь писать о Египте, я постоянно отвлекался от материала и фактов, сбивался на типично русские, чрезмерно глубокие и абсолютно бесполезные философские рассуждения. И вообще то и дело писал не про Египет, а про себя в Египте – или же просто про себя. Даже историческим фактам, мною изложенным, не стоит слишком доверять. В действительности я лишь примерно представляю, кто где правил, когда и от чего умер. Я привожу факты в таком виде, который кажется мне наиболее подходящим к тексту и излагаемым мыслям. Не пытаюсь никого обмануть или что-то передернуть – упаси бог! Просто не утруждаюсь точной проверкой всего излагаемого. Зачем? Я же не пишу исторический материал. А всего лишь пытаюсь не дать впечатлениям от моей поездки умереть вместе со мной.

Так что уж прости меня, читатель. Пишу, как умею – прочитай и напиши лучше, если сможешь.

И прими без раздражения эти записки – то смешные, то грустные, то увлекательные, то утомительные. Пропускай неинтересное – но все-таки прочитай.

Луна, конечно, – она и в Африке Луна.

Но тем не менее уверен, что ты узнаешь что-то новое. Даже если успел побывать в этом самом Египте.

Потому что разные люди видят по-разному даже совершенно одинаковые вещи.

«Смерть пахла в России иначе, чем в Африке»

Строчка из Ремарка пришла в голову, едва открылась дверь самолета и мы вдохнули отравленный воздух Москвы.

В самом деле. Еще несколько часов назад под крылом была Африка. Чистые просторы незагаженных пустынь, кристальная пустота, прошитая нитями живого, янтарного света, дотягивающегося до самолета сквозь десятикилометровую толщу воздушного пространства. Света, льющегося с земли, вселяющего надежду в души путешествующих сквозь ночь…

…Вокруг Москвы, насмехаясь над людской беспомощностью, уже который месяц горели торфяные болота. В воздухе стоял, плавал и слоился сероватый удушливый смог. Сам город и его окрестности напоминали огромное, недавно разваленное кострище.

Вопреки заверениям классика, дым отечества не отличался ни сладостью, на приятностью. От него сразу запершило в груди и вместо дум об отечестве возникла ассоциация с газовой камерой. Подумалось даже о нацистах: «Циклон» их отечества по крайней мере имел действительно приятный запах.

Но об этом – отдельно.

А сейчас я просто ощутил себя снова на постылой российской земле.

И спонтанно возник диалог, способный соперничать не только с Ремарком, но и самим русским классиком.

– Что-то меня тошнит,

– пожаловалась перед посадкой моя соседка, веселая татарская девочка с цветочным именем из Казани.

– Естественная реакция нормального человека на прибытие в Россию,

– успокоил ее я.

Москва

Нет ничего удивительного в том, что мои египетские воспоминания пошли сразу с конца.

Просто возвращение в Россию после счастливого двухнедельного отсутствия побудило броситься в воспоминания, чтоб хотя бы мысленно еще немного побыть не здесь.

Вот и начали сами собой рождаться эти записи.

Нежные вздохи об ушедшем, романтические грезы, – правда, крепко приправленные черной злобой на окружающую жизнь.

А как могло быть иначе, если сравнение цивилизованной российской столицы (живущей и непрерывно цивилизующейся, правда, за счет всей остальной России) с дикой Африкой как-то сразу пошло не в пользу первой.

Очутившись в аэропорту, на островке ночной Москвы, заполненной все тем же удушающим дымом, я ощутил новый прилив ненависти к российским правителям, и особенно к здешнему римейкеру великой кепки.

В диком Египте, на краю нецивилизованной Африки, в протянувшейся на несколько десятков километров вдоль Красного моря Хургаде из любого места в любое можно доехать за один египетский фунт (примерно 7 рублей). Чтобы ночью добраться из «Шереметьева-1» в «Домодедово», требовалось заплатить таксисту 3000 рублей.

