Текст книги "На защите московского неба. Боевой путь летчика-истребителя. 1941–1945"

Виктор Урвачев
На защите московского неба. Боевой путь летчика-истребителя. 1941–1945

© Урвачев В. Г., 2016

© «Центрполиграф», 2016

© Художественное оформление серии, «Центрполиграф», 2016

Введение

Начальник Генерального штаба сухопутных войск вермахта генерал-полковник Франц Гальдер 8 июля 1941 г. записал в «Военном дневнике»: «Непоколебимо решение фюрера сровнять Москву с землей <…>. Задачу уничтожения должна выполнить авиация». Для этого на Московском направлении во 2-м воздушном флоте под командованием генерал-фельдмаршала Альберта Кессельринга было сосредоточено до 1700 «Юнкерсов», «Хейнкелей», «Дорнье», «Мессершмиттов» и самолетов других типов – почти половина состава люфтваффе на Восточном фронте.

Через десять дней в директиве от 19 июля Гитлер потребовал «быстрее начать силами 2-го воздушного флота, усиленного бомбардировочной авиацией с запада, воздушные налеты на Москву».

На следующий день, накануне первого налета на Москву, Кессельринг обратился к экипажам бомбардировщиков: «Мои авиаторы! Вам приходилось бомбить Англию <…>. И вы отлично справились с задачей. Теперь ваша цель – Москва. Будет намного легче.<…> Вы должны, как это делали над Англией, <…> подойти к Москве на небольшой высоте и точно положить бомбы. Надеюсь, что прогулка будет для вас приятной».

У генерал-фельдмаршала были веские основания для оптимизма, поскольку немецкая авиация с начала войны захватила и прочно удерживала стратегическое господство в воздухе. Тем более что, как считал немецкий историк Франц Куровски, после поражений и потерь в приграничных и последующих боях «красные ВВС встречали люфтваффе в воздушном пространстве Москвы ослабевшими и утратившими свой боевой дух».

Так это было или иначе, но, во всяком случае, советская авиация под Москвой уступала люфтваффе практически во всех боевых компонентах. На столицу, используя новейшие системы радионавигации и ночного наведения на цель, шли бомбардировочные эскадры люфтваффе, экипажи которых за два года военных кампаний в Западной Европе приобрели огромный боевой опыт бомбардировочных рейдов. Немецкие летчики-истребители имели на своем счету сотни боевых вылетов, десятки воздушных боев и побед.

Противостояли немецкой авиации под Москвой около 600 истребителей ПВО. Правда, с учетом фронтовой авиации на Московском направлении было примерно равное количество немецких и советских боевых самолетов. Однако навстречу противнику с подмосковных аэродромов взлетали летчики, для большинства из которых это были первые боевые вылеты. Они, как правило, не только не имели боевого опыта, но также значительно уступали немецким пилотам в летной подготовке и, в частности, не имели опыта ночных полетов, тем более что на их истребителях не было необходимых для этого приборов.

При этом до 40 % самолетного парка ПВО Москвы составляли безнадежно устаревшие истребители И-16 и И-153. Более современные МиГи, Яки и ЛаГГи, близкие по своим тактико-техническим характеристикам к немецким самолетам, начали поступать в полки незадолго до войны или в ходе ее, и летный состав только приступал к их освоению.

Эффективность управления авиационными силами и средствами в люфтваффе значительно превосходила ее уровень в авиации московской ПВО. Достаточно сказать, что для этого на всех немецких самолетах стояли рации, а на советских самолетах – только на одном из десяти.

Устарела используемая ВВС Красной армии тактика, которая предписывала истребителям плотные боевые порядки и ограничения на создание тактических групп, например «ударных» и «прикрывающих». Основной тактической единицей было неповоротливое звено из трех самолетов, а в люфтваффе – маневренная пара истребителей.

Тем не менее воздушное сражение в небе Москвы советские летчики выиграли. За девять месяцев этого сражения из 8600 самолетов противника, участвовавших в налетах на Москву, было уничтожено 1392, а к столице прорвалось только 234 – менее 3 %. После первых же налетов немецкие пилоты убедились, что указание Кессельринга «подойти к Москве на небольшой высоте и точно положить бомбы» практически невыполнимо. Спасаясь от ПВО Москвы, они старались забраться как можно выше и, как правило, сбрасывали бомбы беспорядочно, куда попало или на ложные цели.