Отчаянные мысли нарастали по мере истечения времени, отделяющего прибытие из Африки от убытия отсюда. Потом – когда появилась-таки первая и в меру дорогая маршрутка до Речного вокзала – и дальше в метро, несущем нас прямо к нужной станции «Домодедовская», эмоции начали ослабевать. Но в одном месте (не помню, где именно, поскольку давно подолгу не жил в Москве) поезд вынырнул из-под земли на поверхность, и в забытые форточки тут снова же хлынул угарный поток. Сидящие по углам бледные москвичи, – потомки тех, кто в октябре 41 не расставался на улицах родного города с противогазами – вытащили из обтерханных сумок какие-то убогие повязочки, и вагон стал похож на кадр из американского антиутопического фильма. Тогда мне вновь стало грустно. Ясно, что загнать дым обратно под землю не под силу даже сказочному градоначальнику. Москвичи как-то приспособились. Но ведь можно было организовать выдачу копеечных респираторов прилетающим в аэропортах! Я пока не знал, что эта встреча с дымом – только начало. А настоящее будет впереди.

Следующая маршрутка высадила нас перед умопомрачительным терминалом обновленного «Домодедова». Сенсорные двери бесшумно открылись и закрылись, всосав нас внутрь.

До отлета оставалось три часа. Времени было в избытке. Мы находились на точке, в современнейшем и комфортабельнейшем здании – прямо-таки в космопорте из фильмов о будущем! – вселяющем уверенность и обещающем надежность всего остального. В бумажнике оставалось около 100 долларов, не потраченных в Африке, и никто не собирался их вымогать.

Мы были почти счастливы.

Хотя, как оказалось, и ненадолго.

Россия

В свое время Гитлер назвал Россию колоссом на глиняных ногах. То есть – пни, и развалится.

Он оказался не прав. Пинали Россию много, но совсем она-таки не развалилась. Только перекособенивалась с одного бока на другой.

Что представляет современная Россия – по-настоящему пропечаталось в моем сознании лишь после 6-часовой задержки с вылетом из сверкающего Домодедовского космопорта.

Служба запретила взлет, поскольку видимость из-за дыма составляла всего 150 м, а требовалось 200. Почему 200, хотя командир корабля был пилотом 1 класса и имел максимально возможный взлетно-посадочный минимум? Почему запретили не посадку, при которой действительно важно видеть землю, а взлет, для которого нужно лишь выдержать несколько сотен метров разбега по прямой?

Когда же через много часов аэропорт открыли и мы пошли на взлет, я все понял. Никелированное великолепие нового «Домодедова» подразумевало такую же современную полосу – мощно и надежно подсвеченную вдоль и поперек, как в тех же американских триллерах. Домодедовская же полоса осталась именно дедовской: вся убитая, латанная вдоль и поперек гудроном, с жалко торчащими тусклыми косыми фонариками по бокам… Удивительно, что по такой полосе удается взлетать даже при нормальной видимости.

С точки зрения авиационного разума аэропорт есть сначала взлетно-посадочная полоса, а уж потом терминал. Качеством полосы определяется уровень порта. Ведь чем меньше задержек в воздухе, тем меньше мучений на земле.

Москва пошла по простейшему пути, подсказанному гениальным Потемкиным: фасад подправили, остальное не тронули.

И тогда я понял, что такое современная Россия.

Гитлер был не прав. Россия – не колосс на глиняных ногах. И вообще никакой не колосс.

Россия – старуха, сделавшая подтяжку лица в дешевом уличном салоне.

Приемлемую с расстояния десяти метров, но ужасающую вблизи.

«Мы летаем на гробах!»

Так в сердцах бросил Сталину еще в 1938 году на совещании высшего уровня, посвященном проблемам советской авиации, один знаменитый летчик, Главком авиации.