Правда, в результате бомбардировок все-таки погибло 1356 москвичей, пострадало 19 небольших предприятий и получили попадания бомб 227 жилых домов и других строений. Но чтобы оценить масштаб этих потерь, следует вспомнить, что всего за одну ночь с 10 на 11 мая 1941 г. при бомбардировке Лондона значительно больше погибло жителей, было выведено из строя предприятий и разрушено домов, чем за девять месяцев бомбовых ударов немецкой авиации по Москве.

По словам немецкого историка Клауса Рейнгардта, «противовоздушная оборона Москвы была такой сильной и хорошо организованной, что немецкие летчики считали налеты на русскую столицу более опасным и рискованным делом, нежели налеты на Лондон». Франц Куровски, используя характерную лексику, пишет, что ВВС Красной армии под Москвой «продемонстрировали дикую, фанатичную решимость, которой от русских, после понесенных ими потерь, никто не ожидал. <…> Показали свою почти неисчерпаемую мощь и несгибаемую решимость любой ценой защитить Москву».

Учитывая огромные потери люфтваффе и незначительный результат его налетов, немецкое командование в апреле 1942 г. отказалось от бесплодных попыток бомбить Москву. Это была победа зенитчиков, прожектористов, бойцов из состава частей аэростатов заграждения, воздушного наблюдения, оповещения и связи, местной противовоздушной обороны. Но, безусловно, главными героями сражения в небе Москвы были летчики ПВО. Кто были эти люди, которые вступили в бой с противником, превосходящим их по силе, подготовке и оснащению, как они воевали и как победили, как сложилась их дальнейшая боевая и летная жизнь?

Предлагаемые записки – попытка ответа на эти вопросы на примере одного из таких людей – отца автора, Георгия Николаевича Урвачева (1920–1997), и его друзей, летчиков 34-го истребительного авиационного полка. Этот полк с 1938 г. входил в состав ПВО Москвы, а в апреле 1945 г. был передислоцирован на Дальний Восток и принял участие в войне с Японией.

Записки в основном посвящены предвоенной подготовке и боевой работе полка и его пилотов в 1941–1945 гг., когда они, как представляется, полностью исполнили свой воинский долг и главное предназначение их военной службы и жизни в войне с фашистской Германией и империалистической Японией. Последующие события боевой и летной жизни полка и его летчиков коротко изложены в заключительной части настоящих записок.

Предварительно кажется необходимым сделать одно замечание. В предлагаемых записках содержатся эпизоды, в которых поступки летчиков и других военнослужащих не всегда укладываются в рамки обывательской добропорядочности и законопослушания. По глубокому убеждению автора, это нисколько не умаляет их боевых заслуг и не затмевает морально-нравственный облик, но делает более объективным рассказ о них.

Каждый, кто возьмет на себя смелость судить их, должен помнить, что почти все они были молодыми людьми 20–25 лет, на плечи которых легла тяжелая, смертельно опасная работа и ответственность за судьбу столицы, что потребовало от них неимоверного напряжения физических и нравственных сил. И не может быть никакого сомнения, что они справились с этой работой и были достойны выпавшей на них ответственности.

Записки подготовлены на основе летной книжки Г. Н. Урвачева, военного летчика, участника войн с Германией и Японией в 1941–1945 гг., в Корее – в 1952–1953 гг. и летчика-испытателя ВВС в 1954–1964 гг. Использованы его устные рассказы, газетные заметки, короткие записки и тезисы к выступлениям, а также литература, архивные и другие материалы, список, которых приводится в конце записок[1]1
  Выписки из летной книжки, других документов, а также из опубликованных и рукописных материалов в настоящих записках выделяются курсивом.


[Закрыть]. С целью лучше передать атмосферу и лексику того времени в записках приводятся многочисленные цитаты из служебных воинских документов.

Тем не менее следует иметь в виду, что летная книжка, как и другие официальные документы, не вполне адекватна реальной жизни. Трудно предположить, что в условиях напряженной, динамичной летной и боевой работы тщательно заполняются многочисленные разделы и графы летных книжек. Один летчик-истребитель вспоминал: «Летные книжки мы не проверяли, <…> уже после войны я посмотрел документацию. Велась она безобразно, поскольку никто из летчиков ее не контролировал. Много не дописывали, много неточностей, что-то упущено».