Имя смельчака оказалось вычеркнутым из жизни и даже из памяти еще до конца совещания. С тех пор минуло немало. Ушел из жизни страшный Иосиф Виссарионович, изменились сами проблемы. А мы как летали на гробах, так и летаем. И, похоже, будем летать еще долго.

Достаточно сказать, что из эксплуатирующихся у нас самолетов лишь «Ил-86» (тоже порядком устаревший) сертифицирован по критериям ИКАО. («Ту-204» не в счет, так как их выпущены единицы; «Ил-96-300» существует в основном на бумаге). В «Ту-154», на котором мы добирались из Москвы, не было предусмотрено индивидуальных кислородных масок. Когда жене стало плохо от удушья, я потребовал для нее кислородный баллон – надолго ли его хватило, если бы начали задыхаться сразу полторы сотни пассажиров?

Я бывал в пилотской «Ту-154». И на земле и в полете. Скорее всего, служба аэропорта была права: эта старая машина вряд ли в состоянии бежать вслепую без рысканья даже несколько секунд.

Когда самолет был задраен перед взлетом, пассажиры умирали от духоты, поскольку не работала вентиляция. Меня взволновало другое: обдув кресел идет из того же источника, что и общий наддув воздуха внутрь салона. Последний же обеспечивает герметизацию салона и нужное значение «высоты в кабине» – то есть давления внутри самолета, отличающегося от забортного разреженного воздуха и соответствующего подъему на определенную высоту над уровнем моря, в пассажирских самолетах около 2000 метров. Сейчас мы шли прямо на взлет вообще без всякого наддува. Я испугался за жену: пониженное давление вызвало бы страшную боль в ушах.

Самолет уже рулил к полосе. Воздуховоды молчали. Поймав пробегавшую стюардессу, я крикнул ей громко и точно на авиационном языке – куда же, черт возьми, мы летим без наддува и что будет с высотой в кабине?!

Через пару минут пошел долгожданный воздух. Вероятнее всего, измочаленный многочасовым ожиданием бортинженер просто забыл включить наддув, а перед рулением вовсе не посмотрел на контрольный прибор…

Это – тоже Россия.

Весь полет я тихо вспоминал, как, поднимаясь по трапу, видел огромную вмятину, почти трещину, в усиленной обшивке носка центроплана… Как мы долетели?

Как мы летаем? Не знаю…

Самолет был башкирский. Принадлежащий местной авиакомпании.

А в Уфе взорам представилось вообще нечто ужасающее. Паноптикум гальванизированных трупов башкирской авиатехники. Рухлядь, которой может найтись место лишь в музее авиации.

«Ан-2», «Ан-24», «Ту-134», «Як-40». Все до одного с пустыми, зияющими на просвет мотогондолами. Двигатели давно отходили ресурс, задымили, перестали запускаться или тянуть на взлете – их сняли для очередной попытки оживления. А планеры пока стоят. Заваренные, заклепанные, подкрепленные многочисленными накладками, скрипящие при взлете и на гребнях турбулентности, эти самолеты, – летать на которых все равно что играть в русскую рулетку – еще будут здесь эксплуатироваться. До очередной, совсем уж из ряда вон выходящей аварии.

Впрочем, быть может, я не прав. И этот авиационный хлам действительно был подготовлен для отправки в металлолом. Но удручающее зрелище до сих пор стоит перед глазами.

Зато около здания старого аэропорта я увидел новое, в турецком стиле. Построенное так, что на эту сумму (ну если еще немного отщипнуть от потраченного на бесконечные пляски в народном стиле) можно было бы, наверное, купить пару современных безопасных лайнеров типа «Ту-204».

Или даже один подержанный «Аэробус».

Башкортостан

Оказаться в Башкирии после Москвы было равноценно тому, чтобы из вокзального туалета попасть в туалет деревенский.

Больше о своей «малой родине» мне сказать нечего.

«Нас с тобой не застигнет пистолет-автомат»

Источив порцию яда, особенно хорошо вырабатывающегося во мне, стоит лишь вернуться в обычную среду обитания, подбираюсь к описанию самого путешествия.

Я не отдыхал ровно четыре года. Но хорошо помню, какая тяжелая депрессия подступает всегда на исходе любого отпуска перед возвращением к прежней жизни.

Сейчас же, умудренный, я наконец понял.

Жизнь – это пожизненное заключение.

А отпуск – побег на волю. Разумеется, заранее обреченный на неудачу. Но побег за глотком свободы.

Всякий раз в конце отпуска меня охватывает предчувствие конца. Где-то уже слышится собачий лай. И конвоиры вот-вот завернут руки за спину и для верности защелкнут наручниками, и обратно за колючую проволоку. А потом мне набавят срок за побег. Хотя куда набавлять пожизненный?..

И я смиряюсь. Но знаю точно: придет новое время – когда тундра оденет свой зеленый наряд… И я снова отправлюсь в отчаянный побег. Априорно неудачный, но составляющий единственную радость жизни.

И по тундре… По железной дороге… Где мчится скорый «Воркута-Ленинград»…

Бегство в Египет

Так почему я выбрал именно Египет?

Хотя из Уфы были прямые рейсы в Турцию?

И я страшно люблю путешествовать, и не был ни в одной из этих стран, и по сути, мне было все равно, куда ехать?

Не знаю. Признаться честно, в пользу Египта решили два довода. Во-первых, цена путевок. А во-вторых, мое отношение к Турции.

Точнее «во-вторых» было именно «во-первых». Я ничего не имею против Турции самой по себе, я знаю и уважаю некоторых турок, которые, привстав из тьмы азиатского невежества, упорно стремятся к европейской культуре. Более того, не устаю цитировать мудрое и точное высказывание одного моего знакомого турка:

Человек без денег – больной человек.

Но я слишком не люблю нашу выморочную туркоподобную среду, культивируемую местными. Абсолютно чуждый мне мир, который много лет угнетает меня на каждом шагу, пробиваясь даже на оплаченные мною каналы кабельного ТВ. Кроме того, я рвался в отпуск прочь из России и от России– и не без оснований боялся встретить именно в Турции слишком много своих соотечественников. И увидеть там вообще нечто вроде местного вещевого рынка, перенесенного на несколько тысяч километров к югу.

Знакомые меня отговаривали. Утверждали, что все зависит от места и отеля. Что вообще в Турции не так жарко, там лучше сервис, ухоженнее отели, чище море и зеленее зелень, и так далее. Но меня все равно тянуло дальше. В Египет.

Потом как-то сама собой родилась и окрепла тяга побывать не просто на курорте, а в местах зарождения цивилизации, которых немного уже осталось на Земле в практически первозданном виде.

Вспомнились библейские места – Аравия, Синай, Палестины… Названия, из которых выросла родственная мне эзотерическая культура. И пусть я не считаю себя христианином, поскольку мне глубоко противна любая религия по паскудной своей сути – все равно эти полумифические пункты на карте привлекают своей древней, тающей в дымке веков тайной.

К тому же Египет – это не Европа и не внушающая отвращение одним лишь своим именем Азия – а все-таки Африка. Континент, с детства притягивавший загадками своих непознанных пространств.

Правда, в привычном понимании Африка у нас ассоциируется исключительно с неграми и обезьянами. Мы совершенно забываем, что самые великие пустыни Земли – это тоже Африка, точнее северная ее часть.

Забегая вперед, скажу, что за две недели в Египте я не видел ни одного настоящего негра и ни одной обезьяны. Зато вдоволь насладился горячей желтизной египетских песков.

Африки тропического леса я не знаю.

Но Африку пустынь увидел по-настоящему.

Итак, вопрос был решен в пользу Египта.