Урвачев был хорошим рассказчиком, но все, что использовано в настоящих записках, рассказано им от случая к случаю на протяжении десятилетий, и вот уже более пятнадцати лет его нет в живых.

Проработанная при подготовке записок литература зачастую отмечена недостатками, свойственными многим современным книгам на исторические темы, – неряшливостью, небрежностью и слабой проработкой материала при их подготовке, хотя и лишена главного из них – в ней реальная история не подменяется выдумками авторов.

Как следует из сказанного, записки могут содержать ошибки или неточности. Однако использованные при их подготовке материалы, особенно архивные, изложены максимально точно и добросовестно. В этих записках нет ни одной выдуманной строки. Высказываемые предположения сопровождаются соответствующими оговорками.

Глава 1. Начало летной биографии, Люберцы

Пролетарский аэроклуб и Борисоглебская военная школа летчиков

Георгий Урвачев родился в деревне Причаль Веневского района Тульской области и был, как он писал в автобиографии, «из середняцкой семьи». Перебравшись до революции в Москву, его отец Николай Алексеевич работал токарем на заводе Михельсона, а мама Федосья Захаровна – прядильщицей на мануфактуре Алексеева. Затем они вернулись в деревню, где и родились их дети – сын и две дочери. Но Николай, получивший туберкулез в окопах Первой мировой войны, умер в 1926 г., и Федосья осталась с тремя детьми на руках, из которых шестилетний Егор, будущий отец автора, был старшим, и хозяйство пришло в упадок. Спасаясь от голодной смерти в 1929 г., она с детьми снова приехала в Москву на мануфактуру, ставшую прядильной фабрикой имени М. И. Калинина.

Поскольку в семье не был лишней копейки, чтобы продолжать учебу в школе, за что тогда начиная с восьмого класса надо было немного, но платить, Егор после семилетки пришел на завод Михельсона, который к тому времени назывался уже имени Владимира Ильича, раненного здесь в 1918 г. Окончив фабрично-заводское училище, он вскоре стал квалифицированным токарем и всегда гордился, что работал не на конвейере, а был токарем-универсалом в инструментальном цехе и выполнял «штучную» работу.

Путь Георгия в авиацию был типичным для того времени. Работая на заводе, он получил первоначальную летную подготовку в Пролетарском аэроклубе Москвы на планере и учебном самолете-биплане У-2. Одновременно с ним в этом аэроклубе учились летать будущие летчики Герои Советского Союза Евгений Балашов, Петр Вострухин, Константин Коршунов, Александр Куманичкин, Виталий Поляков, Борис Попков, Иван Сорокин, Виктор Талалихин. С ними училась, а затем работала инструктором аэроклуба Валентина Лисицына, которая во время войны стала заместителем командира 586-го женского истребительного авиационного полка, а после войны – Героем Социалистического Труда.

25 декабря 1938 г., окончив аэроклуб, Георгий Урвачев поступил во 2-ю военную Краснознаменную школу летчиков в г. Борисоглебске. Через три дня после его зачисления школе было присвоено имя погибшего за две недели до этого в испытательном полете одного из первых ее выпускников 1923 г. комбрига Валерия Чкалова. В том же декабре начальником Борисоглебской школы стал еще один ее выпускник полковник Валентин Ухов, участник войны в Испании, награжденный орденами Ленина и Красного Знамени.

Впоследствии Урвачев неизменно подчеркивал, что вступил в Красную армию в восемнадцать лет добровольно, поскольку призывной возраст тогда был 21 год. 23 февраля 1939 г. курсанты приняли присягу, и через месяц у них начались полеты на учебно-тренировочном самолете-моноплане Ут-2, переходном от биплана У-2 к скоростным самолетам-истребителям. А еще через два месяца они вылетели на одном из таких скоростных самолетов – учебно-тренировочном истребителе УТИ-4.

Это двухместный вариант боевого истребителя И-16 и такой же сложный в пилотировании. Так, незадолго до первого полета курсанта Урвачева на УТИ-4 11 мая на самолете этого типа сорвались в штопор и погибли известные летчики Герои Советского Союза майор Полина Осипенко и комбриг Анатолий Серов, похороненные в Москве у Кремлевской стены.