Хургада

Города с таким названием нет в атласах стандартных изданий. Не имея по рукой карт (в то время еще никто и не помышлял о такой роскоши, как Интернетские карты, на которых можно найти даже любимую кафе-мороженицу студенческих времен, если она еще уцелела…) было трудно правильно определиться на местности. Дома, по возвращении, я внимательнее изучил атлас и нашел на африканском побережье Красного моря, в северной его части, два рядом расположенных города, стоящих на шоссе, тянущемся вдоль моря по самому краю Аравийской пустыни: Бур-Сафага и Эль-Гурдака. Вспомнив, что название «Сафага» фигурировало на указателях к югу от нашего местопребывания, я решил, что Эль-Гурдака и есть Хургада. Египетские (ставшие привычными в турбюро) и русифицированные наименования одних и тех же пунктов очень сильно различаются. Например, Эль-Аламейн египтяне называют так, что я не смогу повторить.

Вообще турфирмы стандартно предлагают два египетских города: Хургаду и Шарм-Эль-Шейх, аналога которому я не нашел. Во втором городе отели шикарнее и цены соответственно выше; кроме того, он находится на Синайском полуострове, уже в Азии. А мне хотелось побывать именно в Африке. Поэтому мы выбрали Хургаду.

Не знаю, когда был построен этот город, и каким он был прежде, до начала туристического расцвета. Сейчас весь он состоит из одной длинной – в несколько десятков километров – улицы, вдоль которой расположены прибрежные отели. Только в самом центре города, на небольшом пятачке, отвоеванном у пустыни, есть несколько коротких параллельных и перпендикулярных морю улиц и встречаются строения, отличные от отелей: магазины, рестораны и бистро, отделения банка и даже жилые дома. Но все это воспринимается оказавшимся здесь по случаю, а истинным лицом Хургады кажется именно бесконечная вереница отелей, озаряющих пустынный берег моря своими разноцветными ночными огнями.

Египет

– И как там в Египте?

– спросил капитан Гастингс у героя одного из фильмов сериала по «Пуаро» Агаты Кристи.

– Жарко!

– последовал лаконичный ответ.

В Египте в самом деле жарко.

Даже очень жарко. Ночью, когда наш самолет приземлился в Хургаде, за бортом было 33 градуса. Стоило выйти на трап, как в лицо пахнул жаркий и практически сухой воздух. И тотчас же почувствовалось: мы действительно в Африке.

Днем там бывает градусов около 40. Часа в 3, я думаю, термометр доходит и до 50. Красное же море не показалось слишком теплым. Может быть, из-за контраста с раскаленным воздухом; возможно – оно и в самом деле не прогревается чересчур из-за близкого соседства с океаном. Конкретно не скажу: египтяне не утруждаются точностью ни в чем, кроме подсчета денег. Ни одного термометра я не видел нигде, данные о температурах тоже не вывешивались. Все оценки давались нами на глаз и на ощупь.

Отель был стар; сервис не отличался высотой; пляж убирался очень редко (и то лишь от пустых бутылок), море у самого берега не было дистиллированно чистым. В общем, всё что говорили нам о сравнении с Турцией, оправдалось.

Но я от этого не страдал.

Потому что я был там просто счастлив.

Впрочем, мне так безысходно на своей родине, что счастлив я был бы, пожалуй, даже в Гондурасе.

Прилет

Путешествие в Египет заняло почти двое суток.

До сих пор с дрожью вспоминается то счастливейшее состояние покоя и продолжения жизни, которое охватило меня, едва поезд тронулся от уфимского перрона.

Вращались колеса, уходили назад метры башкирской земли – и верилось, что я еще буду жить. Долго-долго. По крайней мере, целых две недели.

Была сладкая дорога до Москвы. Потом несколько пьянящих свободой и предвкушениями московских часов, ощущение совсем близкого счастья с приятным привкусом свежего пива в Охотном ряду, и реальное чувство этого самого счастья, от которого, казалось, приподнимается и плывет в воздухе бетонный сарай «Шереметьева-1».

(К сожалению тут же вспоминается и чувство свинцовой безысходности. Которое охватило меня спустя две недели, по возвращении, в этом же «Шереметьеве-1», возле того же самого автоматически самоспускающего шведского писсуара… Но я постараюсь больше не давать волю отчаянию; его сверх меры в обычной жизни и у тебя, читатель. Попытаюсь строить воспоминания по восходящей. Обещаю постараться, во всяком случае.)

Итак.

«Шереметьево-1», плотная толпа, подтягивающаяся к границе. Сама граница – расписанная рекламами «Билайна» черная вставка в сером цеметномраморном полу. Шаг через нее в стеклянную будку со строгой девкой и зеркалами за спиной… Заветный штамп со значком «>» в паспорте. Все. Я уже не в России!!!

Я за границей. В сверкающем действительно низкими ценами раю, который именуется «Duty Free».

«Ил-86» постепенно заполняется другими беглецами в Египет, и, наконец, грохоча и подпрыгивая на раздолбанной российской полосе, устремляется в небеса обетованные.

Россия, как всегда, выпустила с задержкой. Поэтому южная ночь быстро взметнулась снизу, отделив чернотой так и не увиденную землю, еще где-то над Средиземным морем. Само море слегка угадалось чем-то невнятным и совсем темным. Из-за темноты никто не заметил обещанных стюардессами пирамид, хотя они вроде бы по ночам должны быть подсвечены. И огней Каира тоже не заметили. Так, мелькнуло что-то вдали – и потом надолго за иллюминатором было ни пса не видно. Ни звезд, ни света земли.

И лишь когда, ложась на глиссаду, самолет пошел вниз, снизу как-то сразу – резко, ярко и весело – возникли огни Аравийской пустыни. Огромные, чистейшие, оранжевые и полные жизни, тянулись они сколько хватало глаз, то расширяясь, то сходясь в ниточку вдоль невидимого Красного моря. В отличие от России, где земля почти всегда скрыта то дождями, то просто тучами, Египет был распахнут навстречу. Еще издалека, с высоты 3—4 тысяч метров, эти огни уже звали и манили, и обещали новую, совершенно нереальную жизнь.

Когда самолет, пролетев совсем низко вдоль фантастических россыпей каких-то уже невообразимо праздничных огней (как мы потом узнали, взлетно-посадочная полоса аэропорта Хургады тянулась точно вдоль главной улицы этого удивительного города), бесшумно совершил касание – посадка была отмечена только взметнувшимися, согласно американской традиции, аплодисментам – и покатил по идеально ровной бетонке, мне пока не казалось реальным перемещение сквозь пространство и историю. Даже когда стюардесса сообщила о 33-градусном состоянии забортного воздуха и потом впустила этот воздух внутрь, все равно до конца еще не верилось. Такой же воздух мог быть и где-нибудь и на российско-украинском юге.

Лишь когда аэродромный автобус подкатил к терминалу и нам, бестолково вывалившимся наружу, гортанно и коротко, на неизвестном языке, но вполне понятно, приказал быстро идти внутрь одетый во все белое полицейский, – тогда я наконец понял, что попал далеко.

Пройдя очередной этап перемещения через границу, обменяв несколько долларов на подозрительного вида, затертые и невнятные египетские фунты, мы вышли за гидом на привокзальную площадь. Увидели мрак, абсолютную черноту, прорезанную ярчайшими огнями, фарами и бликами на никелированных частях бесконечных автобусов. И еще увидели песок, скопившийся горками у поребриков, и странные редкие пальмы, совсем вроде бы без листьев, покрытые сверху до середины чем-то вроде засохших ветвей (позже, днем, мы поняли, в чем дело). И вот теперь-то стало ясным, что мы действительно в пустыне.

Автобус с кондиционером покатил по дорожкам и вывернул сквозь КПП аэропорта. Одетые в белое, черноусые, с еще более черными автоматами, полицейские приветственно помахали водителю.

И теперь уже сомнений не было.

Мы в Египте.