Нарком обороны СССР в приказе об аварийности в частях ВВС отметил, что «число летных происшествий в 1939 г. <…> достигло чрезвычайных размеров, <…> мы потеряли 5 выдающихся летчиков – Героев Советского Союза <…> – тт. Бряндинского, Чкалова, Губенко, Серова и Полину Осипенко». Осваивая профессию военного летчика, курсанты познакомились и с этой ее трагической стороной. Тем летом на аэродроме школы проходил практику слушатель-первокурсник Военно-воздушной академии имени Н. Е. Жуковского старший лейтенант Аркадий Чапаев – сын героя Гражданской войны В. И. Чапаева. При выполнении зачетного полета на истребителе И-16 Аркадий сорвался в штопор и погиб.

Самолет пришлось выкапывать из илистой отмели мелкого озера, в которую он зарылся на несколько метров, а тело пилота из сплющенной кабины вырезать с помощью автогена. Георгий Урвачев вместе с другими курсантами участвовал в этих работах, тягостные впечатления от которых остались у него на всю жизнь, хотя впоследствии ему много раз приходилось наблюдать картины авиационных катастроф.

Тем не менее летчик-инструктор младший лейтенант Лисовский в аттестации на курсанта Урвачева отметил: «Инициативен, решителен и энергичен в повседневной работе. Отлично летает и любит летную работу. <…> Имеет <…> командирские навыки».

Всего за время обучения в школе летчиков он совершил на самолетах УТ-2 и УТИ-4 203 вывозных, контрольных и самостоятельных полета. Его общий налет составил 28 часов, из которых только 19 часов самостоятельных и контрольных полетов. Известно, что при вывозных полетах самолет пилотирует инструктор, постепенно передавая управление курсанту, а при контрольных – инструктор контролирует действия курсанта, который управляет самолетом.

В настоящее время даже для получения свидетельства летчика-любителя надо налетать 35 часов, выпускник летного училища ВВС России должен иметь налет 200 часов, а у курсантов немецких летных училищ до войны он достигал 250 часов. Сравнение этих показателей с налетом выпускников летных школ ВВС Красной армии давало основание для рассуждений в средствах массовой информации нашего времени на тему о готовности немецких летчиков и неготовности советских пилотов к боевой летной работе.

В связи с этим следует иметь в виду, что советская система подготовки военных летчиков перед войной строилась в условиях острого недостатка ресурсов и огромной потребности в летном составе для формирования новых авиачастей. С учетом этого в советские военные школы летчиков принимали ребят, уже получивших первоначальную летную подготовку в аэроклубах, а основное обучение полетам на боевых самолетах и боевому применению они проходили в строевых авиационных полках.

При этом можно поспорить, кто лучше подготовит молодого летчика к боевой летной работе: инструктор в училище, зачастую сам его недавний выпускник и не служивший в строевой части, или опытный летчик-командир. Во всяком случае, Урвачев считал, что прошел войну и остался в живых благодаря вводу его в строй после школы летчиков командиром полка, командирами эскадрилий и звеньев, имевшими боевой опыт, который они получили на войне в Китае, Монголии, Испании и с Финляндией.

Все сказанное не ставит под сомнение очевидное и признанное всем авиационным миром правило: налет пилота – основной показатель уровня его летной подготовки. Но не единственный и не универсальный.

Была еще одна причина малого налета курсантов. Угроза войны и формирование значительного количества новых авиационных частей потребовали ускоренной подготовки пилотов. В связи с этим Борисоглебская, как и другие военные школы летчиков, получила приказ в два раза сократить программу и время обучения курсантов набора 1938 года[2]2
  В 1940 г. Борисоглебскую школу летчиков вновь перевели на двухгодичный срок обучения.


[Закрыть]. Поэтому менее чем через год после поступления в школу летчиков, уже 5 ноября 1939 г. ее выпускнику Георгию Урвачеву приказом наркома обороны СССР было присвоено звание младшего лейтенанта и он стал летчиком-истребителем ВВС Красной армии.

Борисоглебская школа впоследствии была преобразована в высшее военное авиационное училище летчиков. На его сайте в Интернете есть фамилии 174 выпускников 1939 г. и краткие сведения о дальнейшей судьбе ста семи из них. Все они воевали, и 38 летчиков погибли, тридцать два – стали Героями Советского Союза, а два Алексея – Алелюхин и Рязанов – были удостоены этого звания дважды. Из числа Героев 15 летчиков погибли в воздушных боях, а один, будучи сбит, сдался в плен, служил врагам, был осужден и расстрелян. После войны еще один летчик посмертно был удостоен звания Героя России, трое стали заслуженными летчиками-испытателями СССР, а двое из них – Героями Советского Союза. Сведения не полные, но говорят о судьбе этого поколения летчиков в нашем Отечестве.

Сохранился фотомонтаж, посвященный выпускникам 1939 г. одной из учебных групп Борисоглебской школы летчиков: «В память совместной учебы». На нем портреты инструкторов группы капитана Подмогильного, старших лейтенантов Маркова, Маторина, Ремезкова, лейтенантов Астафьева и Мышенкова, младшего лейтенанта Лисовского и 29 выпускников, младших лейтенантов в летных шлемах и очках, среди которых Урвачев. На упомянутом сайте имеются сведения менее чем о трети из них.

Так, Семен Гуцкин был летчиком ПВО Ленинграда и в сентябре 1941 г. погиб в воздушном бою в районе Мги. Николай Крохин погиб 31 декабря 1941 г. при штурмовке войск противника под Ростовом. В феврале 1942 г. зенитным огнем был сбит Сергей Корнилов, а в марте – Василий Ростунов, в сентябре не вернулся с боевого задания Константин Соковин. В мае 1944 г. пропал без вести под Гомелем Сергей Любаев.

Петр Батырев участвовал в войне с Финляндией, потом с Германией и был, наверное, хорошим разведчиком, которых очень ценят в авиации. Из 330 его боевых вылетов 212 – на разведку, кроме того, в воздушных боях он сбил шесть самолетов противника. В сентябре 1944 г. в бою с восьмеркой мессеров у польского города Августов Петр был тяжело ранен, перетянул через линию фронта, но его подбитый самолет рухнул на землю. Посмертно Батыреву было присвоено звание Героя Советского Союза.

На фотомонтаже есть также портрет начальника Борисоглебской школы летчиков в 1938–1940 гг. полковника В. П. Ухова. С августа 1941 г. он командовал истребительной авиадивизией, сам много летал на боевые задания, был неоднократно награжден, в том числе вторым орденом Ленина, стал генерал-майором авиации и в 1945 г. участвовал в Параде Победы на Красной площади.

В 1950 г. Ухова арестовали и в 1952 г. по вздорному обвинению приговорили к 10 годам лишения свободы. Он обратился к генеральному прокурору СССР с жалобой на сфальсифицированное в отношении его дело, указав причастным к этому своего бывшего подчиненного Василия Сталина, поскольку, будучи его командиром, неоднократно пытался препятствовать «художествам» сына вождя вплоть до требования отстранить Василия от должности командира полка. В 1953 г. В. П. Ухов был освобожден, в 1954 г. – реабилитирован и в 1957 г. скончался.

Но все это произошло значительно позднее, а в ноябре 1939 г. младшему лейтенанту Урвачеву, направившемуся к месту службы, представился случай повидаться с матерью. Его мама, одна вырастив трех детей, познав тяжелый крестьянский и фабричный труд, обладала твердым характером, не была сентиментальной, но встреча с ней тем не менее приняла драматический оборот.

После годичной разлуки с сыном она, услышав звонок и его голос с лестничной площадки: «Это я, мама», открыла дверь, ожидая увидеть своего невысокого, щуплого, непритязательно одетого Егорку, каким он уезжал из дома в школу летчиков. Но перед ней стоял рослый, крепкий парень в ослепительно-белой рубашке с галстуком, в синей форменной тужурке с красными командирскими «кубарями» на голубых петлицах, с золотыми крыльями военного летчика на рукаве, и она… упала в обморок. Придя в себя, она узнала радостную весть – младший лейтенант Урвачев был направлен служить не на Дальний Восток, как предполагалось ранее, а в подмосковные Люберцы.